Предыдущая страница: http://www.proza.ru/2014/08/15/976
Ванюшка сидел на берегу у костра, глядя на варево, булькающее в котелке. Он вчера провозился с ним до вечера и вновь занялся делом с рассветом.
К речке спустился стрелец и, наморщив свой рябой нос, поинтересовался у юнца:
– Ты что там задумал? Воняет, как на шкуродерне.
– Рыбий жир варю, клей готовлю, – не оборачиваясь, ответил мальчуган.
Рябой присел рядом на корточки:
– А пошто не костный, он же крепче держит?
– Костным токмо лавки клеить хорошо. А для луков клей из рыбьих пузырьков надобен, тогды слоеный лук гибкий будет, с него и медведя насквозь прошибешь. То меня дядька Архип научил, а рыбий жир вогул подсказал, как готовить. Потроха отвариваю и ставлю на ночь остужать. Утром же собираю сверху застывший жир, а чтоб горечь лучше вышла, можно его по новой, в чистой воде переварить. Он для лечения от хвори, я его дядьке Угору отдаю. А пузыри оставляю, не варю, токмо верхний слой обдираю. С внутреннего слоя же пластинки скалкой катаю и сушу. Вот и весь сказ, – улыбнулся мальчик.
– А клеить как? Коли пузырьки сухие будут?
– Так потом развариваю и клею. Но есть один секрет, который мне остяки поведали. Меда трохи нужно добавить для вязкости и гибкости.
– Ну вот, все тайны мне и проболтал, – погладив мальчишку по голове, рассмеялся стрелец.
Ванюшка тоже хихикнул, но про себя подумал: «Ага, сейчас все и поведал тебе, дурень конопатый. Про то, что пузыри солят цельный день, ты не ведаешь. Протухнет твой клей через неделю, а лук тараканы под печь утащат».
Никита, перекинув рушник через плечо, спустился к ним. Он пришел умыться.
– Утро доброе, славяне. О чем речь держите?
– Да вот, сказываю дядьке, как клей приготовить, – подбросив хвороста в костер, отозвался мальчик.
Никита осмотрел заготовленные сушеные пластинки и похвалил отрока:
– Чисто сработано и ладно. Молодец. Смышленый ты, Ванюша. Все гляжу на тебя да восхищаюсь. И грамоту усвоил, и много историй ведаешь, и разным ремеслам обучен.
– Я, как Сергий Преподобный, хочу в отшелье жить, чтоб умным быть и вере служить.
Волхв умиленно улыбнулся:
– А знаешь ли ты, Ваня, что такое настоящая вера, доверие и надежда?
– Знаю, отче.
– Ну-ка, сказывай, – присев на валун, серьезно попросил Никита.
– Была сильная засуха, и весь люд пришел молить в поле за дождь. Даже быка в жертву принесли, – начал отвечать Ванюшка, – и токмо один отрок принес с собой накидку от дождя для матери, потому как верил, что дождь пойдет.
Рябой стрелец подскочил, как ужаленный:
– По-твоему, остальные не верили?
– Почему? Верили. Но не шибко, накидки-то не взяли, – перемешивая варево палочкой, улыбнулся мальчонка.
Стрелец, ополоснув лицо и утершись рукавом кафтана, поднялся с корточек:
– Ладно, гутарьте тут, пойду я к избе.
– Иди, иди, мил человек. А я с мальцом еще побуду. Уж больно интересно он рассуждает. Ну, а надежда, по-твоему, что такое?
– А это проще пареной репы, отче, – улыбнулся Ванюшка и не задумываясь ответил: – Каждую ночь помереть можешь?
– Могу.
– Петушка вечером кормишь, чтоб утром он тобя разбудил?
– Кормлю.
– Значит, надеешься проснуться.
Волхв от души рассмеялся:
– Ну, а доверие?
– А доверие – это то, что при Рябом ты со мной не заговорил о главном. Знать, не доверяешь ему.
– О каком таком главном?
– Слышал я ненароком вашу беседу с дядькой Архипом. Мыслит он дядьку Угора просить, чтоб провел тебя на Чудо-Озеро, а у него тетка Рамиля на сносях. Куды ж он подастся? Ему, почитай, месяца два туды и обратно идтить, а то и более. А коли меня возьмешь, то поводырем твоим буду. Зиму перезимуем, а весной по большой воде сюда на побывку придем.
– А мамка?
– А мамка все одно в Самар-село подастся. Тама братку моего старшего разыскали. Раненый он был, у Никиты Пана служил, руку в сече отрубили, но выжил. Весточку с остяками прислал. Просит по первому льду приехать матушку и дядьку Архипа. И он не против, чтоб они у местного батюшки обвенчались. Да и Полинка, сестренка моя, до сей поры не крещеная, негоже это.
– Сколько тебе годков-то, коли как взрослый рассуждаешь? – удивленно поинтересовался Никита.
– Чертова дюжина по весне будет, – перекрестившись, сознался Ваня.
– Маловато для дальних странствий. Вдруг не выдержишь такого перехода. Зима ведь на носу, пехом идти надобно будет.
– Ничего, сдюжу. Для бешеного оленя и сто верст не круг, – снимая котелок с огня, серьезно проговорил не по годам мудреный мальчонка.
– Ладно, Ванюша, поговорю я завтра с Ксенией. Может, и верно, в тайге тебе действительно безопаснее со мной пока будет. Татары да остяки последнее время лютуют. Удержат ли казаки Самар-село, нам не ведомо. А коль вверит она тебя под мою опеку, это и значит настоящее доверие, – поднимаясь с валуна, согласился ведун.
– Искупаться не желаешь, отче?
– Вода нынче уже холодная, захвораю поди, – неуверенно возразил Никита.
– Я тебя опосля рыбьим жиром попотчую. Да и баню будем топить после полудня, там и пропаришься. А пошли вместе? – скидывая портки, предложил мальчик и первым, разбежавшись, прыгнул в Обскую воду.
Холодная вода обожгла тело Никиты. Но было в этом что-то разухабистое и отчаянное. Он в два маха догнал мальчишку и хлопнул его ладошкой по спине:
– Ляпа!
Ванюшка в ответ развернулся, но волхв уже нырнул под воду.
Мальчик покрутился и увидел вынырнувшего Никиту саженях в семи от себя:
– Ух ты, научишь меня так нырять? – спросил он и ринулся в сторону волхва.
Никита поддался, и мальчик шлепнул его по спине:
–Ляпа!
– Эй, полоумные! Ну-ка быстро вылезайте из студеной воды! Я вам так сейчас ляпну обоим, что задницы загорятся! Особенно у старого дурня! – раздалось с берега.
Архип наклонился над валуном, на котором были разложены осетровые пузыри. Осмотрел их и довольно крякнул.
Никита и Ваня, стуча зубами, присели у костра.
***
СЕВЕРНЫЙ КАЗАХСТАН
Осень. Огромный звездный небосвод. Хорошо кинуть одеяло в степи и спать под открытым безоблачным небом.
Исатай, раскинув руки, лежал на спине. Рядом приткнула в плечо ему щеку Ботагоз. Стрекот сверчков разливался мелодией вечной степи. Изредка мерцали падающие звездочки.
– Тебя так давно не было, Исатай. Наш сын уже держится в седле, правда, ему подобрали пока молодого стригунка. Он сильно скучал, пока ты был в походе.
– А ты, Ботагоз, томилась по мне?
– Я больше всех. Я каждый рассвет и закат выходила на курган и ждала, когда ты покажешься.
Ботагоз вздрогнула. Промелькнувшие над ними тени напугали женщину.
– Не бойся, любимая, это летучие мыши.
– Противные такие.
– Они сами себя наказали за двуличие, как и Аблай. Он тоже метался, выбирая хозяина, пока его не зарезал собственный слуга.
– А мыши что сделали?
– Мне когда-то сказывала моя бабушка, что давным-давно развязали войну между собой звери и птицы. Когда одерживали верх птицы, летучие мыши заявляли, что они птицы, так как умеют летать. А в случае победы зверей мыши голосили, что они звери, потому как у них имеются большие зубы и шерсть. Когда же птицы и звери заключили мир, то мышам стало стыдно выходить днем из жилища. Вот и летают теперь они ночью, чтобы кусать красивых женщин, – с этими словами Исатай шаловливо ущипнул жену за ногу.
– Ой, – простонала Ботагоз и отдалась в объятия своему любимому.
***
Никита сидел с Ванюшей на крылечке и разбирал таблицы, привезенные с собой.
– Это письмена древних скифов. Их не читают, как у нас, по буквам. Гляди, на что похожа первая закорючка?
– На шею гусака, – хохотнул мальчик.
– Правильно. Это знак вопроса или предположения. А значит, по-нашему переводится как слова: «коли», «пошто», «зачем», «если». Далее гляди.
– Человечек вроде, отче.
– Умница, догадался. А я вот долго гадал, пока мой учитель Гостомысл не надоумил.
– А далее у человечка рука к груди прижата, – расшифровал мальчонка.
– Правильно, заболело сердце внезапно, на ходу. Глянь, ведь он на ножках стоит.
К полудню Ванюшка перевел первую таблицу скифского лекаря:
– Коли у человека внезапно заболело сердце, не нужно сдерживать дыхание, а нужно сильно кашлять. Ибо когда человек кашляет, сердце от этого сжимается и лучше работает.
Никита был на седьмом небе.
– Такого способного мужа не сыскать даже средь ученых монахов, а тут двенадцатилетний отрок разбирает стародавнюю вязь, будто песенку щебечет про твоего зайку, – славословя Ванюшку, сказывал он вечером в бане Архипу.
А довольный за своего пасынка Архип, хлебнув ядреного кваску, затянул свою любимую плясовую:
– Зайка серенькай,
зайка беленькай,
за кусток скок,
под шесток шмыг...
продолжение: http://www.proza.ru/2014/08/24/1663