В тисках насильственной вестернизации

Евгений Переведенцев
Эссе

Термин «вестернизация» в научной литературе и публицистике употребляется иногда в значении «модернизация». Это имеет под собой какие-то основания. Оба понятия исходят из одного источника, имеют одну природу. Но между ними существуют и определенные различия. Так, модернизацию в социологической литературе обычно связывают с индустриализацией. Западный социолог Р.Бендикс дает ей, модернизации, расширительное толкование: «Под модернизацией я понимаю тип социальных перемен, имеющий корни в английской индустриальной и французской политической революции. Он заключается в экономическом и политическом прогрессе отдельных обществ-первопроходцев и последующих переменах у отстающих».
В отличие от модернизации, даже в этом широком смысле слова, вестернизация предполагает не стихийный процесс, вызываемый условиями времени и обстоятельствами момента, а скорее осознанный и целенаправленный процесс навязывания западных ценностей и западного образа жизни всем без исключения народам. Предполагается, что они, как дикие или недоразвитые  в культурном отношении конгломераты истории просто не понимают своего счастья, а потому  это счастье им надо навязать силой.
Именно этим духом вестернизации проникнута не потерявшая актуальности и поражающая цинизмом статья Вольфанга Цапфа «Теория модернизации и различие путей общественного развития», опубликованная в журнале «Социологические исследования»  в конце 90-х годов минувшего столетия.  Причиной  некоторых критических замечаний в адрес  размышлений В.Цапфа явилась  не столько претенциозная позиция немецкого учёного, сколько потрясающая уверенность в правоте тех, по сути, диверсионных, действий, которые планировались и осуществлялись подрывными службами Западной Европы и США в отношении так называемых нецивилизованных народов. На войне, как на войне. Если даже эта война признана не «горячей», а «холодной». И здесь, как и в любом сражении, все средства хороши: насилие и жестокость, вероломство и подкуп, лесть и обман. Во всей своей неприглядной наготе проводники и поклонники так называемой вестернизации выставляют себя перед всей планетой истинными наследниками Рима эпохи Цезарей. Последние  десятилетия прошлого века и начало текущего столетия отчетливо показали, что вестернизацию, как особый путь трансформации обществ, планируют так же, как планируют войну. Только это война не между народами и государствами, а война между цивилизациями, причем агрессивным началом в этом противостоянии выступает именно западная модель общественного развития, претендующая на всеобщность, на тотальное подчинение всех и вся «ценностям западного мира».
В данном случае статью В.Цапфа,  по аналогии с известной  ленинской заметкой о Питириме Сорокине, можно было бы назвать: «Ценные признания господина Вольфанга Цапфа». До конца 80-х годов, то есть до начала разрушения Советского Союза, основного тогдашнего противника США на востоке, западные спецслужбы, активно распространяли небылицы  о мнимых угрозах со стороны России как «империи зла», и, выискивая различные пути гибридизации социализма с капитализмом, попутно вынашивали  планы  отражения армады советских танков, движущихся на Вашингтон прямо через океан.
Провидение подарило Пентагону прогнившую советскую партноменклатуру, которая в два счета превратилась из ярой защитницы догматического марксизма в оголтелую свору поклонников западного либерализма. «Хозяева мира» на Западе и, прежде всего за океаном, расценили эти события как триумф и победу западной либеральной демократии. И если до того времени, как пишет В.Цапф, вопрос о направлении общественного развития казался окончательно решенным, то теперь на первый план выступили новые теории. В соответствии с этими теориями, мир был поделен на три основные части: на так называемые инновационно трансформирующиеся общества «золотого миллиарда»; на отставшие и догоняющие их аграрно-индустриальные и индустриальные страны; и на общества с только что возникающей и еще не определившейся модернизацией. В военно-политической сфере еще продолжалась политика устрашения и борьбы с «международным коммунизмом», но в основном упор теперь делался на экономическую экспансию и на усиленную проповедь ценностей западного образа жизни.
Как планировалась эта новая операция вестернизации, хорошо показано в анализируемой статье. Отбросив всякую демагогию относительно «освобождения угнетенных тоталитаризмом» народов и раскрывая подлинную суть «крестовых походов» против коммунизма, В.Цапф заявлял, что, по сути, речь в диверсионных центрах Германии и США не шла о «спасении народов», а речь шла о приведении их к покорности, о вовлечении их силой или обманом в общий водоворот новой международной экономической политики. Эти народы, теперь уже бывших «коммунистических стран», надо было так оболванить, чтобы получить наиболее удобный и выгодный человеческий материал для выколачивания новых и новых прибылей, для разжигания вражды между народами, чтобы можно было манипулировать ими и управлять с наименьшими издержками. В качестве важнейших ценностей, своего рода тяжелой артиллерией, стали пустые, но проверенные жизнью лозунги: демократия, рыночная экономика, свобода предпринимательства, социальное государство, индустрия развлечений и необузданность в получении наслаждений.
Планируя варианты диверсий, западные политики рассчитывали на ликование в рядах побежденных либерализмом восточных народов и на восторженный прием победителей. Им мерещилось, что уход из жизни командной экономики высвободит колоссальные инновационные силы и ускорит формирование институтов нового образца. При этом мощные эволюционные силы должны были, по мнению В.Цапфа, обеспечить быстрый экономический рост. «Через шесть лет после этих драматических событий, - пишет он в своей статье, - мы видим, что трансформации не только гораздо болезненней ожидавшихся, но и что иногда они вообще под вопросом. Провалы модернизации описаны во многих работах по теории модернизации и хорошо документированы историческим материалом 19 в., особенно в Латинской Америке. Но в отношении трансформации посткоммунистических обществ едва ли кто-то рассчитывал на провалы, порой грозящие существованию и государств, и наций».
В чем видятся В.Цапфу ошибки, которые он предлагает учесть в очередном витке насильственной вестернизации мира? Это, во-первых, недооценка регресса в случаях создания при старом режиме средств принуждения и насилия; это, во-вторых, недооценка того факта, что инновации сопровождаются сопротивлением инерции и страха перед ними; в-третьих, это хрупкость инфраструктуры, связей капитала; и, наконец, в-четвертых, это неучтенный принцип «движущихся целей», когда трансформирующиеся общества обретают конкурентов, не оставляющих им времени на развитие – тогда отставание от передовых стран катастрофически возрастает. «Ожидания трансформирующихся обществ были слишком высоки, представления о затратах и способностях к перестройке слишком наивны, - признается В.Цапф. – Трансформация виделась как непрерывный процесс, а на практике – чередование конфликтных стадий».
Переход к «демократии» и «рынку» шел в восточных, бывших так называемых социалистических странах под надзором и при материальной поддержке держав-победительниц. С помощью американских советников планировались новые инициативы, стратегии «шоковой терапии», «большого взрыва», «программа 500 дней» и пр. В этих условиях невозможно было своевременно создать предпосылки для хозяйственных реформ, что приводило, как сетовал В.Цапф, к несоразмерной  роли государства во имя обеспечения реформ.
Насколько был сложен и труден процесс трансформации,  хорошо было заметно на примере  Восточной Германии. Здесь социалистическая система была непосредственно переведена в действующую демократию и рыночную экономику. Несмотря на это имели место и сложности перехода: многие связи бывшей ГДР были разрушены, значительные группы населения столкнулись с безработицей, а вхождение в ФРГ часто воспринималось  как решение чужаков. Подчёркивая этот факт новейшей истории, В.Цапф  заявляет, что в мировом масштабе, собственно,  есть только две альтернативы перехода к демократии и рыночной экономике: это пример Китая и  Восточной Европы, с одной стороны, и пример стран исламского фундаментализма – с другой. Последние  ценят культурную самобытность, но и они подвержены модернизации. И хотя все чаще и чаще тут раздаются голоса против  вмешательства Запада во внутренние дела  этих стран,  они, эти робкие голоса, в шуме мощной волны  насильственной вестернизации  уже не слышны.