Простые рассказики из своей жизни

Нариман Ахмеров
Простые рассказики из своей жизни


1)  Хочу написать про свой двор на улице Аксакова, в Уфе. Система дворов установилась во всех городах России, Грузии, Армении и др республиках. Несколько частных и общих домов, окруженных псевдо-забором и объединенных общим туалетом, расположенным в самом укромном месте.
   40ые-50ые годы прошлого века. У нас во дворе было два одноэтажных дома. Один, принадлежавший трем семьям - нашей семье Ахмеровых, а «в другом крыльце» жили еще две семьи. В другом доме жили тоже несколько семей. Внутри двора стоял двухэтажный кирпичный дом с двумя лестницами. Здесь жили как минимум четыре семьи. Самый большой двухэтажный и двухподъездный дом стоял в глубине двора. За его спиной скрывался задний двор с сараями и двухочковым туалетом. Итого более двадцати семей составляли государство – двор Аксакова 28. Жили в основном дружно. Взрослые воспитывали всех детей – своих и чужих тоже. Драк почти не было, но несколько хулиганов и один известный на всю Уфу бандюга, жили здесь же. Они не позволяли себе лишнего во дворе, потому что любая мать семьи могла врезать особо шумному по первое число, не взирая на «титулы». Детвора играла дружно в разные игры, начиная от «лямги» («лямда»), 11 палочек, прятки и кончая волейболом. Сарай, замыкавший двор – он практически служил оградой задника двора – был любимым местом наших мальчишеских игр. Даже не сарай, а его чердак, где хозяева хранили инструмент, сено, иногда сундуки...Мы свято верили в то, что ничего оттуда брать нельзя. Но игровое место было замечательное, например, пиратский корабль. Там же во время войны мы втихаря курили бычки от «казбека», которые собирали в соседнем госпитале. Мы туда ходили чем-то помогать, а в основном поговорить, послушать и разживиться, если повезет, коркой хлеба. Сознаюсь – голод был не главным, хотя  действительно после завтрака из чая и хлеба с солью, надо было ждать до позднего вечера, что покушать поплотнее. А днем не полагалось, ладно если кто из соседей не угостит. Особенно нас баловала Жамиля-опа из дома напротив, где жили все наши основные друзья. А еще мама Бори Кокорина (тетя Нина) иногда звала нас двоих к себе на работу в ветеринарное учреждение и тоже кормила чем-то, чем кормили зверюшек. Не помню что это было, но отвращения не было. В школе первые годы войны прикрмливали американскими консервами (тушенка) и чем-то сладким (забыл). Однажды раздали сало, большие куски, почти без хлеба. Класс отравился, две девочки скончались, а я на всю жизнь сохранил устойчивую ненависть к запаху и вкусу любого сала.
   Была нетрудная (для меня) учеба, первая влюбленность (первый класс!) в Галю К (помню ведь), которую иногда провожал с разговорами до дома на параллельной Зенцова, разные игры, жуткие истории, которые рассказывали на печи у Жамиля-опа (Эдик Б замогильным голосом говорил: «За этот финский нож посадят тебя в тюрьму»). Хорошо, просто замечательно, что не было телевизора и вся детвора прекрасно развивала свое воображение, слушая по радио детские передачи.
   Двор жил жизнью всех остальных соседей – дни рождения, майские праздники, ноябрьские, Новый год...А день Победы вообще была фантастика. Двор воспитывал в жителях терпимость к другим людям, уважение, сострадание, оптимизм... Итак – семья, дом, двор, РОССИЯ.

      2) Знатоков хорошей бани не счесть, сколько мужиков, столько знатоков.
На моем веку было множество разных бань, все-таки я с 4 лет в бане и до сегодня без перерыва на обед. Две из них мне запомнились.
     Одна была в Аминево, куда мы с моим другом Раилем забрались будучи совсем молодыми, где-то 9ый класс. А-а, был «Ворошиловский выпуск», т.е. из тюрем выпустили очередную партию всяких уголовников, об этом раструбили газеты и радио (телевидения еще не было), и ВСЯ страна замерла в ожидании (не напрасном, надо сказать) очередной вакханалии всяческих преступлений. Ну, мы с Раилем поехали в его родную деревню, где помогли какой-то бабке поставить забор, а также валяли дурака и здорово подкормились, помнится, только очень вкусным, например, парное молоко с разваренной молодой картошкой и теплым пахучим домашним хлебом-караваем, от которого надо было умеючи отрезать цельное сечение... О, Жизнь! Фантастика для открытых сердец!...
      Баню мы подготовили и уже собрались попариться, но тут Раилю взбрело в голову взять в предбанник чего-нибудь вкусненького...Нет-нет, именно зеленого лука с огорода, как лучшую в мире закусь под наш скромный «разлив в шалаше»... Тут его и отловила пчела, ну, просто, пролетающая мимо, по своим делам и видно по недорозумению...Ужалила в общем в глаз (как у Пушкина), а точнее – в веко. Здесь надо сразу к ужаленному месту прислонять чего-нибудь холодненького, желательно, металлического, так как дерево не поможет. Вот Раиль и увидел медный таз, который скромно поблескивал в тенечке, у бревенчатой стенки, взял он, значит этот таз и прислонил (крепко-крепко!) к своему кричащему глазу. Вся  беда была в том, что этот тазик цельный день стоял и жарился под каленным уральским солнцем, а полчаса назад решил уйти в тень. Горяч был однако «этот медь». И помог он Раилькиному глазу мгновенно обрести не только обьем, но и боль. Конечно, Раиль матерился на все Аминево, но деревенских не проймешь, у них каждый день если не понос, то золотуха на какого-нибудь жителя. А уж выражения они знали все, как азбуку. Так что, отреагировал только я. Но спокойно. Пойдем, говорю, попаримся, а к утру, говорю, все пройдет. Утром я отвернулся от его морды лица. Это невозможно описать даже сейчас, после почти 60 лет отдаления от Аминево...А как мы там парились я не помню. Помню, на другой день, нас с Раилем сняли с пригородного поезда перед самой Уфой, на станции Дема, как славных представителей «Ворошиловского выпуска», настолько он был ужасен на лицо, да еще в телогрейке (для непонятливых, это – ватник) и я в очках, но на тесемочках и в драном ватничке (для необразованных – это телогрейка). В пригородном поезде нас все смертельно боялись и, несмотря на ужасную давку и тесноту, мы с Раилем ехали до Демы только вдвоем в купе. Вот нас на Деме и снял усиленный наряд милиции...

3)  Это была весна 1958 года, мы только что поженились с Джульеттой; я только что защитил диплом и стал инженером-физиком, в общем весна в нашей жизни ...И Первый Международный конкурс имени П.И.Чайковского  был очень далек от меня, хотя я очень люблю классику. Был конкурс скрипачей и пианистов. И вот народ начал говорить, что на первом и втором туре пианистов играет божественно какой-то Ваня Клайберн. Телевидение не только уточнило имя американского пианиста, но и показало фрагмент его игры. Тут у меня подоспела оказия – надо было встретиться с моим троюродным братом Рустамом Т, который работал в МинИнДел и только что вернулся из Франция. В те времена любой «иностранец» был на вес золота – информация из первых рук о зарубежной жизни!... Рустам мне сказал, что он сегодня не может встретиться, у него билет на третий тур конкурса и если я хочу, он может мне дать билет, правда на очень плохое место. Я задумался на секунду – надо сообщить Дж, но Рустик сказал, что она знает где ты (у меня в гостях) и беспокоиться не будет. Мы поехали в Большой Зал Консерватории, где состоялся третий тур (часть третьего тура) и Ван Клиберн  исполнил Первый концерт Чайковского для ф-но с оркестром, дирижер был (как помнится) Кондрашин... Вот такое не забывается никогда (а то – «куда ты положил свою рубашку»). Сначала я его не видел, он сразу зацепил манерой исполнения. Не знаю с чем сравнить. Вот можно ли самый жесткий приказ отдавать мягким голосом. У хорошего командира – приказ выполняется. У Клиберна очень мягкая манера игры, но звук отточен. В общем народ рыдал. После финального аккорда оркестра, кто-то в зале успел сказать только «Ну-у...» и зал треснул по всем направлениям. Я слушал Ашкенази, Гилельса (кстати, он был председателем жюри), Плетнева – они великие пианисты мира. Наверное многие вещи они играют лучше (или более того – по своему). НО. Но Первый концерт так как это сделал Клиберн никто не играл...
На том же конкурсе после победы КЛИ-берна, Правительство наше намекнуло, что по скрипке победителем должен быть россиянин. Им стал КЛИ-мов.
   Анекдот тех дней: какое сходство между двумя победителями Конкурса? Во-первых, их фамилии начинаются на КЛИ, во-вторых, и тот и  другой не умеют играть на скрипке.

4)  О единственном моем сценическом опыте –дело было в МИФИ, роль советского генерала в антиамериканской пьесе: Зал умирал. Все началось с того, что я в волнении, но играя текст, облокотился на высоченную колонну, скрученную из ватмана. Внутри стоял подсобный помреж Валерка С, державший колонну, чтобы она на упала. Колонну он удержал, а вот от смятия стенки под моим давлением сохранить не смог. Он пытался выдавить бумагу обратно, но я почувствовав, что колонна держит, навалился на нее и расслабился, тем более, что текст позволял: я говорил молодой и красивой разведчице Ире, что она должна обыграть американского резидента легко и изящно... Парень внутри колонны и устал, и отчаялся, поэтому решил выправить бумажную стенку ударом кулака. Это случилось в тот момент, когда генерал, играя глазами, делал комплимент разведчице. Удар пришелся генералу прямо скуле, зал еще не понял ничего, как второй удар откинул генерала от колонны и он, чтобы не упасть со сцены ухватился за какую-то веревку...А она была нужна для транспортировки колонны. Транспортировка началась в сторону зала...А зал был так увлечен действом, происходящим на сцене, что не сразу понял масштаба надвигающейся катастрофы... И колонна со студентом внутри, и со мной, и с разведчицей Ирочкой упала в зал... Однако ж реакция!...на вытянутые руки зрителей. Мы с Ирой лежали рядышком на краю сцены,  и она хохотала в голос со слезой. У меня была слеза от второго удара по скуле, но главное я потерял очки и торопливо искал их рядом с собой, то и дело ощупывая Иру в разных точках ее поверхности. Обухов закричал из-за кулис (ревнивец!), прекрывая шум зала «Не трожь, Ирину!», зал окончательно лег, когда я заорал Юрке в ответ, «Да ты что, Обух-ев – мы его так звали в мужской компании - упал что ли, я очки ищу»... «Это ты упал...Где, где, ты ищешь!!!?...»
Олег Ярковой – он был по пьесе дьяволом, соблазняющим американские души долларом – вышел из-за кулис (черный и с рожками) с другой стороны и громко, и торжественно произнес, обращаясь ко мне – «Очки у тебя под ж-задом». Хохот стоял дикий. Другой Юра, игравший американского генерала (он же режиссер), его крупногабаритная морда прекрасно годилась для всего этого, вышел на сцену, сел на генеральский стул и сказал залу: «Если не возражаете, я лучше вам расскажу концовку этой пьесы»... Дело дощло до икоты нашего замдекана. И тут кто-то крикнул: «Наши победили, ур-ра!!!» Зал подхватил - были Ура и аплодисменты...
      На разборе полетов мои друзья актеры и режиссеры, да и Валерка тоже сказали хором, чтобы я лучше писал свои стишки, но не лез на сцену – это безопаснее для общества во всех смыслах. Я очень обиделся: «Что стихи такие плохие?»

5) Я вспомнил как будучи студентом МИФИ на лекции Померанчука Исаака Яковлевича, который читал лекции как песни пел, но вчера был день рождения Эли ЕщеНеЗотовой...вспомнил как на его (!) лекции я хорошо выспался, но Чук меня все же отловил. Я наклеил на очки бумажки, на них были нарисованы глаза с предельной степенью внимательности, которые (пока я спал, прислонившись спиной к стенке заднего стола) пристально и доброжелательно смотрели на лектора. Исаак Яковлевич долго бросал взгляды в мою сторону, потом все же не поленился поднятся к седьмому ряду, где мы всегда сидели с Сашей Зотовым и убедиться, что мое внимание к его лекции абсолютно убедительное. При этом он предупредил окружающих, чтобы меня не будили. Когда я проснулся от звонка, звенящего, что лекция кончилась, я открыл глаза, поднял очки и увидел на столе передо мной записку от него с приглашением прибыть к нему послезавтра для беседы на тему лекции. Если бы я знал в 1957 году, что этот человек в это время считал энергетику водородной бомбы, я бы как минимум сохранил его записку как реликвию. Но я с этой запиской пришел к нему на собеседование и мы целых сорок минут разговаривали с ним «на тему». Он зачел мне, тем более, что я готовился по блестящему конспекту Нади (фамилию забыл). Правда, это был единственный случай, когда я спал на его лекции.


6)  «Альберт Эйнштейн» и абитурентки.
     Возраст такой – воспоминания приходят сами собой, без всяких мозговых усилий... А вспомнил я середину июля 1956 года. Окончен четвертый курс Московского инженерно-физического института, я -пятикурсник. Это уже кое-что. Тройка за все четыре года только по сопромату. Остальное - пятерки и четверки. А сейчас возвращаюсь с каникул (был на шабашке) из Пермской области в Москву немного ранее срока, так как меня включили в состав приемной комиссии смотреть абитурентов, хотя я не понимал в чем заключалась идея декана ТЭФ Виктора Григорьевича К-У, ну, буду я смотреть и разговаривать... А что я могу сказать про человека за пять минут знакомства? Да будь я семи пядей во лбу, все равно без толку. Но приказ есть приказ. И вот я поработал в далекой татарской деревне, где с удовольствием наговорился на родном языке, но к сожалению, моя шабашка была всего три недели, а уже пора в Москву.
      На шабашке как? (А это студенческий строительный отряд. Работа не по часам, а по «урокам»). Фундамент коровника надо сделать за три дня и хотя этот фундамент не ленточный, а столбиками, но напрягаться надо было. Потом – деревянную основу пола и стен – за два дня итд. В общем все три недели пролетели как один, в таком напряге, что я весь пропылился и похудел, и голос сел, и ростом меньше стал вроде, и копна нестриженных волос с конской гривой, и не бритый, и вообще скукожился до колхозного состояния. Вот рано утречком помахал я бригадиру и... в Пермь. Ехал на колхозном грузовичке почти до дома, где живут мои любимые родственники, добежал до них, помылся, переоделся, попрощался и бегом на поезд. А ехать в Москву я собирался по-царски, поскольку у меня был купейный вагон, верхняя полка... Это я еще в Москве купил билеты, причем меня специально авансировала бухгалтерия факультета. А вот со стройки я денег еще не получил, кто был – знает. Зарплата после сдачи объекта. Аванс – только на жизнь. Дина - моя любимая сестра - дала мне немного денег «на пиво» и много всякой домашней еды. Так что небольшой кайф себе я мог планировать. По крайней мере армянские три звездочки в рюкзачке у меня лежали. Я расчитывал, что хоть один порядочный мужик еще найдется и мы с ним хорошо посидим, глядя на мир в окно нашего купе.
Я прибыл первым в свое купе, куртку повесил на крюк, забросил рюкзак наверх, сумка с едой разместилась под столиком. Разделся, бросил очки с поломанным металлическим заушником прямо на столик и залег на незастеленный матрац – усталость от 18 дней непрерывной работы впервые начала проявляться сейчас, а  ждать белья еще долго - его проводники раздают только когда поезд уже будет в пути. Это тебе не мягкий вагон – там застеленная постель уже ждет пассажира... Сам видел.
Проснулся от шума ввалившейся публики. Провожали трех пермских девочек. Как я понял они, эти вчерашние школьницы, собрались поступать в какие-то московские институты. Их провожала похоже половина Перми. Причем откровенно татарской, мамы и папы общались между собой на татарском. Папы и юноши укладывали их чемоданы по ящикам, мамы в это время теснились в коридоре. Потом юноши и папы вышли в коридор, а мамы сели на нижние полки и начали давать девочкам последние наставления. Как себя вести, как разумно тратить деньги, как готовиться к экзаменам...
Скоро до меня дошло, что девочки и их мамы крайне разочарованы моим присутствием здесь. Одна из мам спросила меня куда я еду и когда выхожу. Она и не предполагала, что я в таком «безобразном» виде могу ехать в столицу. Я не врубился сначала, а тут одна из девочек говорит, дескать, неужели не видите, этот «колхозник» по-русски ни бум-бум. Меня спросили снова, с учетом поправки на безграмотность. Я ответил на татарском, что еду в Москву, к дяде... У меня уже появилось начало легенды и фантазия моя понеслась. Не знаю зачем я начал так, вроде только по своей природной авантюрности...К дяде, говорю на татарском, он работает старшим дворником на каком-то вокзале и обещал меня тоже пристроить. Откуда я? Да из деревни – назвал деревню, где я только что работал. Что делал в деревне? Ну, сначала учился, закончил целых четыре класса, а потом начал работать на конном заводе, с лошадьми. У меня же целых 12 лошадей да еще трое жеребят... И это все правда – есть такой парень в той деревне.
Смотрю у публики тихая истерика. Они на русском, не стесняясь моего прсутствия обсуждают что же делать. Запомнил ведь:
-Ну, и что мы с этим делать будем?
-А, не обращай внимания. Не воняет и ладно. (тут одна из мам чего-то им шепнула, они недолго молчали)
(шопот) – Ну он же не будет весь день лежать, сюда слезет, приставать начнет...
Проводник пошла по вагону – «Провожающие собирайтесь выходить, через пять минут отправление». Началась суета прощания. Я повернулся спиной к людям и снова заснул.
Разбудила проводница. Она собирала билеты и раздавала белье. За комплект белья платили рубль. Я достал деньги, завернутые в газету, из кармана куртки и заплатил. Опять завернул в газету и положил обратно в карман. Наступал тот момент, которого ждут все пассажиры поездов дальнего следования – надо застелить свою койку, переодеться и приступить к приему пищи. Я лежал на спине и смотрел в потолок, чувствуя некую суету в купе. Девушки застелили свои постели, переоделись никак не реагируя на мое присутствие (а мне в дверное зеркало виделось тако-ое!) – у каждой был халатик, и одна из них, моя соседка по верхней полке (Наиля) сказала мне, что они выходят и просят меня быстренько застелиться и потом я могу подняться снова к себе.
Я застелился, переодеться мне было не во что да и не надо было (я был после ванной, а Дина дала чистую майку и спортивные штаны). Открыл дверь купе и сказал опять же на татарском, что я готов. Заходите, дескать, не стесняйтесь. Одна из них фыркнула – Ну, вот, начинается.
Это чисто человеческое качество, присущее (по моему глубокому убеждению) нам, россиянам – только сели на какой-либо нетряский транспорт (поезд или пароход), сразу приступаем к застолью. Любим сидеть у окна, смотреть на проплывающий или пролетающий фильм в рамке окна и кушать что-нибудь бесхитростное, но вкусное. Обычно это холодная курица. Холодная картошка, вареные яйца, летом помидоры итд.
Мои девочки начали готовить свой стол. Поезд уже ускорился до нормальной скорости, стучали колеса на стыках...Здесь же готовилось нечто. Сначала каждая из девочек достала коньяк или бутылку вина, скрытые от родителей, потом они начинали с удивлением обнаруживать то, что им положили мамы. А положили они им от души, начиная с разных пирогов и кончая сырами и колбасами. Девочки пошептались и сделали в мою сторону громадное демократическое одолжение – пригласили к столу. Зря надеялись, я не отказался. Сел за столик, слегка прижав соседку, она было дело дернулась, но что взять с деревни... Продолжаю нагличать, спрашиваю у нее (на татарском, конечно) – Тебя как зовут? – ЗемфирА – отвечает она с ударением на последний слог – Я реагирую - В нашей деревне (безнен аулда) четыре Земфиры. И к той, что напротив – А тебя как? – Фердоус... Имя как раз к ее косе и иссиня черным глазам. Я налил себе в чашку коньяка, взял большой кус пирога (яйцо с луком – обожаю) и начал есть. Чего не люблю, когда чавкают. И хотя хотелось чуть-чуть побезобразничать, все же не стал, а молча ел, запивая коньяком как чаем. Вижу ввел их в шок. Красавица Фердушка спрашивает меня – Ты знаешь, что пьешь? - Я слегка подумал – это водка с чаем. Но вкус плохой, водка лучше. Они засмеялись. Я беру другой кус пирога....
А тебя-то как зовут? – спрашивает та, что соседка. –Альберт-отвечаю я с гордостью и продолжаю как и ранее на татарском. –А вы знаете, что когда-то был великий ученый (галим, значит). Наш мулла не слышал о нем, а училка говорила, что он из Европы. А фамилия его – Эниш...- Здесь я останавливаюсь и обращаюсь с немым вопросом к девочкам. – Эх, деревня – говорит та, что напротив, отводя от рта бутерброд с икрой, в другой руке рюмка с коньяком – Это режиссер был  такой Эйзенштейн. Наиля вступается – Девочки, это же о физике Альберте Эйнштейне. –«А кто это»- спрашивает ЗемфирА... Я как бы облегченно вздыхаю и подтверждаю – Да (Айе шул), Альберт Эйншт...Ей-ейн – хором заканчивают девушки. «И чего тебя это так назвали?» -  Я отвечаю обстоятельно и не торопясь, не забывая макать хлебной коркой в чашу с икрой и отпивать коньяк. «Дядя в Москве – говорю я на татарском  – он главным носильщиком когда работал, то однажды помог какому-то очень важному человеку из Одессы. Толстый был человек и в белом костюме, а говорил он негромко, но каждое слово приказ... «Бери, говорит, все чемоданы и сумки, возьми такси и жди во-он там...» Где я не знаю, но дядя все сделал и ждал. А толстый начальник денег-то не дал, а таксист-то начал нервничать... (Я еще раз залез коркой в икру и отпил большой глоток коньяка из стакана. Девочкам это понравилось, они перестали хотя бы здесь манерничать, тоже начали черпать икру корочкой хлеба)... Через некоторое время, продолжаю я, «начальник» приходит, веселый, шутит, дает дяде большие деньги (дядя говорил, что он столько за неделю зарабатывал) и говорит ему: «Запомни, носило, замечательное имя Альберт по фамилии Эйнштейн из Одессы». Наиля пырснула – «А почему из Одессы?». «Бельмим (не знаю)» – ответил я (ну что, я буду сознаваться, что сочиняю на ходу) – и принялся за перямячи, их по незнанию вся Россия называет беляшами. И продолжил – «Дяде так понравилось это имя, что он и подсказал моим родителям...А что! У нас в деревне были такие папы с мамами, что они называли своих детей революционными именами. Вот сосед, Фаниль-обзый, назвал двойняшек одного Маркс, другого – Энгельс (а это уже была чистая правда о семье из моей деревни Аминево). Бумаги получил на мальчиков... Все бы хорошо, но года через три – четыре вся деревня ожидала что с ним что-то будет, потому что он кричал на них по любому моводу: «Маркс, утри сопли...Энгельс, опять в коровье (бук – говно) наступил...» Девочки мои смеялись до слез...Мы приступили к чаю, а я закончил рассказ: «Вам смешно, а ведь не зря люди боялись. Как-то днем приехали на машине за ним два милиционера и один простой гражданин и увезли его».
В вагонном окне мельтешил калейдоскоп пейзажей, деревень, мелких станций. Я полез наверх спать – это самое лучшее занятие в поезде. Поел - лег на полку –проснулся - почитал - чаек итд до Москвы...
После моего выступления девочки не стали лучше относиться ко мне, тем более, что они пытаясь понять мой рассказ, пробовали некоторые места переводить на русский. Язык мой чистый деревенский. Они устали от меня за этот час и решили хором, причем все время обсуждали меня здесь же в купе, валяясь каждая на своей полке, что я гожусь только для того, чтобы бегать за кипятком. И может быть за продуктами на станцию во время остановки поезда.
И вообще они обсуждали все свои личные дела, успехи, знакомых, своих родственников и планы абсолютно не принимая во внимание, что в купе есть посторонний слушатель. Но здесь надо упомянуть одну банальность – в поезде, где каждый из нас «сосед на час» многие из нас, если не подавляющее большинство с удовольствием рассказывают о себе. Поезд - это некая исповедальня на колесах (кажется в наше время роль поездной обстановки начинает выполнять интернет). Люди рассказывают друг другу немудренные истории своей жизни, рассказывают без утайки и без всякого «приукрашательства». Вот, поговорили. И через сутки навечно разошлись. Вышли на конечном пункте на платформу и айда в разные строны навсегда. Ну то, что я немного безобразничал, придумав свою историю - это исключение из правил. Я ведь понимал, что все это на двое суток пути, ну, чего не повыступать, а дальше мы уже и не свидимся. А влюбляться было не резон, да и не в моем вкусе девочки.
На первой же десятиминутной остановке меня послали за зеленым луком и укропом. О станционных базарчиках писано много. Я могу только с восхищением присоединиться к описанию тех базарчиков, где продают домашние продукты, начиная от вареной картошки, присыпанной жаренным луком и морковью (под стопочку-у-у...), от соленых и маринованных огурчиков и помидорчиков и кончая знатными пирогами со всякой начинкой. Особенно удавались капустные и картофельные пирожки. В общем провинциальная Россия от недостатка денег зарабатывает себе на жизнь на каждой станции по всей длине бесконечных российских железных и речных дорог. Везде, всю жизнь и по сей день!
Но все же я выделил для себя скромную Наилю, мою соседку по второму вагонному этажу. Она сразу одела спортивные штаны и не смущала меня белизной тех или иных частей своего тела. А вот Земфира, что подо мной и красавица Фердоус меня игнорировали странным (для меня) образом. Они разве что не раздевались полностью, а переодевались, ложились спать, выходили в туалет – в максимально свободном одеянии. Я, конечно, смотрел на них впрямую, свесив голову, думал их это проймет...но это их не смущало, «что с этого пня взять». Мне они надоели. В меня они, конечно, не влюбятся, да и мне это не надо. Я обратился к соседке - Наиле: «И куда же вы в Москве? Если некуда, я попрошу дядю, он может чем-нибудь поможет». Земфира внизу прямо-таки закатилась: «У нас тоже дядя есть в Москве, только он депутат Верховного Совета СССР, так что спасибо тебе Эй-Штейн...» Я смолчал. А Наиля продолжила: «Это у Фердоус дядя депутат. Он нас обещал встретить и устроить жить куда-то пока мы разберемся с институтами». «А в какой ин-нстин-тунт (это я произнес по-русски) вы хотите поступить?» -«Фердоус с Земфирой хотят в текстильный, а мне очень хочется в МГУ, на физфак. Но я не знаю даже смогу ли я. Там посмотрим». Тут я себя чуть не выдал: «Ого – воскликнул я – в МГУ!?» - «А ты откуда знаешь МГУ?» - вскинула глаза на меня Наиля. Снизу раздалось: «Ну, он же Альберт, физик». Я сообразил: «А у нас работали студенты из МГУ, коровник строили».
       Девушки  обсуждали меж собой свои возможности и надежды, а главное почему их тянет одних в текстильный, а Наилю – к физикам. У нее, как оказалось, математика была любимым предметом и она за все время учебы просто не знала что такое четверка, но она понимала, что математика – предмет прикладной, и по ее мнению, лучшим ее приложением была бы физика. Наиля меня покорила, она аргументировала со знанием.
       Однако затянулся наш рассказ. Реально история получила продолжение в МИФИ, где я проводил собеседование с Наилей, которая не узнала меня, уже стриженного. На собеседовании с каждым абитурентом в те времена сидел один из преподов, обычно - доцент (левый край), представитель деканата (центр) и какой-нибудь общественник, в данном случае от комсомола – я (правый край). На абитурентский стул напротив замдекана очень скромно, но и спокойно, села Наиля, поздоровалась со всеми. Она оказывается была очень симпатична, в поезде мне это не пришло в голову. Я уже приготовился к разоблачению с ее стороны, но она меня не признала просто по определению – я не мог быть здесь. Доцент и замдекана задавали стандартные вопросы из ее биографии, проглядывая ее анкету... Потом, когда они наелись (а это уже был восемьнадцатый поступающий), обратились ко мне: «У тебя, Нариман, есть вопросы?». Да, в общем-то, я хотел бы узнать, говорю ей, куда-нибудь она еще подавала документы, ну, например в МГУ. Девушка повернулась ко мне, но я рассеянно изучал ее биографию, повесив голову на раскрытую ладонь. «Если здесь не пройду, то еще успею пойти в Университет». «Очень правильно» - кивнул я головой – «А почему факультет теоретической и экспериментальной физики, ведь вы же математик, милостию Божьей». «Действительно» - раздался за моей спиной голос нашего декана, незаметно ставшего за нами - «вопрос резонный». «А, кстати, Нариман – обратился он ко мне – где это написано, что она математик божьей милостью». «Да я чувствую, просто». «Ну-ну» - с большой долей скепсиса произнес Виктор Григорьевич. Наиля сказала ему, что у нее «математика действительно любимый предмет». Наш декан ей и говорит, дескать, давайте-ка я рекомендую вас на вычислительный факультет. Я и добавил тут, что на этом факультете самая что ни на есть прикладная математика, это то, что ей (мне так кажется) более всего нравится. «Голос знакомый» - отвечает она в великой задумчивости, в упор рассматривая меня - «а вспомнить не могу». И тут ее осенило: «Альберт! Эйнштейн! Это ты!»  Доцент упал головой об стол, замдекана разглядывал меня очень уж хищно, а К-У подошел к Наиле и спросил ее, указывая на меня острым указательным пальцем: «Это и есть знаменитый физик Альберт Эйнштейн?» Я хотел что-то произнести, но декан остановил меня: «Но, но Альберт, мы все прекрасно знаем ваши авантюрные способности, четыре года все же срок, но чтобы...Эйнштейн!...» Наиля заступилась за меня, дескать, он назвался Альбертом при знакомстве, а уж она с подругами добавила «известности». Декан позволил себе улыбнуться в мой адрес (эта улыбка означала, что все это мне даром не пройдет), а Наилю пригласил с собой к столикам вычислительного факультета. Там была вся их комиссия, нашу подопечную тут же оформили в абитуренты. Она блестяще сдала экзамены и (при конкурсе девять человек на место) стала студенткой МИФИ.
        Я, конечно, отслеживал ее успехи. Где-то через год на одном из студенческих вечеров она в одном из танцев рассказала кое-что о подругах. Фердоус осталась в Москве – ее дядя решил выдать замуж за знакомого. Земфира уехала в Пермь, но на следующий год вернулась и поступила-таки в Текстильный.
       Наиля сегодня известный математик, профессор, несколько лет преподавала в одном из университетов Вирджинии. Ее можно встретить в интернете в физических сайтах и в сообществах художников. У нее две дочери и сын, которого она назвала Альбертиком. В мою честь. Ее муж, мой закадычный друг с самого первого курса, не возражал.

7) Дело было в г. Снежинске. Мы уже переехали в двухкомнатную квартиру на четвертом этаже четырехэтажного дома. Рядом с этим домом стоял его близнец по количеству этажей, по обшарпанности, по подъездному запаху, по корявости скамеек, по шикарному кусту сирени – по всем признакам. Двери квартир в любом подъезде светло-коричневого цвета, все один к одному. У дверей валяется обувь итд. У Володьки Осипова, нашего адмирала в походе по Телецкому озеру, пришла пора свадьбы. Сейчас не помню, где мы его отмечали, наверное в столовой. Нет не помню. Но твердо помню, что я знал когда мне надо быть дома – до 12 ночи. И я тихо ушел с гулянки. Выпили и закусили мы хорошо, но чем я действительно хорош, во мне сидит компас, который откуда бы ни было, доставляет меня домой по оптимальному пути. Путь этот лежал мимо детского мира, потом направо между домами, а вот и мой дом. Я зашел в свой четвертый по маршруту (или номер первый) подъезд и благополучно добрался до квартиры. Ключи и документы на празднества я принципиально не брал (в Снежинске), потому постучал осторожненко, чтобы не разбудить маленькую дочку. Кто-то долго разглядывал меня в глазок, потом дверь начала открываться. На пороге стоял 1м90см и косая сажень в плечах... «Ты чего это делаешь у меня дома» - начал было я, но меня вдруг остановил запах. Не наш, нет, не наш, родной, домашний, уютный... А этот, в трусах еще не бритый. А я уже было разворачивался, чтобы врезать этому трусастому, который нахально закрывал вход в мою квартиру. Тот перехватил мою руку, двумя пальцами прижал ее к косяку и сообщил мне, что я веду себя неприлично в чужой квартире. Потом он крутит свою башку на 180 градусов, то-есть в комнату лицом и орет на все четыре этажа: «Мань, а Мань (Вань, а Вань – мелькнуло у меня) твой что-ли хахаль?». За ним заверещало что-то очень и в халате: «Да ты что, какой на хрен (я мягко написал) хахиль». После секундной паузы халат заверещал: «Так это ж тот, который утром бегает на озеро, он же с соседнего дома. Да ты знаешь его, помнишь они пели на ноябрьские про какого-то бродягу...». «Ты откуда, браток» - спросил Большой и отпустил мою руку. До меня начало доходить: «Кажись я перебрал. Извини, друг. На свадьбе гулял у Вовки Осипова». Осипяна знал и любил весь город. «Чего, Вован женился!?» - «Только что» - «Ну-ка заходи. Маня, дай-ка нам чего-нибудь». Мы приняли по стакану, закорешились. Его звали,конечно, Иван. И мы еще много раз встречались с ним. А в этот раз он меня отвел в следующий дом, уже в мой дом, в тот же подъезд, на тот же этаж, в ту же квартиру – но это была уже моя квартира. «Стучи, а я подожду внизу, пока тебя встретят». Он спустился на этаж ниже, убедился, что Джульетта приняла меня как родного и пошел домой. Мне как всегда досталось от Дж и сейчас и на другой день (и так каждый раз). Хорошо, что сгоряча я не рассказал ей этот смешной случай, а то было совсем плохо. А так, Джульетта через недельку отошла. И так до следующего – совершенно не частого - праздника. Но квартиру свою я больше никогда не путал. Берегся.

8) И вспомнил я вдруг Герку Р, летчика Советской полярной авиации, которого я встретил в Ялте, куда приехал на отдых в 197? году (это он меня спас, когда я в сильную волну никак не мог выплыть на берег, а ему это было как два пальца ...). В это лето в Ялте снимали фильм «Алые паруса» и по городу ходили совершенно спокойно знаменитые Лановой, Мартинсон и Ассоль (кажется Вертинская). В нашей комнате жило 8 гавриков со всего СССР - в том числе и Гера, и мастер спорта по волейболу из киевского «Динамо», и еще два заядлых волейболиста из Дубны и еще кто-то, кого не помню. С балкона, нависшего прямо над ялтинской набережной, мы видели и яхту, и его белые и алые паруса, и тут же построенный старый рыбачий поселок европейского типа, где жила Ассоль дожидаясь своего принца. Кинематографический народ заполнил город и его пляжи. На этом пляже Гера и увидел девушку «второго плана» из кино-команды. Она была знаменита в Ялте тем, что имела фигуру Афродиты, но более того тем, что она первая в Советском Союзе (так утверждали знатоки из моей комнаты) одела на пляже бикини, какие-то яркие лоскуты, еле прикрывавшие то заветное, что еще лучше выглядит, когда чуть прикрыто. Звали ее – как сейчас помню – Нелли по фамилии Кораблик. А то бы фамилию не запомнил. И Гера, прошедший уже все пляжи Сочи и оставивший там около 80тыс рублей на все свои удовольствия наконец-то влюбился серьезно и в первый раз в жизни. Он был выдающейся комплекции мужик, чуть более 30. Черные волосы и яркие сине-серые глаза, и джеклондонское лицо его здорово украшали (я с него писал моего Германа – умельца из деревни в повести «Деревня»). Кроме того он хорошо играл в волейбол и, к слову, нас собралось пять человек рыцарей волейбола и мы в этом составе ездили по санаториям Крыма и играли на пиво. Ездили мы на такси и всегда на деньги Геры. И не проиграли ни одного матча, хотя против нас болели жутко. Ну, об этом отдельно.
По пляжу в самую жару (хотя октябрь) в брюках и рубашке идет Мартинсон (угольщик). Через плечо перекинут пиджак. Он просто идет, может ищет место, где отдохнуть. Мы, наша команда без Геры, сидим и зыркаем по сторонам. Нет ни Геры, ни Нели. Вообще-то Гера исчез. Его нет уже два дня. И «Мисс Бикини» нет два дня. А завтра нам ехать в военный санаторий в Гурзуф, где ожидается хорошая игра. Мы даже подумывали к нам пятерым присоединить некую Милу из нашего дома отдыха. Она говорила, что играла за «Урожай» где-то на Краснодарщине. В «Ялту» прибыла целая кодла (39!) награжденных колхозниц, молодых, веселых и озорных. Эти Ганки, Ляксандры, Маришки и еще как-то - громко и классно болели за нас. Но держали себя строго, по-деревенски. А какие песни они пели у нас в комнате во время «отмечания» выигрыша. Наверное у них были здесь свои парни, из своих же сел, они ходили только с ними. Но мы их не знали.
Мартинсон тоже кого-то искал. Так и прошел по пляжу и ушел на пирс.
Гера появился дома только к ночи. Бросил на стол деньги на такси и сказал, что у него нет сил ни на какие игры. Это во-первых. Во-вторых, меня он попросил посчитать все его финансы, сколько там осталось и, в третьих, «если эта сумасшедшая Нелка придет, то не пускать ее ко мне». На волейбол он все же поехал. Мы еще взяли Милку, она сыграла здорово. В общем мы выиграли 3:1, причем первую партию мы проиграли. Геркины гроши я оценил. Это были еще далеко не гроши, так что наше прощание через пять дней было достаточно прекрасным. И наконец, кино-девушка пришла. Откинула в сторону всех нас и подсела к Герке, который после всех последних дней да еще с волейболом вообще был никакой. Они пошептались. И ушли вдвоем, сказав хором – прощайте. Она уехала с ним сразу на далекую Чукотку. Потом у них народилось трое девочек и один очень поздний – мальчик. Последний раз я имел от него весточку в конце 80х, он уже был пенсионером (северные летчики рано идут на пенсию) и уезжал со своей семьей (три девочки – Валя, Люся и Галя, его Нелка и он) в Крым, чтобы там и осесть.
Это был единственный известный мне случай, когда курортный роман получил красивое продолжение. И еще. Именно в этот раз, когда мы все были посредниками у Геры, я понял, что выгоднее всего говорить правду – приходит время объясняться, а выдумывать ничего не надо.

9) Были мы в студенческом отряде (среди нас, научных сотрудников - Элик, Юра К, Юра А, Слава Н, Валера О итд - был только один студент Алешка с гитарой из МГУ. А мы – все научники и инженеры. Наш студотряд вместе с зэками строил институт Вулканологии в Петропавловске - Камчатском.  Это здание стоит до сих пор (!)  Жили здесь же в здании будущего детского сада, а зэков каждое утро привозили из соответствующего места. Мы с ними, а они были этажом выше под охраной, установили контакт. Вернее они с нами – они просили сигарет и горючего, и мы их снабжали как могли. Хорошо могли. Самое трудное в этой нашей жизни было дежурить на кухне, что означало подготовку ужина на 28 голодных (суперголодных) гавриков, которые никаких объяснений не принимали. Поэтому объяснений не было. Должен был быть ужин. Или иди и топись...Дежурить на кухне - это также подготовка завтрака. Эти два мероприятия (всего-то два раза за время работы) были как кость в горле. Как и чем, и сытно (!) кормить. Каждая пара (по двое дежурили) решала свою задачу по-своему. Мы с Валерой решили сделать плов как наиболее простое из всего меню. Я не могу видеть сырое мясо и работать с ним. Это дело взял на себя Валера, но выторговал у меня, что я буду готовить плов, а он только салат. По моему заданию он подготовил несколько больших кусков говядины (баранины в Петропавловске не нашли – первая ошибочка), и я приступил. Делал плов как понимал и видел дома как делает мой шеф и друг Энглен А, узбек, мужчина, умеющий делать настоящий плов. Растительное масло (подсолнечное), морковь в громадных количествах, изюм (дорого, поэтому мало), несколько головок чеснока, тоже дефицит на Камчатке и рис, много риса...Спецкотла не было, взяли (выпросили) в детском саде из неприкосновенного запаса кастрюль одну большую, аллюминиевую (второй промах). И понеслась. Заготовку сделал, она фырчала и пахла так, что сейчас бы все это сглонул, съел бы не глядя. Но мне показалось, что ее маловато. Пришла пора класть рис. Положил, залил водой и сел отдохнуть. Валера доделывал салат из сотни огурцов, много лука и двух помидор, потом все это он польет подсолнечным маслом и будет люкс!... Через полчаса я обнаружил, что риса стало больше, чем я положил вначале, он набухал и стал подбираться к кромке. Я побежал выпрашивать еще одну кастрюлю, залил эту кастрюлю кипятком (срочно сделали с завпроизводством Д/С) и начал перекладывать туда рис, который начал уже вылазить из основной кастрюли. Рис в кипятке, что может быть вкусней... К 9 вечера, когда команда была готова к приему пищи, я имел по три ложки плова и по тарелке мокрого риса на нос. Элик мокрый рис не видел, а про плов сказал, чтобы я не говорил никому, что я учился у него: «Меня опозоришь»... Бог ЕСТЬ! Меня спасли! Оказалось, что сегодня два дня рождения! И именники приготовили по пиву и рыбе, и икре (а этого в самом лучшем виде на Камчатке было (! – клянусь) очень и очень много. Так что мокрый рис я никому не
показал, а Валера с меня слупил бутылку, распили уже дома, за молчание. А три ложки плова пошли на ура. С тех пор меня считают лучшим учеником узбека Азизыча по плову. Он меня не выдал, за что уважаю.

10) Как заноза в пямяти душевное выступление Ширвиндта-старшего. Давеча они с сыном  вели передачу об актере Евгении Евстигнееве. Это тот, который «Вечер в Гаграх», чечеточник и много-много других любимых ролей великого актера и артиста. Так, рассказывая о нем, Ширвиндт вспомнил, как Евгений звонил ему раз в неделю во вторник или среду утром и, не выдавая себя, говорил в трубку типа «Готов?». «М-г-м», не выдавая его и себя, отвечал Ширвиндт-старший. И они через короткое время, утром встречались в условленном месте и шли в рюмочную. «Сейчас там грузино-армянско-еврейское что-то, а в наше время в этом полуподвальчике наливали тебе 75 грамм и давали простенькую закусь, типа кильки на черном хлебе». Они не торопясь это выпивали, закусывали, долго обсуждали разные события и потом неимоверно счастливые шли по домам и далее на работу. И так каждую неделю, несколько лет. Вот что вспоминают настоящие люди, а не всякую хрень. Поэтому Дж никогда меня не понять.
            А в связи с этим рассказом я вспомнил Ленинград, где у меня было четыре любимых места, которые я посещал всегда, когда выдавалась командировка. Это (если считать от вокзала) рюмочная на Невской, пирожковая на Невской, Русский музей на Инженерной и БДТ на Фонтанке. Все сплошь интеллигентные места. Рюмочная помещалась тоже в полуподвальчике (я заметил, что многие истинно честные места находятся в полуподвальчиках). Туда ведут три или четыре каменные ступени, ты входишь туда не торопясь, с чувством собственного достоинства. Здесь тебя не унизит жена, поскольку не понимающие сюда не заходят. Здесь тебя НЕ встретит отвратительный застоявшийся запах общепитовской забегаловки. Узенькие всегда чистые полочки вдоль стен – это и столики на уровне «если кушать стоя». Стульев естественно, нет. Нет и пьяных криков. Все чисто, светло и уютно. Мы обычно ходили сюда с Явно (Явно Абрам Хаимович), старейшим Инженером с большой буквы из НИИЭФА, который курировал систему управления ударным генератором. Этот генератор делался для нас и я представлял в НИИЭФА наш ФИАЭ. Мы странно подружились с Явно. В институте я его доставал тысячами вопросов, он мне отвечал немного лениво, явно (Явно!) уставая от моей щенячьей любознательности. Как-то он совсем обалдев от меня, уже днем, сказал мне, что сегодня он поведет меня в комнату отдыха на Невской. Я был страшно заинтригован, и мы попилили, поскольку от НИИЭФА до Невского ехать очень долго... Так я познакомился с водочной. В первое наше посещение я нечаянно оговорился и произнес его отчество как «Абрамович», хотя оно было только «слегка созвучно». Он тут же среагировал и за второй 50-и граммовой обратился ко мне с торжественным словом: «Уважаемый Нариман Абрамхамович...» (а я - Нариман Абдрахманович). Я смеялся долго. Так было все сделано красиво, по-Ленинградски. Тут мы и подружились, хотя он был старше меня лет на тридцать. В следующие приезды мы с ним обязательно посещали эту рюмочную, где он просвещал меня в области науки и техники. И много – политики.
    Пирожковую я полюбил сразу и навсегда. Таких как я в Ленинграде было миллион и поэтому единственное неудобство состояло в том, что приходилось минут 10 (не более) стоять в очереди. Зато чем ближе ты подходил к прилавку, тем более в тебе становилось убеждение, что скоро будет хорошо. Пирожков было сортов семь-десять. Мясные, капустные, с яйцом и луком, с рисом, с картофелем и жаренным луком, мясные с рисом, грибные...Набираешь целую тарелку с расчетом, что и ужинать будешь пирожками. Видит бог, в этом заведении работали люди, любящие не человечество, а тебя индивидуально. Обожаю мамины пироги, Джульеттину выпечку,  Динины растегаи, Лилин большой беляш...Но пирожки из той пирожковой стоят особняком. Они были между домашним и «высшим ресторанным сортом». Как славно после нескольких разных пирогов, слегка осоловевший от большого количества вкуснятины, выйти на Невский и закурить. Сейчас даже в уме не могу совместить эту еду и сигарету. Даже противно подумать. А тогда был кайф.
     Русский музей это мой музей. По мне - Эрмитаж официозен (интересен, конечно). А Русский музей уютен. Каждое посещение музея я начинал с зала, где была картина «Дневятый вал». Как-то раз я напоролся на экскурсию, точнее она пришла, когда я сидел и смотрел на картину. Я смотрю картину без задания. Гляжу, потом поверчу голвой туда-сюда бесцельно, потом смотрю детали, потом смотрю, забывая, что я делаю и вообще не видя картины... Как-то я обнаружил, что волны в картине нарисованы неправильно (мне так показалось). Вот я спросил у экскурсовода, которая читала лекцию об Айвазовском – «А почему это волны нарисованы неправильно?». Она не уничтожила меня взглядом, не разразилась на меня, а просто сказала, чтобы я походил вдоль стены и нашел точку, где волны кажутся нарисованными правильно. Она меня зацепила надолго. Свой каждый приезд я искал эту точку и не мог найти нужного ракурса... Это отдельная история, я напишу об этом расказ. В каждом зале музея у меня были любимые картины. Какие же славные вечера я там просиживал. Были картины, которые я начинал рассматривать нечаянно. Помню «Переход через Альпы» Сурикова для меня начался с того, что я вдруг обнаружил, что конь под Суворовым сейчас заскользит и обрушится в пропасть, куда уже на своих пятых точках понеслись русские солдаты. Они скользили вниз с криками и может с воплями страха и восторга. Что они участники такого необычного катания с горки. Эта картина помнится очень большая и вертикальная, так что эффект большой. Эту картину я тоже навещал и всегда испытывал «замирание сердца», глядя на Суворова.
      БДТ – театр на фонтанке, о славе которого я ничего не знал, хотя о Товстоногове знал, конечно. В то время. В театр я не ходил на какого-то актера. «Лиса и виноград», «Ревизор», «Пять вечеров», «Ханума», «Идиот»... Последний (Идиот) я невзлюбил, потому что просто не люблю Достоевского вообще. Отношу это к своему невежеству и излишней эмоциональности, но это так. Поэтому, несмотря на то, что там играл сам Кузнецов, больше на него, на Идиота,  я не ходил. А ведь в то время там играли и Фрейндлих, и Лавров, Толубеев, Луспекаев, Стржельчик... А Евгений Лебедев, Басилашвили... Какое наслаждение. Но билеты приходилось стрелять каждый раз, потому что в кассе их никогда не было. Места обычно были далеко, но это не мешало потихоньку входит в действо на сцене, забывая обо всем.
        Всех четверых разных и очень похожих я люблю и сегодня. Хорошо бы реализовать на старости лет этот квартет «Ленинград».

 11)   Слово за слово, я вспомнил как мы в начале 90х с Сережей П. (Замдир института в Троицке) пытались сколотить небольшую компанию, чтобы хоть как-то зарабатывать на жизнь. Идеология стандартная – находим идеи, воплощенные до лабораторного образца и продвигаем их в промышленность. Для этого нужны были деньги, мы их пытались собрать занимаясь прямой спекуляцией – перепродажей товров – для этого был создан «девичий коллектив», ну итд. Какие мы были коммерсанты, менеджеры или просто толкачи (не знаю точного термина, видимо сумма упомянутых) можно судить по одной операции, которую мы совершили с одним изобретателем из Калининграда. Сережа его нашел, пригласил. Тот привез прибор для определения влажности зерновых и прочих сыпучих продуктов с помощю СВЧ прибора. Идея простая, основанная на известном коэффициенте поглощения СВЧ излучения водой... Поехали в одну мощную конеферму представлять прибор. До этого в институте втроем обсудили все достоинстива и недостатки прибора, но при этом забыли уточнить – «а сколько это стоит». На конеферме нас принял сам председатель, попросил своих работников принести разной (но измеренной их методом) влажности зерновые и попросил показать. Менее, чем за 10 минут все восемь образцов были прмерены, влажность показано с точностью до третьего знака. «А мы-то измеряем в течение нескольких дней» - воскликнул председатель. И тут он задал вопрос, который у нас в голове еще не звучал: «А сколько этот прибор стоит?». Коллега из Калининграда  тут же и ответил «двадцать шесть тысяч долларов». Председатель приоткрыл окно и крикнул кому-то во дворе, дескать зайди-ка. И вошедшему сказал, чтобы он нас проводил до ворот конефермы и более сюда не пускал. Мы хохотали всю дорогу, несмотря на полное наше поражение. Сережа сказал, что нам всем бизнесом заниматься не надо – противопоказано. На том наша деятельность в умной и хитрой области замерла. «Бизнесом могут заниматься только очень умные люди, а не научные сотрудники» - сказал я, подводя итоги нашего с Сережей бизнеса, на заседании Ученого Совета Дома Ученых города Троицка, отчего весь Совет также изошелся смехом. А какой состав совета – все профессора и академики...

12)   О машинах. Первая «Жигули» 21-01 вроде бы я ее не царапал, но у нас был самый разгар дачного строительства и на ее долю досталось столько всякого хлама возить на своем элегантном горбу, что машина быстро выдохлась. Мы ее заменили на 21-11, которая «вобче» была люкс. Двигатель еще фиатовский и лучший салон. Именно на этой машине я ехал по Москве и на мосту перед кинотеатром «Ударник» у него выпал рычаг переключения передач. Вообще-то похоже, что я его выдернул в горячке. Рычаг в моей руке, а если тебе надо переключать скорость, то в полу торчит такая писька пятилетнего мальчика, что им казалось бы невозможно изменять передачу. Я затормозил и остановился прямо на мосту, где движение было самое сильное во всем Советском Союзе: Во-первых, столица, во-вторых, самая оживленная улица. Естественно, мгновенно раздался свисток и ко мне зашагал поперек того же движения (как сейчас помню) очень пожилой милиционер со строгим лицом и погонами старлея. Я понял, что влип серьезно, но интуиция, моя подруга, и в этот раз выручила меня. Я протянул постовому рычаг и показал внутрь машины. Он заглянул внутрь и начал смеяться. Очень он сочно смеялся. Если бы он доставал квитанцию для штрафа или делал мне суровое лицо, народ бы и внимания не обратил. Ну, попался бедалога. А тут стоит милиция и хохочет, удержу нет, а ему помогаю, подхихикиваю. Конечно, машины начали останавливаться, все водители, увидев рычаг в руках постового, начинали смеяться. Произошел небольшой траффик, который веселый старлей быстро развязал. Мы с ним оттолкали машину к краю моста, я вставил рычаг в гнездо, крепко по нему стукнул, похоже рычаг стал на место. Мы с милицией дружно и очень дружелюбно простились. Он такое видел впервые  и обещал мне что включит историю со мной в оперативку...


13) Вспомнил очередную историю из своей жизни, связанную с ГАИшником (ГИББДишником, если нравится). А воспоминания они проявляются когда сталкиваешься с чем-то из современной жизни. Ну, здесь в Америке меня дважды ловили дорожные полисмены, они настолько вежливы, что не дают (и даже не позволяют!) выйти из кара, а сначала разговаривают с тобой, потом, взяв права идут в свою машину, где проверяют тебя на вшивость по компьютеру. Если ты не засветился, то у себя же в машине они выписывают «тикет», вручают тебе с искренней интонацией сожаления. Но вручают – это повестка в суд, Ты можешь пойти и оспаривать там штраф. Но легче пойти сразу в полицейскую кассу, уплатить штраф (около 90 долларов, в моем случае), а на суд не ходить... И все.
Где-то в начале 80х я, житель города Троицка, автолюбитель с громадным стажем (с 1946 года), получил приглашение посетить следователя «Такогото» Серпуховского района г. Москвы. Если бы инспектора, это еще ладно. А вот следователя... Струхнул я серьезно, но так как никакой вины за собой не чувствовал, в назначенный час явился к следователю. Серьезный такой мужчина, немногословный. Оказывается эта контора взяла под свое наблюдение все автозаправки по Кольцевой. Как они узнали, что три дня назад я заправлялся на перекрестии кольца и Симферопольского шоссе, это уже их техника. Но я совершенно спокойно подтвердил, что да, заправлялся. Мне было задано ряд технических, не провокационных вопросов, я на них старался ответить максимально подробно...Но тут открылась дверь и забежал какой-то капитан, на лицо – бандит, но в капитанской форме. Прямо от двери он начал почти кричать, что «на кольце наши отловили кого-то, там двое из милиции, ждут вот его, но ни одной машины нет». «Где дежурка?» - вопрошал капитан через каждые три слова. Ну, нет, сейчас машин – отвечал мой следователь. –А это что за штатский- показал на меня капитан. –Да «по бензину»- А дай ка мне его на полчаса – Вообще-то я закончил беседу-. Я было дело хотел показать свою независимость – Мне нужно в институт.- И вообще. Капитан не посмотрел даже на меня – Подписывай пропуск. Взял его, крикнул мне – за мной – и пошел на выход. Я за ним. – Где твоя машина. Я подошел к машине, сел. Капитан устроился рядом и командует. Ставь машину по осевой, включай свет и жми под свой сигнал на кольцевую... Вот это меня очень устраивало. Шикарно промчались. Проехали мимо поста ГАИ на выезде из Москвы. Я высадил где надо капитана и поехал обратно, надо было по приказу жены заехать в магазин. Но меня остановил гаишник, толстый – это ладно, не подтянутый – бог с ним, но заговорил он со мной сквозь зубы. - Куда гнал-то, больше 90 держал.- Я отвечаю – ваш же сотрудник в форме сидел рядом со мной, не заметили, что ли? – Заметили, но права свои покажи. Он взял права, достал оттуда мой талон и не говоря ни слова сделал просечку – Скажи спасибо, не штрафую. Топай, а то начну писать.- Я взбешенный донельзя еду обратно к своему следователю, прохожу к нему (а надо было уговорить еще дежурного) и говорю, что я задание выполнил, но гаишник на выезде из Москвы при моем въезде обратно задержал меня и сделал просечку. Следователь как бы нахмурился – ладно, говорит, я с этим сегодня же разберусь.
       А завтра я еду уже вниз по метромосту на Фрунзенскую набережную. Скорость вроде бы чуть только больше разрешенной. Вообще, как отъявленный фаталист, я убежден, что после вчерашнего я еще долго не буду встречаться с представителем ГАИ. Однако сзади пристраивается милицейская «Волга» и дает мне отмашку фарами, чтобы я остановился. Хорошо. На мосту останавливаться нельзя, спускаюсь до конца моста, всем своим поведением показываю, что я понял. Останавливаюсь где положено. И тут из «Волги» выходит мой вчерашний гаишник, толстый паразит. Я никогда, ни у одного родственника не видел столько радости при этой встрече. Гаишник любил меня прямо как свою первую невесту, он расцвел одной большой улыбкой, он пританцовывал на ходу, он был счастлив как глухарь на поле любви, он даже зажмурил на мгновение глаза. Подошел к машине и сказал мне медовым голосом – «Пожалуйста, ваши права, уважаемый водитель». Я дал ему свои автоправа, сопровождая это тоже лучезарной улыбкой. Гаишник достал из-за корочки, в которой хранились мои права, талон, достал свой дырокол и не сдерживая больше своих эмоций начал прокалывать талон не только по краю поля, а вообще где попало, приговаривая при каждой просечке «Не будешь жаловаться, не будешь жаловаться, не будешь...». Талон этот я сохранил на всю жизнь в специальной прозрачной пленке. За многие годы в последующем меня останавливали еще не менее 10 раз, но каждый раз, когда я доставал свой «дуршлаг», гаишник отпускал меня с богом.

 14) Вчера у Стаса был день варенья.
Больших талантов человек. И не без юмора, хотя по жизни это очень серьезный и ответственный товарищ. Так вот, было это в тот год, когда мы купили свою первую машину, «Жигуленка», «Копейку», то-есть ВАЗ 21-01. Прошло месяца два, кажется была осень, но стояли теплые дни... Что-то в двигателе слегка застучало, может быть я как новичок (а Стас-то со стажем) занервничал по пустяку. Но тем не менее, я бегом к богу Стасу и прошу его посмотреть движок. Он, кажется ужинал, мне запомнилось, что прежде чем ответить мне, он облизал ложку и положил ее на газету. Он сказал (до сих пор помню): «завтра у нас суббота, ты проезжай на своем кабриолете мимо окна утречком в 9 ноль-ноль, только просигналь тихонечко, чтобы я знал, когда слушать. Туда проедешь и обратно. Мы спим с открытым окном (к вопросу о теплой погоде), я послушаю и скажу тебе, что там с твоей красавицей (единственно, что не помню – «красавица» или еще как)». Кажется Шура ушла смеяться на кухню. Я ему так верил, что даже не удивился такому способу диагностики болеющего транспорта. Утром проехал туда (би-би), обратно (би-би) и, не беспокоя больше Стасика и Шураньку, поехал по делам, суббота ведь, по дому всегда что-нибудь есть делать. Позже Стас пришел, сказал «у тебя выпускной клапан второго цилиндра» повозился с двигателем моей белой копейки. Завел, послушал, сказал: «Не стучит» итд. Где-то через год я его спросил, он и вправду точно знал, что было с двигателем и он сказал фразу, которую потом включили в фильм «Белое солнце пустыни», он сказал: «Давно это было» («Давно сидим»). Я эту историю про Стаса рассказывал всем при нем и без него. Слушатели восторгались изяществом шоферской байки, Стас улыбался, не мешая мне его возвличивать...

15) Заявка на рекорд Гиннеса – единственный автомобиль «жигуленок» 21011, побывавший на территории Кремля во все времена – мой. И вел его я.
 Воспоминания о нескольких выступлениях Владимира Высоцкого в нашем Доме Ученых всколыхнули мою память и на гребне этой волны вдруг мелькнула следующая история, которая чуть не провалилась в тар-тары под тяжестью времени. Да-да, сегодня я  вспомнил старую историю, которая случилась со мной в 197каком-то году, когда Дом Ученых был очень популярным не только среди троицкого населения, но и среди самих «выдающихся людей». У нас бывали все артисты, актеры, барды, философы (реже), политобозреватели, среди которых блистал Свердлов, родной брат того самого Якова, и потому он казался нам очень смелым. Мы, члены Совета Дома Ученых, были обязаны (по очереди) организовывать и на деле осуществлять приезд и отъезд, доставку до дома, наших почетных гостей. Вспомнил я все потому, что смотрел на Высоцкого и вспоминал, что со своей дачи (36 км, а мы, кстати, сороковой) и обратно он ездил на своем «мерседесе». Его-то привозить не надо было. А вот народную артстку СССР Анастасию Платоновну Зуеву встречать пришлось мне. У меня в то время был «жигуленок» 11ая модель белого цвета. Для народной артистки, конечно, это была не машина, но надо отдать ей должное, она не подала виду...Я приехал в какой-то переулок около Арбата, где стояла почти стандартная девятиэтажка, только там каждый этаж был не на 8 семей как у нас, а на две. Причем семья Зуевой (по ее словам – она разговорилась на каком-то этапе дороги) состояла из нее и ее мужа, контр-адмирала. Еще в их квартире жили муж с женой, обслуживающие их. Но Актриса была ими недовольна, к концу поездки даже предложила мне (с женой) это место. Жалко было отказываться, но дел в институте много-много...Она долго усаживалась в машине, на заднем сиденьи, чтобы «не быть под ремнем», а потом сообщила мне самым будничным тоном куда мы должны были поехать еще до Троицка. «Сначала, дружок (!), мы заедем в Большой кремлевский зал, у меня сегодня там номер в концерте, оттуда мы заберем Чичикова и поедем к вам. Куда это, я что-то запамятовала?...(я сообщил)...А, да-да, это где-то не доезжая санатория. А довезешь? ... (с ветерком, отвечал я) – Ну, нет, мне, старой спокойней тихо, чтобы я и подремала, ежели захочу...»
     Только на манеже до меня дошло, куда это меня тащит Народная артистка. Большой кремлевский - это же внутри «забора». Я спросил, волнение еще не «задребезжало» меня : «А как мы попадем к Кремлевскому дворцу?». «А через Боровицкие, другие ворота не для нас». Мне стало очень интересно, как это меня будут пропускать туда. А волноваться было и некогда, пролетели Ленинку и выехали на развязку перед Большой каменной, где весь поток машин идет на мост, а далее на Дмитрова итд. Я встал на тот ряд, который для Брежнева (а может был кто-то другой?) и повел свою белую красавицу прямо к Воротам. Сзади что-то засвистело. Зуева не дергалась, значит все ОК, но правда в заднем стекле я увидел милиционера бежавшего за нами, а перед ветровым – милиционера, бежавшего навстречу нам. Точно помню – у обоих руки были где-то около кобуры... Зуева абсолютно спокойна. «Вот здесь – она показала – останови, дружок». Я остановился. Оба мента встретились одновременно около моей машины. Задний рванул мою дверцу, но я еще раньше нажал на кнопку замка. Хорошо, что передний вступил в переговоры с моей мадам, она показала  красную книжку (это какое-то наваждение –краснокорая книжка, но так уж было) и «передний» жестом ли, словом ли остановил «заднего». И показал, что я могу ехать в КРЕМЛЬ. И сказал он при этом такие слова : «Это в первый раз на моей памяти, что такая блоха – это он про мой Лимузин – заезжает к нам. (К нам!)». Зуева даже не сделала ручкой им, а только попросила меня, чтобы я немного поторопился.
Молодым не понять. Для советского человека Кремль всегда был чем-то таинственным, вызывавшим жгучее, нездоровое любопытство, но не более. Связываться с Кремлем – упаси боже, исчезнешь и бог не разыщет... А тут дают разрешительную отмашку. Моя машина надулась и стала бронированным ЗИЛом, я сам ехал так медленно как мог, из меня перло – вот мы как, Кремль берем! Зуева подсказывала как ехать, я вел в полудурмане машину, припарковался, вышел, открыл заднюю дверцу, помог Артистке выйти. Машину НЕ закрыл(!). «Проводишь меня» - я взял ее под локоток, мы вошли в здание... «Будешь ждать здесь, тебя вызовут». Я прошел в очень большую комнату, как оказалось с баром (не алкогольным) и со столиками, и с креслами, и с диванами. Там и сям стояли телевизоры, которые показывали одно – сцену. У меня не было даже на воду, только на штраф, буде он случится. Я сел и стал ждать. На сцене менялись одни знаменитые лица на другие, то и дело в динамике звучало, что-то вроде «машину народного артиста СССР...к подъезду». Водители поднимались и уходили, заходили другие, шла размеренная за-закулисная жизнь. Назвали мою Артистку, я подал машину  - с Зуевой сел уже Чичиков. И я их повез в свой Троицк. Артисты были оживлены, кто-то что-то им сказал хорошее, а может как-то наградили их...Выезжал я из Боровицких, включив полный свет фар. Для меня остановили все движение, я на-пакость пересек все, что можно было пересечь при повороте налево к мосту. По мосту моя машина долго шла одна, только уже на Дмитрова я был охвачен потоком как оно и положено. По дороге в Троицк Зуева похвалила меня с прямотой человека, не заботящегося о том, какое впечатление произведет: «Ты, я вижу, водитель со стажем - (да, уж)- очень бережно везешь...А не хотел бы ты поработать у меня шофером?...» Она перечисляла условия, что будем обязаны делать мы с женой, будет форма, деньги...
Обратно их должен был вести Костик Дмитриев. Так что на концерт я не пошел. А пошел домой. Устал, как никогда.

16) О больнице в Клину. О медицинском обслуживании в старом СССР 1970 (или около того) года. Не помню писал ли в одном из дневников, как мы кувыркались около Клина на трассе Ленинград – Москва. Мы ездили на машине Вити П («москвич», он только что купил) на конференцию в Ленинград и на обратной дороге...Да, экипаж машины состоял из Вити, его начальника лаборатории Игоря И, Витиного шурина – это Володя Г и меня. На обратной дороге за рулем сидел сам Витя, еще только начавший водить машину, но уже набравшийся дорожного опыта, мы неспешно беседовали о результатах конференции...А тут поперек нашего движения выехал старый «москвич», Витя нажал во всю на тормоза и повернул руль – лучший способ перевернуться. Наша машина сделала пять с половиной оборотов и легла на крышу. За время кувыркания Витя выпал из машины и был примят машиной, по дороге в больнцу он скончался. Мы с Игорем были слегка помяты, только Володя остался без единой царапины. Так я попал в больницу в Клину. Это была районная больница с палатой на шесть или восемь человек, таких же как и я прикованных к кровати. Как пожилые нянечки ухаживали за нами – именно это было главным в лечении... Они ворковали, говорили немного, а в это время что-то с тобой делали – поправляли одеяло, переворачивали (если надо), давали попить (если просил) итд. Все в больнице было старое и обветшалое, но какое чистое, с запахом свежести. Когда я это сказал, нянечка Мара (так ее звали) сказала, что сушат только на улице в любую погоду. Пожилой мужик рядом со мной – обе ноги покалечены – лежал и плакал тихо, со стоном. Нянечка подсела к нему и что-то шептала ему, вытирала лицо и слезы. Он и заснул. Я поправлялся быстро, а вот когда перевезли в сверхсовременную шестую минсредмаша – дело застопорилось. Так было неуютно от хамского безразличия здешних сестер и нянек. Лечит не только лекарство, но прежде всего добрая душа лечащего.

17) Конечно, здесь требуется продолжение одной не интересной для меня темы – как меня резали в ту осень. Поскольку делали три захода. Итак, помнится это было между осенью и зимой, так как стабильный отопительный сезон еще не наступил, и это стало решающим фактором на том этапе моей жизни. Накануне вечером, после того как врач сказал, что «завтра операция» меня всего измутузили всякими промываниями, таблетками, бритьем лобка, клизмами...я лег спать не особенно волнуясь, так как крепко надеялся на свой находчивый организм – надо только дождаться временного ухода в небытие, а там когда-то наступит пробуждение,  и пробуждается боль, терпимая боль, которая, как не странно, располагает ко сну... А пока мой сосед по палате Кузьмич, с которым мы сдружились, пожелал мне удачи на завтрашния день. Утром меня, как и в том моем рассказе (я как-то написал об одной из операций рассказ) полностью оголили, дали длинную рубашку – как психу, только рукава не завязывали – и вкатили укол номер один. Потом повезли по коридору куда – не знаю, где вкатили второй укол, как я понял, когда пошел дурман в голове, что это для отключки во время «резания»... Когда (я не знаю – пришел в себя, проснулся, вышел из-под наркотика) – когда я начал соображать, то прежде всего вспомнил, что мне сделали операцию. Конечно, весь низ живота болит, но как мне показалось от голода. Странное ощущение, вроде всего изрезали, а не чувствую. Острожно повел рукой по животу, откуда-то должна торчать так называемая «дренажная трубка». Не нашел. Чудеса...  «Ну, как, порезанный, чувствуешь себя» - Кузьмич присел осторожно, как к тяжело больному, на мою кровать. Я приготовился заорать от движений кровати, но боли не было... Я ему признался, что у меня никогда не было столь чудесной операции, после которой я могу даже шевелить ногами, и вообще... Я начал демонстрировать ему мои двигательные способности, а он мне и говорит, дескать, а ты слазь и походи, коль скоро неймется. «Ну, нет – говорю – шов, то, се». Моя палата все пять человек (я – шестой) повалились от хохота, кто-то бил рукой по спинке кровати, кто-то приплясывая, бегал вокруг меня... Кузьмич ловко ухватил меня за руку и резко дернув, поставил ногами на пол: «Иди, тебя даже не царапнули!». Да, оказывается хирургическое отделение, в целях экономии, сегодня не отапливалось, но медперсонал не знал об этом. Хирург отказался работать, и меня, наркоту медицинскую, отправили обратно в палату, где я и проспал под наркозом... Второй заход был более удачным, так как обошлось без наркоза. Повезли в хирургическую и повернули обратно, так как не было крови, оказывается, моей группы для поддержания операции. И только в третий раз...

18) Вот, помнится, за две недели до Нового Года попал я в аварию и лежал в больнице в захудалом городишке недалеко от Клина. Нас в палате было шесть средней тяжести поломанности мужиков и мы готовились (разными способами) к встрече Нового Года. Все палатные  мужики - местные, кроме меня (я из Подмосковья) и все они знали, что родные им принесут всяких "новогодних благ", так что мы "потирали руки". Так оно и случилось-уже днем 31 декабря родственники и жены моих местных принесли гору закуски и самодельных крепких напитков в двух трехлитровых банках и даже небольшую елку, правда без игрушек, но (как сейчас вспоминаю) с наконечником типа сосульки.
   Праздник, силами жен, уже начал разворачивать рушники, полотенчики и все яства на них – все это разместили на двух тумбочках, составленных вместе. «Ты, Нариманыч, не грусти по дому то – сказал мне местный лесник Егор Мартьяныч  – мы здесь такое жахнем!». «Жахнем» - это его любимое слово. Когда его спрсили, как это  его, лесника, родное, можно сказать, дерево, накрыло по горбу. Хорошо – снежная зима, его в снег утопило, а так было бы плохо... «Да уж, жахнуло...» 
    Так вот, Мартьяныч имел в виду, что ко мне никто не приехал и приехать не смог. Жене я категорически запретил – она с малой дочкой, а ребята...Так это ж семейный праздник. Я был готов к любому варианту. А это очень важно, знаете, себя подготовить.
   Однако  так красиво готовившаяся встреча Нового Года не состоялась.  В палату заглянул Главврач и увидел то, к чему он уже привык за тридцать два года работы в этой самой больнице. Потом, первого вечером, он сказал мне, что у него уже были и не один раз очень неприятные минуты от такой основательной подготовки праздника, особенно Нового Года и восьмое марта.
   Заглянул Главврач, осмотрелся, поздоровался со всеми и сказал, что «вы, мужики местные,  можете встречать Новый Год дома, если ваши родственники обеспечат нормальную вашу транспортировку к  семейному очагу. Одно условие - больше стакана ни-ни». И ко мне: «А ты перебьешся как-нибудь, один». Подумал и добавил: «А я к тебе тетю Настеньку пришлю, она тебя развлечет...». Мара, жена моего соседа Валерьяна, прыснула, за ней остальные сочувственно похихикали в мой адрес. Мы все знали и любили тетю Настеньку, нашу нянечку – она несмотря на свои 65 лет ухаживала за нами как за родными детками...  Так что юмор главного был оценен. И ушел главврач с походом по другим палатам.
    За час (!) палата опустела. Нашли родственнички и машины, и рабсилу, и "ваще" - всех увезли по домам, оставив мне весь Новогодний самогоно-закусочный букет с елкой для того, чтобы я мог отметиться у Деда Мороза и предстать перед "той" Новогодней Секундой, которая пронзит меня. Только и успели крикнуть – елку не забудь украсить! – пожали руку со всей силой и ...в палате стало тихо. Впрочем, вру, в здании еще пару часов была слышна суматоха. Похоже  шла тотальная эвакуация лежащего населения к родным домам.
    На весь деревянный корпус из четырех палат, где никого уже не осталось, в дежурной комнате дремали няня и  еще дежурный фельдшер по кличке «Клистир». Тетя Настенька пришла ко мне и сказала, - устала я, сынок, за сегодня, так устала, что буду спать в фельдшерской весь вечер и всю ночь. Все же они оба пришли ко мне за час до Нового Года, поздравили с Наступающим, выпили со мной по мензурочке (8 делений), взяли продукции, сколько смогли унести, "если что, дергай звонок" (был шнур от каждой кровати к колокольчику за дверью)и... ушли до утра. Было радио, черная тарелка с очень тихой и душевной музыкой. Не было ТВ и в помине, а это такая благодать! И стоял полумрак, стояла рядом тумбочка с початым самогоном, тарелка с "ассорти", уже налитый стакан и ТИШИНА... Настроение было философское. Вспомнил я, как произошла авария, наш шофер запаниковал, тормознул до упора, и машина сделала шесть с половиной оборотов через крышу по асфальту шоссе.. Вспомнил то, се, пятое, десятое.    В таком отвлеченном настроении встретил Новый год с курантами. Выпил водки в одиночестве (первый раз в одиночестве!), закусил парой картофельных вареников..
   Наверное, я как вы, - люблю хорошую компанию из любимых друзей, шум общего разговора, гитару моих друзей. И грустные мысли пришли ко мне - ничего себе вам - я у своих за признанного "тамаду", а вот, поди ты, ни одного из друзей со мной нет. Тетя Настенька заглянула – «Сынок, утку надо?» - «Да вроде, не надо». – «Ладно, позвонишь...»
Обиделся я на себя (на себя!) очень жестоко. Не вспомнили, так столько ты и стоишь (хотя телефона нет, а весь месяц до этого мои парни приезжали ко мне почти каждый день).  И принял еще мензурку под селедку с уксусом.
   После этого, я начал от нечего делать записывать свои умные мысли – так начался Дневник, который пишу до сегодня... В здании стояла новогодняя тишина, на улице шел несильный снег, снежинки подсвечивались единственным фонарем на всю больницу. Мне казалось, что я вижу каждую из этих веселых и беспечных снежинок, вижу их узоры, слышу их шопот и музыку. Оказыывается и одному иногда не так уж плохо. Поэзия да и только. Было тепло и грустно- лирично....
   В стекло над моей головой застучали. Было около четырех утра. Думаю, это местные скелеты домой возвращаются. Но вот в коридоре послышался шум, звуки голосов, и ко мне в палату ввалился подзамерзший Толик Иванов с неизменной своей гитарой.  Оказывается он встречал Новый Год с приятелями из Клина, и по хорошему настроению решил, что надо этих проводить друзей из Клина и попутно заглянуть ко мне. Они все втроем решили, что нельзя в такое чудное время оставлять кого бы то ни было в трудностях. За Анатолием улыбалась красавица Снегурочка и протирал заснеженную бороду Дед Мороз. Толик сокрушенно показал мне вывернутый карман (ничего нет), но я попросил его с друзьями,  чтобы они проинспектировали тумбочки, накрытые к Празднику. Снегурочка навесила на елку все предметы со всех тумбочек – пузыречки с лекарствами (потом хирург разбирался, где-чье лекарство), ручки и карандаши, два белых тапка легли под елку вместо снега...И мы приступили к делу с мензурками в руках.
Когда Иванов расчехлил гитару и запел нашу любимую «Виноградную косточку», мы тихо-тихо, «пьяненько» начали подпевать, и на этом наш праздник был объявлен открытым. Гитара  и песня собирает хороших людей, пришли тетя Настенька с Фельдшером. Дед Мороз с  Клистиром принесли на руках еще одного (больше в здании не было) в гипсе, положили на кровать... Снова запели из Окуджавского, теперь - «Давайте восклицать...». Тут мое сердце дрогнуло, шлюз приоткрылся и я пустил по щекам пару слезинок.
      В час дня, когда все гости и медперсонал отдохнувшие, каждый на кровати, в тепле и тишине, уже собрались домой, приехали мои москвичи. Обмен впечатлениями плавно перетек в самое любимое застолье – «утро» после встречи Нового Года. Через какое-то время, когда мой пищевой запас исчерпался, а Толик уже пел хриплым голосом, приступили к прощанию «с посошком». Палата была прибрана до полного блеска, чисто. И ни крошки. И ни капли.
    Уже затемно началось возвращение моих коллег в родную палату. Их привозили, укладывали, прощались. И уже уходя, жена Марьяныча сказала, что она что-то не понимает, а где все, что мы вам, Нариман, оставили? Две полные банки! Совки со снедью! Вареная картошка с курой в укропе! Селедка маринованная в уксусе! Пирог с рыбой! Капуста квашеная с луком репчатым и подсолнечным маслом! – это уже все жены перечисляли мне с (я вам честно скажу) громадным удовольствием. Не мог же ты один все это!...- Я был не один, а с тете Настенькой...И спросил мужиков – «Ну, что, продолжим1?». «Жахнем»-хором
ответили они.


29)  Встретил в Интернете, что Тбилиси оказывается самая грязная столица Европы (если Грузия еще Европа). Ну, обидели меня до упора!
Название “Тбилиси” происходит от грузинского “тбили” - теплый. Имеются в виду теплые серные источники, в изобилии бьющие в самом центре города.
Наиболее замечательными памятниками Старого города являются крепость Нарикала и Метехский замок. Нарикала - наиболее укрепленная и неприступная в фортификационной системе Тбилиси. Вначале «военная база» носила название Кала (от татарского «скала»), затем добавила монгольскую приставку «нарын» - «малый» и представляла собой оборонительное сооружение с прочными стенами, укрепленными башнями... (смотри песню о Тбилиси)
Грузия в моем сердце занимает совершенно особое положение. Я люблю эту страну и ее гордых и щедрых душой настоящих жителей. Я люблю их песни. Сегодня смотрел фильм о Пиросмани (Ника Пиросманишвили), художнике, гениальность которого в его естестве.
Для восприятия любой картины нужна определенная подготовленность. Проще всего реалистам, гениальным художникам, но реалистам. Они дают природу такой какой мы ее видим каждый день, и нам не трудно войти в эту красоту скромной или совсем щедрой природы – Шишкин, Айвазовский, Иванов, Коровин, Репин...имя им не легион, но их много великолепных Российских Артистов Рисунка. Но как только какой-то художник отходит немного от реальности, данной нашим глазам, а через них и нашей душе, мы начинаем сомневаться – хорошо ли это? Самый простой пример – импрессионисты – техника рисунка отличается от фотографической подлинности реалистов. И сразу возникают вопросы. Правда у меня Мане уже "в первом  чтении" вызвал просто волну восторга.
  Но обращаясь к Пиросмани, скажу: мне он в моей первой с ним встрече не понравился совсем. Грубый рисунок, неестественные позы, застывшая фактура, не воспринимаемые портреты...
И вот где-то между 1970 и 1980 мы с Ю. Г. поехали из Батуми в Тбилиси посмотреть на этот город. Я был полон ожиданий. Мы же в нашем "Ритме" пели : "Тбилисо...". Я знал, что там есть Тифлис, старый город, Мтацминда – гора над Тифлисом и еще много чего. Я был внутренне готов к восхищению этим городом. И он не обманул моих ожиданий. Правда проспект Руставели и прилегающие центральные улицы мы обзирали недолго. Меня тянуло в старый город. Правда было страшновато, потому что года за два до этого я ехал в ночной электричке из Кутаиси до Батуми и какие-то маленькие пацанчики пробегали мимо и шипели (не кричали, не шептали): "У русская свинья". Можно было, конечно, ожидать от тбилиских бичо и более неприятных действий. Но я потащил друга в Тифлис. И мы не обманулись. Был прекрасный субботний день. Мы приехали рано утром. Перекусили на вокзале и пошли бродить. И уже часов в 10 утра были в старых районах Тбилиси – в Тифлисе. Люди еще только просыпались. Никому никуда не надо было спешить. Может кто и в церкви пошел. Но на улицах мало прохожих. Удивительно, на мостовой шастают остромордые черные свиньи. Проехала двуколка и пожилой грузин махнул нам, явным чужеземцам очень приветливо: "Гамарджоба!" Мы вдохновились и пошли по улице, которая медленно, но уверенно шла вверх – видно к месту под горой. Вдруг запахло жареной рыбой, мы пошли на запах и увидели около одного из домов жаровню, кстати, очень похожую на барбекюшницу – это шашлычница. Уголья внутри нее источали неспешный, но крепкий жар, на железных прутьях лежали рыбешки, не очень больших размеров, но заметных достоинств. Они не то, чтобы совсем жарились, но пропекались, "продымлялись"... Два старых грузина, один в черкесске, другой в белой майке, вели тихую беседу. Перед ними был маленький столик, они сидели на, так называемых, венских стульях, громадная (по нашим понятиям) бутыль вина  стояла на этом столике. На ней лежала одна большая лепешка, от которой уже были отломлены большие куски. Стаканы были в их руках и они улыбаясь чокались, что-то говорили, снова чокались, но не пили – как будто ждали нас. Они нас сразу заметили. Мы поздоровались сначала по-русски, а потом я добавил "Гамарджоба, генацвали". Они ответили, а потом один из них в майке, ничего не говоря подошел к открытому окну и что-то крикнул туда. Там как будто ждали – сразу дали две глинянные кружки по поллитра емкостью. В них "черкесник" и налил вина. И только после этого спросил – откуда мы. Я ответил, что мы давно мечтали посмотреть именно старый город в Тбилиси, а сами мы почти из Москвы... Женщина принесла две табуретки, очень высокие, на них можно было сидеть стоя. Мы присели. Вино было то самое – Изабелла с большой буквы. Кажется легким, безградусным (кстати необыкновенно приятный на вкус, из тысяч вин узнаю), но по опыту знаю – хмелеешь хорошо. Вот мы и разговорились потихоньку. Немного поели рыбу, поговорили о грузинских песнях (не путать с менгрелами), о горных красотах. Слово за слово, они спросили, а что мы знаем о Пиросмани. Тут я им кое-что рассказал о нем, чего даже они не знали. И они повели нас (рыба продымлялась, в стаканах было налито) за три небольших квартала в один магазинчик в подвале, который был когда-то духаном, питейным местом. Два маленьких подвальных окна смотрели на улицу и на стенах над ними были нарисованы два уже очень поблеклых рисунка (к сожалению в моем фильме нет этих рисунков, очень темно было. Один рисунок – два грузина протягивают друг к другу кружки с вином. Другой - женщина с чем-то в руках – похоже как пучок травы – очень печально смотрит на них. Они улыбаются, что-то говорят друг другу (рты открыты, но движения губ, рук, лица – нет), а женщина очень грустна. Я попал под настроение (а еще и вино сработало видимо) и увидел как они прекрасны в своих собственных настроениях, как живы, как радостны и печальны. И не отторг эти картины, а сел за какой-то стол и забыв обо всем смотрел, смотрел... На столе появились стакан и бутылка. Но мы все вышли и пошли обратно к жаровне, где нас ждали и рыба, и вино. И мы отдавали должное угощению не менее двух часов. И простились бы как хорошо посидевшие, но совсем разные люди. Однако, они нам спели (что странно – негромко, но в два голоса) какие-то очень приятные песни. Мы старались подпевать. А потом я затянул на будто бы грузинском песню о Тбилиси, и эти два немолодых отдыхающих грузина были поражены донельзя. Я извинился за неправильное произношение слов, но они сказали: "Ай, мальчик, все хорошо!"...


20)   Лето начала 70х. Я лечу в Батуми, где отдыхают Дж с маленькой Дилей. Лечу уже из Сочи на самолете типа ИЛ-14 или меньше. Я сажусь рядом с моряком (имя его уже забыл), сажусь у окна, люблю смотреть вниз в полете, тем более, что это не ТУ-104 (10000м высота полета), а падать с километра не так боязно как с 10тысяч. За нами устраивается пожилая грузинка с большим количеством чемоданчиков и сумок. Мы с моряком помогаем ей уложиться. Какая-то массивная хохлушка, просто «женщина–гора» с трудом втискивается в кресло на той стороне кресельных рядов. Позднее уже перед вылетом, когда оказывается, что пассажиров не так много ее пересаживают в свободные два кресла. Впереди нас щебечут две миленькие блондинистые девушки, летят в дом отдыха «Зеленый мыс», что рядом с Батуми. Самолет разгоняется для взлета и вдруг резко сбрасывает мощность двигателей и тормозит, и останавливается. Затем начинает движение опять к стартовой линии взлета по запасным дорожкам. Все встревожены. Из кабины пилотов выходит пилот или штурман, симпатичный грузин с хитрой улыбкой и говорит с характерным акцентом, что борт заваливается и надо сделать пересадку пассажиров и просит тут же пересесть ту самую хохлушку в наш ряд, но впереди, причем там два места рядом свободны...Все облегченно и добродушно смеются. Самолет взлетел–таки, и перед глазами поплыла великолепная панорама черноморского берега и самого моря. Самолет летел прямо на цель, а берег слева от него крутился, приближался и удалялся, показывая прекрасные изгибы и картинки. Белые дворцы – белые пятна на темном берегу, много зеленого и море, море... Впереди, отвлекая внимание, что-то чернеет. Через полчаса полета «это» оказывается громадной иссине-черной тучей с белыми разводами и с проблесками молний. Наш лайнер круто берет влево к земле. Тот же штурман кричит для всех, что облететь грозу не сможем, а будем прорываться к Кутаиси. Край тучи уже поглотил нас, вода льется по стеклу, самолет бросает так, что многие не выдерживают, ищут пакеты... Прорвались. Выходили из самолета долго-долго. Измученные. Как добрались до вокзала в памяти не осталось. Но осталась в памяти ночь в электричке, забитом трудовыми людьми, вообще-то всякими людьми, среди которых были и очень неприятные парни. По совету нашей пожилой грузинки мы сели в электричке так: девушки у окна, друг против друга, затем мы с моряком, тоже друг против друга. Рядом со мной грузинка, а с моряком – та самая хохлушка. Между нами все вещи женщин, поскольку у нас с моряком было минимально. Совет оказался правильным – парни через женщин и вещи не могли прорваться к притихшим до истерики девушкам, а рвались ведь... Нас они не принимали во внимание, но мы с моим моряком договорились, что отсиживаться не будем. Практически нас спасла эта самая грузинка. Что она им говорила, я не знаю, но каждый раз они были вынуждены уходить от наших скамеек. По коридору пробегали маленькие пацаны и шипели в наш адрес «У, русские свиньи»...Прибыли в Батуми под утро.
Но этот эпизод не повлиял на мою любовь к Грузии.

21)  Вирджиния. После сауны (сначала парная, потом ледяной душ, потом снова парная, потом мытье, потом джакузи, потом бассейн и перед самым последним актом мытия – сауна). Там нас было сегодня много. Двое разговаривали между собой, естественно, на американском (с учетом сленга). В парную вошли две девушки, они увидели на верхней полке знакомого и поздоровались с ним. Тем временем английский дуэт закончился, потому что один из собеседников вышел. Девушки заговорили со знакомым на корейском, он даже пересел к ним. Они, как и все здесь, что-то обсуждали в полный голос, затем эти девушки вышли. Зато зашли двое молодых парней, которые круто спорили, но уже на немецком языке. Корейский был или китайский – не уверен, но немецкий различаю хорошо. Сидевшая и лежавшая на полках публика оживилась. А те сели наверх в угол и беседуют себе... И тогда в сауну вошел Володя из JeffLab’a, увидел меня и обрадовано закричал на русском: «Хей, Нариман, давно я тебя не видел» - «Привет, привет» - ответил я. И вся сауна захохотала – ну надо же сколько языков за 10 минут в одном замкнутом пространстве. Володя не понял, и я ему объяснил. «Это ж Америка» - сказал он на чистейшем американском языке. И все согласно закивали головами...

22) Парная. Сидим кто на какой полке. Я всегда на самой верхней, потому что это не пар, а так...Входит Tall Black, громадных размеров бывший баскетболист. Сидим. Потом входит Гарри. Всем говорит – Хай, то-есть «Привет». Увидел меня – заулыбался. Говорит мне не торопясь, зная что я быструю скороговорку не пойму. «Хей, Нарман (именно без «и», так им легче). В прошлый понедельник ты жаловался мне, что нет нигде хотя бы одного душа с холодной водой». Я понял и согласно кивнул головой и даже сказал – йес, оф ко-ос. Tall Black оживился. «Так это и есть тот, кто хотел ледяную воду». Он протянул мне руку, я – ему, благо сидим рядом, пожали руку, он бережно, я изо все сил. Гарри продолжает. «Похоже (it seems) менеджеры решили твою просьбу уважить». «Ну-у (wow)» - удивился я. «А ты, что не читаешь их записки (точный перевод) на дверях?» - «Never».  «Ну и зря. Сегодня и еще два дня в душевых вообще не будет горячей воды». Я (в искреннем удивлении): «А мыться?...». Все засмеялись. «Если с шампунем, можно и холодной» - это толстая тетка (вот уж глупость – это посуду моют холодной водой с шампунем). Она всегда сидит внизу и очень редко говорит. Гарри работает на публику –«Ну так как? (So?) Ледяной воды тебе...(дальше непереводимое выражение типа, не только из ушей будет литься)». Все замерли, что я буду делать. А я же всю жизнь, как тот «из будущего» - только назовут цыпленком, а дальше я уже на автомате. И не сдаюсь. Старый, а такой же дурак. Я им и говорю. «Так это же прекрасно. Вы хоть раз в жизни попробуйте как это хорошо. Какой кайф (cool!) и экселлент! Давайте погреемся хорошо и пойдем хоть всполоснемся». Нас 6 человек, включая тетку-стоим в полный рост на верхней поке и паримся. Tall говорит мне через пять минут, что он согрелся хорошо. Все согласились. И мы пошли мыться. Такого визгу, смеха, какого-то ругательства этот бассейн еще не слышал. Я же им сказал, что намылиться обязательно. Вот они, очень доверчивая публика, и отмывались до посинения и гурьбой рванули в джакузи, где было чуть теплее. Позже, когда одевались, все признались, что получили большое удовольствие. Но все же надо без мыла. Я им говорю, в России никто никогда не мылится перед прорубью (буквально “hole in ice”). Просто после парной все ныряют и немного плавают. Тут такое поднялось! «Так ты хотел нас заморозить?» «Ну совсем немного».
Результат. 1) Tall от имени всех написал заявку в администрацию на холодный душ, только одна душевая и только чисто холодная вода.  2) Я теперь читаю все объявления администрации бассейна.

23) Посетил баню – предновогодняя парная. Все бы хорошо, да вот только в этот раз из всех душевых лился только кипяток. Никто не мог даже подойти к той струе пара, что с кипятком рвалась из душа. А ведь я уже намылился, когда вдруг пошел кипяток. Пришлось снимать мыло мочалом, который я засовывал под кипяток и охлаждал. Потом одел трусы и вышел на территорию бассейна, где использовал шланг для мытья пола в бассейне. Помылся хорошо, но голова замерзла. Хорошо, что поехал рано – не было моих ребят. Только Большой Билл сказал мне «Я думаю это не ты заказывал кипяток, ты же любитель холодной воды». А отмывался вместе со мной под шлангом с совсем холодной водой и кричал, что скоро он сможет зимой поехать в Россию...и не замерзнет.

24) Баня – дело святое. Иногда веселое. Сидим в сауне, потому что парная сегодня плохо греет. Человек семь и одна кореянка. Один из мужиков видимо дремлет, остальные обсуждают «президентскую» проблему. Все сошлись в одном, что Маккейн нашел Сару, наверное, от плохой жизни, потому что она... далее сленг- «ни к черту». В дальнем от двери углу на нижней полке седой и видно очень пожилой мужик. Белый. Он, видимо, начал это раговор и активно его ведет. Я сижу греюсь и не встреваю. Я уже могу слушать, понимаю, но участвовать – произношение плохое да и запаса слов не хватает. Разговор иссяк и тот самый, активный, начал подниматься, чтобы выходить уже. А мои мысли около очередного всплеска дочери – она все же хочет купить Субару. Я ей говорю, давай купим все же не с автоматической трансмиссией, а «мануал», ручное переключение скоростей... Тот мужик сначала наклонился с большим кряхтением к полу, затем в этой позиции подался вперед, чтоб его ускорило, затем ему пришлось (чтобы не упасть) начать переставлять ноги. Ноги замельтешили и он пошел, все более выпрямляясь и все более быстро передвигая ногами, в направлении к двери. Я сказал вслух, безотносительно к событию только одно слово:”Auto transmission”. И тут грохнуло. Смеялись все, в том числе и тот мужик, который разгонял себя в пределах сауны. Еще на ходу он повернул голову в мою сторону и сказал, что он уже почти три года на ауто...Черный толстяк со второго уровня крикнул: «Тормози, дверь уже близко», и снова все упали, взахлеб и в лежку... Потом пошли вопросы про двигатель, смазку, Тот что-то отвечал и, наконец, открыл дверь и вышел.
Кто-то из них сказал, что он за этого не голосовал бы, больно уж долго разбегается. Опять смеются.

25)   И еще записываю то, что вчера обнаружил в Балли (спортзал с парилкой и бассейном, куда я все время хожу). Есть там такой американец, весь из себя. Вальяжный как гусь-вожак, но, конечно, ему далеко до Анны Кнебекайзе. Иногда здоровались. Иногда он трепался в парилке с кем-нибудь, но в основном молчал. И вот вчера в раздевалке, а его шкафчик напротив моего, он завозился с ботинком и на чистейшем русском языке обматерил его через «мать» и тд и закончил – «блин, этот долбанный ботинок...». Ой, как я хохотал. Да, его зовут Витя.

 26) В американском автобусе я ни разу не ездил и не знаю какой он изнутри (внутри).  Дж рассказывала, поскольку ей одно время пришлось часто возвращаться с работы на автобусе именно. И еще много фильмов американских, где участвует автобус. Например, фильм «Скорость». Так что видимо я что-то представлял, коль скоро я увидел себя внутри автобуса опять же в роли наблюдателя. Какой-то импозантный мужчина (я его вижу только со спины) сел на сиденье где-то совсем впереди. Голос мой, так называемый внутренний, сообщил мне, что у него в руках большой букет цветов и он торжественнен... Водитель автобуса, черный мужик (нечто обобщенное) узнал у него, что у него сегодня день рождения. Сейчас же он набрал на пульте перед ним слова поздравления и на табло, что было над головой шофера засветилось: « happybirthda» последней буквы не было, она не уместилась. Кто-то из салона что-то крикнул шоферу, он поигрался с пультом, на экране: «happbirthday». Пассажиры заулыбались. Тогда на табло загорелось: «appybirthday». Послышался смешок. «happybirtday». Смех в салоне. «hapybirthday». В другой раз это бы сошло. Но здесь уже шел накат и салон дружно отдался смеху.
Вот я и думал часть ночи – а какой же вариант был бы здесь хорош, так и не придумал. Хорошо, что это было в ночь на субботу...И утром можно было поспать. Хотя кто в субботу и воскресенье утром спит. Ни в одном глазу.


28)  От четырех дней работы со стенами пристройки своего дома ужасно устали руки. Отдыхать поеду на работу в аппартаменты. Звучит?
        Руки устали, а десны и уголки рта дико болят...Я вспомнил детский веселый мультфильм «Шайбу, шайбу», где две коменды - «наглые» и «мирные» играли в хоккей. Так там вратарь наглых поймал шайбу ртом. Я тоже... Я поднимал под потолок большой кусок (два метра на полтора метра) сухой штукатурки. Работа шла к концу, я уже наподнимался за день и руки еле держали, но это был «последний бой» на сегодня. Я напрягся, но этот plate поехал на меня. В одной руке дрель, я держу этот кусок только левой, он скользит по стенке с самого «под-потолка», разворачивется углом и прямо на лицо... Вот-вот вдарит по глазам или по носу. Я только совершенно непроизвольно открыл рот, причем только для того, чтобы матюкнутся, и угол этого куска въехал в мой рот, разверзив мой рот до ушей. Я стал «человек, который смеется», дико больно в основании языка и в уголках рта. Материться вслух не могу, бросить дрель (очень дорогое мое приобретение) на пол еще не сообразил, движение левой рукой только продвигает штукатуру вглубь моего зева. Мысленно матерюсь и от неимоверной злости начинаю кусать штукатурку, но глотать невозможно... Тут я еще вспомнил как в далеком детстве всякие дворовые урки и пацаны когда задирались, то основная угроза была «Пасть порву». Я тоже пользовался этим дипломатическим приемом, но сейчас... Я чуть не засмеялся. Отпускаю дрель как можно ниже и сбрасываю на пол. Двумя руками уже выдергиваю этот «пис» изо рта и начинаю сплевавать все, что накусал. А саму штукатурку с треском бросаю на пол – колись, сволочь, на мелкие кусочки, Этот «пис» ни на секунду не задумываясь, ребром ударяет по правой ноге и я, наконец, высказываюсь о нем в полном объеме, хотя штукатурка во рту еще перемалывается моими искусственными жерновами. Затем я с криком «Гий-йа-а-а» левой ногой бью по поверхности этого писа, отчего он разваливается на сотни мелких кусков, которые опять же я еще полчаса убирал... Совсем смешно мне стало только поздней ночью, когда я убирал свои челюсти на покой. А Дж я, конечно, не рассказал, коль скоро ожидаю, что она опять начнет мне объяснять, что и как я должен делать в данном конкретном случае. Есть такой вид женской болезни.

 29)  Ну, сочиняю я иногда детективы, и самому весело и семье, надеюсь, будет. Теперь с Борей Ш, моим одноклассником из Уфимской 11 школы. Он сейчас живет где-то севернее, в доме для еврейской диаспоры. Ну, это к слову. Он сам как-то нашел меня и, не желая работать на компе, позванивает мне. Тембр его голоса отличительный, грустноватый, так бы говорил Иа-Иа из сказки о Винни Пухе. Но Борис, вообще-то как все очень пожившие уже люди, сам себе на уме и если он валяет Ваньку, значит это ему надо. А так – он всегда был хороший, не вредный мужик.
Так, значит, звонит у меня телефон, думаю – как всегда это реклама, говорю «Йесс» и слышу как Боря Ш спрашивает: «Do you speak English?». Я на русском отвечаю, что конечно. Тогда Боря спрашивает: «А это редакция газеты «Форум»?». Ответ рождается сам собой («Ну, Боб, держись за стул») и я очень вежливо говорю следующее: «Нет, господин Ш, это частное детективное агенство «Akhnar Joke and Co». – Боря замолчал надолго, вычисляя как  это он попал в агенство, которое ему не нужно. Я ждал, мне-то что. На том конце провода длиной сотни миль вздохнули и очень душевно спросили: «А откуда вам известна моя фамилия?» - «Ну, это наша обязанность быть информированным о вас и многих других, уважаемый Борис...».  «Так ваш номер телефона...»- он назвал мой телефон. Я согласился, что да и если его интерсует наша помощь в отношении его или кого-нибудь из его родных, или, например, его жены Дианы, то мы полностью в его распоряжении. Я продолжил «Обычно при первом знакомстве мы даем скидку 50%». Борис решил не связываться: «Я вам сейчас перезвоню». «Ваш выбор, господин Ш, но как говорил один ваш друг из Уфы Шура М (был такой в нашем классе) – «Право первого выстрела...», я не докончил, Боря положил трубку. Позже я послал ему Е-мейл от имени Детективного Агенства и если он или его Диана не обратят внимание на мой адрес, то игру продолжим... Ждем-с!

30)  Играли в теннис с Андреем. Я рассказал ему откуда у меня ракетка с персональнам именем Агасси. И вот то, что я сочинил на ходу: будто бы Андрэ приехал в лабораторию к одному из своих друзей. Он просто интересовался самим ускорителем. Но его попросили провести «мастер-класс» для местных теннисистов, а заодно и поиграть в «поддавки»: он дает фору 2 гейма и в последнем гейме счет 0:30 НЕ в его пользу. То-есть, счет 0:1 в пользу НЕ Агасси...Желающие на пари (20 долларов) могут сыграть. Лучший игрок Лаборатории держался несколько переходов, но проиграл. Остальные вылетали быстро. У всех была одна ошибка – они играли на задней линии.
Я положил свои 20 долларов и вышел. Дрожать было бесполезно, просто желание постоять перед Агасси, просто приятный факт в биографии...  Но идея была – выйти к сетке. Подача моя, я перебросил туда и побежал к сетке, Агасси ударил как левой, небрежно, а я уронил мяч к нему на площадку. Второй раз я опять побежал к сетке, но в этот раз он бил точно в меня, причем как из пушки,... я упал, спрятавшись за сетку, но ракетка была над головой и мяч попав в ракетку упал тут же, но у него на площадке, и матч был выигран. Я взял мои 40 долларов, а Агасси поздравил меня и подарил эту (я показал Андрею) ракетку... Андрюша посмеялся и спросил: «А кто такой Агасси?»... И чего это я все сочинял?!  Не может он НЕ знать Агасси. А тогда чего он врал?
А ведь все так и было. Меня еще долго уважали в лаборатории.

31)  У нас в апартаментах на берегу стоит дуб, которому точно (судя по старым открыткам, где он изображен) более ста лет. В течение весны и лета он набирает такую мощную зелень, что если даже каждый лист отоваривать по одному пенни, все равно ты будешь миллиардером. И вот осенью этот дуб, согласно законам Природы, начинает раскидывать свои листья по ветру, который дует здесь почти каждый день и кажинный раз в другую сторону. Хорошо, если в сторону реки, тогда листья устилают пляж и прибрежную воду. Но чаще все же на апартаменты, и мистер Харрисон (Дин), хороший мужик темно-коричневого цвета, начинает  дуть эти листья бензиновым ветродуем (он отвечает за чистоту дорожек) и загонять их в укромные уголки или на наши клумбы. Но приходит пора и эти листья надо выгребать изо всех щелей и выкидывать в траш-бак. И вот уже вторую неделю мы с Дином вычищаем самые затаенные (и на виду) места и бросаем листья либо в мусорку, либо под откос к реке. Работа тупая, полезная для потения и как упражнение для рук...
Осталось еще на пару дней работы. Дин спросил меня, как  я думаю, сколько еще листьев на дубу осталось. Я глянул вверх и сказал первое попавшееся: “Fifty nine”. В это время еще один листочек оторвался от ветки и плавно закружил и потом понесся на главную клумбу. И Дин проследил за полетом дубовой птицы, подумал и поправил меня: “Fifty eight”. И мы попрощались до завтра. А вообще-то он берет перерыв на три месяца. И остальные пятьдесят восемь уберу я. По одной в день.

32) Моя Джульетта обожает живность. В самые трудные годы перестройки мы держали на даче несколько кур и петуха. Петух утром орал на всю округу, что свои обязанности он выполняет успешно, но народ дачный встает еще раньше, чем он – дел много – и приветствует петуха. Яйца у наших кур не переводились несколько месяцев и были подспорьем не только нам, но и нашим соседям. Дача кормит нас круглый год, если правильно все организовать. Впрочем, что я? Вся Россия – сплошная дача, тем и живем...
       Дачная практика в наши дни сказалась в том, что жена моя по весне спасает много всяких птенцов, которые выпадают из гнезда и, надо понимать, навсегда. Либо их выхаживают люди, либо они кончаются...
       Так вот вся ближняя округа считает своим долгом приносить к нам таких птенцов, хорошо, что их не так много. В то лето их было пять. Два птенца из породы blue bird, потому что у них голубое оперенье. Но крикливые, хорошо бы пищали, так они орут резким криком, абсолютно не мелодичным и не «чирикным». Их назвали «блюшка большой», он же Блю Джерри и «блюшка маленький».
       Еще три птенца – из той группы, что упала с гнездом с нашей крыши. Мы так и не поняли к какой породе их отнести. Один из них был так похож на знакомого академика, что она его назвала его именем. Но этот Жека не оправдал ее надежд на воспитание и сделал “pass away”. Дж похоронила его у антенны тов Диша. И пустила слезу. Я тоже шибко печалюсь, когда один из питомцев уходит в небытие. Не выходили его. Другой хромый (так и назвали «Хромушкин»), но умный и бодрый. Третий – в общем был дурак. Орал, дергался, хватал клювом за пальцы, когда пища идет мимо него его братцу. Так что назвали его Доцентом.
         Любимцы Дж – ее птички, которые за эти два месяца уже значительно подросли. Когда мы идем кормить наших птенцов, мы их зовем «Чиппи, Чиппи...» и они начинают появляться, кто-откуда... Да, а годом раньше у нас был птенец, которого мы звали просто Чиппи. Он вырос и улетел в соседний парковый лес. И радовал нас несколько недель, потому что, если мы приходили в лес и звали его «Чиппи, Чиппи», через некоторое время он подлетал и садился на плечо и принимал угощение. Ближе к осени он исчез, думаем завел друзей.
         Для Дж это все душевное отдохновение. Как она с ними разговаривает – мой хороший, мой глупенький (умненький) итд. И она наблюдает за ними и очень интересно рассказывает про их поведение.
       Со временем птенцов осталось три. Два «рябых» птенчика и один «Блю-ю», с голубоватым опереньем и больших размеров.
      Блю Джерри разрешает себя взять и Дж его кормит сначала на руке, а потом уже сажает на «насест».  А вот сегодня он показал как он к нам прилетает. Он прыгал на дереве с ветки на ветку, пищал, чего-то говорил, а потом красиво спланировал прямо к моим ногам и абсолютно спокойно ждал, когда я его возьму на руки. Дж уже знает характеры своих птичек. Вот только кормить их надо часто, а это мешает домашним работам. Но чего суетимся. Нет, не суетимся. Делаем потихоньку что можем и жизнь шагает ...
       Этот Блю можно сказать слегка подружился с Микки. Мы строго-настрого сказали нашему догу, чтобы он птичек не трогал. За резко бегающими птицами его все еще подмывает побежать, схватить зубами, прижать лапой. Но Блю подлетает к нему, садится прямо перед его носом и начинал трещать на своем птичьем, а Микки, поднимая одно ухо, потом другое некоторое время слушает Блюшкину болтовню и отворачиваетсяся спиной...Но Блюшка снова забегает перед его мордой и продолжает свои истории... Наконец Микки, как мы говорим, «опадает» - он ложится на траву, нос закрывает лапой и как бы дремлет. Тогда разговорчивый Джерри уходит к другим для беседы. Он садится к нам на плечо и щебечет о своей жизни, слегка прихватывая ухо клювом. Совсем не больно, видимо привлекает внимание. Что страшно – это то, что Блюшкин полностью доверчив и может сесть перед носом какой-нибудь кошки с рассказом о своей жизни...
   Два птенца поменьше – один очень важный Доцент, а другой с больной лапкой и покалеченным крылом – Хромушкин. Они днем вместе в нашем огороде, где им привольно и есть даже персональные бассейны с водой в этот дико жаркий сезон. Уж как они полощутся в своих чашах... Уже три недели нет дождя со всеми последствиями. На ночь Доцент улетает в «пограничные» кусты.  А вот Хромушкин ковыляет из-за ограды огорода и ждет, когда бабуля (реже я) возьмет его и, посадив в клетку, отнесет в Пристройку на ночевку. Удивительно доверчивым стал Хромушкин. В вечерний час он выпрыгивает из своего огорода и прыгает на одной ножке (так и не знает, что можно на двух) к одному из нас навстречу. Если с ним очень ласково разговаривать, он развешивает уши и ждет, когда его возьмут на руки.
          Пока мы летали в Россию - Хромушкин пропал...Это очень, ну очень плохо – он бы долго жил. А Доцент улетел навсегда в соседний лес.

33) У нас два металлических «сарая», по-местному «ангар». В одном мы храним сезонное барахло, скажем вентиляторы, нужные только летом итд. В другом – наш инструментарий: садоводческий Джульетты и мой всяческий мехинструмент плюс разный материал. Скажем от Дж поступило задание сделать парничок и металлическую ограду, а это всякие деревяшки, решетки, тонкая сетка, петли для дверцы и окошек, стекло в рамке и много еще всего... Мастерящий мужик поймет. На стенке с Дж стороны висят сумки с тряпками, с бечевкой и прочий очень нужный в хозяйстве хлам. Ранней весной мы обнаружили вдруг, что в одной из таких сумок с тряпьем ма-а-аленькая птичка свила гнездо и высиживает птенцов. Сначала она боялась нашего захода в ангар – это всегда шумно – и вылетала. Потом перестала бояться, к тому времени мы обнаружили гнездо и увидели маму, поэтому старались по возможности не шуметь. Она уже не вылетала каждый раз. А потом у них появился птенчик, и мама моталась за всяким кормом из ангара в настеж открытые двери... И вот наступил момент...Ах, да, забыл. Мама – птичка так защищала своего питомца (а он был один), что почти пикировала на нас, когда мы заходили в ангар. Но опять же видя, что мы не проявляем интереса к ее гнезду, перестала агрессивничать и занималась своим делом. И вот ее птенец вылетел из гнезда и, как ни странно, очень смело и свободно полетел, а мама вилась вокруг и орала от радости. В один из моментов они сели на изолированный электропровод над входом в ангар, и мама представила нам своего сына. Они сидели оба и не улетали даже когда я был на расстоянии вытянутой руки. Мама смотрела на нас и что-то пела, уже мирное и счастливое. Больше получаса они сидели и щебетали. А потом исчезли и вот уже третий день я их не вижу и не слышу. А жаль, я ведь не успел им рассказать про нас с Дж.
 

34) Это две кошки наверное родственницы- «Жосефина» и «Бандитка». Большую часть времени они проводят вместе. Они и спят вповалку, и облизывают друг друга и вообще ласкаются... Но они не лесбиянки, потому что во всем животном мире только человек способен на изощрения противуприродные. Природа дала человеку благородства и мрази поровну и в количествах можно сказать бесконечных. Так что, человеческие женские особи могут (как и мужики) такое напридумывать для удовлетворения... А кошки – нет.
Утром все кошки (кот только один, да тот по обычному признаку, но и он кастрирован) ждут кого-нибудь из нас прямо около офиса. Они знают машину и реагируют на нее. Они не отстают от тебя, пока ты отмечаешься в оффисе, они жалобно мяукают, просят скорее их накормить.

35) Джульетта все же молодец. Во многом. Но меня поражает ее способность удивляться не выдающимся событиям – простым или всемирного масштаба. Вот ее коротенький рассказ об Афине. Я не смогу передать ее интонации и вообще настроение... Афина, чтоб вы знали, одна из примерно 10 диких кошек, что официально живут на территории Апартаментов, где менеджеры – Флоренс и Тинкер наши хорошие друзья, а Джульетта – цветочница и по совместительству кормит кошек и утром, и днем, и всех сразу. И по одной. Афина ей доверяет и обычно ходит по территории за Джульеттой почти весь день. Но иногда Афина исчезает. А весь день с Джульттой ходит «Звездочка» («Старка») - от слова “Star”, а не «водка» - у этой абсолютно черной кошки яркое белое пятно прямо посередине грудины. Пятно не только яркое, но и с лучиками. Звездочка очень стеснительная и боязливая. Она кушает только одна, да и то надо в это время кому-то присутствовать, потому что некоторые другие «дамы» так и норовят ее прогнать от плошки.
    Но сегодня об Афине. Дело в том, что кошек, чтобы их не отобрали муниципальные службы (возможно и для усыпления), надо метить. Поймать их трудно, но коллектив любительниц этих кошек так или иначе их ловит и отправляет в соответствующее медицинское учерждение (я не знаю что это). Там им слегка обрезают одно ушко, и тогда кошка получает как бы прописку по месту жительства в этих апартаментах...
    Но я об Афине. Ее все же поймали и отвезли куда надо. И вчера Тинкер привез ее оттуда и выпустил: «Вот тебе твое жилье. С богом». И тут Афина увидела Джульетту. Она говорит - услышала такой истошный вопль, что просто испугалась. И тут она, в свою очередь увидела Афину. Та кричала, «плача и прижимая лапы (образ) к груди», она подбежала к Дж и говорила («М-м-а-а-м-м»), говорила ей («ну, как маме жаловалась»), что ей сделали больно, ее обидели...У рассказа этого нет определенного конца. Афина продолжает жить в апартаментах, бегает за Дж., но обиду на людей еще держит. Однако она так по-человечески общалась с любимой Дж, что та была предельно растрогана.
   А ее рассказ об этом – просто писательский шедевер. Я только смог передать смысл.

36)  Еду из института, то-есть с работы домой. Прицепился за одним траком, типа «форд», еду за ним не вплотную. Едем по средней, самой оптимальной полосе.. Он хорошо идет, не шибко спешит, не мотается...нормально. И вдруг он резко тормозит. Я успеваю без особых волнений тоже тормознуть и уже открыл рот, чтобы по советскому обычаю обругать его, но вижу...Трассу пересекает, совершенно не торопясь и не озираясь на волчью стаю автомобилей, семья из трех уток. Впереди мама, а за ней два уже повзрослевших малыша. Идут себе - не тромозят и не ускоряются. В боковое зеркало вижу по правой полосе мчится очередной водило-преступник. Он торопится. Не успел я что-то сообразить, как этот друг пролетает мимо нас и ...мчится дальше. Я зажмурился, а в сердце так и ударило. Уток этот не задавил, но замечаю вдали в зеркале заднего вида  - быстро идет следущая машина, эта уж точно подавит уток! Не обдумывая своего решения, кручу рулем вправо и перекрываю половину полосы правого ряда. Торопыга длинно гудит (это брань по-американски) на меня и видно, что матерится. И вдруг он видит, что поперек его маршрута идут три утки. Не знаю уж – что он пережил, но вдруг коротко гуднул мне несколько раз. Это уже не мат, а приглашение к вниманию. Я смотрю в зеркало, он улыбается и показывает мне большой палец. Я отвечаю тем же. Далее «форд» занял левый ряд, я ехал по среднему ряду, а Торопыга на древнем «шевроле» двигался по правому ряду. Мы ехали по трем полосам параллельно несколько светофоров и показывали друг другу большой палец и улыбались. Потом мы разъехались. А приятное ощущение, что обошлось без смертоубийства уток, осталось надолго.


37) Все три дня отдыха с утра (впрочем как и КАЖДЫЙ день) идем с Риком (был у меня скотч-террьер, погиб) в лес. И все три дня на дороге к озеру, на одном и том же месте сидит коричнево-рыженький зайчик, который сидит неподвижно, смотрит на нас и подпускает метров до десяти. Затем срывается с места, спугнув тут же сидящую белку, и пробежав немного по дороге сворачивает в лес...Рик, ошалев от такой наглости, даже не лает, он рвет за зайчиком, но куда там... Сегодня в третий день его испытаний, Рик сразу побежал в то место, а не гулял по лугу, сразу включился в соревнование с зайцем, но в предлесной канавке видимо заплел свои короткие лапы и перевернулся через голову... Вскочил, чтобы побежать дальше, но увидев мой взгляд, встряхнулся и сказав: «ничего, я его еще достану» побежал совсем в другую сторону - конечно по делу. Я веселился от души.
Утром под окном ухает вроде бы сова – это просто музыка для сердца нашего, пение птиц столь оглушительно, что будит тебя рано утром, о белок просто спотыкаешься, два маленьких опоссума (крысятки, но симпатичные, пока маленькие) живут в мешке с сухим кормом у Дж в «бейсманте» (сказать подвал – не поворачивается язык), несколько кошек встречают в Террасах Джульетту каждое утро и сопровождают ее по очереди весь день, маленькую собачку по имени Стасик все же пристроили к маме Фреда...Это все тоже часть той американской жизни, которая «общечеловечна» и вызывает успокоение душевное.

39) Сделал в двери в нижней ее секции специально для нашего Микки «окно» из тонкого оргстекла, болтающееся на тряпке – теперь Микки может из предбанника выходить на улицу и наоборот – он головой прет на тонкое невесомое оргстекло и выбегает на улицу. Микки и Дилин Мартик очень дружны  и, если Мартик, как породистый забияка, начинает лаять на кого-нибудь или просто в воздух, Микки сейчас же присоединяется к нему. Обычно из нашего дома во двор они выбегают вместе, толкаются, гавкаются беззлобно, а для игры...В этот раз Микки опередил Мартика и рванул к выходной двери, Мартик за ним... Я сижу в предбаннике и одеваю тапочки для прогулки. Мимо меня вихрем пролетает Микки, а так как дверь закрыта, он ныряет в свое окно и исчезает в полумраке, Мартик, бежавший за ним никогда еще не видел такого чуда. Он затормозил перед закрытой дверью (как это делают собаки в мультфильмах), этого мало...Он был ошарашен исчезновением Микки, его пролетом через закрытую дверь. Он повернул ко мне изумленную морду и сказал чисто по-человечески: «Ой-ого...». Он даже сидел не на попе, а подвернув под себя пополамленные задние лапы. Я был поражен Мартиковым изумлением. И смех пробил меня. Давно я так не развлекался... Я взял  Мартына за попу и вытолкнул в «оргстекляную» дверь... А в последнее время Мартик, уже как и наша собака, смело ныряет в свою собачью дверь на улицу.

40) А еще раньше в какой-то из выходных дней, когда мы с утра расслабленно занимались кто чем придется, Дж сказала: «Чего-то Микки очень сильно лает и какой-то звереныш сильно кричит». Я выглянул на бакярд и увидел фантастику. На высоте примерно в полметра в ячейке заборной сетки застрял заяц. Голова его проскочила и была уже во дворе нашей нейборки (соседки) Лоис – видно здорово он мчался прочь от нашей собаки, а вот «занница» имела размер не менее двух ячеек и поэтому бесстыдно висела на нашей половине. Эту попу и облаивал наш Микки. Он делал следующее действо: мчался издалека к этой заднице и не добегая примерно метр и не делая никакой попытки куснуть эту серую шерстяную игрушку просто гавкал как только мог. Заяц начинал верещать со страшной силой, а Микки отбегал метров на 10-15 и, когда заяц замолкал, снова мчался на него и снова гавкал. Заяц кричит – он убегает, замолчал – снова вперед. Однако зайца-то жалко стало. Я взял мощные кусачки, перекусил мощный провод одной секции – заяц молчал (!), отогнул провод – заяц даже не дергался - и надавил ему на теплую, пушистую попу. Проскочила попа, и заяц рванул по соседскому двору, куда-не знаю. Во время этой операции Микки сидел рядом и молча наблюдал за моими действиями. А залаял он только когда заяц обрел свободу и рванул...


41)  Уже к вечеру пошли гулять в парк с Микки. Всегда говорю себе – возьми фотоаппарат.
Но ...в одной руке поводок с дергающим Микки, в другой неудобный ф/а. Лень. А жаль. Сегодня мы с ним пошли в тот «закуток», где тупиковая просека, красивая очень, идет вдоль заливчика. Там всегда есть какая-нибудь живность. В декабре было несколько уток. В марте и в начале апреля на топляках сидели черепахи от мала до велика. А сегодня я увидел гусей. Сначала в воде у берега плавали два гуся (он и она). Потом из дальнего конца озера на крики этих гусей подлетел Гусь, который совершил посадку как гидроплан, с большим пролетом над водой и долгой «пробежкой» по воде, причем он все время «клекотал». А ему отвечала гусыня. Вот он сел, развернулся и начал медленно плыть в сторону гусыни (она у берега). При этом он окунал голову в воду, потом тряс ею, шипел, снова клекотал, издавал множество звуков и делал много движений. Другой гусь сначало агрессивничал, но потом беззвучно уплыл за мысок. Похоже они раньше все обговорили и с Гусем и с Гусыней. Гусыня поплыла медленно к нашему Гусю, тот навстречу. У гусыни появились новые звуки, она «мурлыкала» с горловым клекотом, потом резко кричала «га-га», снова мурлыкала...Гусь плыл к ней все увереннй и быстрей. И вот они встретились. Гусь пристроился сбоку и чуть сзади и нежно пощипывал Гусыне шею. При этом он пел ей, а я не могу передать эти звуки, попробуйте говорить «кгхы-кгхы...», но так нежно и музыкально. Эта пара развернулась и вновь поплыла вдоль берега. Хотя мы были для них как на ладони, прямо на берегу, они нас или не боялись, или были в большом увлечении любовной игрой. В общем – не стеснялись. «О, современная молодежь» - вздохнул Микки. Он сидел рядом со мной, ни разу не дернулся, не залаял, а следил за гусями с таким интересом, что даже не заметил белку, бегущую у него под носом от дерева к дереву. Гуси продолжали нежиться, а мы встали и пошли дальше. Солнце, весеннее тепло... И даже когда Микки надолго присох к очередному дереву, я не торопил его. Он сделал дело и долго, и очень раздумчиво, отбрасывал всеми лапами траву, сухие листья и землю. Думал, однако, переживал.


  42)  Как обычно принято в последние месяцы, мы с Микки пошли на тропу нашего парка, где ходят и бегают множество разных американцев всех национальностей, причем очень многие – с собаками разных мастей. Все собаки дружелюбные, так и тянутся обнюхаться, наш Микки – тоже. Но сегодня мы смотрели цаплю. Это очень редкое видение, поскольку она скрывается в глухих заводях и близко не подпускает. Я люблю всякую осень. Яркая солнечно-рыжая вызывает восторг. Но мне почему-то ближе и душевней серая осень. Солнца нет, оно в закате и плотно закрыто облаками. Еще светло, так что все хорошо различимо: и мелкая рябь на воде, поддерживаемая легким ветерочком, и отражения прибрежных деревьев, стволы и ветви которых слегка изломаны, но не перерублены, и контуры дальних уток на воде... Мы с Микки забрались на деревянную площадку, которая стоит высоко над берегом. Отсюда хорошо видно озеро. С гортанным криком пролетела цапля, буквально в метрах пятидесяти от нас, перед ней отчаянно взмахивая крыльями летела белая чайка. Похоже было, что она хочет оторваться от цапли. Но та – видно было – делала неторопливое турне над озером и чайку не замечала. Просто обе летели в одном направлении. Микки завороженно следил за полетом птиц. Он стоял не совсем удобно на угловой скамейке, но видимо не обращал на это внимание. Птицы пролетели туда, и я уже собрался снять собаку с его места, но он уперся... И верно. Сначала цапля, потом эта же чайка пролетели в обратном направлении. Чайка продолжала гортанно верещать, а цапля летело серьезно, степенно и молча. Вдруг она подала голос, трубно гаркнула и резко свернула к противоположному берегу и приземлилась там и исчезла в серых кустах, слилась с ними. Чайка от такого шума упала на воду, но потом собралась с силами и рванула дальше. Удивительно, она больше не орала...И тогда Микки попросил меня помочь ему слезть со смотрового места, что я и сделал. Микки просунул голову между стойками перил и долго еще смотрел в ту точку, где цапля, но ни он, ни я ее уже не разглядели. Тогда Микки дернул меня за поводок, и мы пошли домой. В этих маленьких прогулках наша собака набирается разных зрительных впечатлений и запахов, а потом когда спит, наверняка видит интересные сны, потому что средь ночи вдруг бормочет что-то, вздыхает и даже взвывает...

43)  Сегодня как и каждый день пошли с Микки в лес. Холодный свежий воздух, бодрит-т его и вообще, так хорошо. Идем, бредем по тропинке и тут шуршание крыльев. Гусиная стая широким клином летит над лесом, видимо, к пруду, где они всегда кормятся. Вдруг раздался одиночный сильный крик гуся, и весь клин плавно, не меняя «конструкции», поворачивает вправо и продолжает свой полет. А ведь как птицы летят в клине, перед каждым из них свободное пространство, ничто не мешает... А я вспомнил дедовский анекдот: летит стая гусей, сильно мощно летит, но есть и молодежь, И вот один из молодых вовсю машет, пыхтит и еле-еле догоняет вожака. «Скажи, вожак, а куда мы летим-то?» -«А хрен его знает»... Мои-то гуси знали куда летели. А вот мы, народы земли русской, не знаем и знать не хотим. Машем крыльями.

44)  Есть люди в нашей жизни на любой части планеты, которые по-настоящему  являются движителями Человечества, выполняя чаще незаметную работу, но в общем в правильном направлении. Это фундменталисты, которые кирпичик к кирпичику кладут здание цивилизации. Есть и были, и дай бог будут гении, которые в состоянии изменить курс. Это единицы. Но они пролагают путь. А я про «фундаменталистов».
Вот я и увидел вдруг двух таких людей. Даже внешне они похожи друг на друга. Это советский одессит,  инженер-физик, начальник физического отделения, Женя Г из Троицка.
Другой - это американец корнями из Германии, а сейчас житель Ньюпорт Ньюз, совладелец комплекса аппартаментов St. James Terras, что стоит на берегу реки. Пока не знаю его профессионального дела, но видел множество его сертификаиов, удостоверяющих, что он «менеджер». Его зовут Тингер, а «ласт нейм» – White, не могу написать Белый. Он “Jack of all trades”, те парень, который умеет все.
Оба этих географических антипода очень хорошо ведут дело, великолепно знают до последнего винтика предмет своего управления: Женя свою громадную физическую экспериментальную установку, Тингер – все хозяйство аппартаментов. Если, происходит какой-то сбой в налаженном механизме их «подопечных», они сами находят «заболевание» и могут сами его вылечить. Обывателю проще понять ситуацию с аппартаментами, то есть с жильем – это канализация, вода, телефон, тепло...На физустановке все более сложно, потому что само оборудование уникально, штучной работы. Но от этого суть не меняется. Имеется своя энергетика, своя «канализация», очистка воды итд. И одессит, и ньюпортньюсовец (во закрутил!) находят решение проблемы. И работа их подопечных продолжается: физустановка дает научные результаты, а у Тингера жильцы продолжают спокойно жить, поживать....И еще раз скажу: где бы не жили такие люди, какой бы они не были национальности – они родные по кровной заинтересованности в выполнении своего дела. Именно такие люди, а имя им легион, то есть их много, продолжают движение Землян... Я думал о том, что эти двое мне очень интересны и дороги.