Тёплая зима, укрывшая мир толстой пуховой периной, спокойно ушла восвояси, оставив в полях влагу, необходимую для хорошего урожая. МТС района обзавелась несколькими тракторами. Новый председатель пообещал начислять больше трудодней. А в конце весны в центре села открылся долгожданный небольшой магазинчик, куда продавцом поставили порядочную женщину, жившую на соседней улице. В общем, 37-ой год начался в нашем селе многообещающе.
В любой деревне главное общественное место, — не клуб, администрация или танцплощадка, - магазин. Поход за покупками в сельской местности — праздник и выход в свет, долгожданный и заслуженный. В очереди неторопливо обсуждаются все животрепещущие вопросы, даются житейские советы, а людская молва, обретая некий временный центр, обращает сплетни в чистейшую слезу младенца, развеивая иллюзия и низпровергая догадки. Так было и у нас.
Люд быстро привык и полюбил новое место сбора - бывшую бревенчатую конторку нарядчиков, по случаю открытия магазина, переехавших в новое кирпичное здание чуть поодаль. Каждое утро отпирались дубовые двери магазина и жители деревни от мало до велика спешили с самого утра обналичить трудодни, мелким убористым почерком вписанные мертвым гусиным пером в серую полуживую, иссушенную чадом от керосинки, ведомость.
Но однажды утром магазин не открылся. Амбарный замок на двери остался на своем месте. Темень в окнах встретила желающих погутарить и вернуться домой с материальным олицетворением своих праведных трудов. Не дождавшись хозяйки, односельчане разошлись по домам. В обед замок остался на своем месте и уже под вечер всем скопом люд побрел к дому продавщицы, не на шутку взволновавшись не случилось ли чего.
Домишко стоял нетронутым. На стук никто не вышел. Немногочисленная живность объедала скупую травяную поросль во дворе, а собака, поскуливая, непонимающе смотрела на некрестный ход, осенивший своим вниманием скромное жилище. Соседи ничего слыхом не слыхивали. Семья исчезла бесследно. Лишь через неделю узнали: 10 лет поселения всем дали. Приехал накануне проверяющий из районе. Недостача. В ту же ночь продавщицу со всей семьей и забрали.
Еще через день на место всего неделю назад порядочной, а ныне проворовавшейся особы поставили новую властительницу поместного сельпо и жизнь потекла своим чередом. Снова небольшие очереди, улыбки, душевные беседы, долгие выборы из скудного ассортимента подходящего товара, пожелания здоровья и счастья, обмен новостями, легкое хвастовство, шутки и житейские прибаутки.
Через месяц очередная проверка. И вновь недостача. Снова 10 лет лагерей всей семье. Мистика, да и только. Желающих работать в магазине не осталось. Кое-как председатель сподобил на службу в сельпо третью бабу — свою собственную жену. И строго-настрого наказал чужих в подсобку не пущать, а товар и деньги пересчитывать два раза в день — утром и вечером. И никому о том ни слова.
Работает жена председателя первый день, вечером считает наличность, утром второго сверяет цифры со вчерашними, — все сходится. Работает неделю. По сверке все хорошо. Проходит третья неделя. К концу четвертой проводится учет. Все в порядке. Послезавтра должен прибыть ревизор из района.
Открывает продавщица на следующее утро магазин. Пересчитывает товар и деньги и обнаруживает недостачю. Окна целы, замки не взломаны, подкопа нет. Прибежал председатель. Пошептался с женой и был таков. Что происходит - не понятно. Одно ясно, - в лагеря никому не охота.
Под закрытие председатель огородами пробирается в подсобку. Таясь от последних покупателей, прячется в дальнем углу магазина и кладет подле себя топор, припасенный из дому. Продавщица запирает дверь, проверят окна и с видимым только спокойствием отправляется домой. А сама еле дышит от страха за себя, мужика своего и малолетних детей.
Сгущаются семерки. Председатель сидит в углу бывшей нарядческой конторы не шелохнувшись. Месяц выплывает из-за туч. В магазине тишь да гладь. Час сидит председатель, второй сидит — всё спокойно. В полночь усталость одолевает мужика и сном младенца тот засыпает. Просыпается уже к рассвету от еле слышного шороха. Открывает глаза и боится тронуться с места. Ни разговора, ни запаха рабочего человека. Не иначе силы черные, — думает председатель и дрожь пробирает мужика от мысли той.
Снова шорох. Шелест бумажек, скрежет когтей по деревянной столешнице. Председатель сжимает топорище, вглядывается в темноту и видит будто три крысы, одна уцепившись за хвост другой, свесившись с вершины столетнего дубового стола передают что-то аккуратно друг дружки, а четвертая тварь осторожно таскает добытое в темный угол бывшей конторки.
Стук подбитых сапог по крыльцу. Лязг замка. Вскакивает председатель. Подходит к двери — на пороге проверяющий из района и толпа зевак позади него. Быстра сверка. Недостача!
Вскидывает председатель топор. Проверяющий достает именной маузер и тычет в сторону мужика. Рев и крик баб. Арест. Конвой. Визг колес. Пыль столбом. Мужики, обезумев, хватают что под руку придется и давай крушить магазин. Ломают окна, стены, скидывают солому с крыши. Вышвыривают все что есть на дорогу. Сорвали полы и обомлели: на истлевшей соломе лежат пропавшие деньги и остатки продуктов. Все аккуратно одно к одну. Даже скорлупа от яиц и та отдельной кучкой уложена.
Председателя и жену его всем селом отстояли. Правда, первых двух баб с семьями вернуть уже так и не смогли.