(1881—1958)
Первая треть XX века считается «новым золотым веком» испанской литературы. «Старый золотой век» — это эпоха Возрождения и барокко. На рубеже XIX—XX столетий в испаноязычной литературе оформились два основополагающих литературных течения — «Поколение 1898 года» и модернизм.
«Поколение 1898 года» называют также «Поколением катастрофы». Именно в 1898 году окончательно развеялся миф о великой мировой державе — Испании. В ходе американо-испанских войн последняя потерпела сокрушительное поражение и навсегда отошла на вторые позиции в мировой политике. Разочарование испанской интеллигенции было несказанно велико, нация на долгие годы впала в тяжелейший духовный кризис, и потребовались мудрость и решительность Баамонде Франко, чтобы вернуть Испании уверенность в грядущем дне. Упадническо-экзистенциалистское отношение к жизни, похоронные настроения и поиск силы в далёком прошлом — всё это воплотилось в творчестве «Поколения 1898 года». Во главе течения стоял гениальный писатель и философ Мигель де Унамуно.
Испаноязычный модернизм предпочёл уйти в созерцание красоты, спрятаться от политики и углубиться во внутренний мир индивидума. Общепризнанным главой его стал никарагуанский поэт Рубен Дарио (настоящее имя Феликс Рубен Гарсиа Сармьенто; годы жизни 1867—1916). Именно он первым ввёл в оборот само понятие «модернизм» для обозначения нового направления в испаноязычной литературе. Дарио быстро снискал общеевропейскую славу и, впервые приехав в Мадрид в 1898 году, сразу же нашёл себе в Испании почитателей и сторонников.
Выдающимся поэтом-модернистом в Испании стал Хуан Рамон Хименес.
Будущий поэт родился 23 декабря 1881 года в маленьком андалузском городке Могер, на юго-западе Испании. Отец его Виктор Хименес (1828—1900) был банкиром. Мать Пурификасьон Мантекон-и-Лопес Парейо (1849—1928) занималась детьми. У мальчика были ещё двое братьев и сводная сестра по отцовской линии от первого брака.
Детство Хуана Рамона прошло в старинном доме с мраморными лестницами и слугами. Но одновременно он жил в мире виноградников, оливковых рощ и сосновых лесов. А ещё в мире виноделов, поскольку живший рядом дядюшка будущего поэта занимался виноделием. Несмотря на слабое здоровье Хуана, родители отправили одиннадцатилетнего сына в Пуэрто-де-Санта-Мария, портовый город близ Кадиса, где он обучался в монастырском колледже. По окончании колледжа в 1896 году Хименес отправился в столицу Андалузии Севилью, где поступил на факультет права местного университета. Одновременно он обучался живописи. Там же в Севилье Хуан Рамон начал писать стихи.
Впервые стихотворения Хименеса опубликовала мадридская «Новая жизнь». Юному поэту было семнадцать лет. Первая публикация сразу же привлекла внимание маститых стихотворцев — Франсиско Вильяспеса (1877—1936) и жившего тогда в Испании Рубена Дарио. Они посоветовали юноше переехать в Мадрид. Так Хименес и поступил: он бросил университет, уехал в столицу и принял активное участие в создании двух влиятельных модернистских журналов — «Гелиос» и «Возрождение».
Первые сборники стихов молодого поэта под названиями «Души фиалок» и «Кувшинки» вышли в 1900 году. Стихотворения в них были подражательными и сентиментальными.
В апреле того же года состоялось знакомство Хименеса и Дарио. Испанец на долгие годы стал верным учеником выдающегося никарагуанца. Дарио охотно признал молодого человека не только своим учеником, но и зрелым мастером.
Внезапная кончина от инсульта отца в начале июля 1900 года заставила Хуана Рамона вернуться в Могер. Здесь поэт долгое время пребывал в состоянии глубокой депрессии, даже вынужден был лечиться от неврастении в санатории в Бордо. Невзирая на явное излечение, с того времени тоскливые мысли о смерти преследовали поэта всю жизнь.
В Мадриде, куда полный энергии и новых замыслов Хименес вернулся в 1902 году, он стал ежегодно выпускать сборники своих новых стихотворений — «Рифмы» (1902), «Печальные напевы» (1903), «Дальние сады» (1904), «Пасторали» (1905). И все они были полны тоски и безысходности.
После смерти отца финансовые дела семьи очень быстро пришли в упадок. Хуан Рамон вынужден был вернуться домой. С 1905 по 1911 год он почти безвыездно жил в Могере, но связи со столичными издателями не терял. Один за другим вышли его сборники «Чистые элегии» (1908), «Весенние баллады» (1910), «Гулкое одиночество» (1911).
Характерной чертой поэзии Хименеса стал цвет. В этом ему, конечно, помогло увлечение живописью. Данная особенность весьма важна для понимания творчества Хименеса, поскольку в испанской поэзии существует цветовая символика. Так, к примеру, белый цвет символизирует грусть, красный — страсть, чёрный — смерть, лазурь — красоту. В понимание последнего цвета поэт внёс ещё одно существенное дополнение: лазурь — Бог. Хименеса называют импрессионистом испанского стиха, но отличие его от истинных импрессионистов в том, что поэт сохранил в своей палитре чёрный цвет.
В 1912 году Хименес поселился в Мадридской студенческой резиденции — центре гуманитарной культуры. Там Хуан Рамон познакомился с американкой Зенобией Кампруби Аймар (1887—1956). Девушка увлекалась поэзией. Молодые люди приглянулись друг другу и решили вместе перевести на испанский язык произведения Рабиндраната Тагора.
На следующий год Хименес издал новый сборник своих стихотворений — «Лабиринт» (1913). Следом появились цикл белых стихов «Платеро и я» (1914) и книга романтических любовных стихов «Лето» (1915). Последняя книга была посвящена Зенобии Кампруби.
Девушка тем временем вернулась в Нью-Йорк. В феврале 1916 года, в разгар Первой мировой войны, Хименес последовал за возлюбленной. Поездка в США стала этапной в судьбе поэта. Он женился и прожил с Зенобией всю жизнь, вплоть до её кончины в 1956 году. А вскоре после свадьбы пришла печальная весть — умер Рубен Дарио. Смерть учителя неожиданно стала переломным событием в творческой судьбе молодого человека — завершилось увлечение Хименеса модернизмом.
Наступил новый период. Он начался книгами «Дневник поэта-молодожёна» и «Вечные мгновения» (1918). Сам Хименес охарактеризовал отличие нового периода в его творчестве тем, что от «красивой» поэзии он перешёл к «нагой» поэзии. Стих Хименеса стал предельно лаконичным, ясным, простым. Поэт всё чаще отказывался от рифм — они мешали и были излишни. Именно период «нагой» поэзии и сделал Хименеса великим всемирным поэтом.
В книге «Вечность» (1918) он отрёкся от ранее созданных им стихов и провозгласил свое стремление к «обнажённой», «чистой» поэзии. Стихи сборника «Вечность» строги, чужды изысканности, красочности, которые были характерны для раннего творчества поэта.
В 1920-е годы Хуан Рамон Хименес получил всемирное признание, стал мастером, мэтром, учителем. Среди его учеников можно назвать Федерико Гарсиа Лорку и Рафаэля Альберти (1902—1999). Семью Хименес обеспечивал тем, что работал критиком и редактором в испанских литературных журналах.
В 1936 году в Испании началась гражданская война. Хименес, как это часто бывает с эгоистично замкнутой на своих фантазиях интеллигенцией, провозгласил себя сторонником свободы и демократии и поддержал республиканское правительство, которое поспешило направить поэта почётным атташе по культуре в США. Хименес принял это назначение, как добровольную ссылку.
Когда в 1939 году победил Франко и началась тяжелейшая борьба патриотов за сохранение и постепенное обустройство Испании, Хименес и его жена решили остаться за границей, поскольку не желали иметь дело с диктатурой.
Поначалу местом жительства они выбрали Соединённые Штаты. Но уже через месяц, в сентябре 1936 года, Хименес и его жена переехали в Пуэрто-Рико, а в ноябре того же года на Кубу. Парадокс — гуманист и свободолюбец для Испании, поэт вполне дружелюбно принял проамериканский мафиозный режим полковника Рубена Фульхенсио Батисты-и-Сальдивара (1901—1973). Хименес читал курс лекций в Испано-кубинском институте культуры в Гаване. Здесь супруги Хименес прожили два года.
В 1939 году чета Хименесов вернулась в США, где жили в течение всей Второй мировой войны. Осенью 1950 года они приняли окончательное решение жить только в испаноязычной стране, если не могут вернуться в Испанию, и выбрали Пуэрто-Рико. На острове Хименес преподавал и работал над поэтическим циклом «Бог желанный и желающий». Сборник этот не был закончен, но фрагменты из него поэт включил в «Третью поэтическую антологию» (1957).
В начале 1953 г. у Зенобии обнаружили рак. Лечили её облучением. А с Хименесем случился тяжелейший приступ депрессии. Кризис у поэта затянулся на несколько лет, он даже лечился в психиатрической больнице. Всё это время Хименеса выхаживала больная жена.
Наступил 1956 год. Весной обострилась болезнь Зенобии Кампруби — началась медленная тяжелая агония.
25 октября 1956 года Хуану Рамону Хименесу была присуждена Нобелевская премия в области литературы. Официально комитет объявил: «за лирическую поэзию, образец высокого духа и художественной чистоты в испанской поэзии». Но в те годы присуждение Нобелевской премии всё откровеннее и откровеннее принимало политический характер. Недовольные независимой политикой Франко, Соединённые Штаты позаботились о том, чтобы в пику национальному режиму премию получил испанский поэт-эмигрант. И хотя сегодня мы можем утверждать, что лауреатом стал достойный художник слова, но горечь политической конъюнктуры неизбежно остаётся.
Через три дня после получения радостной вести о Нобелевской премии умерла Зенобия Кампруби Аймар. Детей у Хименесов не было, и семидесятипятилетний поэт остался один. В коротком ответном письме Хименеса Нобелевскому комитету, зачитанном в Стокгольме ректором Пуэрториканского университета, в частности было сказано: «Нобелевская премия по праву принадлежит моей жене Зенобии. Если бы не её помощь, не её вдохновляющее участие, я не смог бы трудиться на протяжении сорока лет. Теперь без неё я одинок и беспомощен».
Кончину жены поэт пережил очень тяжело. Он отказался от еды, совсем опустился — перестал мыться, менять нижнее бельё, выходить на улицу… И скоро оказался в психиатрической клинике. Надо отдать должное пуэрториканцам: последние годы жизни они пытались окружить Хименеса заботой и любовью — но чужие люди есть чужие люди.
В самом начале 1958 года поэт упал и сломал шейку бедра. Это был смертный приговор.
Хуан Рамон Хименес умер 29 мая 1958 года в городе Сан-Хосе, столице Пуэрто-Рико. Племянники перевезли останки поэта и Зенобии в Испанию и похоронили их рядом на семейном кладбище в Могере.
В Россию поэзия Хименеса пришла сравнительно недавно. Большая подборка его стихотворений впервые была опубликована в журнале «Иностранная литература» в декабре 1957 года в переводах П. Грушко. Лучшими обычно называют переводы О. Савича и А. Гелескула.
***
Быть сильным или слабым? Что же
решить — быть слабым или сильным?
Стать наблюдателем сторонним?..
Ловцом выносливым, двужильным?..
Смотреть на дождик над водой,
на стаи облаков бесплодных
и слушать, как растут деревья,
как плещется фонтан холодный...
Иль не глядеть вокруг, не слышать...
И только труд, лишь труд извечный...
Тебя он сделает незрячим,
глухим... каким ещё?.. Конечно —
немым; немым! — немым и грустным,
всегда печальным, безъязыким,
как придорожный тихий камень,
иль как младенец, спящий в зыбке...
Контраст моей печали —
незыблемо-прекрасный вечер...
И всё, что чувства отвергали,
когда я сильным становился,
приходит вечером из дальней дали...
Перевод Н. Горской
***
Воскресный январский вечер,
когда ни души нет в доме!
...Зелёно-жёлтое солнце
на окнах, и на фронтоне,
и в комнате, и на розах...
И капают капли света
в пронизанный грустью воздух...
Протяжное время сгустком
Застыло
в раскрытом томе...
На цыпочках тихо бродит
душа в опустелом доме,
упавшую крошку хлеба
разглядывая на ладони.
Перевод С. Гончаренко
***
Встречают ночь переулки.
Всё стало тихим и давним.
И с тишиною дремота
сошла к деревьям и ставням.
Забрезжили звёзды в небе
над городом захолустным —–
в нездешнем апрельском небе,
фиалковом небе грустном.
Огни за решёткой сада.
Скулит у ворот собака.
На синеве чернея,
возник нетопырь из мрака.
О, жёлтая дымка лампы
над детским незрячим взглядом
и вдовьи воспоминанья
и мёртвые где-то рядом!
И сказки, что мы при звёздах
рассказывали когда-то
апрельскими вечерами,
ушедшими без возврата!
А сумрак велик и нежен,
и слышно на отдаленьи,
как ночь окликают эхом
затерянные селенья.
Перевод А. Гелескула
Выздоровление
Лишь ты со мною, солнце, друг душевный!
Как пёс, ты лижешь кромку одеяла,
и в золотой подшёрсток зарываюсь
рукой усталой.
И всё пережитое
отходит... дальше... дальше!
Я немею
и только улыбаюсь как ребёнок,
почти утешен ласкою твоею.
Глаз не смыкаешь, солнце,
надежный сторож всех моих падений,
и, заходясь невнятицей и гневом,
бросаешься на тени,
пустые наваждения, безмолвно
грозящие в закатном запустенье.
Перевод Б. Дубина
Конечный путь
...И я уйду. А птица будет петь,
как пела,
и будет сад, и дерево в саду,
и мой колодец белый.
На склоне дня, прозрачен и спокоен,
замрёт закат, и вспомнят про меня
колокола окрестных колоколен.
С годами будет улица иной;
кого любил я, тех уже не станет,
и в сад мой за белёною стеной,
тоскуя, только тень моя заглянет...
И я уйду; один — без никого,
без вечеров, без утренней капели
и белого колодца моего...
А птицы будут петь и петь, как пели.
Перевод А. Гелескула
Лилия и Солнце
Мои слёзы горьки, как море,
когда ты вздыхаешь весною,
я с тобой никогда не встречусь,
как не встретишься ты со мною.
Я могу умереть от горя,
когда ты идёшь стороною,
я с тобой никогда не встречусь,
как не встретишься ты со мною.
Перевод Н. Горской
Одинокий друг
Ты меня не догонишь, друг.
Как безумец, в слезах примчишься,
а меня - ни здесь, ни вокруг.
Ужасающие хребты
позади себя я воздвигну,
чтоб меня не настигнул ты!
Постараюсь я все пути
позади себя уничтожить, —
ты меня, дружище, прости!..
Ты не сможешь остаться, друг.
Я, возможно, вернусь обратно,
а тебя — ни здесь, ни вокруг.
Перевод П. Грушко
Осенняя песня
По закатному золоту неба
журавли улетают... Куда?
И уносит река золотая
золочёные листья... Куда?
Ухожу по жнивью золотому,
ухожу и не знаю - куда?
Золотистая осень, куда же?
...Куда, золотая вода?
Перевод С. Гончаренко
***
Le vent de l'autre nuit a jete has l'Amour...
P.Verlalne*
Под вечер осенний ветер
сорвал золотые листья.
Как грустно деревьям ночью,
как ночь эта долго длится!
Безжизненно-жёлтый месяц
вплывает в чёрные ветви;
ни плача, ни поцелуя
в его помертвелом свете.
Я нежно шепчу деревьям:
не плачьте о листьях жёлтых;
весной заклубится зелень
на ветках, дотла сожжённых.
Но грустно молчат деревья,
скорбя о своей потере...
Не плачьте о жёлтых листьях:
и новые пожелтеют!
*Ночью ветер сбросил на землю статую Амура... П. Верлен (франц.)
Перевод С. Гончаренко
Спокойствие
Полночь, спасибо! Всё замолкает...
Отдых какой, отрада какая!
Бриз над полями тихо летает.
Дышит спокойствием даль морская...
В небе застыла звёздная стая,
трепетно-белая и золотая...
Полночь, как славно! Всё замолкает...
Дремлют слова... Болтовня пустая
с губ простодушных, как днём, не слетает,
в скучные фразы звуки сплетая.
Рот запечатан. Отрада какая!
Полночь, спасибо! Всё замолкает...
Видится мне страна колдовская,
разум, наполненный болью до края,
от повседневности отвлекая —
плач колокольный, толпа людская...
Вышел я в полночь... Всё замолкает...
Ветер язычества, мир окрыляя,
веет повсюду. Дол населяют
древние мифы... Листья листая,
дуб шелестит прелюдию рая...
Полночь, спасибо! Всё замолкает...
Отдых какой, отрада какая!
Перевод Н. Горской
***
Холодные радуги в зарослях сада
размокшие листья в затопленной яме,
и сонный ручей под дождём листопада,
и чёрные бабочки над пустырями...
Больная трава на развалинах давних,
на старых могилах, на мусорных кучах,
фасады на север и плесень на ставнях,
агония роз, и доныне пахучих...
Тоска о несбыточном, о непонятном,
о том, что исчезло, да вряд ли и было,
и тёмные знаки на небе закатном,
и тот, кому горько, и та, что забыла...
Перевод А. Гелескула
***
Что в руке у меня? Я не знаю —
ты ли это, легче пушинки,
или — это лишь тень твоя?
Перевод В. Михайлова
***
Что с музыкой,
когда молчит струна,
с лучом,
когда не светится маяк?
Признайся, смерть, — и ты лишь тишина
и мрак?
Перевод А. Гелескула
Юность
Когда сказал ей в тот вечер,
что я уеду наутро,
она, взглянув, улыбнулась,
но как-то странно и смутно.
— Зачем ты едешь? — спросила.
— В долинах нашего края
такая тишь гробовая,
как будто сам умираю.
— Зачем ты едешь? — Я слышу,
что сердце крикнуть готово,
хочу кричать — и ни звука,
хочу сказать — и ни слова.
— Куда ты едешь? — Куда-то,
где выше небо ночное
и где не будет так тихо
и столько звёзд надо мною.
Её глаза потонули
в тиши долин беспробудной,
и, погрустнев, она смолкла
с улыбкой странной и смутной.
Перевод А. Гелескула
***
Я как бедный ребёнок,
которого за руку тащат
по ярмарке мира.
Глаза разбежались
и столько мне, грустные, дарят...
И горше всего, что уводят ни с чем!
Перевод А. Гелескула
***
Я не вернусь. И в потёмках
тёплой и тихой волною
ночь убаюкает землю
под одинокой луною.
Ветер в покинутом доме,
где не оставлю и тени,
будет искать мою душу
и окликать запустенье.
Будет ли кто меня помнить,
я никогда не узнаю;
бог весть, найдётся ли кто-то,
кто загрустит вспоминая,
Но будут цветы и звёзды,
и радости, и страданья,
и где-то в тени деревьев
нечаянные свиданья.
И старое пианино
в ночи зазвучит порою,
но я уже тёмных окон
задумчиво не открою.
Перевод А. Гелескула
***
Я просто сказал однажды —
услышать она сумела, —
мне нравится, чтоб весною
любовь одевалась белым.
Глаза голубые вскинув,
взглянула с надеждой зыбкой,
и только детские губы
светились грустной улыбкой.
С тех пор, когда через площадь
я шёл на майском закате,
она стояла у двери,
серьёзная, в белом платье.
Перевод Н. Ванханен