Подвиг и подлость.
Продолжим рассказ поручика В. Соколова об обстоятельствах гибели П.Н. Нестерова:
«Когда мы выехали из города, то увидели, что все поле было покрыто людьми, бежавшими к месту падения самолетов. Они упали километрах в пяти от Жолкиева, с левой стороны шоссе, ведущего в Раву-Русскую.
Никаких строений поблизости не было, но повсюду виднелись палатки военных лагерей: километрах в двух, около леса, стояли казаки; в километре от «Морана», за дорогой, разместился большой обоз, а ближе к Жолкиеву, около села Воля Висоцка, виднелись большие палатки походного госпиталя.
Около разбитых самолетов уже толпилось человек двадцать солдат и казаков.
«Моран» Нестерова лежал шагах в тридцати от дороги, на невспаханном поле. Шасси у него было разбито, крылья сложились, мотора не было, рули погнуты.
Перед самолетом шагах в двадцати лежал Нестеров. Его уже кто-то прибрал как покойника, сложив ему руки на груди. Его тело, руки и ноги были целы, даже одежда нигде не была порвана. Крови нигде не было видно. Только на правом виске виднелась вмятина с капелькой крови.
Мне сразу бросилось в глаза, что на голове у Петра Николаевича не было шлема, а на ногах ботинок, он лежал в шерстяных чулках.
Шагах в пятидесяти от «Морана» было небольшое болото, упиравшееся в дорогу. Часть его была покрыта камышами, среди которых был виден «Альбатрос» с задранным кверху отломанным хвостом. На берегу болота в луже крови лежал разбившийся вдребезги австрийский солдат. Он, очевидно, выпал с падающего австрийского самолета.
Минут через пять после нас приехал автомобиль 1-го отряда в летчиками Кованько и Передковым и с летчиком-наблюдателем Генерального штаба Лазаревым. Они наблюдали бой с аэродрома. Мы молча, со слезами на глазах смотрели на лежавшего перед нами Нестерова. Он был нашим другом и учителем, которому мы подражали и которым мы гордились.
После нескольких минут молчания я спросил у Кованько, который после смерти Нестерова вступал в командование 11-м отрядом:
— Александр Александрович, почему Петр Николаевич без ботинок?
Кованько пришел в себя.
— Действительно... Странно... Улетал он в ботинках.
— А где его шлем? — спросил Передков.
— Непонятно... Я хорошо помню, что он, улетая, застегнул шлем, — сказал, вытирая слезы, Кованько. — Надо посмотреть документы.
Он начал осматривать карманы куртки. Нашел записную книжку, носовой платок, перочинный нож, но бумажника не было.
— Его обокрали! Обокрали, сволочи, мародеры! — закричал Александр Александрович. — Ведь Петр Николаевич приехал на аэродром прямо из казначейства, где он получил деньги для отряда... Кто первым подбежал к аэроплану? — обратился он к толпе солдат.
Из расспросов солдат выяснилось, что первыми подбежали к «Морану» четыре обозных солдата, но они не прикасались к Нестерову, который лежал в том же положении, как и сейчас. Издалека они видели двух человек, которые были около погибшего летчика, а потом побежали по направлению к казачьему лагерю. Но когда обозники подбежали близко и увидели аккуратно уложенное тело с сложенными на груди руками, то они подумали, что те двое, которые были около летчика, прибрали его как покойника. Поэтому они и не смотрели, куда девались те люди. Это показание подтвердили другие солдаты, подбежавшие тотчас же после четырех обозников. Некоторые из них также заметили убегавших мародеров.
— Ну ладно. Потом разберемся, — решил Кованько. — Давайте осмотрим австрийца.
Разбившегося австрийца стали обыскивать и нашли у него легитимацийную карточку.
— «Унтер-офицер Франц Малина», — прочитал громко Кованько.
— Наш брат славянин, — тихонько отозвался стоящий рядом со мной солдат.
— В легитимации указано, что он механик, — сообщил нам прочитавший легитимацию Передков».
Здесь требуются сделать некоторые комментарии.
В отличие от генерала Бонч-Бруевича, поручик Соколов лично участвовал в этих событиях, видел все своими глазами и его рассказ о них, несомненно, представляет большой интерес.
Как следует из него, штабс-капитан Нестеров вовсе не выпадал из своего «Морана» после тарана, как написал Бонч-Бруевич, а упал вместе со своим самолетом.
Поэтому его тело, после этого падения, сохранилось сравнительно хорошо, крови на нем видно почти не было, а вся одежда была целой
(Австриец Франц Малина, действительно выпавший из своего «Альбатроса» после тарана Нестерова, разбился «вдребезги», по определению В. Соколова).
Отсутствие летного шлема и ботинок на теле Нестерова сразу же бросилось в глаза подъехавшим летчикам.
(В отличие от генерала Бонч-Бруевича, им и в голову не пришла мысль, что Нестеров, отчего-то вылетел вовсе без обуви, в одних носках).
Можно с большой степенью достоверности, предположить, что после падения аэроплана Нестерова произошла следующая история:
По-видимому, первыми к упавшему «Морану» П.Н. Нестерова подбежали 2 казака, из расположенного неподалеку лагеря.
Вероятно, поначалу они просто хотели помочь летчику, вытащили его из кабины и даже пронесли тело несколько метров, от самолета.
Но увидев, что летчик мертв, не удержались и «пошарили» по карманам Нестерова.
А уж обнаружив бумажник с крупной суммой денег, и вовсе потеряли остатки совести…
Скорее всего, именно они успели снять с Нестерова его ботинки, летный кожаный шлем (что было тогда большой ценностью и редкостью), бумажник с деньгами, и сбежали.
Их, убегавшими, и видели четверо обозных солдат, которые подбежали к месту катастрофы чуть позже…
Далее события разворачивались следующим образом:
«Пришел грузовик 11-го отряда. На нем приехали мотористы. Нелидов подошел к телу Нестерова и горько заплакал. Остальные мотористы, постояв около «Морана», пошли к болоту осматривать «Альбатрос» и нашли в грязи мотор «Гном»; во время тарана он оторвался от аэроплана Нестерова. Его уложили в грузовик. После на привезенный ковер туда же положили Нестерова.
Солдаты и казаки, которых набежало уже больше сотни, полезли в болото, чтобы вытащить «Альбатрос». Он так увяз в болоте, что его долго не могли сдвинуть с места. Наконец аэроплан сдвинулся, и в тот же момент кто-то из солдат кричал:
— Стойте, стойте! Тут человек лежит!
Из болота вытащили австрийца. У него также нашли легитимацию. «Лейтенант барон Розенталь, летчик». В карманах у него обнаружили бумажник с крупной суммой денег и фотографией, где были сняты он сам, молодой и красивый, жена-красавица и две очаровательные девочки-дочки. Семья производила чарующее впечатление. В кармане брюк нашли небольшой кожаный мешочек с золотыми монетами.
— Это на случай вынужденной посадки в нашем расположении, — заметил кто-то.
Вдруг один местный житель, стоявший в толпе солдат, закричал:
— Так это же наш барон Розенталь! Наш помещик! Его имение рядом с вашим аэродромом.
Действительно, впоследствии, к нашему глубокому изумлению, выяснилось необычайное совпадение. Оказалось, что 11-й авиаотряд стоял в имении Розенталя, Нестеров жил в его доме и спал на его постели. Розенталь был богатым помещиком, раньше служил в кавалерии, затем перешел в авиацию и стал известным летчиком. Летал он на собственном самолете, для которого у себя в имении построил ангар, где Нестеров поместил походную мастерскую отряда.
Толпа вокруг самолетов беспрерывно увеличивалась. Многие начали бродить по полю и искать обломки самолетов. Были найдены небольшой обломок от «Альбатроса» и стеклянный козырек «Морана», защищавший летчика от ветра. Было высказано предположение, что во время тарана Нестеров ударился виском об этот козырек, сорвал его, и это было причиной его смерти.
Какой-то военный врач нашел шлем приблизительно в километре от «Морана», по направлению к казачьему лагерю. Шлем был мягкий, на обезьяньем меху. Очевидно, мародер сообразил, что такая редкая вещь легко может послужить вещественным доказательством мародерства, и выбросил шлем».
Отметим следующие важные обстоятельства:
- Вероятнее всего, причиной смерти П.Н. Нестерова было то, что он сильно ударился головой о ветровой «козырек» «Морана» в момент таранного удара по австрийскому аэроплану.
От этого удара «козырек» даже оторвался от самолета и упал отдельно от него;
- найденный в километре от «Морана», в направлении казачьего лагеря, летный шлем летчика также подтверждает версию мародерства. Скорее всего, сообразив, что столь редкая вещь, в случае ее обнаружения, будет служить прямой уликой, мародеры ее и выбросили по дороге в свой лагерь.
- Обратите внимание на то, что мотор «Морана» (тяжелый ротативный «Гном») оторвался в момент тарана и упал отдельно от самолета.
Продолжим рассмотрение рассказа поручика В. Соколова:
«Тем временем к нам подъехала пароконная повозка 11-го авиаотряда. Механик Нелидов решил погрузить на нее свой разбитый аэроплан. Так как исковерканное шасси мешало положить «Моран» на повозку, то механик отряда и помогавшие им солдаты перевернули его вверх колесами и хотели так грузить его. Но Кованько решил ни «Моран», ни «Альбатрос» не брать, а приказал положить на повозку двух разбившихся австрийцев. «Моран» положили на землю вверх колесами, и мы поехали в Жолкиев.
Тело Нестерова решили спешно отправить в Киев, но не находился подходящий гроб. Так как Петра Николаевича в Киеве должны были переложить в другой гроб, то временно его с трудом уложили в узкий и короткий. Для этого пришлось слегка подвернуть его голову. Это дало повод Бонч-Бруевичу в его книге «Вся власть Советам» написать, что у Нестерова «шейные позвонки ушли от страшного удара внутрь головы», чего в действительности не было.
Тело Нестерова было отправлено в Киев в сопровождении казначея 3-й авиационной роты поручика Микоса. По дороге, на одной из станций, их встретила жена Нестерова Надежда Рафаиловна. С ней в товарном вагоне был металлический гроб. Туда переложили Петра Николаевича, привезли в Киев и там похоронили в Киево-Печерской лавре, на Аскольдовой могиле.
Как же Нестеров таранил австрийский самолет?
Он промахнулся и не ударил по краю несущей плоскости, как он собирался это сделать. Удар пришелся в середине «Альбатроса», причем колеса попали под верхнюю плоскость, а винт и мотор ударили ее сверху. Удар был настолько сильным, что тонкостенный вал, на котором держался ротативный мотор «Гном», переломился. Мотор оторвался и упал отдельно.
Удар же шасси были сравнительно слабым, так как разница в скоростях самолетов была небольшая и «Моран» ударил «Альбатрос» в направлении движения. Он толкнул биплан австрийца, остановился и начал падать, а «Альбатрос» некоторое время продолжал лететь прямо.
«Моран» без мотора стал легким, как планер, и поэтому падал очень медленно.
Невольно возникает вопрос: почему же Нестеров, непревзойденный мастер полета, в этом бою нанес неверный удар?
На этот вопрос трудно ответить, он до сих пор не решен. Я думаю, что здесь сыграло роль крайнее переутомление.
Известие о таране Нестерова громким эхом отозвалось по всей нашей планете, но никто — в том числе и у нас — правильно не оценил геройский поступок Нестерова, давшего новое оружие воздушного боя отважным летчикам нашей авиации. И только через несколько месяцев, когда ротмистр Казаков 19 марта 1915 года на аэроплане «Моран-Ж» (того же типа, что был и у Нестерова) повторил таран, стали осознавать ценность подвига нашего национального героя. Казаков ударил своим шасси по краю крыла вражеского самолета, и тот рухнул камнем в немецкие окопы, а герой-летчик благополучно спланировал в наше расположение».
В общем-то, из рассказа поручика В. Соколова картина произошедшего вырисовывается достаточно ясно.
Становятся объяснимыми все несуразности из воспоминаний генерала Бонч-Бруевича, включая отсутствие обуви у погибшего летчика, и причину странного наклона головы П.Н. Нестерова в гробу.
В своем рассказе В. Соколов, продолжая полемику с Бонч-Бруевичем и другими сочинителями, приводит дополнительные важные свидетельства и факты:
«Авторы многих статей и книг, дающих описание этого исторического боя, в большинстве случаев Нестерова не знали, писали о нем спустя 30 или 40 лет после боя, часто пользовались случайными, непроверенными свидетельствами и документами, которые не всегда точно устанавливали детали тарана.
Кроме того, все эти авторы, без исключения, дополняли скудность документации фантазией.
Для установления точной картины исторического боя мы имеем следующие документы и свидетельства:
1. «Акт расследования по обстоятельствам геройской кончины начальника 11-го корпусного авиационного отряда штабс-капитана Нестерова», подписанный председателем комиссии, летчиком-наблюдателем 11-го авиаотряда Генерального штаба капитаном Лазаревым и членами комиссии, военными летчиками 11-го авиаотряда поручиком Передковым и поручиком Кованько, вступившим после смерти Нестерова во временное командование отрядом. Акт составлен 26 августа 1914 года, немедленно после боя.
2. Письмо поручика Кованько к Надежде Рафаиловне Нестеровой. Письмо написано 27 августа 1914 года, на следующий день после боя.
3. Удостоверение, выданное старшим ординатором 363-го полевого передвижного госпиталя от 31 августа 1914 года, о травматических повреждениях, полученных штабс-капитаном Нестеровым во время боя. (Смерть от удара в голову — других повреждений не обнаружено. — В. С.)
4. Моя заметка о подвиге Нестерова, опубликованная в газете «Русские ведомости» № 211 от 14 сентября 1914 года.
Заметка была передана мной 8 сентября 1914 года сотруднику «Русских ведомостей» профессору Кременецкому и помещена им в газете с его введением и заключением, но без подписи.
Указанные четыре свидетельства увидели свет непосредственно после тарана Нестерова, имеют бесспорную достоверность, дают одну и ту же картину боя и дополняют друг друга.
И все же даже эти свидетельства четырех летчиков, товарищей Нестерова, имеют существенный пробел: в них нигде не говорится об ограблении Нестерова.
Произошло это потому, что начальник разведывательного отделения армии полковник Духонин (будущий Верховный главнокомандующий) приказал нам молчать об этом происшествии, так как оно «позорит русскую армию», хотя совершенно непонятно, кому пришло бы в голову судить о целой армии по поведению двух негодяев.
Кроме того, параграф 9 акта утверждает, что «штабс-капитан Нестеров вылетел из аппарата и упал на землю отдельно от машины, метрах в 25 от нее». Но на следующий после боя день мне пришлось присутствовать при разговоре, который заставил меня усомниться в справедливости этого утверждения.
Летчик нашего отряда поручик Войткевич, прочитав копию акта, уже отосланного в штаб армии, сказал Кованько:
— Как же вы указываете, что Нестеров выпал из аэроплана? Ведь этого никто не видел. Свидетелей нет.
— Так ты же сам его видел выпавшим из машины.
— Извини, Александр Александрович, я его видел лежащим на земле недалеко от аппарата, причем он не только не разбился, но даже одежда на нем была целая, нигде не была порвана. Лицо и руки его были совершенно чистыми. Я что-то еще не видел выпавших из аппарата такими чистенькими. А как ты можешь доказать, что Нестеров выпал из аэроплана? Может, его оттуда вытащили уже на земле?
— Ты фантазируешь, этого не могло быть.
— Почему не могло быть?.. А ты представь. Идут два негодяя по дороге или сидят под деревьями у дороги и смотрят воздушный бой. И вдруг один аэроплан врезается в другой и начинает падать, а на этих двух мерзавцев неожиданно посыпались с неба: первым мотор «Гном», незамедлительно за ним австриец, а потом «Альбатрос» плюхнулся в болото, а затем, совсем рядом, упал «Моран», и в нем эти жулики видят летчика.
Они бросаются к нему. Летчик без памяти, он еще теплый. Умер летчик или живой, мародеры не знают. Они моментально вытаскивают летчика из аппарата и несут к дороге, чтобы остановить какую-нибудь повозку и отправить его в госпиталь. Но они видят, что летчик мертв. Тогда они кладут его на землю и складывают руки на груди.
Один из мародеров запускает руку во внутренний карман кожаной куртки и вытаскивает бумажник, набитый деньгами. Затем они моментально снимают с ног ботинки, с головы шлем и спешно драпают, так как люди, бегущие к упавшим аэропланам, уже недалеко. Ну что? Скажешь, что не могло так быть?
— Но какие у тебя доказательства, что именно так и было?
— А какие у тебя доказательства, что это было не так?
Я слушаю Мишу Войткевича и убеждаюсь, что он прав: не надо было в акте так категорически утверждать, что Нестеров выпал из аэроплана в воздухе.
В штабе армии сразу же стало известно, что Петр Николаевич был найден без ботинок, но случай мародерства Духонин от всех скрыл.
Он, очевидно, не доложил о нем даже своему прямому начальнику, генерал-квартирмейстеру армии Бонч-Бруевичу, и тот в своей книге «Вся власть Советам» так объясняет отсутствие ботинок: «Потом рассказывали, что штабс-капитан, услышав гул австрийского самолета, выскочил из своей палатки (которой не было: Нестеров жил в доме Розенталя. — В. С.) и, как был, в одних чулках, забрался в самолет и полетел на врага, даже не привязав себя ремнями к сиденью» (никто из нас к сиденью не привязывался. — В. С.).»
Полагаю, что это – исчерпывающий разбор обстоятельств гибели П.Н. Нестерова, сделанный его сослуживцем и свидетелем трагедии, трудно аргументированно оспорить.
К сожалению, подлый поступок двух негодяев-мародеров, омрачил эту историю, и его решили замолчать, чтобы «не позорить русскую армию».
Думается, что напрасно полковник Духонин принял тогда такое решение.
Негодяи и подонки были, есть и будут в ЛЮБОЙ армии мира.
И наша армия, разумеется, не была исключением из этого правила.
Как совершенно справедливо подчеркивает В. Соколов, «…непонятно, кому пришло бы в голову судить о целой армии по поведению двух негодяев».
Если бы их своевременно нашли и примерно наказали, в назидание другим, то это пошло бы на пользу нашей армии, а вот безнаказанность только множит зло и порождает его рецидивы…
Для того, чтобы еще раз сравнить все версии гибели Петра Николаевича Нестерова, обратимся к воспоминаниям эмигранта генерал-майора В.Г. Баранова.
В 1938 году он написал статью «Двадцапятилетие «мертвой петли» на самолете», в которой подробно описал обстоятельства тарана и гибели П.Н. Нестерова.
Попробуем сделать разбор и его воспоминаний.
Вот что В.Г. Баранов рассказывал о самом Нестерове и его смерти:
«Двадцать пять лет тому назад, 27 августа 1913 года (10 сентября по новому стилю), русский военный летчик Петр Николаевич Нестеров совершил первый в мире «мертвую петлю», описав самолетом полный круг в вертикальной плоскости…
Франция признала первенство Нестерова и в великолепно изданном труде Дольфус — Буше «Истуар де л'Аэронотик» на странице 265 имеются следующие строки:
«Русский военный летчик поручик Нестеров несколькими днями раньше Пегу сознательно совершил «мертвую петлю» на самолете «Ньюпор», с мотором в 70 лошадиных сил»…
В солнечное утро 26 августа 1914 года, почти точно в годовщину «мертвой петли», над галицийским местечком Жолкиев пролетел австрийский аэроплан и, сбросив две бомбы, одну в район радиостанции, другую на аэродром, направился в юго-западном направлении, на Львов. Не теряя ни минуты времени, Нестеров вскочил в автомобиль и с поручиком Кованько, летчиком своего отряда, и начальником радиостанции 4-й искровой роты поручиком Мигулиным помчался на аэродром».
Интересно, что ни Бонч-Бруевич, ни В. Соколов, в своих воспоминаниях, совершенно ничего не говорят о том, что с австрийского аэроплана барон Розенталь в этот день еще и кидал бомбы на расположение наших войск. Ни о каком ущербе от этого бомбометания генерал Баранов тоже не пишет.
Думается, что если бы это незаурядное (тогда) явление ДЕЙСТВИТЕЛЬНО имело место, то непосредственные участники событий непременно упомянули бы об этой бомбардировке.
Баранов же не был свидетелем тарана и рассказывает о нем с чужих слов (начальника радиостанции, поручика Мигулина), отсюда и «красивые» подробности (бомба, якобы упавшая тогда около его радиостанции и т.п.), о которых молчат очевидцы.
Баранов ничего не пишет о том, откуда, якобы «помчался» на аэродром Нестеров на автомобиле в то роковое утро и почему в нем вдруг оказался поручик Мигулин.
Нестеров тогда жил в доме барона Розенталя, вместе с летчиками своего отряда. Проживание совместно с ними совершенно постороннего офицера маловероятно.
Продолжим рассказ генерала В.Г. Баранова:
«Разговор не клеился, все молчали. Только у Нестерова вырвалась фраза: «Больше над моим аэродромом немцы не будут летать». Приехали на аэродром. Пока Нестеров расспрашивал про обстоятельства прилета австрийца, прошло минут пятнадцать. Вдали показался русский самолет, летевший с разведки. Нестеров пошел по полю к нему навстречу. «Как сейчас помню эту картину, — рассказывает капитан Мигулин, ныне находящийся в Париже, — так ярко почему-то запомнилась мне стройная фигура Нестерова на фоне поля и надвигавшихся черных туч и движущийся навстречу самолет».
Приняв доклад летчика, Нестеров заговорил с поручиком Кованько о плохой видимости из аппарата, и результатом этого разговора была дыра в обшивке сбоку сиденья летчика. Нестеров собственноручно вырезал ее ножом. Вдруг на небе показался австрийский самолет. Нестеров бросился к своему аппарату и стал пробовать рули. Поручик Кованько снял с себя револьвер и уговаривал Нестерова взять револьвер с собой. Но Нестеров не слушал, лихорадочно продолжая осмотр аппарата и торопясь подняться. Было ясно видно, что он боялся упустить австрийца, который был в полуверсте примерно и шел на очень низкой высоте.
Несмотря на то, что австрийский самолет был от зрителей к югу и в глаза било солнце, можно было ясно различить неприятельских летчиков. Нестеров быстро нагнал противника, держась несколько выше его. Через несколько секунд, уплывая вдаль, оба самолета скрылись за крышами домов местечка и вынырнули скоро снова... Сильное понятное волнение царило среди тех, кто был свидетелем этого зрелища... Внезапно аппараты сблизились до соприкосновения. Верхний стремительно клюнул носом в находившийся под ним аппарат... Мгновение — и австриец стал быстро падать и исчез за местечком. Нестеров же, казалось, продолжал свой победный лёт... «Падает!.. — вдруг вырвалось из всех уст. — Падает... Падает... Нестеров падает...»
Заломившись набок, круто падал аэроплан Нестерова и исчез из глаз».
Думаю, заметно, что рассказ сделан с чужих слов и явно первоисточником его был не авиатор.
Посудите сами: если уж австрийский «Альбатрос» пытался улететь от «Морана» Нестерова, (который был намного более быстроходным аэропланом) и оба самолета даже «скрылись за крышами домов местечка» от зрителей, то уж никак они потом снова оттуда «вынырнуть» не смогли бы.
Никакого смысла летать кругами, чтобы снова появится в поле зрения наземных зрителей, у австрийца не было, он просто пытался как можно скорее улететь в сторону своего аэродрома.
Бросаются в глаза и явные «красивости» в рассказе: «надвигавшиеся черные тучи» (ну, куда же без них-то в такой драматический момент) и ««стройная фигура Нестерова» на их фоне.
В других воспоминаниях очевидцев про эти зловещие черные тучи авторы ничего не говорится.
В рассказе Баранова самолет Нестерова «круто падает, «заломившись набок», а вот летчик В. Соколов, видевший момент падения, пишет про то, что «Моран» «падал носом вниз, медленно кружась вокруг продольной оси». И никаких «заломлений»…
Продолжим рассказ генерала Баранова:
«Через несколько секунд авиационный автомобиль уже мчался по направлению места падения. Два солдата авиационного отряда стояли на подножках машины, криками и бранью очищали путь автомобилю среди бесконечных обозов, загромождавших шоссе. Автомобиль мчался по направлению Равы-Русской.
Глаза всех жадно смотрели по сторонам. Верстах в трех от Жолкиева ехавшие увидели солдат, бежавших с шоссе в поле. И там, на болоте, окаймленном редким невысоким леском, недалеко одна от другой, стояли две группы людей, которые рассматривали что-то на земле. От первой группы отделился казачий офицер и подошел к приехавшим...
— Это ваш... Узнаете...
Узнать было невозможно... Если бы не серебряные погоны с черными орлами. При падении голова Нестерова сплющилась, и лицо было совершенно круглым. Ни капли крови не было видно ни на трупе, ни на земле... Бросались в глаза фиолетовые носки на неподвижных, застывших ногах... Сапог не было. Возле тела валялся маузер Нестерова. Сбитые противники, мертвые, лежали от Нестерова в нескольких десятков саженей. Подоспели носилки. Солдаты авиационного отряда, плача, уложили на них тело героя-командира.
Нестеров погиб, таранив неприятельский самолет... Беспримерный случай...
Защищая честь и славу своей Родины, Нестеров таранил неприятеля, не имея других средств борьбы с неприятельскими летчиками».
Полагаю, что и здесь заметно, что рассказчик не был очевидцем трагедии: если верить Баранову, то «при падении голова Нестерова сплющилась, и лицо было совершенно круглым», при этом почему-то «ни капли крови не было видно ни на трупе, ни на земле».
Более чем странная у Баранова получается картина, согласитесь:
Во-первых, никто из очевидцев трагедии не упоминает о том, что голова Нестерова, якобы, «сплющилась», да так, что лицо его стало «совершенно круглым».
Во-вторых, при такой ужасной травме головы, неизбежно обильное кровотечение, однако в рассказе Баранова говориться, что крови вообще нигде не было.
Баранов также утверждает, что обуви на Нестерове не было (не выдвигая, при этом никаких предположений, отчего такое могло произойти) и даже называет цвет носков пилота: фиолетовые.
Про отсутствие у погибшего летчика шлема Баранов ничего не пишет.
В завершении рассказа генерала Баранова есть интересные подробности прощания с погибшим героем:
«Это был первый воздушный бой не только на русском фронте, но и во всей истории человечества...
Нестеров правильно рассчитал, что его самолет после удара колесами о верхнюю плоскость неприятельского аппарата останется почти без повреждений, но не рассчитал физических сил человека. Существует предположение, что Нестеров потерял сознание от удара и в бессознательном положении выпал из своего самолета с высоты 20–30 метров.
Дорогой ценой купил великий русский летчик свою победу над врагом. Победа эта приобрела особенно жуткий, мистический смысл, когда из бумаг погибшего австрийца выяснилось, что он был лейтенантом бароном Розенталем, владельцем того самого дома, который занимал в Жолкиеве Нестеров со своими офицерами. Один из трагических непостижимых капризов судьбы...
В тот же вечер в старинном замке гетмана Жолкиевского-Собесского, куда перенесли тело Нестерова, служили первую панихиду. В конторе, где он лежал, нельзя было протолкаться. Столько народу пришло поклониться его праху и помолиться за него. Принц Петр Ольденбургский, генерал Рузский, командующий армией, генерал Драгомиров присутствовали на этой панихиде.
На месте гибели Нестерова был поставлен простой деревянный крест. Похороны Нестерова происходили 31 августа в Киеве, они были торжественны и многолюдны. Улицы, по которым траурное шествие направлялось к Аскольдовой могиле, где было уготовлено герою место вечного упокоения, были запружены народом. Масса цветов и венков покрыли могильный его холм, в головах которого был водружен огромный белый крест из пропеллеров и горела неугасимая лампадка. Внизу креста вдова покойного сделала надпись: «Путник, преклони колени, здесь покоится Нестеров».
Судя по подробному описанию похорон, генерал Баранов на них присутствовал.
Интересны и трогательны приводимые им надписи русских солдат и офицеров на памятном кресте у места гибели геройского летчика:
«Русские летчики с большой любовью берегли и охраняли памятник герою. В 1917 году мой помощник по 7-му авиационному дивизиону капитан Вальницкий привел в полный порядок крест и могилу Нестерова. В последний раз мне пришлось видеть могилу Нестерова в 1918 году. Крест Нестерова был весь покрыт трогательными, подчас наивными, подчас трагическими, надписями.
Вот некоторые из них, списанные мною в 1918 году.
«Напрасно ты это сделал. Россия все равно погибла, а своих героев затоптала в грязь»…
«Геройская память о тебе в поруганной России останется навсегда»…
«Солдаты 97-го финляндского полка преклонили головы перед могилой героя»…
«Спи, товарищ. Вечный покой ты нашел в этой могиле. Счастлив, что ты не видел позорной гибели Великой России»…
….
Нестеров... Помните это имя, одно из самых славных, одно из самых чистых, которые только дала нам наша Россия...»
Светлая память великому русскому летчику штабс-капитану Петру Николаевичу Нестерову!!!
На фото: штабс-капитан П.Н. Нестеров
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/08/24/328