«На детской площадке играет в летчика мальчик Ваня. Он бегает вокруг песочницы, быстрее, медленнее, крутится на месте, становится на коленки. В его правой руке самолет, и, когда он идет на снижение, левой рукой загребает горсть песка и подбрасывает в воздух. Потом зажимает нос и передает:
- Я - красный сокол. Прием! Иду домой. Приготовьте аэродром. Прием! Ой! Земля! У меня мессер на хвосте! Прием! Щас я тебя, немецкая сволочь! Жжжж! Товарищи, я не могу выполнить задание! Прием! Я - красный сокол. Меня атаковали! А! Горю! Братцы! Не поминайте лихом! А! Быдыж!
Соседский мальчик Коля с вытянутыми коленками на трениках выходит во двор, ставит на асфальт свою машинку на веревочке, начинает мысленно произносить свое «бу-бу-бу-бу», и, когда уж он совсем было превратился в хорошего водителя, слышит чей-то недалекий «Прием»!!! Коля отворачивается от своего транспорта и видит другого ребенка – мальчик смотрит в небо и держит в поднятой руке синий самолет. Мальчик с коленками очарован легкой насыщенной жизнью летчика Ивана.
Коля завидует и боится! Он грызет свои заусенцы на указательном пальце, душа его рвется к прекрасному, однако опасливо отдергивает руку от горячего, чувствуя, что его могут разбомбить, если он подойдет ближе. Колина машина едет слишком медленно, а Ванин самолет быстро парит. Понятно ведь, кто кого. Коля гасит свой безумный порыв поднять в воздух свою пластмассовую машинку, чтобы расправиться с Ваней, - это мамкина рассудительность вернула его на землю и ему становится не по-детски страшно. И - пока без вариантов.
А Ваня уже лежит на песке и продолжает:
- Я сильнее вас, гады! Братцы, не ищите меня! У них овчарки! У меня последний патрон и граната для этих гадов! Пусть только подойдут поближе. За родину! За Сталина! Быдыж!!!
Во время взрыва Ваниной гранаты Коля успевает вспомнить, что на его машинке постоянно слетают с оси задние колеса, что ему лучше быть на виду, чтобы не влетело от мамы. И, легок на помине, раздается мамин крик:
- Коля, сколько тебя можно ждать?! Иди скорей домой! Я же говорила тебе не отходить от подъезда!
Коля задирает голову, находит маму на балконе, кричит «Иду, мам! Я никуда не ходил!», испытывает легкое сожаление, что не досмотрел Ванькину смерть, тело разворачивается само, сгребает машинку, открывает дверь, идет вверх. Коля берется пересчитывать ступени, следя за умственным гипнозом объяснений своего поведения, как за ниппелем на вращающемся колесе: «Дома есть конфетка и можно поиграть в войну без врагов. Я бы, наверное, смог дать сдачи этому плохому мальчику, если б он рискнул подойти! Второй этаж. Пусть он там один бегает со своим дурацким самолетом! Кому он нужен?! Я же не люблю летать. Да я и сам так могу, если захочу. Третий этаж. Все!»
В прихожей Коля пыхтит, стоит, облокотившись спиной, снимает ботинок об ботинок, вздыхает, теряет и восстанавливает равновесие. Выходит любознательная мама:
- Не порть обувь!.. Погоди, Коленька, а что случилось, сынок?
- Мам, а вы можете мне подарить на день рождения не машинку, а большой синий самолет с красными звездами?! Я хочу стать летчиком! – И Коля трет кулачком один глаз.
- Как тот мальчик?
- Какой?! Нет, я буду лучше него! Ванька – жадный!
- А чем он жадный? Ты же ничего не просил у него, - я стояла, смотрела.
- А он до этого мне ничегошеньки не давал.
- Чего он тебе не давал, малыш?
- Ничего не давал! Я просил его раньше, а он – жадный. Мне ребята в школе говорили, ты их не знаешь, он никому ничего не дает! Его вообще из какой-то дикой деревни привезли. Это плохой мальчик! Я брошу в него камнем, если он позовет меня играть! – и Коля изобразил начало рыданий.
-Па-па! Папочка?! – сказала мама в сторону большой комнаты.
- Ну, чего там у вас?! – ответил угрожающий бас.
- Наш сынуля хочет быть летчиком! Купишь ему самолет, как у Вани?!
- По жопе я ему куплю, а не самолет! Просил машинку, – значит, купим машинку! Мужчина должен держать слово, а не истерить, как баба, - хочу это, хочу то!
Коля перестал убеждать себя плакать. Мысль, что Ваня – плаксивая баба, устроила его окончательно. Вот и пусть себе летает, - думал он! - У нас, мужиков, на земле есть дела поважнее. Мы ведь, водители, как пионеры, слово держать должны!»
Все эти картинки былого настолько быстро покидали экран Николая, как заключительные титры фильма на иностранном языке, что он даже не понимал на что так долго смотрел. На белом фоне возник большущий "Х" с неровными краями, перечеркнувший все милое сердцу, будто кто-то дистанционно привел в действие самопальный фугас, - и ударной волной выдрало все окна и двери, посекло изнутри обидными осколками всю его терпеливую натуру. Пыль еще висела в воздухе, когда стали падать перегородки, держащие взаперти его неуемную тоску, сердце завыло, он решил навсегда бросить то, что уже не было никакого смысла спасать, и рвануть на все четыре стороны вслед за воспоминаниями.
Как раз в этот самый момент крепко пьяного мужчину резко подбросило из темноты на свет, как озорную куклу за ширмой театра Образцова, и он возник над столом со стаканом в правой руке. Тело мужчины повело и дернуло назад, зазвенели и повалились бутылки зеленого стекла, под ноги спрыгнула вилка, качнулся морс в графине для запивания. Народ с красными лицами болтал, не обращая внимания на Николая, который начал чудить сегодня со второй рюмки. А Коля продолжал нести свой крест послушно, рука судьбы была уже вставлена в мягкое место по самые гланды, никто из присутствующих не смог бы поменять его пункт прибытия или сбить с толку.
- Давайте выпьем! Э, народ! Хорош страдать херней! Налили – и вперед! Сегодня пьем за наше детство, за наше, бл..дь, наивное детство, когда мы могли надеяться на то, что все будет хорошо! Мы - идиоты, потому что не знали, бл..дь, что не нужно становиться взрослым, чтобы быть счастливым! И пускай я так и не стал летчиком, а мой друг Иван, царство ему небесное, разбился на машине, я, бл…дь, хочу сказать, что и сейчас искренне верю… Я до сих пор убежден, бл…дь, что жизнь прекрасна под этим долбаным голубым небом! Я, бл…дь, всегда знал, но забыл, бл…дь, что я - живу! Эх, бля!!!
Мужчина запрокинул голову, влил в распахнутый рот полный стакан водки, грузно сел и закрыл свое лицо потрескавшимися шершавыми руками, темными от машинного масла, с ногтями, изъеденными грибком. Внутри Николая, слесаря шестого разряда, не сходящего с доски почета в советские времена, тумблер сегодняшнего вечера перешел в положение «выкл.», приводной ремень немного провис и заготовка на будущее в патроне токарного станка принялась снижать обороты до полной остановки. Коля посмотрел на свои закрытые веки с той стороны, и ясно увидел, что звезда его дней наискось прочертила недостижимую высоту, как подстреленная птица, и Коля по-мужски зарыдал.
- Это у него водка плачет! Не обращайте внимания! – сказала устало его улыбчивая жена. – Давайте танцевать! Я сейчас музыку погромче сделаю! Бабоньки, спасаем атмосферу – женщины приглашают сильный пол!
И правда, после того, как она дошла до старого японского магнитофона, приятная на слух мелодия укрепилась и заняла всю комнату. Отъехали стулья, потом были с шумом задвинуты под стол, бабы, разглаживая юбки, вышли на свободное место, начали выкрикивать свое вялое по началу «у-ух», постепенно надевая на себя бодрость, затоптались, задрыгались, неосознанно поглядывая на обвисшие груди и торчащие животы своих подруг, мужики тоже заударяли пятками по деревянному полу, кто сильней, вся поседевшая ватага пошла ходуном на своих больных ногах, держась за поясницы, приседая, бесконтрольно разбрасывая руки и ноги, затаращила по сторонам хмельные незрячие глаза, налетая на разные предметы под этот медленный белый танец.
Ну, а потом над городом поднялись разноцветные фейерверки и вошли в уши жильцов приглушенные раскаты артиллерийских залпов. Быдыж! Быдыж! Быдыж!
Когда все стихло, скучающий взгляд за запотевшим стеклом мог бы разглядеть над плоскими крышами то, что уже давно там находилось - скелеты обледеневших антенн и серые восходящие пары ТЭЦ, замерзающие стоя, хорошо видные в лунную ночь на фоне черного неба.
Внизу лежал свежевыпавший снег, закрывший те грязные дороги, посыпанные реагентами и ржавым песком, которые еще вчера были исхожены увлеченными людьми вдоль и поперек по важным, казалось бы, маршрутам.
В нескольких желтых окнах верхнего этажа у наших героев был еще какое-то время слышен шансон и перемешивались в хаотичном порядке тени пляшущих фигурок. Трезвые порядочные соседи, живущие за границей этой веселой на сегодня квартиры в окраинном многонациональном доме спального района, ворчали и пытались заснуть, но ничто уже не могло испортить настоящий шумный праздник короткой, в сущности, жизни. Всем оставалось просто немного подождать!