Море сбегало с картины, смывая краски, портя оставленную палитру, захватывая с собой кисти.
Море текло с этюдника под ноги задремавшему художнику, тихо, аккуратно, как-будто не желая разбудить своего творца.
Море стремилось туда, где было оно же, откуда взял его художник, и оставил застывшим в какой-то момент на этой самой картине.
Оно было не в обиде на художника, нет, просто оно хотело домой.
И оно было настойчиво в этом своем желании.
Уходя в песок, вот уже через несколько мгновений оно возрождалось снова, вливаясь в само себя.
Оживая, щедро даря краски картины самому себе.
Надоедливые чайки метались над ним, что-то крича, пытаясь разбудить художника, желая вернуть море обратно.
Но все было тщетно.
Моря не уступало, не поддавалось, не желало возвращаться.
Жить на холсте вместо привычной свободы?
В этом не было никакого смысла.
Нельзя запереть того, кто рожден был свободным, кто дарил свободу, кто повелевал свободой.
Море стекло с картины до последней капли и растворилось само в себе, ласково подкатываясь к маленькому креслицу, где так и спал его художник.
Оно пыталось прошептать что-то, но художник был всего лишь уставшим человеком и не слышал ничего.
Море вздохнуло и отливом ушло чуть глубже.
И забыло всю эту нелепую попытку вместить его на холст.
А художник все-таки проснулся от особенно приставучей чайки, которая с размаху подлетела и задела его крылом.
Глянул на пустое полотно да так и застыл с недоумением на лице.
Он долго смотрел, пытаясь понять произошедшее, но все предположения казались ему глупыми.
Он собрал свои вещи и ушел с берега, не оборачиваясь.
И больше никогда не рисовал море.