Актёр, бондарь, он же, делводел, выворачивальщик (чужих душ?), дверевой, зачищальщик и измеряльщик, колорист, музыкант и надевальщик, официант... писатель... В алфавитном порядке по страницам Квалификационного справочника работ и профессий.
«О, П, Р…» - Какая из них - моё ремесло? «С» - Спасатель или смотритель.
Рrofiteor - объявляю своим делом. А если выбрали за тебя?
Главный по уткам - а не журналист, судно - но не корабль и даже не лодочка...
Медицинское судно. Уточка...
- Использовать медицинское судно несколько сложнее, чем кататься на лодочке. При позыве пациента необходимо взять судно и обдать его теплой водой. Особенно это касается металлических судов. Таз пациента приподнимается одной рукой, а другой под него подсовывают судно на клеенке, чтобы случайно не вымазать постель. Судно сразу не убирается, ведь пациента нужно еще подмыть. Предварительно для этого приносят туалетную бумагу, вату и кувшин с теплой водой. Сначала используют туалетную бумагу, затем влажную вату. Подмывают также как и детей... Подмывать - обязательно, ведь пациент сам не может следить за своей гигиеной. Лишь после этой процедуры, приподняв таз больного, медицинское судно вытаскивают. Затем и клеенку… Бу-бу-бу… Запомнила?
Введение в специальность. Другие университеты. Иные лекции.
А за окном - жизнь! И - профессия, которая должна была стать и ремеслом, и источником. Но не стала…
«Доказательство истинности любого призвания — любовь к тяжелой работе, которой оно требует». (Логан Пирсолл Смит)
Мыть полы, выносить за больными судна и таскать тяжёлых и по самочувствию и по весу больных – однажды стали моим призванием. Род трудовой деятельности, не требующий определенной подготовки и не являющийся обычно источником существования. Чем не профессия? - Нет профессий с большим будущим, но есть профессионалы. Или, как кто-то сказал: «Нет плохих профессий, но есть такие, которые мы уступаем другим».
И я уступила... Жалею? - В чужом саду трава всегда зеленее. А потому - почему бы и нет – смотритель я или спасатель. - По обстоятельствам. Или - по обстановке.
- Какие сводки с фронтов? – приветствую, заходя в больничную палату.
- Как на фронте! - отвечают три старушки. И только одна подопечная молчит - моя мама... Инсульт. А на фронте - без перемен...
Со знанием дела раздаю каждой - по градуснику под мышку и по улыбке в ответ на простую старушечью радость.
Новый день. Старые обязанности. Но как же я рада им. Значит, не всё потеряно. Ещё один день. А может – будет и завтра…
Профессии порождены разделением труда и служат выражением его дифференциации. В мои обязанности входит - всё. Ведро, тряпка, швабра - общий вид - утренний моцион.
Любовь Ивановну - причесать, Анну Ильиничну - погладить по голове. Там уже нечего причёсывать, но осталось огромное желание быть любимой и обласканной. Глажу…
Пора сдавать градусники на пост. А где же градусник номер …
Номер… Приехала в больницу сразу по звонку отца. Простейшее устройство для подачи звуковых сигналов, режущее слух. Как оказалось, и жизнь – на «после». А «до» – как будто и не было.
Откуда, зачем – номерок для морга на запястье моей мамы?!
- Да вы знаете, кто я?!
- С этого дня – главная по швабрам и уточкам, - спокойно и привычно отвечает заведующий отделением. - Глисты, «венера» - справочки отдадите старшей медсестре, а половые отношения - только на безвозмездной основе. Впрочем, сама – напросилась. И запомни – нет тебя.
- Хорошо.
- Хорошего, увы, мало. И это – не просьба. Условие. Вы сами предложили свои услуги в обмен на круглосуточное ухаживание за матерью.
Быть рядом, когда родному человеку это необходимо, как жизнь … - Вот тогда я и выбрала – новую профессию. Или работу - дело, занятие, ремесло.
Квалификация, звание, призвание? - Забудь! Всё, что усвоила на лекциях по Трудовому, Уголовному и иному праву, забудь. Теперь ты – смотритель. А ещё – человек без прав. На жизнь, на любимое дело, на ошибку…
Смотритель - оберегатель, хранитель жизней, сторож от не прошенных гостей … Это – про смерть. Лицо, которому поручено... Хранитель свечи жизни… Не погасить…
Половые отношения - сложились не сразу. Старый линолеум мстил белёсыми от хлорки разводами и катушками от тряпки, возрастом чуть моложе полов.
Да и «нет меня» - плохо получалось. Вас слишком много - ревнивый взгляд медперсонала. Вас более чем - ворчание охранника, проверяющего пропуск.
И только взгляд санитарки Нины всегда ищет тебя и ласкает: «Где ты?» И, как приложение, карман-сейф Ниночкиного халата. За новую тряпку. За тёплые судна. За…
Всё это производило на меня большее, чем обычно, впечатление, чувство – будто ты отрезан от всего мира. Где выход? Или хотя бы окно… единственное - в палате для тяжёлых больных.
Комната средних размеров. Из обстановки - четыре функциональных кровати, столько же тумбочек и стульев. И четыре – жизни. Стены – в цвет погоды за окном – солнечные или серые. И ничего по-настоящему личного – правила стерильности. В углу – кресло – в народе – «инвалидное». Если спина и спинка найдут согласие, можно – покемарить. Или - смотреть в окно.
Окно – в жизнь. Переделав, успокоив и … прижимаюсь лбом к холодному стеклу и смотрю картинки из жизни. За окном. Как в хорошем немом кино.
Привыкаешь – быстро, затягивает – с ещё большей скоростью. Уже знакомые лица. Почти родные вороны и коты. И – мысли. Один на один. Одна мысль приходит на смену другой, всплывают обрывки воспоминаний, пробивается волнение, какие-то отдельные фразы, люди, лица, ситуации. Издержки ремесла…
… Вот по дорожке через больничный парк идёт – «давний знакомец». «Познакомились» случайно. Он так же шёл своей дорогой – «за окном» другой жизни и не бывает. Там - всё в ногу со временем. Это в больнице – жизнь застыла. И дороги - две... на выписку или с номерком… Вот понимаешь это почему-то только в больнице…
В тот день… Молодой снежок быстро растаял. Сильный ветер срывал последний лист и головные уборы. Походка мужчины «рассказывала» мне – гололёд. И – Он упал. Почему в полёте вниз, человек всегда смотрит вверх? – Он посмотрел. Третье окно второго этажа.
Вот тогда мы впервые обменялись взглядами. Он развёл руками… Я – посочувствовала.
Конечно, это могла быть простая случайность. Потом – как на сеанс в кино. Ровно в четыре. Он – в магазин. Я – к окну. Он – раскланяться и послать мне приветствие лёгким кивком. Я – сделать фигуру из трёх пальцев – онанисту у женского отделения, погрозить кулаком писающему дяде за гаражом. Потом - подать знак Ему - большой палец – вверх, вниз, как при падении. По самочувствию. Моих подопечных.
В чьих руках судьба – помиловать или погубить?
Два пальца вверх «V» - так и не получилось. Побеждать - это тоже профессия.
Лет семидесяти – строила я предположения. Интересно, кем Он работал? Не одинок. – Ухожен, одет по погоде – значит, кто-то о нём заботится. И содержимое сумки, насколько я могла разглядеть – подтверждало мои догадки. Покупок в ней – на семью. Овощи. Хлеб. Молочное…
Йогурт! Забыла купить баночку йогурта для Зои Петровны. Сын приходил к ней неделю назад - при поступлении. Принёс три коробочки этого любимого стариками и детьми кисломолочного продукта. «Вишнёвый» – по названию ароматизатора. Самый дешёвый – по запомнившейся рекламе. Три сразу – чтобы часто не навещать…
По взгляду Зои Петровны, брошенному с наклеенной на баночку этикетки - на сына, поняла, она думает так же. Виду не показывает. – Сыночка.
И я кормила её в полдник – самым дешёвым по цене, самым дорогим сердцу женщины – потому что куплен сыночкой - вишнёвым йогуртом. А тот больше и не навестил... Сноха… внуки… И вовсе - ни разу… И йогурт – закончился.
Три коробочки йогурта.
На четвёртый день – ровно в четыре – Оленька, мне бы йогурт…
Да, Зоя Петровна, и мне бы – за день даже не вспомнила, что во рту маковой росинки не было – наедине сама со своими мыслями – ложечку, ещё одну – какой же вкусный йогурт купил сыночка, - смакует Зоя Петровна, старательно не замечая ни вкуса персиков, ни этикетки на баночке. Персиковый йогурт. Врач говорит, она всё равно не поймёт – последствия инсульта, а забота – скрасит её последние дни.
Сегодня – седьмой день. А я забыла купить! Как же… хорошо, что за окном ноябрьская непогода. Мокрое стекло и запах слёз на щеках – потому что дождь…
- Он не придёт… не плачь…
Что? Слёзы – прочь! Расцеловываю старушку и хохочу. И слёзы - не прячу.
- Ты не обижайся за йогурт. Я – старая эгоистка, - сказала она неожиданно. - Мне так хотелось, чтобы меня немножко любили.
Она казалась такой маленькой, одиноко лежавшей на огромной кровати.
Я слышала много признаний – настоящих и выдуманных. Это – меня потрясло искренностью и дало надежду. Она – в уме! Она – всё понимала. Значит, шанс есть. И мне – поручено. Смотреть за …
Хранитель свечи жизни… Не погасить… Мамочка…
- Отмучилась…
- Что?
Отмучилась…
- Кто? Да это - парень, а не женщина. Отмучился бедолага.
Кровать парня стояла в коридоре, напротив нашей палаты. Тихо отходил… Мучился, но терпел… Кроме медсестёр возле его койки за всё время никто не появился.
- Я отмучилась…
Смотрю в спину уходящей вдаль коридора женщине… Медсёстры накрывают белой простынёй заострённое лицо парня-наркомана. Прошло всего минут пять, как … и даже за это время он из молодого человека превратился в старца. Обозначившиеся на его лице морщины – свидетельство той боли, которую он скрывал, и удивлённой радости.
- Мать, – тихий шёпот наклонившейся в мою сторону санитарки Ниночки. - Если бы не мать, много раньше умер. Ждал... А она, как чувствовала... пришла ... мать есть мать.
Мама – очнувшись, тороплюсь в палату. Спасатель… Или смотритель… Больниц – было много…
Но однажды и я не досмотрела. Уволена 7 июня 2001 года за выбытием… Навсегда записано в …