***
Неделя проведенная в полном покое, тишине и темноте шатра Арзата, как и рекомендовал доктор, действительно пошла на пользу больной. И не только в физическом плане. К ней не заходил никто, кроме старого эльфа, менявшего ей повязки дважды в день, поэтому, находясь большую часть времени в одиночестве, Миланиель успела обдумать и решить многое.
Так её положение, видевшееся по началу плачевным, когда отступила тупая и гнетущая головная боль, казалось весьма перспективным. Каким-то образом вместо новой жизни она получила чужую, будто поношенное платье примерила: ещё красивое, сидит хорошо, да надевать как-то неприятно. Сейчас же открылись положительные стороны: "платье" несмотря на то, что не было ново, не требовало затрат времени и сил на изготовление. Девушке, которая даже не в силах сходу придумать себе имя, худо бы пришлось на улицах портового города без маломальских связей или умений. Здесь, в военном лагере эльфов, она уже была принята за свою, к тому же оказавшись приближённой к главнокомандующему, а не служанкой или кухаркой.
Падение и мнимая потеря памяти тоже играли на руку: никто не удивился бы расспросам девушки о её прошлом. Так от лекаря удалось узнать, что сам он впервые увидел её в этом лагере ещё 6 лет назад, в начале войны, при представлении главнокомандующего армии. При этом старый эльф уточнил: "Вы, кажется, были знакомы ещё до времен империи в нашем государстве, но я не могу точно сказать вам. Моё дело истории болезней, а не жизней. Может стоит порасспросить у ваших друзей? Тем более, что общение с любящими вас людьми само по себе может спровоцировать возвращение утраченных воспоминаний."
Этот разговор состоялся уже на четвертый день после прихода Миланиель в себя, потому Габит, так звали лекаря, не позволил ей сразу же встретиться с "новоприобретенными" друзьями. Он опасался осложнений, хотя травмы в сущности были незначительными и лекарства подействовали на удивление быстро. Зато в тот же день наконец снял с ушибленной руки порядком мешавшую, бесполезную повязку.
Она ждала. Лежала в полумраке шатра, разглядывая вплетенные в его ткань узоры, проявлявшиеся на просвет, и прислушиваясь к звукам доносящимся из-за полотна, делившего его пополам. Это были шаги и приглушённые голоса Малики, Арзата, намного реже Гевора, иногда разбавляемые шелестом бумаги или бренчанием оружия. Другие люди появлялись там крайне редко и не на долго, чаще всего для того, чтобы сказать пару слов вроде "кони готовы" или "письмо из столицы". Их голоса оставались почти не различимы её слуху, в то время как своих друзей девушка изучила.
Походка Гевора, лишённая ритма, тяжёлая, с большой частотой шагов, дополнялась на удивление приятным низким голосом даже без хрипотцы - самым лучшим его качеством, - который впрочем искаженный насмешкой, нередко сквозящей в его речи, терял большую часть своей прелести. Воин вообще открывал рот в основном только для острот, хотя не всегда удачных.
Малика ходила мало. Вместо этого она передвигалась не то бегом, не то прыжками, редко и легко касаясь земли. Говорила быстро, излишне много, тихо, но из-за природной звонкости голоса, будто громче остальных. Когда среди всего прочего её речи могли напомнить о Ризе, потере памяти или чем-то, что только Пресвятой Деве известно как могло быть с ними связано, она будто со всего лету спотыкалась о невысказанные слова, замолкала на секунду, а затем произносила по крайней мере одну бессмысленную фразу, пытаясь загладить следы своей ошибки.
Арзат, если и поднимался из-за стола, то бродил от одной стенки шатра к другой мерными широкими шагами. По ним время можно было отсчитывать. Звук его поступи походил не на гнетуще-тяжелый бой часов, стоявших в парадной столовой королевского дворца Дирселиса, а приятно-глухой ход тех, что висели в её комнате. При гостях он только лишь сидел. Голос его из-за въевшейся командной интонации звучал довольно холодно, спокойно и отточено. Но таким он был не всегда. Один раз очевидно зачитавшись или глубоко задумавшись, Арзат начал напевать какой-то мотив своих земель. Мелодия наполненная чувствами и эмоциями преобразила его, заставив звучать глубже, немудрено было заслушаться. Когда напев закончился, эльф замолк, вовсе не заметив произошедшего, а девушка ещё долго раздумывала: не почудилось ли ей? Но кому ещё было в то время петь в шатре, где находились только эти двое, разделенные перегородкой полотна?
Из всего услышанного в голове Миланиель складывались портреты куда более четкие, чем те воспоминания о внешности товарищей, что остались после первой встречи.
В тот день вместе с доктором в шатер вошёл слуга, доложивший главнокомандующему, что к его тренировке всё готово. Арзат последовал за ним, пригласив с собой сидевшую у него с утра Малику, но та отказалась, сославшись на усталость, и осталась за полотном.
- Как вы себя чувствуете? - сегодня Габит был на удивление бодр и весел, с его лица исчезло лишнее беспокойство, раньше превращавшее заботу о больной в напряженную озабоченность её состоянием.
Увидев в этом хороший знак, Миланиель не преминула воспользоваться этим.
- Всё просто прекрасно. Может быть, я никогда в жизни такой здоровой не была.
- Прекрасно! Прекрасно! - лекарь, эхом вторя девушке, приступил к замене повязки на её голове, выстукивая носком ноги довольно бодрый ритм песенки, которую напевал про себя. - Прекрасно! - последнее восклицание относилось к уже затянувшимся царапинам и гематоме сменившей цвет на зеленовато-синий. - Так болит?
- Нет. - прикосновение холодных пальцев к виску действительно уже не приносило неприятных ощущений.
- Что же, вам теперь эти бинты разве что для красоты нужны. И мазь я другую буду втирать. У неё запах-то поприятней будет.
В два легких прыжка заинтересовавшаяся разговором Малика оказалась у полотна перегородки, черным силуэтом замерев на нем.
- Возможно я тогда уже могу выйти отсюда: хоть свежим воздухом подышать?
- Свежий воздух это, конечно, хорошо... это полезно, но не думаю что вам стоит гулять одной...
- Я могу её сопровождать. - всё-таки не утерпев, произнесла эльфийка появляясь в импровизированной госпитальной палате. - Действительно, ведь на улице прекрасная погода - лучшее время для прогулок. - и без того ослепительно белая, она сияла ещё ярче от счастья. В конце концов не одна Миланиель потратила эти семь дней на размышления. Малика, поборов в себе первое инстинктивное желание хорошенько отомстить по сути невиновному Туяфу и второе похандрить, осознала, что потеря памяти подругой дело если не обратимое, то хотя бы поправимое. Всё последнее время она только и ждала случая поговорить с Ризой.
- Оу, ваше желание помочь похвально, но излишне... - попытался утихомирить распаленную энтузиазмом эльфийку старый эльф.
- Отчего же? Мне совсем не трудно. Я только рада буду. Ох, да ведь не пойдешь же ты так. Эй, вы, там! Пошлите ко мне в палатку за большим сундуком, пусть сюда несут. - один из дежуривших у входа солдат, помчался исполнять приказ, а эльфийка, мгновенно оказавшись у походной кровати, присела на неё, положив руку на плечи подруге. - Я все твои вещи сохранила. Сейчас переоденешься и пойдем.
Миланиель была рада наконец увидеть хоть кого-нибудь кроме надоевшего доктора. И становилась ещё радостней о того, что счастье подруги, слишком большое и необъятное для одного, передавалось ей. На красивую улыбку эльфийки она ответила своей радостной, но немного виноватой улыбкой. Все-таки жаль было обманывать такое искреннее существо.
- Простите, что вмешиваюсь. Мне кажется, больной не стоит гулять с вами. - он особенно выделил последнее слово. - Думаю, лишние волнения не пойдут ей на пользу.
Отрезвленная этим вежливым замечанием Малика оправилась, сняв руку с плеч Миланиель. Её лицо приняло самое спокойное и умиротворенное выражение из возможных.
- Господин Габит, я уверяю вас, что смогу обеспечить своей подруге полное спокойствие в моем обществе.
- Нет, послушайте пожалуйста. Я говорю серьезные вещи. Внешние последствия травмы уже прошли, но, однако же, из потери памяти можно сделать вывод, что состояние вашей подруги не так просто. Любые нервные потрясения или излишняя нагрузка на мозг могут привести к неприятным ухудшениям.
- Вы хотите сказать, что я вредна для своей подруги? - с этими словами она сжала руку Миланиель, лежащую поверх одеяла.
-Нет, я говорил о некоторых ваших привычках и излишней эмоциональности поведения.
- Но я хочу прогуляться с Маликой! Вы же сами говорили, что общение с друзьями пойдет мне на пользу. - вмешалась Миланиель.
- Да, просто в случае с этой госпожой я не могу быть уверен в соблюдении достаточной меры. - Габит из последних сил сохранял учтивость: из всех приближенных к главнокомандующему его больше всего раздражала эта "слишком умная" особа, которая за последнюю неделю раз двести потребовала у него отчет о состоянии больной, примерно столько же уточнив: не обманывает ли он её?
- Так уж будьте уверены!... - разгоряченная эльфийка уже хотела продолжить и набрала в грудь воздуха, однако её опередила подруга.
- Пожалуйста, доктор, я уверена: всё будет хорошо. В ваших услугах теперь нет надобности.
- Хорошо, если вы так считаете. Я сообщу главнокомандующему о вашем решении. - старый эльф решительно поднялся со своего походного стула, собирая в сумку разложенные на кровати бинты и склянки. Одну впрочем он оставил. - Эту мазь втирайте перед сном, так быстрее пройдет гематома. До свидания. - явно разобиженный таким самоуправством пациентки лекарь поспешил удалиться. Его редкое хорошее утреннее настроение исчезло без следа.
Вместе с тем в шатер вошли двое солдат, несущих довольно большой сундук. Малика указала место у кровати, где следовало его поставить, и, как только носильщики удалились, подтолкнула подругу:
- Ну же, открывай!
Миланиель, чересчур залюбовавшаяся сундуком, не отреагировала, продолжая разглядывать переплетения тонких полос неизвестного с голубоватым отливом металла, выложенных на крышке узором, напоминавшим толи дерево, толи сплетение цветов, устремленных вверх. В промежутках между ними были проложены кусочки дерева разных пород, изображавшие лепестки (или может листья), некоторые из которых осыпались на землю, замирая в воздухе. Они облетали в том месте, где касались изображения солнца с витиевато сплетенными лучами. Те из них, что достигали земли, давали начало новым росткам, так же стремящимся в высь. Внизу контуры складывались в фразу на неизвестном языке. Рука сама потянулась к ней, а указательный палец непроизвольно заскользил по линии повторяя написанное, будто от этого оно стало бы понятней.
- Ты помнишь язык проклинающих? - тихим шепотом спросила Малика.
- Нет, - тихо, в тон ей отвечала девушка. - А что это здесь написано? И кто такие "проклинающие"?
- Слова значат: "Ничто не было зря". Тебе они раньше очень нравились. С тех пор, как Арзат подарил этот сундук, они стали чуть ли не твоим девизом.
- Подарок значит... - вспомнились горы подношений, по поводу и без доставляемые во дворец от послов, вельмож и других подобных им, желавших выслужиться. Любой их подарок наверняка стоил дороже, но в то же время не был достоин находиться рядом с этим. В нем чувствовалось искреннее желание порадовать адресата. Ведь формальные презенты не украшают словами, в которых наверняка заключен особый смысл. Интересно было бы узнать, что значили они для той, кому предназначались. Впрочем Миланиель тоже нашла в них свой подтекст. - А как это произносится? - девушке от чего-то захотелось попробовать фразу "на вкус".
- Не могу сказать, - потупилась эльфийка, - для нас - отреченных этот язык запретен. Мы больше не достойны произносить его слова вслух и писать их.
- "Отреченных"? А что это значит?
- Ну, думаю, об истории мы с тобой ещё успеем поговорить. Давай-ка лучше переоденем тебя. Не хочешь же ты по военному лагерю в одной рубашке разгуливать.
Ловкие длинные пальцы открыли застежки и откинули тяжелую крышку сундука. В нем аккуратно свернутые лежали лоскуты разнообразной материи. Понять по форме, где какой предмет одежды, было почти невозможно. Разве что выбеленная простая ткань очень походила на ту, из которой была сшита ночная рубашка, одетая на Миланиель.
Красный сверток с коричневым узором, темно-синий с блеском, серый, черный... взгляд девушки скользнул по ним и остановился на зеленом с вышивкой. Вещь оказалась платьем. Таких при дворе Дирселиса не носили. Лишенное пышности и сверкания камней, зато отделанное вышивкой растительного орнамента из золотых с оранжевыми нитей, почти прямое, с длинными рукавами, полностью скрывающее спину плечи и грудь.
- Можно? - спросила девушка у эльфийки.
- Конечно, это же твои вещи. Правда странно... Ты обычно предпочитала не выделяться среди обитателей лагеря. - она похлопала себя по ноге, только сейчас Миланиель обратила внимание, что её подруга в плотных матерчатых штанах, как и подобает приближенным к главнокомандующему. Тем более, что свита эта, судя по слышанным за неделю разговорам, по совместительству была личной охраной. - Это платье ты одевала только в столице империи и только по большим праздникам. Но знаешь что?! Думается как раз сегодня самое время. Риза, ты ведь наконец вернулась к нам! Чем не праздник? - необычайно оживившись, она заключила девушку в крепкие объятия, но уже через несколько секунд отстранилась и, вскочив с кровати, потянула за собой подругу. -Давай, я помогу одеться!
После недельного беспрерывного лежания на постели такой резкий подъем оказался проблематичным: ноги заплетались. Равновесие было потеряно, однако рука эльфийки удержала от резкого приземления на кровать.
- Да, ты, я вижу, падать большая мастерица.
Обе подруги дружно расхохотались. Смеялись они долго, причем скорее от того, каким забавным им казался смех друг друга, фраза, по сути, была просто поводом, чтобы выплеснуть свои эмоции.
Первой в себя пришла Малика. Она стала копаться в сундуке и выудила со дна пару сапог окрашенных в тон платью.
- А к нему туфли не полагаются?
- Ты о чем? Риза, которую я знала раньше, такое бы точно никогда не обула. - эльфийка даже снова рассмеялась. Миланиель поддержала её вполне естественно, про себя отметив, что не стоит задавать лишних вопросов: ей здесь, очевидно, и так были бы рады всё порассказать.
Малика как служанка ухаживала за подругой: расчесала ей волосы, помогла надеть платье, велела повернуться спиной, чтобы застегнуть пуговицы, да так и замерла поднеся к ним руки. После минутного ожидания Миланиель оглянулась, успев заметить, каким странным взглядом подруга смотрела на её спину. В нем замерла смесь страха с удивлением.
- Что-то случилось?
- Нет, нет. Просто вспомнила кое-что. Одно важное дело. И вообще не вертись.
В следующие несколько минут платье было полностью одето и оправлено, пряжки на сапогах застегнуты, а оставшаяся неприкрытой распущенными волосами часть гематомы, за неимением каких-либо подходящих украшений или головных уборов, спрятана под повязанным на голову тонким вышитым поясом. Перед "выходом в свет" Миланиель ещё раз оглядела свой странный, на удивление хорошо при этом смотрящийся наряд, подумав, что новая жизнь ей досталась наверняка не из скучных.
***
Поздним вечером в замке уже не так много людей бродит по коридорам, но ещё мало кто спит. Стоя за одной из плотных темно-синих штор, повешенных у двери кабинета ради красоты, весьма удобно наблюдать за происходящим в комнате через приоткрытую дверь, не боясь, что тебя поймают за этим делом.
- Пресвятая Дева, это просто невозможно! Из-за Мианиель рухнули все планы! - королева, сидящая за столом перед картой, в бессилье уронила голову на руки.
- Не стоит так драматизировать. Наступление переносится всего на пару месяцев. У нас есть время собрать дополнительные силы.
- Не глупи, это слишком опасно, мы были не готовы к такому повороту событий. Нам без того будет очень тяжело долго скрывать от эльфов уже стянутые войска. Да и держать их в боевой готовности всё время обходится недешево. Вообще, откуда такая уверенность, что на сей раз всё пройдет как нужно? Она осмелилась вернуться домой после того нашего разговора, я не удивлюсь, если моя сестрица снова испортит всё дело. Чего ей стоит?! Надо же какая дерзкая стала!
- Успокойся, какой смысл переживать из-за того, что ещё не случилось? - Мансур приобнял жену за плечи, но та резко сбросила его руки.
- Какой смысл? В политике нужно просчитывать все возможные варианты. Как глава государства я не могу позволить себе быть такой же узколобой, как ты. - надевая царственную маску, Аланиель меньше всего была похожа на человека.
"Семейка стоит друг друга: Леди из стали и Интерьерная статуя." - невольно усмехнувшись подумала прислушивавшаяся принцесса-самозванка.
- Не смей оскорблять меня, я тоже король! И прекрати уже это. Я могу найти оправдание тому, что ты никак не успокоишься после возвращения сестры, хотя давно бы пора взять себя в руки ради твоего же блага, но истерики по поводу их будущей встречи просто надоели. Мне не хуже твоего известны все возможности дальнейшего развития. Даже если она заартачится, что ты с можешь сделать сейчас? Ничего. Последствия её прошлой выходки мы уже разгребли, как смогли, а новой катастрофы ещё не произошло. Прекрати свою паранойю пока она не свела меня с ума!
С минуту длилось молчание. Замершие, неотрывно смотрящие друг другу в глаза, супруги ещё больше походили на скульптуры.
- Не ровняй нас. Я - единоличная правительница Дирселиса! Моя власть безгранична...
- И от неё у тебя сносит голову! Признайся: ты не выдерживаешь давления. Проблемы выбивают тебя из колеи, однако ты всё равно продолжаешь придумывать себе лишние. Послушайся меня, успокойся, остановись и позволь помочь тебе. - с каждым произнесённым словом голос Мансура смягчался. Последнюю фразу он проговорил, почти умоляя. Только Аланиель будто этого не заметила.
- Не надейся отнять мою власть!
- О, Бескрылая, верни этой женщине потерянный разум!
- Ааархг! - вскочив с на ноги вместе с этим, больше похожим на рык, криком, королева быстрым шагом шла из кабинета и направилась по темному коридору к своим покоям, даже не захватив свечу со стола.
Проводив жену долгим напряженным взглядом, Мансур покачал головой и, глубоко вздохнув, сел за стол. Мысли его, поначалу с усилием сосредоточенные на вариантах рассеивания войск вдоль границы, довольно скоро обратились в воспоминания о сегодняшней и всех последних ссорах с Аланиель.
Три года назад он, граф Итлен, взял в жены принцессу Дирселиса - красивую, приятную, честную, умную, нравившуюся всем, ему в том числе, но не любимую девушку. Почему? Потому что знал: для него возможны варианты куда более худшие и гораздо менее выгодные. Глупые фантазии о существовании свободы выбора покинули его в довольно раннем возрасте. В жизни выбирать всегда приходится из предложенного - нет смысла ждать чуда, а успеха добивается тот, кто умеет делать это правильно и находить для себя пользу даже в случае ошибки. Мансур обладал обоими умениями.
Не смотря на отсутствие серьезных чувств, совместная жизнь текла легко и приятно. Порой казалось: женись он даже на ней самой только по любви, отношения складывались бы куда трудней. Не оставалось бы той свободы воли, обоюдного уважения. Что ещё лучше: новый статус принца открыл множество дверей. Со временем такая жизнь день ото дня приносила больше и больше счастья.
Всё стало постепенно меняться в тот, когда тяжело заболел старый король. В скором времени, по своей воле сложив полномочия, он передал корону двум дочерям. Двадцативосьмилетняя Аланиель на правах старшей сестры, хотя их разница в возрасте с Миланиель составляла всего два года, взяла на себя регенство и короновалась единоличной правительницей Дирселиса, тем самым глубоко поразив мужа.
У девушки не было никаких корыстных мотивов, она просто хотела оградить свою сестру от тягот монаршей жизни, понимая, что хорошее воспитание и образование, данное им родителями, недостаточны для управления целой страной. Такое своеобразное самопожертвование вызвало в нем чувство восхищения, которое Мансур принял за влюбленность. Он поклялся, что будет помогать жене во всем.
Косые взгляды придворных, распускаемые за спиной слухи о "короле без короны" кардинально разнились, чем очень его забавили. Одни утверждали будто он не иначе как очередной перстень на пальце августейшей особы - "везде следует за ней и указывает туда же куда перст королевы". Другие рассказывали о коварном молодом человеке, который по сути использовал жену как марионетку, оставаясь молчаливым кукловодом. Однако же, никто из них не был прав: Аланиель прислушивалась к Мансуру, когда тот давал дельные советы, но иногда отклоняла и их, взваливая всю ответственность на себя.
Со временем дошло до того, что королева полностью сменила состав кабинета министров на послушных ей овец, рассорилась со своей сестрой, стараясь взять под контроль её жизнь тоже, в то время, как сама находилась на приделе возможностей, физических и душевных. До сих пор только Мансур удостаивался её милости, состоявшей в трате королевского времени на выслушивание его речей, но не более.
За пределами своих кабинетов, залов совещаний, тронной и приемной Аланиель перестала существовать. Будто лишившись желаний и чувств она могла только работать или думать об этом. Остальное: интересы, увлечения - всё, что раньше составляло неотъемлемую часть её жизни, новую королеву не занимало в принципе.
Она потеряла сама себя. А теперь вот, очевидно, решила отказаться от всякой поддержки. Аланиель так боялась потерять свои золотые оковы, что не желала делить их тяжесть с кем-либо.
- Сумасшедшая. - король не заметил как сказал это в слух.
Ему самому было непонятно, почему он всё ещё пытается помочь человеку, который всеми силами отталкивает его. Ради чего? Ведь по сути ни одна реформа или указ её величества не принесли вреда государству, страдала только эта девушка, запутавшаяся в паутине власти, мучилась от собственных глупых мыслей, сгорала изнутри, доводя себя до крайности.
Его коробило, ощущение того, что всё это он делает из жалости. Такие мысли Мансур старался отгонять, но они, как на зло, лезли в голову. Даже считать, что это ради статуса было приятней.
- Можно войти? Я не отвлекаю. - лже-принцесса, узнав достаточно, не желая более копаться в мыслях зацикленного короля, решила, что сейчас самое время для начала осуществления её плана и тихо постучала в дверь.
- Нет, нет, входи Миланиель. Что-то случилось? Почему ты в этом крыле в такое время? - лицо Мансура преобразилось, фирменная идеальная улыбка осветила его мягким теплым светом.
- Решила немного прогуляться перед сном. Надоело сидеть затворницей в своей комнате. - девушка плавно опустилась в кресло напротив короля.
-Ты же понимаешь, что сестра сделала это ради твоего же блага. Нам просто необходимо было прикрытие, чтобы скрыть твой отъезд. Так что раз уж ты вернулась, то, будь добра, доиграй роль больной красницей (1) до конца. Да и осталась ведь всего неделя.
- Это при условии, что она не пожелает запереть меня на всю жизнь.
- Ха-ха-ха. - смех у Мансура оказался тоже идеальный, но там откуда была родом самозванка, она слышала куда лучшее, с чем никто из живущих на земле не сравнился бы.
- Не смейтесь, я ведь действительно так считаю. Подумать только, она заставила всех в замке поверить в правдивость этой истории, опасаясь шпионов. Гулять приходится, когда в коридорах уже никого нет, а о выходе в сад даже мечтать нельзя. За последнее время из людей я видела только Икели.
- Тебе так скучно в обществе своей служанки? Мне казалось: она - твоя лучшая подруга.
- Конечно, к ней я более благосклонна, чем к остальным. Мне отчего-то жаль бедняжку, но, как бы там не казалось, она остаётся только моей служанкой и не более: между нами слишком большая пропасть. С ней мне просто не о чем поговорить. Вы даже не представляете себе, как я обрадовалась увидев вас здесь в такой час.
- Хочешь поговорить со мной?
- Да, раньше мы общались крайне мало.
- Не сказал бы. Мы общались достаточно, чтобы мне стало ясно, как резко ты изменилась за последнее время. Раньше ты никогда бы не стала идти против воли сестры. Кричать и плакать - пожалуйста, но пойти ей наперекор... И откуда взялся этот тон настоящей леди? Что случилось с тобой в Балсахе?
- Говорю же: вы очень мало меня знаете. Я всегда была такой, просто боялась перечить сестре, расстраивая её. Но там, в карете на пути к кораблю, я поняла, что не могу так. Не могу пожертвовать своей жизнью ради её спокойствия, потому что для меня возможность обрести счастье находится только здесь, в Нортари (2).
- Почему ты так считаешь?
- Потому что... -девушка будто замялась, желая распалить интерес собеседника.
- Да, да...
- Вы действительно хотите знать?
- Иначе бы я не спрашивал.
- В этом городе находится самый дорогой для меня человек. Я не могу его оставить. И речь совсем не о моей сестре.
Мансур тут же вспомнил давно замеченные им взгляды Миланиель. Догадаться о влюблённости принцессы не составляло труда, так же легко было игнорировать её чувства, тем более, что они не были и не могли быть взаимными. Девушка вовсе не уступала по красоте королеве, пробуждая в нем между тем исключительно отеческие чувства. О ней хотелось заботиться, оберегать от дурных людей, которых всегда полно при дворе, но поддерживать её мечтания о возможности любви между ними, он не собирался. Только сейчас прозвучавший напрямую намек заставил напрячься - девушка действительно осмелела, раз решилась почти признаться ему в любви. И это его пугало.
В голову не пришло ничего лучше, чем идея снова проигнорировать её слова.
- Думаю, твоему отцу очень повезло с такой заботливой дочерью. Ему действительно будет легче, если ты будешь с ним, в последнее время врачи говорят о значительном ухудшении состояния. Видимо, Черная гостья (3) уже близко.
Девушка не выдержала и, резко подняв голову, заглянула ему в глаза:
- Вы меня опять не поняли или просто не хотите понять?! - разгоряченное лицо Миланиель поразило Мансура. Заметив страх, удивление и сомнение, мелькнувшие в глазах короля, она опять опустила голову, спрятав лицо за волосами. Смущаясь своим откровенным словам, по мнению юноши, на самом деле самозванка старалась подавить желание рассмеяться от того, как легко неприступный для этой девчонки-принцесски Мансур клюнул на её удочку. - В общем уже поздно. Икели наверняка успела приготовить ванную. Я... я лучше пойду. - девушка поднялась и двинулась к выходу. Остановившись в дверях она вновь бросила взгляд на сидящего за столом ошарашенного монарха и улыбнулась. - Может быть вы зайдете ко мне хоть раз? Просто поговорить, уверяю вас! Хоть отдохнете немного от дел. Помогать моей сестре - нелегкая работа. Может вам тоже не стоит приносить себя в жертву ей? - выждав ровно столько времени, сколько было нужно для того, чтобы вопрос, явно задевший за живое, полностью подействовал на него, но Мансур ещё не успел придумать очередной блестящий дипломатичный ответ, произнесла: "Спокойной ночи" - и удалилась.
Отбивая четкий ритм каблуками по полу бесконечно длинного пустого коридора, девушка с наслаждением ощущала послевкусие своего успеха. Да, она действительно очень далеко отошла от роли нерешительной Миланиель, но пока ей удавалось оправдывать себя, и активные действия приносили свои плоды. Первый шаг на пути к цели был сделан.
К тому же в Мансуре она находила возможность маленькой мести. Чем не приятный бонус? Ведь не грех было воспользоваться тем как этот человечишка походил, на бездушного небесного истукана растоптавшего все чувства и стремления девушки. Конечно, король не дотягивал до него, однако с такой внешностью представлять на месте юноши непогрешимого и, говоря с человеком, обращаться к небесному становилось куда легче. А значит проще обходить неписанные законы.
Дополнительным подспорьем становилась возвращенная способность чтения мыслей. Надо сказать, этот воспитанный дипломат почти сумел удержать лицо на протяжении всего разговора, и угадывать его реакцию было бы трудно. Хотя сегодня в определенный момент "наступила тишина". То, что у Мансура на целых полторы минуты исчезли абсолютно все мысли, предполагать глупо, значит что-то случилось с Арзатом.
"Интересно как он там?"
Несколько лет проведенные с людьми не прошли даром - в голове иногда появлялись бесполезные ностальгические мысли.
Словарь (в этот раз скорее пояснения, ради интереса):
1. Красница - наименование в Дирселисе русской ветрянки. Только болеют ей там не часто - людей с уже выработанным иммунитетом даже в старшем возрасте найти не просто.
2. Нортари - самый крупный город государства Дирселис. Три поколения назад туда была перенесена столица и весь двор из стратегических соображений. Выстроен на горе и окружен долиной, заселенной фермерами-поставщиками продукции, с трех сторон. Достопримечательностей не много, но королевский дворец является точной копией, вплоть до декора, старого дворца в первой столице - Бьенфреме. Хотя, по правде говоря, тайных ходов и помещений в нем куда больше.
3. Черная гостья - смерть, но не та, что в плаще и с косой, а от очередного припадка психической болезни. Названия ей не придумали из суеверного страха накликать. Дирселисцы вообще довольно набожный народ, но сейчас не о том. Она сопровождается все учащающимися галлюцинациями. Перед смертью к больным в их бреду якобы является черное облако тумана издающее звуки, похожие на приятное женское пение.