Воспоминания о Владиславе Максимихине
Мой добрый друг, «22 июня, в день, когда началась война», а также в день летнего солнцестояния (самая короткая ночь в году) родился маленький розовощёкий карапуз – ты. Так уж вышло, что в том же году и в том же месяце, только на двадцать дней раньше, на свет появился я. С тех пор прошло 20 лет. На правах старшего товарища я хочу поздравить тебя со вторым в твоей жизни юбилеем.
Положение у меня невесёлое: работы нет, денег нет, в университете учусь на птичьих правах, поэтому поздравить тебя чем-то материальным я не имею возможности. А у тебя как-никак юбилей, и поздравить тебя хочется не просто, а извини за восторженность, незабываемо. Говорят, лучший подарок – подарок, сделанный своими руками, но ты же знаешь, что рукодельник из меня никакой. Осознав это, я захотел подарить тебе что-то творческое, интеллектуальное. Вначале подумал преподнести тебе коллекцию Кискис-стишков и клуш-приколов, но ты мог бы обидеться. Ты любишь обижаться. Затем я вспомнил, что ты шутя говорил: «Саша, ты Лёше и Олегу посвящаешь стихи, а мне только клуш-приколы». Действительно, непорядок. Надо срочно исправить эту вопиющую несправедливость и адресовать тебе большую, стоящую вещь. Например, мемуары.
Я уже писал воспоминания о Толе Игнатенко, Гюржике и готессе Даше. О них я писал в третьем лице (он, она, оно), но о тебе в третьем лице я писать не могу. Какое ты третье лицо?! Ты самое что ни на есть первое лицо в моей жизни! Но первое лицо по законам орфографии это «я» (то есть Саша Вигер), поэтому ни себе, ни людям – буду обращаться к тебе на «ты». Второе лицо орфографически – первое фактически.
Касательно лица. Ты не любишь моих описаний, и я тебя понимаю. В прозе я пока только гость, хотя уже несколько лет и пишу ею. В описаниях я пытался следовать чеховскому принципу художественной детали: два-три штриха, и персонаж как на ладони. Но у Антона Павловича теория подтверждается практикой, а у меня из двух-трёх штрихов получается макет человека. Из-за твоей справедливой критики по поводу описания я даже на год забросил роман «Рок» и лишь спустя 365 дней сел писать с чистого листа. При всей моей самокритичности я не могу не попытаться тебя, чтоб, в случае чего, даже стороннему читателю было понятно, о ком идет речь.
Ты всегда старался выглядеть старше своих лет. Быть молодым и тем более юным для тебя всегда казалось несолидным, поэтому ты всегда старался, может и неосознанно, придать своему лицу серьёзный, взрослый вид. Из известных людей внешне ты больше всего похож на Мэтью Бэллэми из Мьюз, а из животных – на лиса. Ум, осторожность, лёгкое (а порою и не совсем) презрение, хитрость, пытливость и ирония написаны на твоём лице. Коротко стриженые волосы, лоб с первыми морщинами, голубые глаза, узкая, но не худая нижняя часть лица. Ах, чуть не забыл, всегда гладко выбритый, в отличие от моего, подбородок.
С высоты своего дылдометрства я могу назвать тебя невысоким, хотя, по правде говоря, рост у тебя среднестатистический. В детстве ты был худеньким, почти как я, но с годами становился всё более мужественным, навёрстывая упущенные килограммы. Много раз ты порывался серьёзно заняться спортом и, думаю, у тебя хватит напористости реализовать свою идею и заставить восхищаться прекрасный пол аполлоновской фигурой. Пока же назову тебя поджарым.
Не совсем я доволен своим описанием, но лучше, увы, пока не могу. Вообще женщины описывают лучше мужчин. Не суди строго.
Самое страшное позади (я имею в виду не твою внешность). Теперь можно переходить к сюжету и размышлениям, а в этих областях я чувствую себя комфортнее. О том, как ты родился, я знаю только одну деталь – ты родился с первыми лучами солнца. Я сказал, что это знак. Ты ответил скептически. Помнишь, я позвонил тебе в 3 часа ночи и сказал: «Ты родился с первыми лучами солнца. А куда ты всю жизнь хочешь поехать? – В Японию. В страну восходящего солнца». Так что, дружище, это не просто совпадение.
Так как я не чистый реалист, а смесь реалиста с романтиком, то мне бы хотелось добавить в рассказ о тебе немного вымысла. Совсем чуть-чуть. Тем более, что и ты, и я будем точно знать, где правда, а где художественный свист. Надо же заполнить несколько лет до нашего знакомства.
Итак, тёмная ночь. В роддоме города Килия предпраздничная суета – с минуты на минуту должен появиться на свет непростой мальчик. Я мог бы плоско пошутить, что родители ждали девочку, а Влад всех обломал, но… Я уже пошутил, а на самом деле, ждали мальчика. Но сам Влад не очень хотел вылезать наружу. Да и кто хотел? Спишь полдня, ешь от пуза, все вокруг тебя вертятся. Не надо учить семинарские и убирать комнату. Красота!
В общем, тянули Влада акушеры, гинекологи и медсёстры из утробы, как Репку из земли. «Цепкий парень, - говорил главврач». Долго ним мудохались медики, пока наконец ребенок ни сдался, точнее, сделал одолжение и показал голову наружу. Грязный, запачканный, весь в крови. Владу с младенчества нравились мужчины в крови, не потому ли он подсел на сериал «Спартак»?
Когда Влада умыли, запеленали и отдали родителям, они сказали: «Ангелочек». «Какой я вам ангелочек? – злобно подумал Влад, и глаза его лукаво улыбнулись. – Отставить телячьи нежности». Кстати, он уже тогда мог думать. Родители, словно почувствовав его посыл, исправились: «Богатырь». А у Влада и вправду уже тогда прорастала борода, как у Ильи Муромца, а пелёнки его напоминали кольчугу.
Рос Влад не по дням, а по часам. Странное, конечно, выражение, если понимать буквально. Как можно не расти по дням? Скажем так, рос Влад и по дням, и по часам, и даже по минутам. Говорить, ходить, писать, читать и пользоваться горшком Влад научился раньше своих сверстников и, если бы ему дали тогда настоящую машину, он бы и её научился водить. При всём своём вундеркинизме Влад не хотел идти в детский сад или школу раньше нормы, поэтому специально не выделялся. Влад знал, что детский сад с его тихим часом, чтением Букваря и кашей с комочками – это маленький концлагерь, поэтому всеми силами пытался избежать попадания туда. Когда наступил судный день, Влад забаррикадировался в своей комнате, а вокруг понаставил ловушек, как в фильме «Один дома». Папа попал в эти ловушки. Влад узнал много новых слов… Когда его наконец вытащили из засады, мальчик напоследок расцарапал обои и сказал на прощание: «I’ll be back. Asta la vista, baby». Он действительно в это верил.
Нежданно-негаданно, Нострадамусом не предугадано, я стал говорить о Владе в 3-м лице. Это не случайно. Дело в том, что Влад, которого я не знаю, о котором лишь слышал и могу догадываться, для меня действительно «он». Может, какая-то из моих догадок окажется верной. Например, о бороде, думаю, вполне реалистично. Зато тот Влад, которого я знаю лично – это «ты».
Чёрт возьми, какое-то раздвоение личности.
Итак, детский сад «Дельфин» радушно принял нас в свои объятия. Я очень мало помню об этих золотых годах. Помню, как ты учил меня воздушному бою, когда мы наносили друг другу удары, не касаясь противника. Я как-то переборщил, заехал тебе по лицу, нарушил правила. Ты обиделся, но впоследствии ещё больше полюбил боевые искусства.
В детском саду и младших классах именно мы были отличниками, получали золотые медальки с шоколадом внутри. Что тогда значили фамилии Юрашева, Мозговой и Наньева? Это мы с тобой да ещё Гюржик обгоняли всех по учебным достижениям. И давалось это нам легко и просто, как должное.
И, конечно же, сладкий стол – это явление запредельное. Атмосфера сладких столов непередаваема, её можно только ощутить. Самые весёлые и яркие дни рождения молодых людей – жалкая пародия.
В романе «Жизнь Клима Самгина» прекрасно сказано: рай неведения и ад познания. Детство для меня – рай неведения. Проходил я недавно мимо «Дельфина» и думал: «Дети не знают о предательстве, подлости, зависти, ревности, пошлости. Они не просто не испытывали подобного – они не знают о них, как о понятиях. А мы знаем. Мы даже можем углубиться в теорию этих чувств, отличать их разновидности. Но разве от этого легче?» Так что детские годы – нечто розовое, счастливое, беспечное.
Вообще пятый класс – самый дружный коллектив, в котором я когда-либо присутствовал. Никто в нашем классе звёзд с неба не хватал. Я, ты, Миша Волчанов, Валера Кракатица, Андрей Голобородов, Денис Дунаев. Деня, например, хоть и тогда уже начинал хулиганить, но с нормальными людьми и тогда, и позже вёл себя по-человечески. Уже тогда мы делились на близких друзей и просто приятелей, но в отличие от будущих лет, мы не дружили, что называется, против кого-то.
Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Вот и нас в один прекрасный день перевели в параллельный «сильный» класс, где у нас жизнь не заладилась.
Родители, вообще, молодцы, приняли решение, не сговариваясь с нами. Между прочим, почти весь класс был против. Но кого это волновало? Такой приём антидемократичен. Собрало наше правительство учеников и поделило нас на три класса: умные, средние и пропащие. Нас посчитали умными, льстит, но кому от этого стало лучше?
Итак, мы с тобой попали в «команду мечты». Заметь, что в спорте, например, сборные всех звёзд нередко проигрывают средним командам, ведь звёзды в коллективе есть, а сыгранности нет. Приняли нас холодно. Когда человек попадает в новую среду, к нему обязательно начнут присматриваться, как к музейному экспонату, а не всем приятны испытывающие взгляды в свой адрес. При всем этом, ты, в свою очередь, тоже должен быть начеку и осматриваться вокруг, хотя бы первое время.
Это я сейчас знаю, а тогда я входил в новый класс с открытым сердцем, всех будущих одноклассников заочно считая друзьями. Ты отнёсся к делу более прагматично и не прогадал. Твой ум уже тогда был прозорливее моего, впоследствии эта прозорливость только развивалась.
С момента нашего прибытия и до самого выпускного наш класс ужасно любил сплетни. Он никогда не был единым целым: люди разбивались в нём на кучки по два-три человека, временами ротируя составы. Мы с тобой продолжали дружить с учениками параллельного класса, что не нравилось Валентине Григорьевне (для непосвященных – наш классный руководитель). По её логике, они дружны, потому что они единым порывом забивали на учёбу. А по-моему, лучше быть дружными лентяями, чем озлобленными трудягами. А по твоему?
Словом, случилось то, чего не могло не случиться – бросили грызть гранит науки и мы. Почти одновременно. Вначале мы ещё были близки к топ-тройке – Мозговой, Юрашева, Наньева, - но потом покатились по наклонной. Ты остепенился хотя бы в универе, а я всё продолжаю…
Мои родители начали бить тревогу, твои отнеслись к этому спокойнее. Давление на меня с каждым годом только усиливалось, но я не сдавал свои позиции. Тебе же, как я понимаю, почти никто не мешал быть естественным. Прямо жаба давит.
Думаю, самое радостное событие, которое произошло с нами после присоединения к параллельному классу – перевод к нам Олега Рязанова. Он же Олегус, Олегуссамотикус, Доктор Проктолог, Магистр Бобриной Логики и Биг Босс. О нём тоже надо будет отдельно мемуары составить. Вот тут-то и пошла жара.
Ты по-разному относился к нашей троице. Недавно ты даже сказал, что никакой троицы не было, а были только вы с Олегом и Саша Вигер отдельно. Очень не хотелось бы, чтоб это оказалось правдой. Другое дело, что наша троица нередко разбивалась: иногда ты уходил из неё на время, погружался в себя, иногда я действительно больше общался с Гюржиком и Лериком, а в последний год Олег больше времени уделял Вике, что вполне логично. Но чтоб кому-то сказали или намекнули, что он изгой – нет, такого никогда не случалось. Более того, скажу за себя, что когда я общался отдельно с тобой или Олегом, очень часто не хватало третьего для полного счастья. «Сила трёх», как в ужасном сериале «Все женщины ведьмы».
В то время с вами произошёл случай, который должен войти в историю школы, стать хрестоматийным. Но прежде небольшая преамбула. Называя любимых учителей, заметил, мы забываем учителя труда в 5-6 классах. Не помню его по имени, но помню, что все о нём отзывались с уважением, а Макс Иванов назвал его настоящим мужиком. Абсолютно не подпадал он под классического помятого трудовика-матершинника, от которого несёт перегаром. Наоборот, интеллигентный, умный, с сильным характером. Но когда он выходил покурить (порой на пол-урока), дисциплина начинала хромать. Однажды, например, все в классе перебрасывались затвердевшим тестом, и кто-то зарядил мне им в глаз, когда я только вошёл.
Это лишь описание атмосферы. Теперь к делу. Целую кучу уроков мы учились тонкому искусству чистки напильников. Дело нехитрое – чисть себе напильник, да и всё. Но вам с Олегом этого оказалось мало. Ваша фантазия всегда могла превратить будни в праздник. Чем напильник не волшебная палочка? Вы подумали и решили воспроизвести битву Гарри Поттера и Волан-де-Морта. Не знаю, кто кем был, но ты мощнейшим заклятием Экспелиармус обескуражил противника. Проще говоря, случайно ударил Олега напильником по голове. Другой бы на его месте вырубился бы, а Олегу хоть бы хны. Если верить ему, это его шестое сотрясение мозга.
Долг перед историей выполнен, можно продолжать. Гарри Поттер, от которого ты сейчас открещиваешься, сблизил нас. Каждая новая книга или фильм становились для нас событием. Мы даже пытались сделать с тобой поле для квиддича, в который у нас так и не получилось поиграть. Общий интерес довольно долго держал нас вместе, но потом в твою жизнь вошла настоящая литературная любовь – «Властелин колец».
Я посмотрел все фильмы и прочёл вторую часть. Могу сказать, что история Толкиена величественная, но отдалённая. Напоминает она древние летописи, былинные предания. Чувствуется высочайший профессионализм, интеллект и неистощимая фантазия, отличающая Толкиена от большинства современных писателей, высасывающих сюжетные ходы из пальца или действующих по шаблону (зачастую именно толкиеновскому). Но вот отдалённость… Понимаешь, Гарри Поттер хоть и рубился магией, но это не мешало ему кататься на Форде и пить тыквенный сок. У него есть связь с реальной жизнью. А «Властелин Колец»- это мечта, даже греза, у которой нет ни одного шанса сбыться. По ней можно только тосковать. Это, безусловно, не умаляет заслуг автора, а просто объясняет субъективность моего восприятия.
Думаю, обзор «Властелина колец» не будет лишним, ведь эта книга – не мене важная часть твоей биографии, чем её событийная составляющая.
Вы с Олегом переключились на Фродо с Гэндальфом, а также «Волшебника изумрудного города», «Эрагона» и Ника Перумова. Вы стали больше времени проводить вместе, а я временно был не при делах.
Скажу тебе, что ты очень неудобен для врагов. Ты понимаешь, о чём я. Ты раздражаешь недоброжелателей не меньше меня, но ответить тебе они не в состоянии. Ты похож на спинку ёжика, а я на его живот. В дружбе ты порой не менее неудобен, чем во вражде. Я не раз натыкался на твои иголки.
Ты бывал изгоем. И поэтизированном, и в прозаическом смыслах слова. Зачастую добровольно. Но в отличие от меня, ты не боялся этого положения и всегда сохранял гордость. Я же в школе жертвовал гордостью, чтобы казаться своим. В общем, мы оба были белыми воронами, но ты воспринимал это, как собственную индивидуальность, а я стыдился своей непохожести и пытался себя очернить…
Вы с Олегом никогда не удовлетворялись статусом потребителей. Вам мало прочесть тома фантастики и фэнтези – нужно еще и ответить чем-то. Вы начали писать.
Терпеть не могу братьев Стругацких, поэтому сравню вас с Ильфом и Петровым. Вначале вы невероятно много говорили о романе. Согласись, солидно с класса 7-8 начинать с романа. Вы нарисовали карту будущего мира, персонажей и их артефакты (тебе с незапамятных времен удавались мечи). Вы составили план и краткое описание глав. Конечно же, и я пытался затесаться между вами, словно снаряды, подавая идеи, но 90% из них оказывались ни к селу, ни к городу. С фэнтези у меня ни сошлось, поэтому я смиренно оставил написание романа на вашей совести.
Несмотря на составление плана и другие попытки систематизировать работу, хаос всё-таки делал своё дело. Большинство людей творческих страдают от недостатка идей, а вы – от избытка. В результате обсуждений оказывалось, что одного романа для реализации всех замыслов будет мало. Приходилось создавать трилогию. Трилогия со временем тоже не вмещала в себя бурного потока вашей фантазии и превращалась в серию. В конце концов появлялся персонаж, не вписывающийся даже в формат серии, но очень интересный, для которого вы планировали альтернативную серию.
Оставила в нашей жизни игра под названием Line age II или линейка, как её ласково называют игроманы. На неё подсела вся наша троица. Я слетел первый, ведь не вкурил, следующим Олег, благодаря силе воли, а твоя игромания затянулась. Все люди подвержены определённым зависимостям, только одни это скрывают, а другие не стесняются. Ты не стеснялся. Ты вообще не из стеснительных. Так что, нужно признать, компьютерные игры – твоя маленькая невинная шалость. После того, как ты наконец переборол страсть к линейке, ты позволял себе разок-другой погоцать в эту игрушку с самодовольным видом, мол, не смогла ты меня покорить, тупая машина.
Любимая твоя игра – Final fantasy. Особенно на приставках. Но это уже для тебя святое, поэтому я не полезу в твою парафию. Отдам должное этой игре на почтительном расстоянии.
Если мне удастся всё-таки написать и напечатать роман «Рок», эта информация будет на вес золота. На рок меня подсадил ты. До того, как ты начал меня просвещать, я слушал только три группы: ABBA, Boney M, Queen. Это было ещё то блаженное время, когда я не различал стилей музыки. То, что ABBA – популярная музыка (не попса, заметь), Boney M – диско, а Queen – рок, я тогда ещё не знал. Сейчас я пытаюсь вернуться к такому восприятию музыки.
Именно ты познакомил меня с его величеством Linkin Park. Вначале из около пяти песен мне понравилась только Numb. Я ещё долго не мог распробовать гитарную музыку, но когда распробовал – не мог оторваться. Меня и сейчас за уши не оттащишь. Linkin Park опопсел, а ты всё не попсеешь: ни музыкально, ни человечески. Мало людей я встречал, у которых был бы такой хороший музыкальный вкус.
Киноманом тебя трудно назвать. Ты не смотришь по пять фильмов в день. В кино, как и в литературе, для тебя непоколебимый авторитет – «Властелин колец». Десятки раз ты пересматривал экранизацию, словно в первый раз. При этом ты нисколько не идеализировал фильм, находя множество мелких несоответствий с романом. Книга лучше.
Тебя я не могу поблагодарить за то, что ты подсадил меня на «Тетрадь смерти». Поначалу я фыркал и воротил носом, но вскоре понял, что напрасно. По части интеллекта и интриги я до сих пор не вижу «Тетради» равных. Ты любишь сравнивать себя с L, но и от Киры в тебе, согласись, что-то есть.
Проклятые школьные годы, которые касались нам бесконечными, неожиданно закончились. На выпускном ты дал жару. Во-первых, твой великолепный стиль: персиковая рубашка, золотистая жилетка и того же цвета короткий галстук – высший пилотаж! Все мы были тогда серыми консерваторами, и только ты – стилягой. Во-вторых, твоя выходка с Жориком. Не на каждом выпускном на сцене появляется настоящий череп! Да и театрально ты неплохо воспроизвел тихое помешательство Гамлета.
На пикнике после выпускного наша троица окончательно убедилась в любви нашего класса к сплетням. Перемывание косточек – не наша стихия, поэтому мы по-джентльменски удалились пить «весёлый сок». Именно во время этого питья была придумана крылатая фраза «Называть урину мочой, значит лицемерить».
Как люди, родившиеся в один год и даже месяц, могут попасть в разные ВУЗы? Вот и нас приютил измаильский Педын. Меня, несмотря на мой расслабон, на бюджете, тебя – на контракте.
Студенческая жизнь вначале была крайне весёлой и беспечной. Казалось, так будет всегда. Учёба достала с первой же пары, но зато мы повстречали неплохих людей.
В Измаиле я впервые в жизни посетил кинотеатр. Мы хотели посмотреть фильм с Павлом Волей, но Бог миловал, и по ошибке мы попали на Милу Йогович. Замечательные впечатления от кинотеатра. Всем, у кого есть деньги, советую не качать пиратскую гадость, а ходить в синема. И приятно, и закон не нарушаете.
Не успев перешагнуть университетский порог, ты умудрился влюбиться. Тебе это слово ужасно не понравиться, поэтому я смягчу на «посимпатизировал». Проявил-таки интерес к особи женского пола. Сухо, кратко, рационально, как ты любишь. Твоё увлечение совпало с приездом в Измаил Другой Ріки и Могилевской, они агитировали за Тимошенко. Доагитировались.
Наша новая подруга Оля Миллер, любившая сводничать, решила совместить твоё влечение с концертом и предложила тебе пригласить туда твою «даму сердца». «Дама сердца» не могла пойти без подруги; ты, в свою очередь, взял меня и, куда же без неё, Олю. «Даму сердца» звали и зовут Таня, подругу – Ира. Таня – глупенькая, высокая, стройная, очень милая; Ира – умненькая, низенькая, полная, не очень милая. Оля – ни рыба, ни мясо, хотя всегда считала себя сногсшибательной. Из физических качеств мужчинам всегда бросалась в глаза, да простит меня комитет по морали, её безгрудость. Спасала её неплохая наштукатуренность, но мы-то видали её без косметики, нас покорить это чудо уж никак не могло. Польщу тебе, ты был неотразим.
Шли мы, что называется, цокая по бульвару. Думаю, у любого первокурсника в начале учебного года в новом городе появляется ощущение, что весь мир должен лечь к его ногам. Ни больше, ни меньше. С таким ощущением мы и шли. По пути мы заглянули в кафе возле порта, где ты проявил безмерность своей щедрости, заказав всё за свой счёт. Понятное дело, цены в кафе гораздо выше, чем в обычном магазине. Я знал о твоём не ротшильдовском благосостоянии и прилюдно отговаривал тебя от транжирства, но ты был неумолим.
Всё, как предписывал Алексей Кискин: шампанское, шоколад, апельсин, стихи, разве что цветов не было, но ты сам расцветал, как майская роза. После разогрева мы отправились в порт.
Такого большого скопления народа я ни до, ни после не видел. Ещё не доходя до сцены, мы увидели забавную архитектурную композицию из десятка писающих мальчиком, сто, к сожалению, характерно для украинских open-airов.
Мы успели к самому началу. С относительно небольшой сцены сорвали белое покрывало, и перед глазами зрителей появилась Друга Ріка. Я не верил своим глазам! Люди из телевизора выступают перед нами вживую! Песни «Космозоо» и «Відчиняй» слабенько шевелили зрителей, но затем в бой пошли старые добрые хиты, и дело наладилось. Кстати, Валерий Харчишин, солист группы, говорил не «Ветчина», а «Відчиняй» и не «Женеса» (французская народная песня), а «Вже не сам». Вообще Харч был в ударе, чему не мешала даже женственная розовая футболка. Очень поразил его пируэт на трубе. Одну песню они беспалевно спели под фонограмму. Выходку солиста, когда он направил микрофон в зал, а его голос продолжал звучать, мы восприняли как шутку. Апофеозом для меня стала песня «Я ще п’ю з твоїх долонь». Волна тёплых чувств переполнила меня. Если б я был влюблён, я бы забыл о стеснительности и признался в любви любой девушки. Тогда же я позвонил маме и выразил всю затаённую сыновью любовь ей. Крайне редко подобное случалось со мной.
Немного подпортили атмосферу подвыпившие хамы, обойтись без которых на случайных концертах невозможно, но позитивные эмоции, безусловно, преобладали. До тех пор, пока не вышла Наталья Могилевская.
Ей обрадовались девчонки, особенно наштукатуренная Оля Миллер, а мы сникли. Если б не они, мы бы, скорее всего, удалились, но все мы в душе подкаблучники. Ты не мог позволить себе скучать и заражать скукой милых дам, поэтому под песню Real O ты зажигал так, как будто с детства воспитывался на музыке Могилевской. Кстати, может, так оно и было. Подпевая ей, ты жутко стыдился и надеялся, что все вскоре забудут эту милую нелепость. Как видишь, такое не забывается.
Отыгрались мы, когда певица попыталась пропиарить своих фабричных верноподданных. «Вы знаете Бориса Апреля?» - спросила она. На этот вопрос мы злобно загудели. Пускай Могилевская не услышала нашего негодования, зато мы выразили своё отношение к такому, мягко говоря, творчеству.
После концерта заговорили о политике, поэтому мы ушли. (Замечу, что около 90% измаильчан проголосовали за Януковича, так что концерт не помог Юлии Владимировне). По пути нас чуть не задавила машина. Ты ненадолго забрал Таню и открыл ей свою симпатию. Она ответила, что уже год не может забыть своего парня, с которым она дружит и временами вступает в интимные связи. Это нынче модно. Зато ты нравился Ире, и Таня посоветовала тебе переключиться на неё.
Когда компания воссоединилась, девушек мы отправили на такси по домам, а сами пешком пошли в общагу. Первым делом ты попросил у меня денег на неделю, что меня очень рассмешило. По дороге мы задушевно беседовали. Я тебя всячески отговаривал от отношений с Ирой, да и ты вяленько относился к идее, но на следующий день сваха Оля Миллер уговорила тебя назначить её групповое свидание. Правильно, её же «парень бросил», который ей в отцы годится, надо хоть чужую личную жизнь устроить!
На празднике жизни с меня требовался алкоголь, с Оли – еда, с тебя – обаяние. Возможно, ты согласился на это свидание ради халявной еды и выпивки, кто тебя знает. Так или иначе, оно состоялось. Надо признаться, я был не в форме: шутил слабо, говорил невпопад, да и к спиртному проявлял не традиционное для меня пристрастие. Ты тоже не блистал. Неизвестно, как бы закончилось это вечернее рандеву, если б не телефонный розыгрыш твоего папы, самый жёсткий из тех, которые я когда-либо слышал. Мы оба его помним, не буду лишний раз бередить душу.
После такого чёрного юмора свидание было безнадёжно испорчено, и ни о каких отношениях не могло быть и речи. Несколько дней ещё тебя после этого случая бил Кондратий. «Знает каждый глюколов, кто такой Кондратий».
Очень памятно наше знакомство с художницей Диной. Первым встретился с ней мой рыжий сосед по комнате и твой бывший одногруппник Женя Курвуч, которого Денди метко назвал Гарфилд. Женя помог Дине дотащить сумки с автостанции, за что она пригласила его на чай. Женя захватил меня, я – тебя, мы – вино. Ты настаивал на пиве, но вино с названием «Изабелла» мне казалось романтичнее. Соседка Дины, красивая, но высокомерная Алиса и наш Женя больше молчали, зато я, ты и сама Дина болтали без умолку. Философские размышления мешались с анекдотами, анекдоты с веселыми случаями из жизни, веселые случаи с мистическими историями и так по кругу. В то время разговоры не сводились к обсуждению учёбу. Но больше всего запомнились не беседы, а то, как наша художница открывала вино. Штопора не было (откуда он в общаге?) В ход шло всё: нож, карандаш, пинцет, расчёска, ножницы, ручка, вилка и ложка. Мы по-джентльменски предлагали ей свою помощь, но Дина упрямо гнула свою линию. Мучилась она с непослушным сосудом около получаса, пока не выбила-таки пробку из горлышка задним концом ложки вовнутрь бутылки. Процесс открывания вина был гораздо приятнее самого напитка.
Сейчас я понимаю, что первый семестр учёбы – самый лучший. Мне выдавали стипендию. Получив первую стипендию, я подумал: «Студенты, словно проститутки, только нам любят мозги». Я мог нормально питаться и даже угощать тебя. Помню, ты сказал: «Если ты можешь прокормить себя – прокормишь и меня, если и меня – сможешь прокормить семью». Мы встречали интересных людей. Жизнь баловала нас событиями. Стихи мои шли по рукам.
Но оказалось, что первокурсник – это не только наполненное надеждами существо, но и мишень для старших курсов. Мне опять же пришлось хлебнуть унижений. После этого я переселился в новую общагу.
Бытовые условия жизни там были получше, никто меня не напрягал. Временами я и там влипал в истории и проводил весёлые минуты, но чем дальше, тем скучнее. Второй семестр мы виделись всё реже, а на следующем курсе вообще почти забыли друг о друге.
Самая заметная и удивительная перемена в тебе – отношение к учёбе. Ты взялся за дело и начал жадно грызть гранит науки. От кого-кого, а от тебя этого меньше всего ожидал. Оплот пофигизма в школе, в университете ты учился лишь на 4 и 5. Это тебя невероятно утомляло, ведь процесс обучения ты так и не полюбил, да и вряд ли когда-нибудь полюбишь.
Как мы прекратили общение без видимых причин, так и возобновили. Несмотря на долгую разлуку, наши разговоры продолжали быть такими же естественными и наполненными, как и раньше. Этому свидетельствует характерный случай. Однажды в автобусе мы беседовали о высоких материях, как обычно, перескакивая с темы на тему. Дойдя, если не ошибаюсь, до Юлия Цезаря, я заметил, что нас внимательно слушают две девушки, которые до этого пустословили о своём, о девичьем. Нам это польстило, мы смутились, а они попросили нас продолжать.
Студенческая тоска коснулась нас обоих, и наши разговоры всё чаще начинали сводиться к жалобам на жизнь. А жаловаться было на что: занудство преподов, серость общажной бытовухи, клушизм (женская глупость). Нам хотелось новой, другой жизни. Такие беседы помогали, и лично мне после них два-три дня на душе было легче. Затем требовался повторный курс терапии.
Вспомнился ещё один хрестоматийны случай. На лекции по культурологии твой «любимый» преподаватель спросил об украинском казачестве. Конечно, все ждали от тебя дифирамбов в их честь. Но ты был верен законам объективности, и раскритиковал их за пьянство, нежелание работать, дикость и разрозненность. Любой уважающий себя историк принял бы конструктивную критику, но только не преподаватель по культурологии. «Вы что, идеализируете русскую армию и Суворова?» Этот вопрос навсегда войдёт в анналы истории, как один из самых абсурдных.
Когда у нас получалось выкроить немного денег (жалкие копейки), мы пили пиво или ходили в компьютерный клуб. Вот такие вот нехитрые прозаические забавы.
Игра для тебя всегда была больше, чем игра. Во-первых, ты не любишь проигрывать, во-вторых, не терпишь не компетентных в игре соперников. Удивительным образом в некоторых играх я совмещал в себе два этих качества. Играл я однообразно, даже примитивно, но всё же умудрялся побеждать. Это тебя выводило из себя, а меня вначале смешило, потом задевало. После игры ты извинялся за вспыльчивость, но в следующей битве вёл себя ещё эмоциональнее. В большую часть игр с тобой невозможно играть. К счастью, мы додумались срубиться в футбол, где сражались на равных и оба получали удовольствие от игры.
Ты всегда полностью отдавался игре. Возможно, потому, что ты не мог реализовать в жизни свою титаническую (без преувеличения) внутреннюю энергию. Энергией ты и отличаешься от большинства заядлых геймеров, у которых она карликовая, но они и её не могут выплеснуть в жизнь. Во всяком случае, играешь ты не только, чтоб убить время.
Однажды нам удалось всё-таки окультурить наш отдых. Мы пошли в картинную галерею. Вход туда совершенно недорог. У тебя оказался тонкий художественный вкус, данный от природы. Можно перечитать талмуды об эстетике и совершенно не разбираться в искусстве. Ты же без заумных терминов и пространных размышлений мог точно характеризировать картину. Особенно тебе понравились «Балерина в синем перед зеркалом» (разбогатею – подарю) и «Шамбала». Эта картина измаильского художника просто взорвала твоё сознание. Радует, что серость жизни не захлестнула нас, и мы не разучились видеть яркие краски.
Теперь ты увлёкся футболом, всегда находишься в курсе событий европейских чемпионатов, болеешь за «Манчестер Юнайтед» и ненавидишь «Барселону». Первые полчаса наших бесед мы говорим о футболе, что довольно удобно, если в жизни не происходит никаких событий.
Ты смотришь сериал «Спарта» и видео из YouTube. Слушаешь Слот. Играешь в Sky Rim. Читаешь… Читаешь ли? Скоро будешь работать. В общем, живёшь.
Проанализировав воспоминания, можно прийти к выводу, что чем дальше, тем хуже. В материнской утробе – идеально, в детском саду – почти тоже, в школе нас сбросили с небес на землю, а в универе – вообще ужас. По такой логике заглядывать дальше страшновато. Тем не менее, как пелось в старой песенке «лучше, конечно, впереди». Кто, как не ты, достоин счастья?
Однажды ты мне сказал: «Ты лучший из нас. Ты, словно светлый солнечный сад, в котором только несколько чёрных деревьев, а большая часть из них цветёт». Мне очень дороги эти слова… Признать себя лучше тебя и Олега я не могу. Но сравнение с деревьями я воспринимаю как аванс. Красиво будет сказать, что деревья моей души за эти годы испепелились, но точнее будет сказать, что они увяли или даже сгнили. Цветущих деревьев всё меньше. Нужно их сохранять и приумножать. Ты же в меня верил.
Это знаешь ты, это знаю я, что прозой писать мне удается хуже, чем стихами. Поэтому в финале я хотел бы поместить стихотворение, посвященное тебе. Называется оно «Смех сквозь звёзды».
По долгу службы я любуюсь
Холодным блеском нежных звёзд
И в даль небесно-голубую
Гляжу я, как незваный гость.
Мой ум не дремлет. Я заметил,
С печалью всматриваясь в тьму,
Что звёздный блеск хотя и светел –
Он равнодушен ко всему.
Пусть на земле хоть убивают,
Пусть всё взрывается к чертям!
На звёзды это не вливляет.
Их серебро внемлет нам.
Так вот, мой друг, она какая
И вправду звёздная болезнь.
Все эти звёзды увлекают
И в космос заставляют лезть.
Я заразился равнодушьем
И к индивидам, и к толпе,
И к победителям, и к худшим,
И, как без этого, к себе.
Прими меня. Ты мне дороже
В минуты эти вся и всех.
Пусть я на призрака похожий,
Меня живит здоровый смех.
Хожу к тебе я редко, поздно,
Без видимых на то причин.
Я выбираю смех сквозь звёзды,
Живые, тёплые лучи!
Желаю тебя счастья,
Твой бобрый друг
Саша Вигер