роман Жизнь между Адом и Раем главы 6, 7

Сергей Толмачев 2
      6. От переживания до сумасшествия

   Я подошел к воротам и сорвал пломбу с бумажного пакета, в котором были все мои личные вещи и ключи от дома. Не глядя внутрь, я запустил в него руку, нащупал  ключи, вынул их, а затем открыл калитку и очутился во дворе. Неспешно переступая с ноги на ногу, я прошелся по внутреннему двору, остановился в нескольких метрах от крыльца и подумал о том, что это впервые, когда я не хочу возвращаться в этот дом. Я окинул дом взглядом, полным печали, понурил голову, а затем поднялся на крыльцо, отворил дверь и вошел внутрь парадной.
  Не издав ни звука, я прогулялся по первому этажу, вошел в гостиную и опустился на диван. В моих руках по-прежнему находился тот самый бумажный пакет, и я положил его на столик, откинулся на спинку дивана и посмотрел по сторонам. В воздухе до сих пор витали нотки ее парфюма, а всё, на что бы я не посмотрел, напоминало о ней. Ее образ, воскрешенный моими воспоминаниями, появлялся из пустоты, делал два-три шага, говорил что-то, а затем тускнел и снова исчезал.
  «Как ты думаешь, куда повесить эту картину, на эту стену или над камином?», произнесла Алли, прошлась вдоль дальней стены, засмеялась и исчезла. «Хватит подглядывать! Ты же знаешь, что я стесняюсь, когда ты наблюдаешь за тем, как я убираюсь!» - прошептал ее ласковый голос, и ее образ снова растворился словно туман.
   Нет! Я не мог принять эту правду, и не желал верить в то, что все, что осталось от нашей любви, так это мои воспоминания и горстка вещей, которые лежат в этом дурацком бумажном пакете. Там было все, что было при нас в тот вечер. Когда я высыпал содержимое пакета на стол, среди телефонов, часов и прочей ерунды, лежало и кольцо, и так уж получилось, что оно лежало прямо на визитке с надписью «Ритуальные услуги».
  Как оказалось – это была одна из крупнейших компаний в городе, и в этом плане мне очень повезло. Дело было в том, что Алли была русской и согласно православным традициям ее похороны должны были состояться на третий день после смерти, а стало быть, уже завтра. Это означало то, что времени было катастрофически мало и что ни одна другая контора с моей ситуацией просто не справилась бы. В случае же с этой компанией, моим агентом был сам  хозяин, и после того, как мы пообщались по телефону, он убедил меня в том, что все пройдет без эксцессов.
Он пообещал найти церковь, священника и решить все остальные вопросы. Он объяснил порядок церемонии и особенности проведения подобных мероприятий и пообещал, что всё будет сделано так, как положено.  Мне же надо было только обзвонить близких и родных,  и сделать это безотлагательно. Именно этим я и занялся, стоило мне только попрощаться с агентом.
   Да уж! Я думал, что все самое страшное осталось позади, но нет, все только начиналось. И в особенности страшно стало тогда, когда очередь дошла до звонка Люси и Алексу Кирешиным.
   В древности гонцу, который приносил плохие вести, отрубали голову. Признаюсь, я ощущал себя именно таким гонцом, и более того, в глубине души я хотел, чтобы со мной поступили именно так же. Нет! Это невозможно описать, это невозможно вынести, и не дай бог хоть кому-то пережить нечто подобное. Я был на гране сумасшествия, вскочил с дивана и начал ходить взад-вперед по комнате. Я кусал губы, щелкал пальцами, сердце готово было выпрыгнуть из груди, а дыхание сбивалось, так, что я начинал задыхаться.
Я проигрывал в голове предстоящий разговор. А затем представил себе и нашу последующую встречу, и то, как я взгляну в глаза матери и отцу, и как …, ну знаете…, скажу им обо всем. В общем, это было тяжело даже представить, не то чтобы  сделать, но как бы там ни было, я не мог этого не сделать. Минут через пятнадцать я  всё же собрался  с духом и набрал номер подписанный «Родители Аллюши».
   Нет! Еще никогда прежде паузы между гудками не длились так изматывающе долго. Это были самые настоящие пропасти, срываясь в которые я каждый раз оказывался близок к тому, чтобы положить трубку. Я молил, молил, чтобы никого не было дома, а затем гудки оборвались и сквозь еле заметный фон международной связи раздался голос Люси: «Алло! Я вас слушаю!».

- Здравствуйте, мама, - произнес я, стиснув телефон до скрипа.
- Ааа! Кевин! Ты что ли? Как неожиданно! Привет-привет! Давненько вы с Алли нам не звонили! С прошедшим! Ты ведь католик, насколько я помню? Как дела-то, что нового, как Алли? Где она? Наверное, как всегда, рядом стоит и заставляет тебя с нами любезничать!? Так ведь? – звонко и бодро прощебетала Люси,  хотела было сказать еще что-то, но я ее перебил.
- Мама…, мама! Я звоню вам, чтобы сказать, что Алли…, - я замолчал. Язык не мог произнести эти роковые слова, да и сам я не знал, как можно сказать подобное, причем не кому-то, а матери.
- Кевин!? Что ты имеешь ввиду? Ты так это сказал! Что-то случилось? У вас там все хорошо в этой Америке? - ее слова меня передернули, меня словно кислотой окатили, так мне было плохо.
- Я не знаю, как вам это сказать… Алли! Она…. Вы понимаете! Это был несчастный случай,  - я пытался найти слова, которые помогли бы мне сформулировать мысль помягче, но они никак не находились.
- Что? Какой еще несчастный случай? Кевин, я тебя умоляю, не ходи вокруг да около, скажи как есть!
- Она… она…. - заикаясь повторял я, никак не решаясь закончить фразу, внутри у меня всё съежилось и уста промолвили. - Она умерла.
- Как…? Это что, какая-то шутка…? Нет… это неправда! Этого не может быть! Зачем ты такое говоришь? - сквозь слезы, хлынувшие ручьями,   почти шепотом промолвила Люси.
- Мы…мы попали в аварию, и ее не смогли спасти! – пытался я  объяснить, что случилось.
- Нет, это неправда! Это сон! Страшный сон. Ааа! - закричала Люси и впала в самую настоящую истерику. - Моя деточка! Моя дочка! Моя маленькая! Как же так? За что?! Ааа.

   О боже! Это было еще страшнее, чем я мог себе представить. И так продолжалось около пяти минут, а потом Люси стихла, и я сообщил ей, что похороны состоятся завтра, что они должна вылететь немедленно, и что как только они купят билеты, она должна сообщить мне номер рейса, чтобы их могли встретить.

- …Вы поняли меня. Вылетайте на ближайшем рейсе. И вышлите мне его номер! Хорошо?
- Хорошо, - ответила Люси и в трубке послышались короткие гудки.

   Она положила трубку и уже через секунду мне стало заметно легче. Во-первых, я был рад тому, что этот непростой разговор уже закончился, а во-вторых, я был рад тому, что Люси оказалась не такой уж и бессердечной, какой я ее всегда себе представлял.
   Да, насколько я мог судить, отношения между Алли и мамой были крайне тяжелыми и, как признавалась мне сама Алли, у нее никогда не было семьи в полном смысле этого слова. Ее родители были военными врачами и в середине восьмидесятых их направили в Азию. После распада Советского Союза они не стали возвращаться в новую Россию и решили обустраиваться на новом месте. Они купили дом, устроились на новую работу и, казалось бы, что жизнь должна была забить ключом, но что-то пошло не так, и в какой-то момент  они начали отдаляться. Они продолжали жить скорее по инерции, а не по любви, и это не прошло бесследно и отразилось в первую очередь на их дочерях .
Девочки, а у Алли была старшая сестра Марина, были предоставлены сами себе, и их воспитанием занимались телевизор и двор. Они не знали, что такое семейный досуг, семейный ужин,  семейные отношения и, как следствие, Марина стала отдаляться от этой самой семьи и ушла из дома еще задолго до того, как ей исполнилось восемнадцать. Она стала общаться со взрослыми мужчинами и научилась использовать их возможности в своих собственных корыстных целях. Она меняла спутников с завидной регулярностью, при этом каждый новый покровитель был успешнее и богаче предыдущего. Она влюбилась в этот образ жизни настолько, что начала прививать его и своей подросшей младшей сестре. Но Алли оказалась не похожа на Марину и пошла по пути создания своего собственного маленького мира для двоих.
Она хотела быть настоящей матерью, хотела, чтобы ее дети получили все то, чего ей самой так не хватало - ласку, защиту и  поддержку семьи. Она хотела, чтобы в ее доме жило настоящее счастье, а не его блеклая, призрачная тень. И, конечно же, она хотела любить и быть любимой. С годами Алли становилась самостоятельней, мудрее и отзывчивее. Она всегда была неравнодушна к окружающему миру, - помогала животным, людям и даже растениям. Однажды, на заработанные за лето деньги, она открыла клуб для одиноких пенсионеров, и в этом клубе одинокие пожилые люди могли потанцевать и встретить свою вторую половину. Она дарила счастье другим, но при этом редко когда была счастлива сама, более того, она  часто оставалась в одиночестве. Конечно же, Алли была сильной личностью и переносила удары судьбы с достоинством. Она боролось, и не переставала делать это даже тогда, когда было бы проще сдаться и отступить. Она падала, вставала и снова шла к своей цели, но самым обидным было то, что ее никто не поддерживал, а ручеек противоречий, протекающий между Алли и матерью, вырос в океан непонимания и взаимных претензий. Мать упрекала Алли в том, что она была не похожа на старшую сестру. Она ставила ей в укор тягу к бескорыстной дружбе, беззаветной страсти и искренним чувствам. Она называла дочку социалистическим подкидышем, ну а что же до отца, то он слишком много работал и, как следствие, они почти не виделись, поэтому Алли ощущала себя брошенной и никому ненужной сиротой. Я видел ее родителей всего один раз, поэтому мое отношение к ним сложилось под воздействием рассказов Алли, а не на основе реальных фактов. Я общался с ними только по телефону, да и то минут по пять, и о какой-то ерунде. Я считал их странными, в особенности это касалось Люси. Но после сегодняшнего разговора, я понял, что Люси и Алекс были самыми обычными родителям, которые желали ей счастья, возможно, просто они не знали, как ей правильнее об этом сказать и как надежней огородить ее от своих собственных ошибок.

  «Ну вот, как-то … так» - сказал я с облегчением, положил телефон на край стола и пошел на второй этаж, чтобы выбрать платье, в котором Алли должна была появиться на людях в последний раз. Я поднялся по лестнице, прошел через большой светлый холл и подошел к двери спальни. Нерешительное движение руки, дверь отворилась и я очутился внутри большой, но очень уютной спальни.
  Комната находилась в том же состоянии, в котором мы ее оставили, и это было очень противоречивое ощущение. Легкий беспорядок напоминал о том, что еще недавно в спальне кто-то был. Скомканное постельное белье, мелочи, разбросанные по полу, открытые шкатулки и не выключенный в ванной свет - все это выглядело так, словно комната ждала возвращения своих хозяев. Но вместо этого, она стала похожа на монумент, запечатлевший последние минуты их счастливой жизни.
  Спальня была наполнена запахами, теплом и вкусом. Она была пропитана энергией, страстью и эмоциями. Она была такой живой и натуральной, а теперь она превратился в холодную мрачную гробницу воспоминаний.
  Я сделал несколько шагов внутрь комнаты, и это были шаги к краю, за которым начиналась бездонная пропасть безумия, отчаяния и уныния. Это были шаги по направлению к гардеробной, и стоило мне только очутиться в окружении одежды, с которой было связанно немало ярких воспоминаний, как я не сдержался, опустился на пол и зарыдал.
  Я смотрел на ту или иную вещь и у меня перед глазами проносились картинки, образы и
целые сценки. Автомобильная поездка по семи столицам Европы. Новый год в Майями. Прогулка по Центральному парку  Нью-Йорка…. И так продолжалось около получаса, а затем моя агония прекратилась и я поймал себя на мысли, что наша с Алли совместная жизнь была очень богата на впечатления и воспоминания, что многие люди не переживали ничего подобного, прожив вместе и пятьдесят лет. Сам того не ожидая, но я почувствовал прилив позитивного настроения и мне полегчало настолько, что я даже сумел сделать то, ради чего пришел в гардеробную.
  Я поднялся с пола, стер слезы и начал изучать содержимое нашей модной кладовой.  Мой выбор остановился на шикарном белом платье, которое  Алли купила год назад, но так ни разу и не одела, объясняя это тем, что бережет его для какого-то особого случая. Это было очень красивое платье - его глубокий белый цвет символизировал чистоту, доброту и светлое будущее. Этот цвет был своеобразным отражением поступков, целей и сущности самой Алли, и хотя платье смотрелось бы уместнее на свадьбе, оно подходило и для похорон, ибо оно наталкивало на мысли о том, что жизнь не закончена, и что смерть - это только лишь начало.
 
   И так! Последний туалет был выбран, я вышел из гардеробной и очутился в спальне. В моих руках был кофр, а на душе было странное чувство пустоты. Я окинул комнату тоскующим взглядом, а затем решил пройтись по ней, хотя и знал, что эта прогулка может закончиться очередной истерикой. Я положил кофр на кресло и прошелся по комнате. Я начал с того, что подошел к трюмо и посмотрел на наши с Алли фотографии. Затем, я огляделся по сторонам и заострил свое внимание на портрете, который висел над кроватью, и на котором была изображена Алли, лежащая в лепестках алых роз. Она была такой манящей и такой живой, что глядя на нее, я пошел на поводу своих желаний, подошел к кровати и сел на ее край. Да, я знал, что постельное белье по-прежнему хранило запах ее тела, и мне хотелось ощутить его, хотелось закрыть глаза и представить, что она рядом. Мне хотелось хотя бы на мгновение вспомнить, каково это сжимать в объятьях любимую, хотя я отдавал себе отчет в том, какую душевную боль сулило мне это мое решение. Я лег на кровать, взял в руки подушку, на которой спала Алли, и  прижал ее к лицу. Я трепетно сжал ее в объятьях, погладил кончиком носа, поцеловал и начал говорить ей нежные слова. Я прижался к ней щекой, заревел, и начал уговаривать ее не оставлять меня и побыть со мной еще чуть- чуть. Я говорил с подушкой так, словно это была и вправду Алли, а затем я замолчал, спросил у себя, как жить дальше? И ответом на этот вопрос стала  какая-то неконтролируемая и неистовая злоба.
    Я начал тягать простыню, начал бить в матрац и проклинать святыни, я начал умолять о смерти. И так продолжалось с четверть часа, а затем прозвучал телефонный звонок, и я пришел в чувство, хотя и не сразу.
  С первым звонком я замер и замолчал, со вторым сгруппировался и начал сдвигаться к центру кровати. С третьим я обхватил подушку двумя руками и начал говорить ей, чтобы она не боялась, и что я ее никому не отдам. Ну, а затем включился автоответчик  и опустошенный голос Люси продиктовал номер рейса, время прилета и номер мобильного телефона.
  Услышав Люси, мне стало невероятно неловко за то, что мать, пережившая своего ребенка, сохраняет большую выдержку, чем я - взрослый мужик и, как следствие, я тотчас же собрался с духом. Я отпустил подушку, встал с кровати и подошел к телефону, чтобы еще раз прослушать послание, оставленное Люси. Записав  все данные на бумажку, я позвонил одному из своих водителей и передал ему номер рейса и имена пассажиров. Затем я взял кофр, вышел из спальни и направился на первый этаж, но стоило мне только очутиться на лестнице, как меня снова начало одолевать чувство волнения и безумия.
  Дело было в том, что стена идущая вдоль ступеней, была увешена фотографиями, и была похожа на фотоальбом, рассказывающий о нашей жизни. На ней были и детские, и взрослые, и совместные, и одиночные фотографии, и я не смог устоять перед соблазном -  подошел к одной из фотографий, коснулся ее и промолвил: «Скажи мне, что это неправда, скажи, что это все сон».  Алли  на этом снимке смотрела куда-то в даль, причём, это был взгляд живого человека, взгляд, в котором можно было прочесть сострадание, боль и тоску. Я присмотрелся поближе и увидел слезы. Их становилось все больше и больше, и вот в какой-то момент они и вовсе покатились по ее щекам маленькими, но отчетливо видными струйками. Я опешил, побледнел и лишился дара речи. Я стоял не дыша и не смея подумать хоть о чем-то. Я был заворожен и увлечен. И уж не знаю, как долго бы длилось мое остолбенение, как вдруг  Алли повернулась и посмотрела прямо на меня.  Это было страшно, но это было только начало. Я попытался отвести взгляд от этой фотографии, но он натыкался на другие, и со всех фотографий Алли  смотрела прямо на меня. Еще мгновение, и мне показалось, что я начал слышать ее голос, что он звал меня к себе. Пытаясь понять откуда он доносится, я начал судорожно крутить головой, оступился и упал, а когда я очутился на полу в коридоре, я уже знал, что не останусь в этом доме даже и на минуту, не говоря уже о том, чтобы остаться в нем на ночь.
   Я поднялся на ноги, поднял с пола кофр и вошел в гостиную для того, чтобы взять со стола кое-какие важные вещи. Этими вещами стали документы, ключи и машинально взятое кольцо, а затем я выбежал на улицу, запрыгнул в машину, завел мотор и выехал со двора. Целью моей поездки было агентство ритуальных услуг и, проведя в пути около получаса, я очутился на территории небольшого частного имения построенного в готическом стиле, и хозяин фирмы встретил меня у входа в дом.
 
- Кевин Смайл? – спросил меня пожилой мужчина в твидовом костюме и сдержанно улыбнулся .
-Да! А вы надо думать, Марк Любер, - ответил я и вытянул вперед правую руку.
- Совершенно верно! Здравствуйте, - ответил Марк, пожал мне руку и добавил. – Ну что, пройдемте в мой кабинет. Как добрались?
- Да! Спасибо! – ответил я на его приглашение войти в дом, а затем ответил и на вопрос. – Хорошо добрался. Только вот опоздал. Простите.
-Да нет! Ничего страшного, не берите в голову. В моей работе опоздания – это нормально. Люди переживают, уходят в себя и не редко, не то чтобы опаздывают, а вообще забывают о встрече.
- Серьезно?
- Да! Бывало и такое! Кстати, нам сюда, – сказал Марк, открыл дверь, и мы вошли в большой темный кабинет с двумя кожаными креслами и стеклянным столиком, сделанный в виде шахматной доски со стеклянными фигурками,
- Выбирайте любое, какое вам больше нравится, – промолвил Марк, указал рукой на кресла, и я выбрал левое. - Могу я предложить вам что-нибудь выпить, прежде чем мы начнем, - спросил он и подошел к бару, находящемуся возле окна.
- Да! Это бы мне сейчас не повредило! А то я…сейчас такое…. видел…, - начал было я рассказывать о том, что увидел в доме, но закончил начатую мысль задумчивой паузой.
- Хмм!? – проговорил Марк в полтона. – Вы, наверное, имели  в виду голоса и видения. Ну, это вполне нормально для человека, находящегося в вашем положении.
- Да нет! Я имел в виду не это! – попытался  я как-то оправдаться.
- Ох! Тогда простите! А то я ведь подумал, что вы видели проявления потусторонних сил! И просто постеснялись сказать об этом вслух, так как подумали, что я посчитаю вас сумасшедшим.
- О! Нет что вы? – воскликнул я! Но не удержался и спросил. – А что такое случалось?
- Что именно?
- Ну…. То, о чем вы сказали! Проявления потусторонних сил. Такое случалось?
- Да! И не один раз! – с задумчивостью промолвил Марк, посмотрел на бутылки со спиртными напитками и спросил. – Так, все же, что вы будете? У нас большой выбор. Виски? Коньяк? Водка?
- Водка?
- Да! Водка у нас тоже есть!
- Русская?
- Да! «Столичная».
- Даже так? Тогда двойную порцию!
-Двойную?! Ну, вы ведь за рулем. Не боитесь, что…
- Да нет! Все хорошо, я потом медленно так в правом ряду поеду.
- Ну, смотрите! Под вашу ответственность, – прошептал Марк и налил нам выпить, потом подошел к столу и пробубнил. - Так на чем мы там!? 
- На проявлениях потусторонних сил, – промолвил я и приподнял брови.
- Ах! Да! Точно! И что именно вас интересует?
- Ну, просто вы сказали, что такое случалось? И даже не знаю. Стало как-то любопытно.
- Любопытно говорите! – сказал Марк и заглянул мне в глаза. – Любопытно то, что вам это любопытно. Просто обычно люди неохотно говорят на такие темы.
- Ну не знаю! А что тут такого.
- Вот и я о том же! – Марк вздохнул, взял свой бокал и откинулся на спинку кресла. – Я работаю в этом бизнесе уже очень много лет. Столько, сколько вообще себя помню. Этот особняк….  Когда-то он был отелем. И надо сказать не плохим частным отелем для богачей, которые не любили быть на виду. В свое время здесь гостили многие из сильных мира сего, а затем в одну майскую субботу постояльцы стали умирать, причем умирать один за одним.
- В смысле!? Просто так?
- Нет! Конечно, нет! – воскликнул Марк, покачал головой и сделал глоток. - Я не помню всех деталей, я был тогда еще слишком маленьким. Но если в общих чертах, то все они отравились за завтраком. Я не знаю было ли это убийство или же случайность, но я знаю то, что мой дядя владелец отеля - не сообщил об этом в полицию и позаботился о том, чтобы тела исчезли.
- А как такое возможно? Их что,  никто не искал?
- Хм. Как я уже говорил, постояльцы этого заведения были люди скрытными и многие из них  считались мертвыми. Впрочем, с этого-то все и началось. Спустя уже всего пару лет на месте отеля открылось агентство ритуальных услуг. Поначалу это было агентство с особой  репутаций, и нашими услугами пользовались в основном гангстеры и политики. Помню, ходила даже молва, что люди, приехавшие в этот дом, исчезали. В какой-то степени  это  правда. Впрочем, со временем многое изменилось и теперь здесь всё по-другому. Ну, а теперь касательно вашего вопроса. Я  занимаюсь этим  слишком долго и видел тысячи вдов и вдовцов. Я видел тысячи  родителей и детей. Я видел плачущих невест и  женихов, и каждый третий признавался мне в том, что видел призрака. Призраки являлись им в разных обличиях и в разное время. В одних случаях это был голос, в других образ, а иногда и все вместе. Призраки звали за собой и просили о чем-то. Но знаете, что я думаю! Я думаю, что все это стресс и чувство утраты. Я думаю, что это игра воображения. И я имею права так рассуждать, ибо я живу в этом доме с самого детства, и я ни разу не видел в нем ни одного призрака, а дом, ни много ни мало, стоит на костях, и в его стенах замурованы люди.
- И вы говорите, что никаких призраков не видели? – проговорил я с иронией и посмотрел на руку, на то место где должны были быть часы, и где их, по понятным причинам, не оказалось.
- Не только не видел! Но и считаю, что их вообще не существует, - прошептал Марк.  - Да! Да! Понимаю! Время! – воскликнул Марк. И положил на стол красную кожаную папку с несколькими листками бумаги внутри. – Это договор на оказание услуг и …. Прочтите его и если будут вопросы, то спрашивайте, не стесняйтесь.

   Я взял папку в руки, открыл ее и пробежался глазами по первой странице документа, не  вникая в слова и термины, сказал «Я думаю, что все хорошо, где подписать?» И уже через минуту документ был подписан.
- Ну, вот и хорошо, – прошептал Марк, улыбнулся кончиком рта,  сделал еще один глоток и задал мне вопрос. – Вам, наверное, интересно, как все будет проходить?
- Да, конечно.
- И это хорошо! И это о многом говорит. Так вот. Во-первых, мы привезли ее тело сюда!
- Сюда! То есть она сейчас здесь! – воскликнул я и начал потеть.
- Да, в этом доме! И если вы хотите, то ее можно увидеть.
- Нет! Я этого не выдержу.
- Да! Я понимаю. Так вот. Завтра с утра мы отвезем ее в церковь, где и пройдёт отпевание. Все вопросы с транспортом для нее и гостей решены. И мы позвонили на кладбище, о котором вы сказали, и место рядом с могилой ваших родителей уже готово. Кстати, надеюсь, то, о чем мы говорили…. вы привезли?
- Да, да. Все со мной, вот в этом кофре. Только у меня есть одна просьба. Я не знаю всех тонкостей, не уверен, что так можно, но там во внутреннем отделении есть флакон ее любимых духов.
- Я понимаю, это не проблема, мы все сделаем. И вот еще кое-что, у вас есть какие-либо предпочтения относительно прически?
- Да, мне бы хотелось, чтобы…, - я не мог сформулировать свои мысли, хотя, конечно же, знал, о чем думаю.
- Не беда. Одну минутку…, - он слегка наклонился и достал с нижней полки стола какой-то журнал и протянул его мне. - Вот, посмотрите, может быть, здесь есть то, о чем вы говорите.

   Я взял журнал в руки и начал перелистывать его страницы. Практически сразу же я наткнулся на ту прическу, о которой пытался сказать и показал ее Марку. Он записал ее номер на листке бумаги, и мы перешли к обсуждению финансовой стороны вопроса, а еще минут через пятнадцать наша встреча подошла к концу, и я поехал –  поехал, куда глаза глядят.

                7. Затишье перед бурей

   Ночь вступила в свои права и на улицах, освещенных фонарями и витринами, стало пустынно. Вот уже как пять часов я колесил по центру города и пытался оттянуть приход утра – приход неизбежной встречи с жестокой реальностью. Время от времени я заезжал на заправку за бензином и кофе и, наверное, я так и встретил бы рассвет в машине, если бы не полицейские ночного патруля, которые следили за мной, а затем включили  мигалку и попросили остановиться у обочины.
- Доброй ночи! Капитан полиции, Джейми Вашингтон, - произнесла приятная афроамериканская женщина полицейский, опустила глаза и посмотрела на меня сверху вниз через проем сложенной крыши. – Ваши документы, пожалуйста.
- Да, здравствуйте, офицер. Пожалуйста, – ответил я и протянул девушке документы.
- Кевин Смайл. Хм, – промолвила офицер в полтона,  посмотрела на меня и спросила. – А не тот ли вы, случаем, Кевин Смайл, о котором вчера весь день по телевизору и у нас в участке говорили.
- Я не знаю! В зависимости от того, что говорили?
- Да! Это точно вы! Примите мои соболезнования, сэр.
- Да, спасибо.
- Я  попрошу вас выйти из машины, –  сменив тон промолвила офицер и сделала шаг назад.
- А в чем, собственно, дело? Я разве что-то нарушил?
- Нет! Но я все равно прошу вас выйти из машины!
- Ну хорошо, – согласился я и сделал, как велела офицер.
- Как вы себя чувствуете? – спросила Джейми и посмотрела мне в глаза.
- А как я могу себя чувствовать? Не очень хорошо.
- Вот я и вижу, что вы устали, и что ваша реакция замедлена.
- И что с того?
- А то, что ваше состояние является потенциальной угрозой для окружающих.
- Каких еще окружающих? – воскликнул я и осмотрелся по сторонам. – Никого же нигде нет!
- Это не имеет никакого значения. Я хочу, чтобы вы поехали домой и легли спасть.
- Да перестаньте. У меня горе! Я на взводе. И я не хочу спать. И домой я тоже не вернусь.
- Мистер Смайл, не усугубляйте ситуацию.
- В смысле?
- Ну как вам сказать. Мы следили за вами около получаса, и то, как вы ездили по городу, вызывает подозрение. Да, вы не нарушали правил и не сделали ничего плохого. Просто сам факт того, что вы ездили по одним и тем же улицам по десять раз, выглядит странным. Это похоже на подготовку к ограблению или террористическому акту.
- Вы это что, серьезно?
- Нет! Но это повод для того, чтобы задержать вас до выяснения обстоятельств.
- Что? – возмущенно выкрикнул я.
- Ну, это как крайняя мера, – проговорила офицер, улыбнулась и смягчила тон. – Не поймите меня неправильно. Я не давлю на вас. Просто ваше состояние несет потенциальную угрозу, и я не хочу, чтобы худшие опасения оправдались.
- Ну хорошо! – проговорил я и одобрительно покачал головой. – Что вы предлагаете?
- Я хочу, чтобы вы поехали домой.
- Это исключено! Домой я не вернусь.
- Ну, тогда поезжайте в отель! Или если и отель вам не подходит, то тогда остается лишь один вариант - участок.
- Ладно! Ладно. Я понял, что вы от меня так просто не отстанете. Да и потом…. Да! Вы, правы. Мне и вправду надо отдохнуть. Я поеду к себе на работу.
- Вот и хорошо! А мы поедем за вами. Так сказать, для надежности, – сказала офицер, отдала мне документы, а уже минут через пятнадцать мы были на месте и полицейские пожелали мне спокойной ночи.

   Я оставил машину на служебной стоянке и пошел к главному входу.  Охрана открыла дверь, не дожидаясь пока я,  нажму на кнопку интеркома. Я помахал полиции рукой, они ответили мне тем же, а затем я вошел в холл и направился к посту охраны.

- Доброй ночи, Мистер Смайл, – промолвил один из охранников.
- Привет, Алекс. Привет Джо, – сказал я устало и опустил взгляд.
- Примите наши соболезнования, – прошептал Джо
- Да! Мистер Смайл, очень жаль, – присоединился к Джо и Алекс.
- Спасибо, – сухо промолвил я и снова опустил взгляд.
- А что привело вас сюда в столь поздний час, сэр?
- Не спится, – промолвил я,  мельком глянул на телевизор, который смотрел Джо, снова перевел взгляд на Алекса и сказал кротко и как-то нерешительно. – Алекс, дай мне пожалуйста ключи от моего кабинета и от свободных апартаментов.
- Сию минуту, сэр, – ответил Алекс и положил на стол две пластиковых карты.
- Спасибо Алекс, – промолвил я, еще раз глянул на экран телевизора, незатейливо похлопал рукой по столешнице и побрел по направлению к лифтам.

   Медленно, переступая с ноги на ногу, я прошел через весь холл и подошел к огромному дереву, стоявшему в центре зала. Оно было выполнено из стекла и металла, а его крона вздымалось под самый потолок и растекалась по нему лианами. Внутри ствола этого огромного дерева находились лифтовые шахты, а двери лифтов находились у основания и были задекорированы под кору. Я вызвал лифт номер один. Это был единственный лифт, на котором можно было доехать до моего кабинета. Я вошел в кабину, нажал на кнопку и лифт плавно поехал вверх, а в поле моего зрения попала панорама холла и я даже взбодрился.
  Дело было в том, что я никогда не бывал в офисе ночью и, как оказалось, не делал этого напрасно. Первые три этажа были объединены в один  огромный зал, представляющий собой многоуровневый сад с фонтанами, картинными галереями и скульптурными ансамблями. Зал был поделен на множество островков, балконов и ниш, и все они были соединенных мостами, лестницами и стеклянными туннелями. Эта сложная архитектурная композиция была спроектирована для дневного использования. Днём здесь можно было посидеть, почитать и подумать, а ночью это место превращалось в сказочный город, усыпанный сотнями разноцветных огней, бликов и мерцаний. Я смотрел на это завораживающее зрелище, пока  двери лифта  не закрылись, и на смену таинственным теням и искрам пришла шлифованная алюминиевая поверхность.
   Лифт поднялся вверх и остановился на тридцать восьмом этаже. Двери открылись, и я перешел в другой стеклянный лифт, который уже доставил меня внутрь моего кабинета. Весь смысл этой пересадки заключался в том, что стеклянный лифт выезжал прямо из пола кабинета, затем пассажиры выходили из его кабины, и он снова исчезал в полу, превращаясь в фигуры причудливой напольной мозаики. По такому же принципу были сделаны: гардеробная, душевая и комнаты для переговоров и отдыха и, как следствие, кабинет был одним просторным залом,  из  окон  которого открывалась потрясающая круговая панорама на город и все его красоты. Кабинет представлял собой большую стеклянную пирамиду, установленную на крыше здания. Он был поделен на два этажа и попасть на второй этаж можно было по металлической винтовой лестнице. В качестве второго этажа выступала платформа, подвешенная под потолком, и на ней находился рояль. И я называл этот уровень «Место под небом». В центре же первого этажа стоял стол и кресло, а еще в кабинете был камин, но только не обычный камин, а камин, расположенный на потолке, а именно на нижней части платформы с роялем.
  Это был пятиметровый круг, отлитый из специального термостойкого пластика, а вся его поверхность состояла из множества форсунок, по которым подавался газ и отводились продукты сгорания. Специальный процессор управлял распределением газа по форсункам,  создавая эффект горящего потолка.
   Я вышел из лифта, сделал пару шагов вглубь комнаты и очутился в самом центре своего рабочего пространства. Я посмотрел направо, посмотрел налево, а затем прошелся по периметру комнаты вдоль окон. Внешняя подсветка пирамиды превращала окна в нежно-лиловый светофильтр и от этого создавалось ощущение, что я смотрю на город прямо сквозь облака. Улицы, мосты и парки, все это виделось, как на ладони и это было очень красивое зрелище. Но сейчас я был не в том настроении, чтобы получать от этого удовольствие, так что уже через минуту я вернулся к своему рабочему столу и сделал то, ради чего  и пришел в кабинет.
  Я вынул из тумбочки пульт управления электронными устройствами, нажал на одну из кнопок и пол в дальнем конце комнаты начал подниматься и превратился в большую гардеробную. Это был мой стратегический запас одежды, на случай если, я пролью на себя кофе или захочу сыграть в гольф. Здесь были даже - костюм для подводного плавания и горнолыжный комбинезон. Я вошел внутрь, взял все необходимое и спустился на двадцатый этаж – на этаж, где находились апартаменты.
   Это был темный холл, по периметру которого стояли белые кожаные диваны. Стены были покрыты черными обоями с белыми рисунками. А еще здесь был красивый белый ковер и хромированные элементы декора – бра, рамки для картин и небольшие статуэтки. На этом этаже было всего четыре двери. И сверившись с номером на ключе, я направился к двери под номером 23.
  Миновав прихожую, я зашел в гостиную, положил кофр на диван и подошел к бару. В баре был широкий выбор алкоголя, но, как типичный американец, я налил себе виски и опустошил стакан одним жадным глотком. Часы на телевизоре указывали на половину пятого, и я невольно вспомнил о том, что примерно через час должны были прилететь родители Алли. Эта мысль заставила меня вздрогнуть, и более того, вслед за ней последовали и другие, причем каждая последующая мысль была навязчивее и язвительнее предыдущей.
  Все началось с того, что я представил, как я встречусь с Мамой и Папой. Затем, я подумал о том, что они мне скажут, и о том, что скажу им я. Потом я подумал о возможном развитии наших отношений, ну, а в конце, я невольно выкрикнул «Ой!»- поднес руку ко рту, и это было не безосновательная реакция.  Дело было в том, что Кирешины не знали всей правды о нашей жизни, и более того, они думали, что мы самая обычная американская семья, которая живет от зарплаты до зарплаты и погрязла в кредитах и ссудах. Алли скрывала от мамы наше истинное социальное положение, и она делала это намеренно, так как хотела перевоспитать маму и надеялась на то, что однажды у нее это получится.
  «Возможно, когда-нибудь…» - признавалась мне Алли «Когда-нибудь моя мама и начнет ценить людей не за то, сколько они зарабатывают, а за то, что они делают и во имя чего живут. Возможно, когда-нибудь она поймет, что счастье не зависит от того, насколько ты богат, влиятелен и знаменит. Возможно, когда-нибудь она поймет, что с милым можно обрести рай и в шалаше. И когда этот день наконец-таки настанет, я расскажу ей правду, ну а пока…. Пока она думает, что ты лишил ее дочь счастья. Что ты запудрил ей мозги, и что украл у нее возможности увидеть мир в ярких красках. Она считает, что ты заляпал пейзаж моей жизни серостью безденежья и бытовой рутины. И что надо жить, как Марина - жить одним днем и исключительно ради потребления. Она считает, что мы должны расстаться. Но я знаю, что она изменится, и когда это случится, я приглашу ее в гости. И представляю…», говорила Алли. «Ах, как же жаль, что поводом к приезду родителей Алли послужило не перемирие, а похороны» - подумал я, пошел в спальню, разделся и лег в кровать.
   Я поставил будильник, закрыл глаза и постарался уснуть, но все было тщетно. Мысли, причем мысли исключительно дурные, выстроились в огромную очередь и принялись штурмовать мою голову и мою душу. Ни с того ни с сего я принялся вспоминать, как звали отца Алли, а когда наконец-таки вспомнил, что его зовут Алекс, вспомнил доктора Мартинса, больницу и морг. Я вспомнил, как Алли чуть было не изнасиловали, как она заблудилась в центре Нью - Йорка, и как мы попали в шторм у побережья Гонолулу. Вот нет, чтобы вспомнилось что-то хорошее, что помогло бы мне расслабиться и уснуть. Так ведь нет же! Память вернула меня обратно на лестницу в доме, в те считанные секунды до аварии, и в каждую без исключения нашу с Алли ссору. Я увидел все самые плохие воспоминания, связанные с Алли, поэтому ночка выдалась на редкость беспокойной. Я ворочался, потел и бился головой о подушку. Я то и дело открывал глаза и смотрел по сторонам, чтобы убедиться в том, что я в комнате совершенно один. Я то и дело включал свет, то  и дело вставал для того, чтобы сходить попить. И так прошла вся ночь, ну а там уже прозвенел будильник, и его трель была подобно звуку ружья, отстрелявшего в мою грудь всю обойму.