Алмада

Алмада.

Если Вам нужно отремонтировать судно, пусть даже и очень большое, смело езжайте в Лиссабон на верфь Lisnave. Когда я работал на танкере средних размеров в 33 тысячи тонн под названием «Индра», мы так и поступили. Танкер этот был построен в Питере на военном заводе – Адмиралтейские Верфи. Обычно там строят подводные лодки, но в начале девяностых спрос на подводные лодки упал и, чтобы завод не погиб, стали строить эти танкера. Танкер вышел на славу, но когда смотришь на него со стороны, то стараешься понять – чего-то не хватает в силуэте. Всё вроде бы правильно и даже красиво, но чего-то важного в силуэте нет. Через какое-то время соображаешь - не хватает орудийных башен! Парочка орудийных башен закончили бы силуэт и смотрелись бы отлично на палубе. Мы даже пытались заводским предложить поставить их, пусть хоть и не настоящие, пусть секонд хенд, но заводские сославшись на проектную документацию, отказались, хотя и согласились, что да, так было бы куда как лучше.

Тем не менее мы сели на корабль, завели двигатели и уехали из Питера. По правилам завода, на борту находились и заводские специалисты разных профессий. В Лиссабоне на верфи предстояло покрасить внутри танки – ёмкости для груза – специальной краской, так как судно предполагалось использовать в качестве продуктовоза, то есть перевозить не нефть, а всякие жидкости, даже вредные и вонючие. Покраска танков – процедура долгая. Сначала очищали металл до блеска, а потом уже и наносили краску.

Поскольку судно было новое, то все не занятые в процессе покраски, стали обживать судно и облагораживать свои каюты. Также начали создавать судовую документацию, без которой никакой корабль существовать не может. Это был для меня первый танкер в жизни. Раньше я работал на судах другого назначения. Поэтому, чтобы разобраться в новом для меня деле сосредоточился на документации, лазил везде и рассматривал устройство корабля, благо времени, отпущенного для этого было достаточно. Не скажу, что всё мне нравилось – многое вообще удивляло. Например, рулевая машина Р-18, которая используется на крейсерах. По причине секретности нам даже описания её не дали. Также многие системы автоматики были абсолютно военными и тоже, по причине секретности без документации. Это несколько обескураживало.

Пока я ползал по судну, другие члены команды стали изучать окрестности, а когда нам привезли зарплату, то стало веселее, а огни вечернего города замигали интенсивнее и более заманчиво.

Лиссабон состоит как бы из двух частей, разделённых протокой. Протока идёт из большого то ли залива, то ли озера прямо в океан. Город при этом разделён на старую часть и новую, за протокой. Через протоку построен большой мост для автомобилей и на стороне новой части стоит памятник Исусу Христу в виде большого креста, такой же, как и в Рио Де Жанейро. Вот в этой новой части города и находилась верфь, где стояло наше судно. Этот район города назывался Алмада.

Португальцы поднаторели в производстве вина. Мало того, что вино продаётся во многих магазинах, так его ещё можно купить в розлив в специальных маленьких частных магазинчиках. Перед покупкой вина дадут попробовать и если вкус его устраивает, то и покупаешь. А если не устраивает, идёшь дальше. Вино мы покупали в маленькие канистрочки от минеральной воды, которые были в избытке на судне. В другом магазине покупались орехи. И вино и орехи стоили дёшево. Поэтому набрав всего этого шли в парк, где играла музыка, на скамеечку. Поскольку в экипаже я был новым человеком и никого толком не знал, то в попутчики выбрал своего коллегу с питерского завода - Володю, который при постройке отвечал за автоматику и электричество. Вообще-то его основным занятием была настройка автоматики и управления атомными реакторами подводных лодок, что строились в Северодвинске. Но в то время там ничего не строили, и он временно прибился к нашему кораблю. Про работу свою он, конечно, ничего не рассказывал, а всё больше выспрашивал про работу мою. Моя работа не была секретной и я ему с удовольствием рассказывал всё, что ему было интересно. Так коротали вечера.

Как и на всяком заводе, связанном с ремонтом судов, вдоль причалов бегали разные собачки. Вероятно, изначально они были членами команды каких-нибудь судов, но потерялись сойдя на берег по своим собачим делам, которых у них, как известно, много. Как и на прочих таких заводах, недалеко от трапа стояла ёмкость, куда в конце дня повар складывал всё, что не съела команда в течении дня. Заводские рабочие тоже следили за этой ёмкостью и всё, что не съели собачки, выбрасывали вон, а ёмкость эту мыли из шланга. Я заметил, что португальцы очень заботливо относятся к животным, особенно к ничейным собачкам, и если не кормят их в городе где попало, то уж большие миски с водой всегда можно обнаружить, ведь летом в Лиссабоне очень жарко!
Посторонних собак эти местные собачки на завод не пускали и гоняли всей стаей чужака, если он вдруг нечаянно заходил на чужую территорию.

Вот в такой почти идиллической манере, мы провели в Лиссабоне почти два месяца. Отпились вина, отъелись орехами, апельсинами, попробовали даже самогон, который продавался в литровых бутылках в магазинах и назывался Aquardente. Покраска танков была завершена, в танки была установлена контрольная аппаратура, всё проверили и уехали. Ехать предстояло в Хьюстон за метанолом, чтобы потом везти его в Китай. Дело был весной и погода особенно не радовала, но судно, хоть и пустое, практически не качалось. Это особенность советского проектирования. Всякое советской постройки судно всегда было устойчиво на волне и практически не качалось. И в самом деле, а чего собственно качаться, когда надо плыть? Корейские и японские даже очень большие суда качаются страшно, что не делает им чести, а почему это так – не знаю.

На третий день пути на палубе у дверей камбуза была обнаружена крупная собака. Капитана, как только ему об этом доложили, чуть кондрашка не хватила. Везти собаку без документов в Америку – это смерти подобно. На судне её не скрыть, а выбрасывать за борт – ну не станешь ведь. Собрали собрание и стали решать, что делать? Какая сволочь эту собаку на судно притащила? Стали грешить на токаря Борю, но он божился, что не он, и вообще, он дня три до отхода из Лиссабона сильно пил и вряд ли смог притащить собаку. Но ему сказали, что то-то и оно, что пил. Решили собаку не выбрасывать, а везти до Америки, а там посмотрим..

Капитан от расстройства потребовал виски и закрылся в каюте «работать с документами». Работал три дня, но так ничего и не придумал. А собаку тем временем уже начали любить. Назвали её Алмада – по названию места, где она раньше жила. Собака была явно судовая. Это видно сразу, по тому, как она ходила по трапам – и вверх и вниз без проблем. Сама нашла, где устроить отхожее место – на корме у шпигата. Боцман похвалил её за это и угостил конфеткой. С питанием у собаки всё было отлично. Повар не только объедки ей давал, но подсовывал и мясца. Хотелось бы и косточку ей дать, но на судно мясо с костями не возят, разве что рёбрышки. Но рёбрышки для Алмады были как нам печенье – раз, и съел.

Собака не кошка. Она не хочет быть ничьей. Вот и Алмада стала приглядываться к нам, искать себе компаньона. Приходила и ко мне. Обошла каюту, дала почесать себе голову, но поняла, что кошки мне больше нравятся и ушла искать дальше. Как ни странно, но в друзья она выбрала себе того самого Борю- токаря, который божился, что не он собаку привёл. Собака стала спать в его каюте, а Боря был и не против. Только капитан, прознав про всё это затаил на Бориса. Боря же, нисколько не испугался капитанского отношения к себе, он был высококлассным специалистом, мастером на все руки. Видимо, такая его независимая позиция и понравилась Алмаде, собаке тоже неглупой и независимой.

Алмада старалась повсюду сопровождать Борю. Боря в курилку, туда же и Алмада, Боря на палубу, и Алмаде туда же срочно надо. Ходила с ним и в машинное отделение. Хоть там и сильно шумно и жарко, ничего, терпела. Если бы могла, то помогала бы Борису в его работе – что-то выточить на станке или приварить какую-нибудь железяку. Помочь не могла, но всегда наблюдала за его работой. Правда, после походов в машинное отделение иной раз приходилось оттирать собаку от мазута, но это ведь мелочи, не правда ли?

Как-то Алмаде удавалось не попадаться на глаза капитану и он уже начал спрашивать, насчет неё – не упала ли она за борт, что-то её не видать? Ходил специально по судну, искал, где гадит собака, но так и не нашёл и, похоже, стал успокаиваться. Но собака и сама ему под ноги не лезла, понимала, что отчасти виновата перед ним, что подставила его.

А Боря смастерил из толстой кожи ошейник собаке и сделал тиснёную надпись на нём: ALMADA. Crew member. То есть: Алмада. Член экипажа. Всем этот ошейник очень понравился, особенно самой собаке и она любила его демонстрировать, когда просили. Это была ЕЁ вещь.

Алмада ещё любила бывать в каюте старшего механика. Кабинет в каюте был большой, тёплый ковёр на полу, а стармех всегда угощал собаку чем-то вкусненьким. Угощал и говорил ей, что скоро приедем в Америку, а там КостГвард – береговая охрана. Свирепые люди. Могут собачку арестовать, и того гляди и убить. Ведь нет у тебя, собачка, документов кроме этого красивого ошейника. Алмада внимательно слушала, не перебивала и всякий раз тяжело вздыхала при этих разговорах.

А тут старший помощник вдруг обнаружил, что программа расчёта груза сделана для танкера в 25 тысяч, не для нашего парохода. Это была засада! Все уже отвыкли пользоваться таблицами и рассчитывать груз по формулам. Обычно для этого была специальная программа в компьютере и штурманам приходилось лишь измерять величину уровня жидкости в танках и вводить эти значения в компьютер, а он уже выдавал цифру в кубометрах или баррелях. Программу эту специально сертифицировали, проверяли и только после этого разрешали пользоваться.

Пришёл ко мне старший помощник с бутылкой виски и стал всё это мне рассказывать, просить помощи. То есть он хотел, чтобы я ему эту программу написал. Делать нечего. Пришлось соглашаться, тем более, что похожую программу для банановоза я уже писал. Рассказал он мне весь алгоритм расчёта, написал формулы, дал таблицы и прочие пособия. Я попросил заводского Володю подменить меня на моей работе и за неделю эту программу написал. По этой причине я отвлёкся от событий с Алмадой и вспомнил о ней только тогда, когда судно уже стало заходить по речке в Хьюстон. Мне по службе следует находиться в Центральном Посту Управления, когда судно идёт с лоцманом или по речке. Оттуда ничего не видно и не слышно кроме команд. Поэтому самое интересное я не увидел.

А вышло вот что. Во время прохода по речке, швартовые команды были вызваны на нос корабля – бак и корму. Матросов не хватает для швартовки, поэтому приглашают мотористов и Борю токаря. Им велено швартоваться на корме. Ну, где Боря, там и Алмада. Все уже к этому привыкли, но тут стали говорить собаке, что скоро тут будет швартовка и будет лучше ей отсюда уйти, а лучше бы и вовсе спрятаться, а то скандал с американцами может выйти. Алмада подошла к каждому на корме, дала почесать в голове, подошла к Боре, встала на задние лапы, лизнула его в лицо, разбежалась и прыгнула через борт в речку. Все кинулись смотреть, куда это она там упала. А Алмада вынырнула из воды, поплыла к берегу и вскоре уже на нём и стояла. Отряхнулась, пробежала немного за кораблём, чтобы увидать его и Борю в последний раз. Постояла, посмотрела и пошла по своим собачьим делам в Америку.