С украинского http://www.proza.ru/2014/08/19/697
Вздрагивали входные двери квартиры от ударов кулаков, жуткое эхо грохотало нарастающим маршем. Там, за дверью, топтался пьяный хозяин, вывалянный в снегу, ошалело глядевший на провода давно вырванной кнопки звонка, и шевелил разбитыми волосатыми пальцами руки.
Уже при первых громких звуках Вильям быстро спрятался за большим ящиком полузасохшего фикуса в углу. Припал к полу брюхом, притих и еле дышал. Его выразительные тёмные глаза выдавали волнение. Вильям уже знал, что будет дальше. Сюжет не менялся годами. Хозяин ввалится внутрь. Его ругань и женские крики постепенно перекочуют на кухню, пойдут по нарастающей. Затем к визгу присоединятся резкие, как выстрелы, звуки разбиваемой посуды и глухое падение разных предметов.
Женщина, в конце концов, закроется в ванной комнате с оторванной снаружи ручкой и уцелевшим крепким засовом изнутри. А мужчина ещё некоторое время будет скалиться гнилыми жёлтыми зубами в щель двери, понося благоверную. Затем разъяренный будет ходить по комнатам. Это будут самые опасные для Вильяма минуты. Как-то раз пьяный взбешённый хозяин увидел-таки его, вцепился волосатой лапищей в шею, вынес за дверь и бросил на бетонные ступеньки. Да так, будто это не Вильям вовсе, а мяч для регби.
- Какое невероятное, неслыханное унижение твоей генной памяти, издевательство над твоими славными предками! - кармические потуги предков продолжали нашёптывать в оттопыренное ухо Вильяма.
- Знаешь, в древности они рождались и взращивались в любви и гармонии императорского дворца. Это было священной тайной, высоким искусством просветлённых министров-мандаринов. Да что говорить... Твои благородные предки приложили немного и своих усилий, чтобы склонить Ось Времени к человечности и ответственности за свои поступки. Тщательно причёсанные, с серебряными колокольчиками на шее и на золотых цепочках, сопровождали они когда-то даже Конфуция с Буддой в путешествиях. А теперь... От грубого рывка волосатой руки ты летишь и ребрами считаешь ступеньки на грязной лестнице хрущевки. Кажется, ниже уже упасть невозможно...
Всё так. Правильно. Если бы те предки, хоть реинкарнированные, увидели его в нынешнем положении, распластанным на бетоне, то они или их косточки непременно перевернулись бы от возмущения в роскошных гробницах императорских захоронений.
Вильям лежал и терпеливо ждал, пока хозяин перестанет бродить, когда, наконец, свалится от усталости на вонючий засаленный диван. В такие минуты ожидания пёс мечтал стать очень большим и крепким. Ну хотя бы превратиться в тибетского мастифа. Гора мышц, львиный загривок, страшная пасть. И чтобы девяносто килограммов веса, не меньше. И чтобы от голоса твоего, как от грозного медного гонга, судорожно сводило челюсти у проклятого хозяина, болезненно звучала, гикала его селезёнка и он затыкал уши и сам испуганно запирался в туалете.
Ночью Вильям почти не спал, слушал, как за окном шумел мелкий дождь, такой неуместный среди зимы. Женщина тоже не спала, стонала, хваталась за голову от боли, вставала, измеряла давление, глотала таблетки вместе с каплями запашистого корвалола. И только хозяин в поношенных вчерашних брюках и свитере громко храпел на диване.
На рассвете дождь затих и Вильям провалился в короткое забытье. Ему приснился необычный сон. Какие-то наряженные в белые одежды люди несли его в плетеной из лозы корзине. Несли по длинной аллее, засаженной белыми ивами и величественными платанами. Белоснежная аллея, окутанная туманом, вдали упиралась в нарядную зеленую гору. За нею всходило солнце. Утренние лучи играли на плесе сонного озера, добавляя свежих красок всей округе. Вильям восторженно оглядывался по сторонам. Все казалось ему торжественным и приятным.
«Но почему я в корзине? И почему я совсем белый? Рыжим же был всегда... Может, это в другой жизни?» - с тревогой спрашивал он себя во сне.
Утренние крики женщины прервали сон. Благоверная навёрстывала то, что не смогла выплеснуть вчера во время перебранки.
- Когда уже ты зальёшься своей водкой! Скотина такая! Сколько мне ещё терпеть? Поднимайся, иди на улицу, хлеба купишь и пса выгуляешь. Мучается он сердешный под дверью.
Размякший, немощный с перепоя хозяин сопел и что-то бормотал. В конце концов поднялся на ноги. Его шатало из стороны в сторону. Медленно оделся, пошуршав в карманах, насобирал четыре гривны.
- Дай десятку опохмелиться, - выдохнул он термоядерную смесь испарений в лицо жены.
Та поморщилась, отвернулась.
- Не дам! Мне целую неделю на что-то надо жить. До пенсии.
Черный гнев медленно нарастал, мутился где-то в пересушенных, сожжённых внутренностях хозяина, пока они спускались по ступенькам с пятого этажа. Вильям обречённо семенил позади.
«Вот сучка, зажала десятку... У Коли точно есть... Надо зайти», - приближал надеждами виртуальное похмелье мужчина.
Стремительно распахнулись створки входных дверей от удара ноги. Зазвенели остатки разбитого от сквозняка стекла в окне подъезда. Вильям выскочил вперёд, отчаянно заскрёб когтями по гладкому льду, пытаясь тянуть хозяина куда-то в сторону на коротком поводке.
«Куда ты прёшься! Там же скользко. Хе-хе-хе-хе... Четыре килограмма против восьмидесяти. Фу! Как же от тебя воняет! О, мои нежные влажные ноздри! Как они измучились...» - думал растерянный пес.
Продавщица хлебного киоска станет свидетелем, как человек поскользнется на зеркально гладкой поверхности. Как взмахнет руками, падая навзничь. Рыжий пекинесик оторвется ото льда, опишет стремительную дугу в воздухе и бухнется под тело хозяина, которое накроет пса.
Потом продавщица с прохожими поднимут мужчину, отдадут ему шапку, что слетела с его головы. Хозяин зажмурится, грубо выругается, схватится за ушибленную макушку. А Вильям неподвижно будет лежать у его ног. Изо рта пса минуту будет вяло сочиться и растекаться лужицей кровавая кашица.
Его астральное тело ещё успеет увидеть склонённое над собой кричащее лицо заплаканной незнакомой женщины. Затем тело зависнет в полуметре над своей расплющенной на льду формой, чтобы осознать наконец неотвратимость того, что произошло. Последняя мысль перенесёт Вильяма в уютную аллею с платанами и принесёт ему огромное облегчение.
«Теперь я знаю... почему в корзине...»