Глава 4. Детство
У нас в детстве с одной стороны было очень многое, а с другой - не было возможно самого необходимого. Самые простые вещи, для получения которых обычный человек может проработать всю жизнь и не получить десятой части: жилье, образование, медицинское обслуживание - все это было лучшим. Не просто хорошим или приемлемым, а самым лучшим из всего, что было тогда на планете. Не говоря уже о самых простых бытовых вещах. Как говорил один из наших преподавателей: «Вы живете как наследники престола - без бытовых забот. Ваша основная задача соответствовать своему предназначению».
Чего у нас не было? Не было у нас самого необходимого для детей - конкретных родителей. Кто такие папа с мамой мы узнавали из фильмов. Душещипательными историями о любви к родителям меня, например, до сих пор нельзя растрогать. Я просто не понимаю, о чем идет речь в этом случае. Но зато я очень хорошо знаю, что нет ничего страшнее для маленького человека, чем осознание того, что у тебя не было, нет, и никогда не будет папы и мамы.
Думаю, что настало время познакомить вас с моими родными братьями. Старший не по возрасту, а скорее по принятым на себя обязанностям это Кэссций или проще – Кэсс. Всю фонетику полного имени моего второго брата вы никогда не осилите. Поэтому, чтобы вас не затруднять назову сразу второй сокращенный вариант – Рэ.
У нас на планете с древних времен существует легенда, которая гласит о том, что тот, кто знает твое полное имя, владеет твоей жизнью и может вершить твою судьбу. «Кроме бога и твоих родителей никто не должен знать, как звучит твое имя от первого и до последнего звука», это цитата из этой легенды. Поэтому по традиции имена на нашей планете всегда даются сложные, длинные и труднопроизносимые. А для повседневного общения используются сокращенные варианты этих имен. Рэ и Кэссций это основательно сокращенные варианты имен моих братьев, так же как и мое – Сэт.
Помню, что в детстве с нами особо никто не нянчился, да и некому было, поэтому самостоятельными мы стали очень рано. До пяти лет мы жили, что называется в детском саду. Причем, что возможно вас удивит – девчонки и мальчишки уже с этого возраста воспитывались отдельно. С пятилетнего возраста нас разделили на группы. По какому принципу делили? Не знаю. Но в каждой группе оказалось по пять троек близнецов. У каждой группы были свои наставники.
Краткое имя нашего наставника – Аше. Это был мужчина не самого спортивного телосложения. Худой, немного сутулый, высокого роста, слегка седой. По земным меркам его возраст был бы в пределах пятидесяти, пятидесяти пяти лет. Женат он был на очень красивой, добродушной, улыбчивой женщине по имени Исхе, которая была заметно моложе его. Разница в возрасте у них была большая - пятнадцать лет. Наставник был когда-то самым настоящим космонавтом-исследователем. Работал врачом в нескольких космических экспедициях. Уважительное обращение к этому человеку можно перевести, наверное, как доктор. Доктор - не в смысле врач, а в том смысле, что это уважаемый человек, пользующийся всеобщим доверием. Его все так называли, даже жена при обращении к нему иногда говорила: «Доктор Аше».
Сразу после разделения на группы мы переехали из детсадовских «хором» в одноэтажное здание, расположенное в районе поселка модификантов. Поселок назывался Зеленый остров. Помню большое количество всевозможных деревьев закрывавших сплошной зеленой массой весь поселок. Особенно запомнились хвойные. Кора этих растений была похожа на многослойную чешую необыкновенной сказочной рыбы. Молодые чешуйки были лимонно-желтого с красноватым отливом цвета. Старые – переливались спектром от темно-желтого до темно-бурого тонов. Порывами ветра старые засохшие чешуйки срывало со стволов этих деревьев, и они летали по воздуху как мотыльки или валялись у нас под ногами золотыми червонцами. Иголки у этих деревьев были длинные - около тридцати сантиметров в длину. В ветреную погоду эти деревья звучали как музыкальные инструменты. Ветер выдувал в длинных иглах фантастические мелодии.
На Зеленом острове жили семьи модификантов. Три сотни уютных домиков всевозможных архитектурных форм были разбросаны по холмистой местности поселка. Семьям модификантов по закону запрещалось рожать детей. Ученые боялись появления на свет незапрограммированных генетических мутантов. Поэтому модификанты брали на воспитание тройняшек из того самого детского дома, где сами когда-то выросли. У нас считалось большим везением попасть в такую семью, но везло чаще девчонкам. Их брали почему-то охотнее.
Домик, в который мы переехали, как я уже сказал, был одноэтажным. В нем было много всяких комнат, в том числе и наша с братьями комнатушка. С соседями по группе мы жили мирно. Наверное, в группу нас подбирали специалисты со знанием своего дела. Сейчас пытаюсь вспомнить какие-нибудь конфликты и ничего серьезного не припоминаю. Конфликты возникают, когда есть что делить, а у нас из личных вещей - смена белья, зубная щетка и мыльница. Что делить? Игрушки? Этого добра было много. Даже слишком.
Насчет игрушек я припоминаю интересный случай. Наставник временами совершал поездки в мегаполис расположенный не так далеко от научной базы и поселка, где мы жили. В такие поездки он обычно отправлялся со своей женой. Каждый раз в порядке строгой очередности он брал с собой трех человек из нашей группы. Нам нравились такие маленькие путешествия. По возвращению путешественники становились объектом всеобщего внимания в своей группе - рассказчиками. Я очень любил рассказывать всем, что происходило с нами в таких поездках. В одной из таких вылазок в мегаполис мы попали в огромный магазин. Долго ходили по этажам. И в какой-то момент я вдруг понимаю, что нашего Рэ рядом с нами нет.
- Рэ потерялся! - кричу Кэссцию, дергая его за рукав.
В тот раз мы оба испугались не на шутку. Тормошим наставника и его жену. У них даже ни один мускул на лицах не дрогнул. Спокойные как танки. Разговаривают на ходу между собой так, словно котлеты в закусочной выбирают.
- Две минуты назад был рядом, - говорит наставник. – Мимо каких секций успели пройти за это время?
- «Игрушки» и «Зоомагазин».
- Ты в «Зоо», я с парнями в «Игрушки».
- Не потеряй оставшихся, - бросает на ходу жена.
- Этих двоих никогда…, - бурчит что-то неразборчивое себе под нос наставник.
Бегаем как ужаленные по всему гигантскому помещению секции игрушек. Еле поспеваем за наставником. Смотрю, он занервничал. Мы, глядя на него стали переживать еще сильнее. Прибежала Исхе, запыхавшаяся как загнанная лошадь.
- В «Зоо» его нет. Опросила служащих на входе. По всем предположениям должен быть здесь.
Рэ мы нашли возле одного из многочисленных отделов секции «Игрушек». Он стоял тихонечко, вцепившись ручками в край прилавка, и внимательно рассматривал содержимое полок. Наставник подошел к нему, положил руку на плечо и спокойно спросил.
- Что ты здесь делаешь, мой хороший?
- Игрушки рассматриваю, - с невозмутимым спокойствием ответил Рэ. Посмотрел на загнанный вид жены наставника, на нас с Кэссцием и спросил. – А вы, наверное, бегали? Спортом занимались?
- Да. Бегали, - еле переводя дух, отвечала Исхе. – Это точно. Спортом занимались. Отчего бы не побегать, когда есть пара, тройка минут свободного времени? Хорошо размялись.
Наставник и его супруга заметили, что Рэ смотрел в определенную точку полок с игрушками. В том месте располагалась очень красивая легковая машина желтого цвета.
- Купи ему эту машину, доктор Аше, - прижавшись к мужу, тихонечко сказала Исхе.
- У них подобных игрушек целая гора, - в задумчивости проговорил наставник.
- Наверное, это какая-то особенная машина?
- А может дело не в машине?
- В любом случае пока не купишь, не узнаешь. А ты хочешь знать. Я это по твоим глазам вижу.
- Пожалуй ты права. Я ее куплю.
Покупка была сделана. Потом мы стояли на автостоянке возле машины наставника и ждали пока он и его жена укладывали многочисленные приобретения в кузов своего авто. Рэ стоял с виноватым видом, а мы вдвоем с Кэссцием тихонечко его отчитывали за проступок. Мы очень боялись, что из-за его провинности нашу троицу следующий раз в подобную поездку не возьмут.
- Я это все понимаю, - виноватым голосом бубнил Рэ. - Я не могу понять только одного. Зачем они мне купили эту желтую машину?
- Потому, что ты на нее смотрел, - нравоучительным тоном разъяснял я. – Подумали, что она тебе нравится вот и купили.
- Она мне не нравится и я на нее не смотрел.
- Ну, так сказал бы им это. Купили бы то, что тебе нравится, - продолжал я давать наставления.
- Я постеснялся.
- А он и не на игрушки смотрел, - заметил сердитым голоском Кэссций. – Ему понравилась та пухленькая черноглазая продавщица, что стояла за прилавком. У нее были еще такие ямочки на щечках, когда она улыбалась и пышные белокурые волосы.
- Это правда, Рэ? – задал я вопрос.
Рэ сначала ничего не ответил. Его уши и лицо постепенно покраснели. Он очень низко опустил голову. Потом тихо едва слышным голосом произнес.
- Я просто стоял и думал, как было бы хорошо, если бы эта женщина была бы нашей мамой. Она такая красивая и хорошая.
Слово «мама» Рэ произнес совсем уж тихо, но мы с Кэссцием все равно поняли, о чем идет речь.
- Мамы в магазинах игрушек не продаются, - со знанием дела проворчал Кэссций. - Мы уже взрослые мужчины и ты это должен понимать.
«Взрослым мужчинам» на тот момент едва исполнилось по пять лет.
– Я и Кэсс для тебя лучше папы, мамы и бабушки с дедушкой вместе взятых. Поэтому больше никогда не теряйся, - сказал я Рэ при посадке в машину.
По приезду в поселок мы всячески старались избавиться от купленной для Рэ желтой машины. Сначала просто забыли ее в салоне автомобиля наставника. Было заметно, что это его озадачило. Он принес эту игрушку к нам в комнату. Мы отнесли ее в общую игровую комнату. Она снова появилась у нас.
Что бы мы ни делали (выбрасывали, прятали, топили в речке с моста), машина возвращалась к нам в любом случае.
- Это просто желтый призрак какой-то, - сказал однажды Рэ, рассматривая вновь появившийся в нашей комнате злополучный автомобиль.
- Наверное, в этой комнате должен найтись мужчина, способный совершить поступок, - вздохнул Кэссций, забирая из рук Рэ желтую машину. – И этим мужчиной опять должен быть я. Пойду к наставнику отдам ему это желтое чудо игрушечной техники.
- А если он спросит? - забеспокоился Рэ.
- А если он спросит про тебя, скажу, что тебе просто понравилась красивая женщина за прилавком. Думаю, что как мужчина он тебя поймет.
- Мы с тобой, - я схватил Рэ за рукав и поволок его вслед за Кэссцием.
Дверь в кабинет наставника всегда была открыта нараспашку. Кэсс зашел, мы остались за порогом. Как назло дверь в этот момент захлопнуло сквозняком. Открыть ее мы постеснялись. Кэсс пробыл у наставника не больше полминуты. Когда он вышел, Рэ, переживавший больше всех, спросил его.
- Ну, как? Что ты ему сказал?
- Я ему сказал, что ты бабник, сексуальный маньяк, жиголо и тебе нравятся великовозрастные тетки (продавщице на вид было лет двадцать – двадцать пять). В общем, спасал твою репутацию, как мог, чтобы про тебя не подумали, что ты маменькин сыночек.
- А что ответил наставник? – этот вопрос был уже от меня.
- А он сказал, что с точки зрения психологии для мужчины в этом возрасте это нормально.
- Ну, тогда все в порядке, - грустным голосом подытожил Рэ.
Кэссций всегда шутил с самым серьезным выражением лица. Он вообще был самым серьезным из нашей троицы. На самом деле он сказал то, что и обещал сначала. Что Рэ просто засмотрелся на красотку из отдела игрушек и попросил наставника больше не подкидывать нам в комнату желтую машину. Наставника это слегка развеселило, но учитывая то, что мы в своем развитии в чем-то опережали обычных детей годика на два, особого удивления высказано не было.
Кроме наставника и его жены, которые можно сказать неотлучно жили вместе с нами, к нам в дом приходило очень много людей связанных своей профессиональной деятельностью с нашим существованием.
С утра и до вечера мы ни на минуту не оставались предоставленными самим себе. Врачи, преподаватели, обслуживающий персонал все эти люди крутились вокруг нас как заведенные. Каждое утро еще до завтрака нас осматривала доктор - такая маленькая женщина одетая не в белый халат как можно подумать, а во что-то разноцветное, яркое и каждый раз новое. В школу мы не ходили. Учителя в течение дня сами приходили в наш дом. Наша группа собиралась в одной из комнат, где у нас проходили уроки. Домашних заданий не было, но зато занятия по предметам продолжались почти весь световой день с небольшими перерывами, в том числе и на обед. Вечером опять появлялась смешная коротышка-доктор в ярком наряде. Осматривала нас, и какое-то время до ужина мы могли погулять и побегать. Жена наставника пыталась организовать нас, чтобы мы поиграли в какие-то детские игры, но большинство из нас разбегалось по двору, чтобы хоть несколько минут ничего не делать.
Маленькая женщина-врач сидела в это время на лавочке с наставником, болтала ножками и беседовала с ним на всякие отвлеченные темы. В основном их разговоры были абсолютно неинтересными для меня в то время, но один раз я услышал примерно следующее.
- Доктор Аше, вы действительно так твердо уверены, что воспитываете будущих космических исследователей, работников космоса?
- Я абсолютно в этом убежден. Их тела приспособлены переносить чудовищные дозы космической радиации. Они способны пролежать в анабиозе более тысячи лет. У них просто великолепное здоровье.
- Ну, про их здоровье я осведомлена очень хорошо. Каждый день их наблюдаю. Я говорю о другом. О психике этих мальчиков.
- По-моему и с этой точки зрения все в идеальном порядке.
- Я в этом не уверена. Вот эти тройки малышей, по-вашему, будут кандидатами на межзвездный полет? И какая же троица лучшая?
- Они все хороши. Но если хотите услышать имена самых первых кандидатов, то, пожалуй, это: Кэссций, Рэ и Сэт. Будет неправильным решением, если выберут других. Эти лучшие.
- Вы меня удивили. Какие же они лучшие? Кэсс – молчун, необщительный, постоянно смотрит на тебя исподлобья словно волчонок. Ворчит, а не разговаривает. И недавно я сделала еще одно открытие – он жадина. Вот и сейчас вместо того, чтобы играть вместе со всеми детьми сидит на лавочке и смотрит в одну точку. Такое чувство, что у него в голове пустота и полнейшая отрешенность от этого мира. Рэ - просто трусишка. Каждый раз, когда его осматриваю, он весь дрожит как листочек, сердечко колотится так, что вот-вот выпрыгнет, и ручонки потеют от страха, словно он украл что-то. Посмотрите, что он сейчас делает? Лепит что-то в песочке словно девочка. А Сэт? Тут космосом даже и не пахнет. У него же ветер в голове и шило в противоположном месте. Абсолютно бестолковый мальчик. Чтобы его осмотреть мне каждое утро, и каждый вечер за ним бегать надо, искать. Где же мой Сэти? А сейчас знаете, где я его нашла? На чердаке возле вентиляционного окошка. Там и пришлось осматривать. И чемодан с аппаратурой пришлось туда затаскивать. И спускаться вниз не собирается. Что он там делает?
- Мне обидно за моих мальчиков и то, что вы о них так плохо думаете. Они хорошие.
- Да я не спорю, что они хорошие. Я и сама к ним привязалась уже. Просто не верится как-то, что это будущие космические волки.
- Послушайте меня, и вы измените свое отношение к ним. Кэссций – он, прежде всего очень тактичный мальчик и свое общество навязывать силком никому не будет. Поэтому кажется необщительным. С ним всегда можно поговорить. Только надо знать о чем. Голова у него совсем даже не пустая. Наоборот, там скопище всевозможной информации. Знаете ведь поговорку, «если дом пустой, то хозяин постоянно на улице».
- Знаю. Это о болтливых людях, у которых в голове пусто.
- «Дом» Кэссция совсем даже не пустой. Поэтому хозяину есть, что делать внутри себя, привести в порядок горы информации, упорядочить мысли. Он очень бережливый и самый аккуратный из всех малышей, поэтому с первого взгляда кажется маленьким прижимистым скрягой. На самом деле наш Кэссций отдаст последнее, если ты действительно очень сильно в этом нуждаешься. Рэ - совсем даже не трусишка. Наоборот, он сильный духом и способен на очень смелые поступки. А то, что у него ручонки потеют и весь он дрожит, когда вы его осматриваете, то это скорее не его вина, а ваша.
- Даже так? В чем же я провинилась?
- Рэ очень чувствительный. Даже я бы сказал сверхчувствительный человечек. Из таких людей вырастают в будущем великие поэты, художники, музыканты, творческие личности.
- Вы расскажите мне про мою вину. Не уклоняйтесь.
- Ваша вина. Вот, например, я - взрослый мужчина, которого в этой жизни мало чем можно удивить, сижу рядом с вами и испытываю чувство легкого волнения. И это не только потому, что вы молодая и красивая женщина, а еще и по той простой причине, что три верхних пуговки вашего костюма расстегнуты, и вы, наверное, неосознанно демонстрируете мне вашу красивую грудь.
Наставник после сказанного сдержанно посмеивался, а коротышка-доктор почему-то занервничала и сердитым голоском произнесла.
- Нарвалась на комплименты. Жарко ведь. Что ж мне до подбородка наглухо застегнуться что ли?
- Сейчас действительно жарко. Застегивать костюм до подбородка в такую жару действительно глупо, и у меня к вам нет никаких претензий – я взрослый человек и адекватно воспринимаю реальность. Но вот когда следующий раз будете осматривать Рэ, застегнитесь наглухо. Не прижимайтесь к нему, держите его на расстоянии вытянутой руки и он перестанет дрожать, и ладошки у него будут сухие. Наши мальчики - не плюшевые мишки, они считают себя уже почти взрослыми мужчинами. Когда вы находитесь рядом, Рэ видит перед собой, прежде всего женщину, а не врача, видит вашу грудь, чувствует запах ваших духов, и представьте себе, как его сверхчувствительная натура реагирует на все это. Рэ реагирует наиболее ярко по сравнению с другими малышами. Сам он еще до конца не осознает, что с ним происходит в этот момент. Но он чувствует в вас…
- Женщину?
- Маму. Пока только маму. Маму, которой у него не было, да и не будет уже, судя по всему никогда.
- А кто такой Сэт?
- Сэт просто бредит авиацией. Он спит и видит себя летчиком. Разве это плохо? Помните, как еще совсем недавно он каждое утро забирался на вот это дерево. Примостил для себя там кусок доски, и вам каждый раз приходилось уговаривать его спуститься вниз.
- Да, еще бы. Теперь он лазает на чердак.
- Да. После того как мы убрали эту доску и спилили нижние ветки, он стал прятаться на чердаке. Знаете почему? С дерева и с чердака очень хорошо видно летное поле спортивной авиашколы. Сэт просто рассматривает самолеты. Наблюдает за выполнением фигур высшего пилотажа. Он увлеченный авиацией мальчик.
- Стоп. Подождите. По-моему, это уже слишком. Я прекрасно знаю, где находится это поле. Ни один нормальный человек не сможет отсюда разглядеть на нем самолеты.
- В том то и дело, что мы с вами говорим сейчас об уникальных ребятишках. У Сэта выявлен интересный эффект, о котором вы еще не информированы – сверхострое зрение. Такой эффект наблюдается у некоторых космонавтов находящихся на орбите в космосе. Это тот случай, когда люди могут из космоса различать малоразмерные объекты, находящиеся на планете, не используя при этом специальную оптику. По возвращению на землю этот эффект пропадает. А у Сэта он существует уже сейчас в земных условиях. Представляете, каким станет зрение Сэта в условиях космоса?
- От таких глазок не спрячешься.
- Это точно. Но наш Сэт это не только глазки, это еще и ушки. И что-то мне сейчас подсказывает, что мой мальчик нас очень внимательно слушает. Сэти, хороший мой, помаши мне ручкой, если я прав.
Я никогда не мог не выполнить просьбу или поручение наставника. Просто не мог и все. Мне было почему-то жутко стыдно, если то, что меня просил сделать наставник у меня не получалось сделать так как надо. До сих пор не знаю чем это можно объяснить. Наставник никогда не ругался и не кричал на меня. Он был всегда для нас человеком, с которого хотелось брать пример. Я высунулся в окошко на чердаке и помахал доктору Аше рукой.
- Вот видите теперь, за что я выделяю из общей группы этих троих малышей, - продолжал в свою очередь наставник. - За два абсолютно космических качества – исполнительность и честность. Я попросил Сэта и он мгновенно выполнил мою просьбу и при этом не стал нас обманывать, что ничего не слышит. Я почти всю жизнь отдал космосу. Проработал на орбите в общей сложности около трех лет. И если мне вдруг предложили бы сейчас выбирать для очередного полета напарника, я бы сосредоточился в первую очередь именно на этих двух качествах. И не только потому, что сама работа в космосе очень ответственная и требует от людей многого. Бывают моменты, когда ты отдаешь своему товарищу приказ, и он должен моментально его выполнить и не задавать при этом глупых вопросов: «А что случилось? А зачем это сейчас надо сделать? Объясни, что происходит?» Счет в таких случаях идет не на секунды, а на доли секунды, а результатом является жизнь или смерть экипажа.
Этот разговор мне запомнился на всю жизнь. Конечно, я пересказал его своим братьям. Кэсс выслушав, произнес.
- Мы втроем станем космонавтами и полетим на межзвездном корабле к уже давно открытой обитаемой планете. Я теперь в этом убежден. Мы будущий экипаж межзвездного корабля. Только никому ни слова. Раньше времени болтать не стоит.
С этого момента эту убежденность из Кэссция невозможно было выбить ничем. Что бы ни случилось в нашей жизни, он всегда долбил одно и то же: «Мы полетим к обитаемой планете».
Я уже упоминал выше, что маленьких модификантов разрешено было усыновлять. По закону такое усыновление разрешалось для семейных пар состоящих опять же из модификантов. Просто любая семейная пара с улицы для этого не годилась.
Когда мы с братьями жили в детском саду, мы мало обращали внимания на людей, приходивших с подобной целью. Увидев незнакомых нам мужчину и женщину, мы не рвались вперед, чтобы нас поскорее заметили, а оставались на втором плане. Скорее всего, мы испытывали некоторое чувство страха перед тем, что будет, если нас заберут и усыновят. Несколько раз нас знакомили с семейными парами, но выбор эти люди останавливали на других тройняшках. Почему? Думаю, что причин для этого было ровно три штуки: Рэ, Кэсс и Сэт.
Первая причина это улыбка Рэ. В том, что Рэ был улыбчивым ребенком, ничего плохого не было. Дело было в другом. Рэ был твердо убежден, что стоя перед будущими приемными родителями надо улыбаться особенно сильно. Поэтому он всегда улыбался в таких случаях особенно ожесточенно, выпучив глазки и демонстрируя почти все свои зубы. Сколько мы с Кэссцием не говорили ему, что в этот момент он похож на слабоумного, Рэ нас не слушал. Просто считал, что недостаточно хорошо улыбался вот и все.
С Кэссцием была другая проблема. Когда маленький Кэсс оказывался перед незнакомыми людьми у него от внутреннего напряжения и волнения сжимались кулачки. Причем указательный палец на правой руке оттопыривался и сгибался крючком. Вот этим самым «крючком» Кэссций во время разговора водил по своему подбородку или тер у себя под носом. Когда внутреннее напряжение достигало высшей точки, Кэсс просто закусывал зубами этот «крючок» и добиться каких-то внятных ответов от него было уже невозможно. Я всегда в это время пытался, как мне казалось тогда смягчить ситуацию, и начинал рассказывать о том, какие хорошие у меня братья. Но как говорил потом Кэсс: «Лучше бы ты молчал». Поговорить я люблю, но, наверное, я говорил тогда не то и не так. Самое неприятное было в том, что я во время разговора не всегда конечно, а только когда волнуюсь, начинаю размахивать руками. Кэссций от своей привычки с возрастом избавился, а вот я, честно сказать, нет.
Вот и представьте себе нашу троицу перед глазами будущих приемных папы и мамы. Один братец, выпучив глазенки, рот в улыбке пытается порвать, другой от напряжения вцепился себе зубами в палец так, что вот-вот откусит, а третий рядом как мельница руками машет и болтает так, что не остановишь. Вот это и есть наш общий портрет на тот момент. Смешно? Я и сам сейчас улыбаюсь, вспоминая то время. Кому мы были нужны такие? Никому.
Последние наши смотрины состоялись уже тогда, когда мы жили с наставником и его женой. Наставник завел правило, что перед тем как обслуживающий персонал заходил к нам в комнаты для проведения уборки, мы должны были сами выполнить посильные для нас задачи: прибрать свои вещи, постели, вытереть пыль. Толку от нашей уборки не было никакого, но к порядку это приучало. В один из таких моментов, когда мы приводили в порядок свое помещение к нам зашел наставник вместе с незнакомыми людьми - мужчиной и женщиной. Представил нас им. Помню, женщина присела на краешек стула. Мужчина остался стоять. Рэ от неожиданности растерялся, забыл даже улыбнуться, как следует. Кэсс тоже в ступоре замер. Мы сразу поняли, что на нас пришли посмотреть.
Я как обычно решил, что раз мои братья молчат, то говорить надо мне. Поздоровался за троих, стал рассказывать о том, как мы живем здесь, как учимся. Во время рассказа переволновался, начал махать руками. И в какой-то момент замечаю, что Кэсс смотрит не на гостей, а буквально следит за моей правой рукой. Я просто забыл, что у меня в этой руке большая грязная тряпка, которой я пару минут назад пыль пытался вытирать. А я-то думаю, почему женщина от меня как от прокаженного отодвигается, когда я к ней ближе подхожу? В общем пару раз по лицу ей этой тряпкой чуть не попал. Хорошо наставник вовремя мою руку поймал. Разжал мои судорожно сжатые пальцы и забрал эту злополучную тряпицу. Когда они уходили, я услышал их разговор. Говорила в основном только женщина.
- Ребятишки у вас хорошие, доктор Аше, забавные. Особенно этот с тряпочкой. Чистоту, наверное, любит. Но мы думаем, что вы ошибаетесь…
Дальше я слушать не стал, и так было понятно, что мы им не подходим. Наставник, проводив гостей, вернулся к нам в комнату, погладил по голове все еще стоявшего на своем месте Рэ.
- Ну, извините ребята, что не предупредил. Это были такие люди, которым не прикажешь и не запретишь. Они сами привыкли приказывать. Всю жизнь этим занимаются.
- Доктор Аше, - проговорил вышедший из ступора Кэсс. - А можно нас больше никому уже не показывать, а то последние восемь лет живем как в зоопарке.
- Хорошо, - заулыбался наставник. - Больше никого к вам водить не буду. Обещаю.
Жену наставника Исхе мы все любили как маму, считали добрейшим человеком в мире и поэтому абсолютно ее не слушались и с первого слова никогда не подчинялись. Между собой всегда называли ее мамой-Исхе.
У меня была такая ночная привычка, аккурат посреди ночи вставать с постели и топать в туалет. Естественно, что спускаясь с верхнего яруса койки, я как не старался быть внимательным, все равно задевал спавшего внизу Кэссция. Кэсс просыпался, смотрел на меня грустным взглядом, потом проверял, не свалился ли со своей кровати Рэ. Если Рэ уже лежал на полу, он, вздыхая, тихонечко мне говорил.
- Помоги мне этого парашютиста обратно в койку запихать.
Парашютистом Кэсс называл Рэ только между нами и за то, что тот каждую ночь падал с кровати на пол и лежал, прикрытый сверху скомканным одеялом, словно парашютом. Мы поднимали Рэ за руки. Он что-то ворчал спросонок, падал в свою койку и моментально засыпал. Кэсс накрывал его одеялом, а я шел по коридору в туалет.
Дом, в котором мы жили, был устроен как Римская империя. Но если там все дороги вели в Рим, то в нашем доме все дороги вели в кабинет наставника. Куда бы ты ни шел, ты всегда в любом случае проходил мимо его кабинета. Двери в его комнаты и кабинет как я уже говорил, всегда были открыты настежь. Проходя мимо кабинета доктора Аше каждую ночь, я иногда наблюдал засидевшегося там допоздна за работой наставника. При свете настольной лампы он что-то печатал на клавиатуре компьютера. Я тихонечко заходил в кабинет, усаживался на стул, сидел, болтал ногами, рассматривал обстановку, картины, фотографии на стенах, которые и так уже видел неоднократно. Доктор Аше оборачивался, смотрел на меня, чему-то ухмылялся, потом говорил что-нибудь вроде.
- Сэти, ты самый настоящий полуночник. Такой же, как я. Иди спать, мой хороший.
После этого он снова погружался в работу. Я какое-то время еще продолжал сидеть, потом вставал и шлепал в нашу комнатушку, чтобы лечь спать.
Один раз я зашел также в кабинет к наставнику посреди ночи и стал свидетелем интересного разговора. Кроме наставника в кабинете была его жена. У нее был немного расстроенный вид. Мне непривычно было видеть эту красивую женщину без косметики, одетую в какую-то несуразную пижаму. Когда я зашел, разговор прервался. Жена наставника вопросительно посмотрела на своего супруга. На что тот просто махнул в мою сторону кистью правой руки и сказал.
- Это бесполезно. Даже если он будет в своей комнате, он все равно все услышит. Говори.
- Такое чувство, что вокруг меня дурдом, - возбужденно говорила супруга. - Все чему меня учили в университете, весь мой опыт работы до этого все идет прахом. Они меня совершенно не слушаются. Я словно студентка первокурсница, - после этих слов женщина укоризненно посмотрела на меня.
- Сэти, - наставник тоже направил свой взгляд в мою сторону. - Почему вы не любите Исхе?
Вместо ответа я пододвинулся ближе к Исхе, обнял ее и прижался заспанной физиономией к ее руке выше локтя.
- Ах ты, подлиза, - ласково произнесла женщина. - Это вот у них всегда так. Как только наступает вечер, нужнее и важнее Исхе нет человека во всем мире. Никто из них засыпать не хочет, пока я не подойду к каждому, не укрою одеялом и не поцелую на ночь. А как только наступает рассвет – здравствуй утро в сумасшедшем доме. Хорошо еще, что сказки не приходится рассказывать вечерами.
- Сказки? – я встрепенулся. – Какие сказки?
- Теперь ты еще и сказки будешь им читать, - утвердительно сказал доктор Аше и заулыбался в ответ на мою реакцию.
Наставник и Исхе стали говорить между собой на плохо понятном еще для меня иностранном языке (родном для Исхе). Какое-то время они о чем-то спорили. Заметив, что я время от времени «клюю» носом Исхе сказала уже на родном для меня.
- Я так думаю, что нам всем давно пора ложиться спать.
- Вы идите, а я еще поработаю, - сказал наставник.
- Нет. С этими ночными бдениями надо заканчивать, - строго сказала супруга. - Потому что у меня такое чувство, что ты просто уничтожаешь самого себя, засиживаясь ночами за работой.
Доктор Аше нахмурился.
- На кого ты меня такую красивую раньше времени оставить хочешь? – уже шутливым тоном произнесла Исхе.
- Я на вас женюсь, если что-то случится с наставником, - заспанным, но твердым голосом произнес я, слегка приоткрыв глаза, которые уже сами по себе слипались.
Это развеселило Исхе и наставника.
- Ну, вот видишь, за твое будущее я абсолютно спокоен. За Сэтом ты будешь как за каменной стеной.
- Спасибо, Сэти, - тяжело вздыхая, произнесла Исхе.
В тот вечер наши посиделки на этом закончились. Я давно заметил, что если Исхе что-то просит, то наставник иногда просто не в силах ей отказать. Повзрослев я, конечно, понял что такое сила женского обаяния, но в детстве мне казалось, что Исхе имеет над доктором Аше какую-то магическую власть.
Этот период нашей жизни вместе с наставником и его женой я вспоминаю с особым удовольствием. Если когда-то в детстве я и был счастлив, то именно в этот короткий промежуток времени.
Но детство очень быстро закончилось. Лет в одиннадцать нам объявили, что мы теперь совсем взрослые люди. Совершеннолетними мы еще не считались, но за все свои поступки несли полную ответственность перед законом наравне с остальными членами общества.
По исполнению одиннадцатилетнего возраста нашу группу из пятнадцати человек стали расформировывать, забирая нас у наставника по три или по шесть человек за один раз для продолжения обучения. Приезжала машина и какой-нибудь троице объявлялось: «Ребята, вы переезжаете на новое место жительства». Расставание с доктором Аше и его женой у всех проходило очень тяжело. Слезы, плачь навзрыд, обещания приезжать в гости, навещать. А за нами очень долго не приезжал никто.
- Наверное, мы ни на что не годимся и никому не нужны, - однажды произнес Рэ. - Возможно, это и к лучшему, - продолжал он пессимистическим тоном. - Подольше побудем вместе с Исхе и Аше.
- Да, - невозмутимо подтвердил Кэсс. - Лет до шестидесяти продержали бы нас возле юбки мамы-Исхе, а там и на пенсию можно было бы переходить.
- Средняя продолжительность нашей жизни по самым предварительным прогнозам - две с половиной тысячи лет. Так что до пенсии нам еще очень далеко, Кэсс, и поэтому эта твоя шутка она неправильная, - грустно возражал Рэ.
В конце концов, мы остались совсем одни в пустом доме. Занятий не было. Обслуживающий персонал приходил редко. Наставник и его жена постоянно где-то пропадали, оформляя новую группу маленьких модификантов. Ощущение забытости и заброшенности не покидало нас каждый день. Тоскливая пустота была уже не только в доме, но и в душе.
Жизнь меняется внезапно. Поздно вечером на улице, напротив нашего дома остановилась легковая машина. Из машины вышел один только водитель. Наставник направился навстречу к нему. Тот предъявил ему какие-то документы. Я услышал примерно следующий разговор.
- А где руководитель группы, который должен лично забирать у меня детей? – это были слова наставника.
- Он начальник, я им не командую. Если хотите отправить детей именно в его учебную группу, то сделать это надо именно сегодня и в течение трех часов. Потому что завтра свободное место в группе уже будет занято, а через три часа закрывается пропускной пункт военного аэродрома, где расположена учебная группа. Надо поторопиться, - водитель говорил уставшим голосом, и было видно, что ему было абсолютно все равно, успеем мы или не успеем куда-то там попасть.
- Я поеду с детьми, - бросил на ходу наставник шоферу и, вбегая в дом, - ребята собираемся как по боевой тревоге, - это было уже сказано нам.
Собирать нам было нечего. Мы уже давно как говорится, сидели на чемоданах. Так что были готовы сорваться в любую минуту. А для Исхе все оказалось полной неожиданностью. Она растерялась, что-то пыталась сказать наставнику на своем родном языке. Потом уже стоя возле машины произнесла тихим голосом.
- Не так я себе представляла наше прощание. Не по-человечески все это как-то. Наспех.
Мы сложили свои сумки в машину, водитель хлопнул дверкой, усаживаясь на свое место. Доктор Аше, обращаясь к нам, сказал.
- Попрощайтесь дети с Исхе, возможно уже не придется увидеться.
- Ты уж и сказал, - дрогнувшим голосом возразила женщина. - Не на другую же планету мальчиков провожаем. Конечно же, еще увидимся.
Мы втроем стояли в ряд перед Исхе и молчали, потому что совершенно не знали, что надо говорить в таких случаях. Наставник стоял позади нас возле машины. Исхе после недолгой паузы произнесла.
- Ну, вот - самые настоящие рыцари космоса. Не то, что другие. Будущие герои не плачут.
Я заметил, как у Кэссция сжались кулаки от волнения. Рэ растерянно оглядывался, то на нас с Кэссция, то на наставника. Исхе подошла ко мне первому, обняла и поцеловала сначала в лоб, а затем в левую щеку. Так мамы на ее родине целуют своих детей, когда знают, что расстаются с ними навсегда. Всю мою сдержанность как рукой сняло. Слезы градом покатились из глаз. Я зашмыгал носом и уже ничего не видел перед собой какое-то время. Исхе также поцеловала Кэссция. Поцеловав Рэ, на некоторое время задержала его в своих объятиях. Очень тихо почти шепотом сказала.
- Береги себя, мой хороший.
Никому больше из нашей группы в пятнадцать человек таких ритуальных поцелуев не досталось, только нашей троице. Сейчас вспоминая это прощание, мне кажется, что Исхе предчувствовала судьбу каждого из нас.
Наставник брал нас за плечи и усаживал в машину. Повернувшись к жене, которая также как и мы плакала, шмыгала носом и вытирала слезы, произнес.
- Я позвоню, когда все устроится.
Водитель гнал машину по автостраде с максимальной скоростью. Через КПП аэродрома проезжали уже в темноте.
- Что все это значит? Что это за спешка такая? – такими словами вместо приветствия встретил наставник пожилого офицера Космофлота, который вышел нас встречать на крыльцо здания учебного корпуса.
- Не кипятись. Все очень просто, - дружелюбно отвечал тот, проводя нас мимо дежурного офицера в фойе здания. - У меня освободились места для твоих ребят в одной учебной группе. Но освободились они в результате несчастного случая. Троих модификантов пришлось списать с программы по их обучению. По закону я имею единоличное право в течение двенадцати часов после такого списания утвердить замену, если кандидаты на эту замену у меня имеются. Ну, и если отвечать за этих кандидатов я буду лично своими погонами и головой. Вот я тебя и поторопил. Время-то не ждет. Если помедлить, то уже завтра с утра я по правилам должен установить конкурс на освободившиеся места. А твои парни, ты только не обижайся, по этому конкурсу не пройдут. Хоть ты и говоришь мне, что они будущие космические волки, но я видел личные дела других ребят и если у тебя волки, то там просто космические звери. Порвут любого по уровню своего интеллекта, образования, физической подготовки и прочее. Но ты же меня знаешь, я всем этим «бумажкам» не доверяю. За каждой «бумажкой» стоит конкретный человек, и все для меня сводится к тому, насколько я доверяю этому человеку. А кому же мне еще доверять как не тебе. Мы ж с тобой, сколько лет, если посчитать на орбите вместе проработали? Я ж к тебе там, в космосе так привык, что без тебя себя уже там не помню. Я ж тебя знаю как облупленного. У тебя просто собачий нюх на формирование экипажей. Поэтому я лучше возьму твоих ребят, а не каких-то там со стороны темных лошадок пусть даже и с уникальными характеристиками.
Слушая этот монолог офицера, мы шли по длинным коридорам здания, поднялись на лифте на второй этаж и, пройдя через просторную приемную, очутились в не менее просторном кабинете. Только здесь я заметил, что встречал нас не просто какой-то там офицер Космофлота, а офицер из высшего командного состава в генеральском звании. Это был командир элитного учебного корпуса Космофлота.
Доктор Аше запросто уселся в кресло у стола без приглашения. Было видно, что в этом кабинете он свой человек. Генерал плюхнулся в кресло напротив, взял со стола стопку документов в электронном виде, посмотрел на нас и сказал.
- Нравятся мне твои ребята, доктор, других учить надо субординации, строить, а твои уже сразу встали там, где полагается, и воспитывать не надо. Прямо хоть сейчас в офицеры зачисляй.
С этими словами он передал наставнику стопку документов. Наставник просмотрел их, положил на стол, и уже обращаясь к нам, сказал.
- Это надо подписать. Рэ, Кэссций, Сэт, подходите, берите свои экземпляры и ставьте автографы.
- За что мы расписываемся? – не преминул спросить Кэсс.
- Надо же, - удивился генерал. - У них даже манера говорить и интонация голоса твои, Аше!
Генерал какое-то время хихикал, поглядывая на наставника. Затем очень серьезным тоном прокомментировал содержание документов.
- Вы, парни, вместе со своим наставником подаете прошение о зачислении вашей троицы в программу обучения молодых модификантов нашего элитного первого военно-воздушного учебного корпуса Космофлота. При успешном ее завершении вы обязательно продолжите получение образования в этом же корпусе и станете пилотами вооруженных сил Конфедерации с наивысшей из возможных квалификаций. Последующая перспектива – служба только в гвардии или в лейб-гвардии военно-воздушных сил Космофлота Конфедерации, работа в космосе в составе орбитальных экипажей. И если к тому времени не перегрызетесь между собой из-за какой-нибудь юбки, то получите стопроцентную возможность поработать втроем на дальних рейсах внутри солнечной системы. А там кто его знает, возможно, я сейчас принимаю на обучение будущий экипаж «Крейсера».
Я посмотрел на Кэссция, у него от сказанного участилось дыхание. Так же как я бредил полетами на самолетах, Кэсс бредил межзвездным, космическим гигантом. После слов сказанных генералом мы, не моргнув глазом, оставили свои подписи на всех документах, практически не читая их. Генерал аккуратно собрал электронные карты, на которых мы расписались, вызвал секретаря, отдал распоряжение, чтобы приехал руководитель группы, в которую мы зачислялись.
- А что случилось с теми мальчиками, которых ты снял с программы? – поинтересовался доктор Аше у генерала.
- Один из них решил, что его тут держат как в заточении. Свободы парню захотелось. Причем свободы абсолютной, чтобы идти куда захочешь, делать не то, что прикажут, а то, что нравится. Ты же знаешь, у нас тут не концлагерь, силком никого не держим. Двенадцать лет ему было. Вышел утром через КПП, оставил в базе данных свой маршрут, стандартное время возвращения и в назначенный срок не вернулся. Оказывается, пошел совершенно в другом направлении, купил себе велик и поехал, куда глаза глядят. Через трое суток ночью оказался не в помещении, а на открытом воздухе. Температура ночью упала до нуля. Для модификантов его физиологии это все равно, что минус двадцать для нас. Впал в преданабиозное состояние и свалился вместе со своим велосипедом в придорожную канаву. Там его и нашли местные жители. Весь ужас ситуации в том, что пока он лежал в этой канаве придорожные крысы объели все доступные части тела с низкой температурой. В общем, съели нос, губы, левое ухо, часть левой ягодицы. Лежал он на правом боку. Левая щека и подбородок были сильно обглоданы. Кисть левой руки полностью съели. Одни кости от нее оставили. Ужасная ситуация. Парень был с самыми выдающимися способностями. Жалко. Очень жалко. Привезли его сюда в медицинский комплекс. Привели в чувство, стали готовить к пластической операции. Руку, правда, до этого пришлось ампутировать. Оставили в палате одного на секунду, а он с собой покончил. Братья его теперь в таком ужасном психологическом состоянии, что после совещания решили отчислить обоих. Натворил дел мальчишка. Лежит теперь в морге здесь в подвале. Показать?
- Думаю, не стоит, - как-то неуверенно ответил наставник.
- А я думаю, стоит, - резко возразил генерал. - Пусть посмотрят твои ребята на то, что их ожидает, если решат сорваться куда-нибудь. Руководитель их группы еще не скоро приедет за ними, так что время у нас есть. Заодно и посмотрим, насколько впечатлительны твои малыши. С большой соской тут за ними никто бегать не будет и сопли вытирать не кому! Пошли за мной ребята!
Вот так и получилось, что сразу после генеральского кабинета мы попали в морг. Я не буду рассказывать о том, что мы там увидели. И без лишних описаний понятно, что зрелище было страшное. Скажу только, что генералу понравилось, что мы спокойно восприняли увиденное.
Поручая нас прибывшему руководителю группы, он уверенно произнес.
- Парни то, что надо, крепкие. Надо, чтобы с завтрашнего дня они уже включились в процесс обучения.
Распрощавшись с генералом, мы вместе с руководителем группы и наставником отправились к месту нашего проживания. Собственно говоря, ехать куда-то и не надо было. Наша квартира находилась в том же огромном здании, что и штаб учебного корпуса. Мы просто вернулись в фойе, забрали свои сумки у дежурного, прошли пару километров по длинным коридорам здания и поднялись на одном из многочисленных лифтов чуть ли не на чердак. Здание было невысоким каких-то три десятка этажей. Нам предстояло обосноваться на самом верхнем.
Руководитель группы, а у нас их в процессе обучения сменилось очень много, сильно с нами не напрягался. Выдав нам электронные ключи от квартиры, бодренько прошелся по ней: «Это спальня, это койки, это общая комната, это…, это…, это…». Посмотрел на нас пристально и уже не торопясь добавил.
- Подъем в шесть утра. Приду за вами в семь, чтобы были готовы.
- Не боитесь, что мальчишки проспят? – поинтересовался доктор Аше.
- Не проспят, - ухмыльнулся руководитель. - Я в этом абсолютно уверен. Здесь все просыпаются ровно в шесть.
Некоторое время он молчал, поглядывая то на нас, то на нашего наставника. Затем кашлянул и произнес.
- Вы, наверное, хотели бы попрощаться с ребятами? Я вас подожду в коридоре.
Доктор Аше стоял перед нами посреди комнаты, и некоторое время собирался с мыслями. Затем обратился к нам, поправляя и без того идеально отглаженные воротнички наших рубашек и костюмов. Наверное, он в тот момент очень сильно волновался.
- Послушайте меня сейчас внимательно, мои хорошие. Наверное. Нет не «наверное», а скорей всего совершенно точно, что мы с вами больше никогда уже не увидимся. Ни у вас, ни у меня после нашего расставания не будет ни секундочки свободного времени. Даже с учетом того, что я изредка набегами бываю здесь у своего друга. Если вам по истечении первых лет обучения удастся выбрать несколько минут, чтобы побывать у нас с Исхе на Зеленом острове, мы с супругой будем только счастливы. Мы к вашей троице очень сильно привязались. Запомните, пожалуйста, я выбрал для вас самое лучшее учебное заведение из всех возможных, чтобы вы смогли реализовать свои мечты. Конечно то, что вы сюда попали во многом дело случая, но вы теперь здесь. Я вас поставил на тот путь, который мне думается, будет наилучшим для получения самого совершенного образования и последующей работы в космосе. Мне будет очень обидно, если вы не сможете пройти его до конца и сойдете с него. Не подведите нас с Исхе, мои космические волки.
У «космических волков» шеи из воротников торчали как тоненькие жердинки. У людей руки толще бывают. Ни на волков, ни на каких-нибудь других хищников мы в тот момент не были похожи. Наставник обнял и поцеловал каждого из нас в лоб.
- Прощайте, мои хорошие, - доктор Аше сделал пару шагов назад. Быстро повернулся и вышел из комнаты.
- Прощайте, доктор Аше, - едва успели произнести мы в ответ.
Мы стояли какое-то время оцепеневшие. Первым пришел в себя Кэссций.
- Надо ложиться спать, завтра рано вставать.
Ночью у Рэ случилось, что-то вроде истерики. Мы с Кэссцием проснулись от его всхлипываний. Рэ плакал. Мы не стали задавать глупых вопросов вроде: «Что случилось? Почему ты плачешь?» Какое-то время Кэсс, сидя на краешке его постели словно Исхе пытался уговаривать Рэ, говорил, что мы с ним рядом, что он не один. Не помогало ничего. Успокоительного у нас не было. Нам запрещалось принимать лекарства самостоятельно. Когда плач уже перешел в рыдания вперемешку с икотой, мы с Кэссцием взяли Рэ под мышки и поволокли в ванную. Рэ не сопротивлялся. Там мы его поставили под теплый душ, чтобы он пришел в себя.
Утром я проснулся, как мне показалось самым первым. Еще не было и шести часов. Осмотрелся. Кэссция в кровати уже не было. Рэ мирно посапывал, повернувшись на правый бок. В поисках Кэссци я обошел нашу квартирку. Кроме спальни была еще одна комната, которая совмещала в себе очень много функций. Она была и прихожей и гостиной и столовой и кухней одновременно. В ванную и туалет попасть можно было тоже только через неё. Убедившись, что Кэссция там нигде нет, а из квартиры он не выходил, я вернулся в спальню и решил выйти на террасу. Рэ уже проснулся. Заспанным голосом спросил: «А где Кэсс?» Не дожидаясь от меня ответа и видя, что я выхожу на террасу тут же заявил: «Я с тобой».
Я вышел на террасу. Сзади раздавались шлепки тапок нашего Рэ. Кэссция не было и здесь. Тут я заметил лестницу, которая вела на крышу. Вскарабкались по ней вместе с Рэ. Кэссций был здесь - на крыше. С крыши тридцатиэтажного здания учебного корпуса открывался потрясающий воображение вид на окрестности. Здание корпуса напоминало собой огромных размеров морской корабль, плывущий среди зеленых волн деревьев. Над горизонтом только-только показались первые лучи нашего солнца. Над зеленой массой листвы поднималась легкая дымка утреннего тумана. На многие километры в округе среди зелени были разбросаны всевозможные постройки, ангары, взлетно-посадочные полосы. На ближайшей к нам ВПП была заметна оживленная суета. Мир уже проснулся. Кэссций стоял на краю крыши, вцепившись руками в поручни ограждения. Смотрел вперед и, судя по взгляду, был уже в своем воображении где-то очень и очень далеко от этого места. Наверное, представлял себя командиром огромного космического корабля на капитанском мостике. Мы подкрались к нему тихонечко и я, придав своему голосу самую дурацкую интонацию из всех возможных, прокричал, коверкая слова.
- Товарищ командир межжз-з-звез-з-зного броненосца! Разрешите доложить вам, куда следует, что бронебойный экипаж межжз-з-звез-з-зного броненосца из коматозного сос-с-саяния сна вышел с-самос-с-соятельно и почти в назначенное время! Не считая легких девиаций в психике, экипаж броненосца патологически здоров и готов к немедленной встрече с инопланетянами! – на протяжении всего моего доклада стоявший рядом Рэ икал, кивал головой, повторял за мной отдельные словосочетания сонным голосом и кутался в одеяло, прихваченное с собой с кровати.
Кэсс как-то тяжело вздохнул, укоризненно посмотрел на нас грустными глазами, и словно разговаривая сам с собой, произнес.
- Самый настоящий экипаж броненосца. Ну, почему у других модификантов братья – люди как люди? А у меня … как два балбеса.
Я всегда удивлялся способности Кэссция выглядеть с утра бодрым и свежим, опрятно одетым и аккуратно причесанным. По сравнению с ним мы одетые в то, что попало под руку возле кровати и взъерошенные как два бобра выглядели, наверное, самыми настоящими балбесами.
- Кэссций, - стал канючить Рэ. - Пойдем отсюда, а то я уже весь замерз.
- Ладно, пойдем, - согласился снисходительно Кэсс. - А то на часах уже скоро шесть будет.
Но только мы сделали пару шагов, как раздался страшный грохот. Мы все знали, что это за звук. Так могли грохотать только реактивные двигатели летательного аппарата. Звук был очень мощным. Мы посмотрели в сторону ближайшей ВПП. Некоторое время не могли понять, какой конкретно самолет является источником звука. Наконец заметили, что на торец полосы выруливает истребитель-перехватчик внушительных размеров. Вырулив на старт, он на несколько секунд замер, словно примериваясь перед разбегом. Грохот его силовых установок еще более усилился. Мы первый раз в жизни тогда наблюдали вживую так близко взлет настоящего реактивного чудовища. После взлета истребитель прошел чуть выше и в стороне от нас словно огромная, фантастическая птица из другого мира. Высота при проходе у перехватчика была небольшая. Я смог разглядеть на нем буквально все до мелочей. Грохот от двигателей сотрясал все наши внутренности. Оконные стекла по всей округе вибрировали, готовые лопнуть как мыльные пузыри. Мы были в полном восторге.
- Ребята, я даже согрелся от такого выхлопа! У меня волосы пламенем не опалило?! – восклицал Рэ, показывая рукой на шлейф газов за истребителем.
- Я теперь понимаю почему руководитель группы не переживал за то, что мы можем проспать! – заметил сразу Кэсс. – Этот монстр получше любого будильника!
- Не зря тут в окнах четыре ряда стекол! - кричал я им обоим. – Рев у этой птички зверский!
Наше настроение улучшилось на глазах. Рэ повеселел и перестал хандрить. Любого другого человека такое соседство с аэродромом привело бы в дикий ужас. Но таким больным авиацией людям как мы это только добавило адреналина в кровь.
Наше обучение на первом этапе было разносторонним. Учились мы можно сказать круглосуточно с перерывами на сон и прием пищи. Предметы, которые мы изучали по программе обучения молодых модификантов, были самыми обычными и расписывать их подробно я не стану. Кроме стандартных предметов нам преподавали: живопись, стихосложение, иностранные языки. Были занятия в музыкальной школе – наш Рэ стал любимчиком у ее преподавателей. За это его все дразнили, называя Композитором. Занятия спортом состояли из нескольких дисциплин. Главной спортивной дисциплиной была лёгкая атлетика и в основном - бег на различные дистанции. Кроме этого было: фехтование, оборона без оружия – просто учили драться, стрельба из различных видов оружия. Из нас не готовили спецназ, из нас готовили людей, которые должны представлять свою планету перед инопланетными цивилизациями. Мы должны были уметь, если не все, то многое.
Стихи мы писали все, и это не было чем-то особенным. Стихи, написанные по заданию преподавателя, читались вслух на занятиях. А вот на счет тех стихов, которые писались по собственной инициативе в свободное время, существовало суеверие. Считалось, что их нельзя читать вслух или публиковать при жизни того модификанта, который их сочинил. Это может навлечь беду на автора или вызвать его смерть. Эти детские страхи у некоторых сохранялись на всю жизнь.
При всей нашей занятости у нас оставалось еще часа полтора или два свободного времени, чтобы мы могли отдохнуть. Мы, конечно, отдыхали, если в этот день у нас по программе были занятия спортом, и мы не приходили, а в переносном смысле приползали в свою квартирку. Если спортивные мероприятия в распорядке дня отсутствовали, то лично мой отдых заключался в том, что я бегал по соседям, чтобы узнать что-нибудь новенькое. Интересовался, как живут другие модификанты не только в нашей группе, но и в других.
Поначалу пользовался лифтом, но потом услышал разговор дежурных офицеров, которые были озадачены повышенной активностью лифта в вечернее время суток. Чтобы не привлекать больше их внимание стал пользоваться лестничной клеткой. Благо здание было невысоким какие-то три десятка этажей. Скоро благодаря моим стараниям кто такие Сэт, Рэ и Кэссций знали почти все в пределах дальности моих вылазок. Иногда на улице или в учебном корпусе с нами здоровались совершенно даже незнакомые люди. Завидев нашу троицу, кто-нибудь из офицерского или гражданского состава начинал улыбаться и, здороваясь с нами, спрашивал на ходу: «Как жизнь, Сэти?» Не останавливаясь, я отвечал: «Лучше всех!»
- Мы откуда его знаем? – удивленно, шепотом вопрошал Рэ.
- Благодаря нашему Сэти нас теперь тут только ленивый не узнает, - ворчал Кэсс.
Мои вечерние вылазки закончились в один прекрасный день. Руководитель нашей группы, увидев как-то нас троих на выходе из учебного корпуса, окликнул и подозвал к себе. Сам он в этот момент разговаривал с офицером Космофлота. Офицер, судя по знакам различия, был пилотом. Такими людьми я всегда интересовался с особой жестокостью.
- Вот рекомендую, - начал было с иронией представлять нас пилоту руководитель группы.
- Не надо, я этих парней уже знаю. Правда, ведь, Сэти? – пилот улыбался во всю ширину своего лица, рассматривал нас, похлопал меня по плечу.
В глазах нашего Кэссция читалось: «Сэти, ты балбес». Словно бы отвечая на этот немой упрек, я попытался выразить в ответном взгляде: «Ну и что, что я балбес. Я ведь ничего плохого не сделал». Посмотрев в мои глаза, Кэсс тяжело вздохнул. Руководитель группы тем временем продолжал разговор, обращаясь к пилоту.
- Такое огромное количество энергии в этих ребятах. Как бы ее задействовать? Особенно в вечернее время, когда всем нормальным людям хочется отдохнуть, - руководитель посмотрел почему-то именно на меня.
- И задействовать желательно в мирных целях, - уточнил пилот.
- Да, а то лифтовое оборудование в секции менять придется раньше времени и ступеньки на лестнице сотрутся до основания.
Было понятно, что руководитель над нами подтрунивает. И подтрунивает в основном надо мной.
- У нас в вечернее время тренажерный комплекс работает, - заметил пилот. - Пусть ребята приходят. Я им пропуск оформлю. Не факт, что когда они придут, тренажеры будут свободны, но время и силы убьют это точно.
- В это время чрезмерные силовые нагрузки не рекомендуются по программе, - неуверенно проговорил руководитель. - Хотя тридцать этажей по лестничной клетке бегом это тоже не отдых.
- Да ты не понял меня. Я ведь не про спортивный тренажер говорю. Я говорю про наш наземный авиационный комплекс тренажеров. Где установлены имитаторы пилотских кабин различных самолетов. Пусть ребята приходят. Пообщаются с летчиками. Я скомандую, им дадут возможность посидеть в кабинах. Полетают вместе с пилотами.
У меня даже дыхание от такого предложения перехватило. Попасть тогда в этот комплекс это все равно, что в детстве получить пожизненный бесплатный доступ в парк аттракционов. Я даже не успел первым ответить, что согласен, Рэ и Кэсс опередили меня. С этого момента у нас не было свободного времени. Не было у нас и каникул. Мы работали и учились круглый год.
Распорядок дня был в некотором роде однообразным и отличался наличием определённого ритма в нашей жизнедеятельности. Просыпались мы по вашему времени в пять часов сорок пять минут утра. Кэссций вставал первым, поднимался со своей постели как робот и шел открывать окно и дверь на террасу. По пути бросал мне: «Буди Композитора». Наш любимчик преподавателей из музыкалки засиживался допоздна над сочинением стихов или музыки и поэтому нарушал весь наш стройный распорядок дня. Я пытался растормошить Рэ. Подходил Кэсс мы вдвоем силком поднимали Рэ с постели. Волокли его на террасу. По пути Кэсс отбирал у него одеяло, зажатое в его цепких ручонках. Выйдя на террасу, мы делали утреннюю зарядку. В основном досконально гимнастику делал только Кэссций. Я, конечно, повторял за ним все движения, но без особого энтузиазма. То, что Рэ просто стоял, слегка покачиваясь, и не падал на пол в это время, было уже хорошо. Он, конечно, совершал некоторые конвульсивные движения руками и ногами, но упражнениями это назвать было нельзя.
Ровно в шесть утра стартовал с ВПП истребитель-перехватчик. От его грохота Рэ приходил в себя, озирался по сторонам и на некоторое время просыпался. Закончив с зарядкой, мы шли в комнаты. Кэсс шел умываться первым. Я шел к холодильнику, чтобы достать и приготовить завтрак. Помню, на нашем холодильнике Кэсс в шутку сделал надпись как на шкафчике с медикаментами в больнице, «неправильный выбор препарата – смерть для пациента». У наших соседей надпись была еще хлеще, «морг в подвале – крематорий через дорогу». Контейнеры с завтраком нам выдавал вечером руководитель группы. Рэ шел к кроватям, чтобы как он говорил: «Заправить их хорошенько и как следует». Кэсс выходил из ванной комнаты и менял меня на кухонном посту. Я шел умываться.
После умывания я сразу шел в спальню, потому что знал, что Рэ постели не заправит. Так оно всегда и было. Максимум, что он успевал сделать, это заправить кое-как одну кровать. На большее сил у него не хватало, сон буквально скашивал Рэ, и он валился с ног в той позе, в которой заснул стоя. Падал, где придется и как придется. Когда я заходил в спальню он обычно уже спал поперек одной из коек или даже между кроватей на полу. Я его опять будил, поднимал. Он говорил свое обычное: «Я не сплю». Я, молча, отводил его в ванную, а сам шел заправлять постели. Затем менял на кухне Кэссция. Кэсс садился за компьютер. Надо было просмотреть данные нашего дневного маршрута. Определить, какие занятия и где нам предстоят сегодня. Отметиться в электронном секторе руководителя группы. В это время Рэ плескался в ванной комнате и плескался очень долго. Мы уже были готовы приступить к завтраку, а Рэ все еще не выходил.
- Пойду, извлеку этого енота из лужи, а то опять все тридцать этажей затопит вместе с моргом, - ворчал Кэсс что-то в этом роде и шел вытаскивать Рэ из ванной комнаты.
Кэсс конечно сильно преувеличивал. Один разок то и было, по нашему недосмотру, что Рэ затопил нижних соседей, но не все тридцать, а только парочку этажей под нами.
Во время завтрака Кэсс рассказывал нам, какие у нас задачи на сегодняшний день и выдавал всю ту информацию, которая была получена им с утра за компьютером. Рэ в это время окончательно просыпался, но ел плохо - очень мало. Мы с Кэссцием подкреплялись с утра основательно.
После завтрака мы спускались в фойе нашей группы. Там уже был наш руководитель и другие модификанты. В фойе происходила процедура, которую я называл - выдача полетного задания на день. Руководитель группы тратил по несколько минут на каждую троицу для уточнения и подтверждения дневной задачи. Даже не стану рассказывать, что нас осматривал перед этим врач – обычная процедура с утра для всех модификантов. Потом мы шли на занятия.
Вечером после занятий и ужина весь состав нашей группы собирался вместе в рабочем кабинете руководителя группы, где он проводил – разбор «полетов» за прошедший день. Один человек из каждой троицы, на кого он указывал, вставал и отчитывался о проделанной за день работе, успехах и неудачах своих и своих братьев. Руководитель выслушивал, задавал вопросы, вносил, если требовалось изменения в график обучения. Спать ложились в десять часов вечера. Для Рэ, правда, это время наступало гораздо позже.
Летчик, оформивший нам пропуск в тренажерный комплекс, был в звании полковника. Его должность в приблизительном переводе можно назвать как пилот-инспектор учебного авиакорпуса. Мы этого офицера за добродушное отношение к нашей тройне сразу окрестили – Наш полковник. Мы чувствовали, что это наш человек, хотя он и не был модификантом.
После того как мы стали посещать авиатренажерный комплекс, мы первыми стали уходить с вечернего разбора «полетов». Вернее, не уходили, а убегали. До ангаров комплекса мы добирались бегом. Специально для нас транспорт никто не заказывал. Не стоит думать, что нас там все ждали с распростертыми объятиями и в ладоши хлопали от радости, когда мы пришли в первый раз. Над нами подшучивали и посмеивались буквально все пилоты, которых мы встречали в ангарах комплекса. Словесных шуточек от летного и техсостава мы натерпелись с избытком. За штурвалы тренажеров нас не пускали, но уже одно то, что нам разрешалось постоять за креслом первого пилота в тренажере транспортного самолета, вызывало у нас чувство восхищения и восторга.
Шуточки от летчиков были безобидными. Гораздо обиднее было то, что над нами стали подтрунивать и издеваться сверстники. Наши ежевечерние пробежки в наземный тренировочный комплекс и стояния в кабинах тренажеров за креслами пилотов рассказывались по всему учебному корпусу как анекдот. Но очень скоро ситуация изменилась в корне. Поймав нас как-то вечером возле одного из тренажеров, Наш полковник объявил нам, что начиная с завтрашнего дня, мы будем официально заниматься по программе обучения спортивной авиашколы.
- Приказ о проведении таких занятий уже подписан командующим корпусом. Руководитель вашей группы назначит вам время обучения. Я с ним переговорил. Скорее всего, вам урежут часы по гуманитарным предметам и полностью отменят посещение музыкальной школы, - и уже обращаясь непосредственно ко мне. - Сэти, не лопни от счастья! Ты сияешь сейчас ярче солнца!
Он похлопал меня по плечу, а я готов был прыгать от радости. Мы будем летать по-настоящему, и мы не будем ходить в музыкалку!
При выходе из тренажерного комплекса Наш полковник усадил нас в свой автомобиль.
- Завтра в это время будет ходить транспорт по новому расписанию. Будете ездить на занятия на нем, а не бегать как раньше, - сказал он мрачным голосом. – Скоро в спортивной авиашколе вместе с вами будут обучаться еще несколько модификантов. Мне было поручено организовать отбор из тех, у кого болезнь небом протекает в особо тяжелой форме. Как у вас, например. Но дело не в этом. Несколько часов назад произошел несчастный случай. На одной из тех дорог, по которым вы обычно вечерами бегаете сюда, стая хищников из близлежащего заповедника растерзала женщину. Три девочки модификантки благодаря ее помощи остались живы, а вот сама она погибла. Так что, ребята, больше ни каких вечерних пробежек. Только транспортом. Так будет и быстрее, и безопаснее.
- Что это были за хищники? – спросил Рэ.
- Дэймы, - ответил полковник.
Дэйм с языка аборигенов переводится как, «твоя смерть». Официальное научное название - тропический волк или сумеречный волк. Это очень страшный хищник. Ведет стайный образ жизни. Одиночки встречаются редко. Теплокровная рептилия. Длина от передних клыков до кончика хвоста, от трех до шести метров. Высота в холке в среднем, от одного до полутора метров. Череп крупный, широкий и немного приплюснутый, но смотрится соразмерно туловищу. Челюсти узкие, массивные, заметно выдаются вперед. На нижней и верхней – мощные передние коренные зубы, предназначенные для перемалывания костей жертв. Все тело покрыто жесткими перьями. Цвет оперения в основном серый, но не однотонный. В окраске присутствуют тона от белого до черного. Белые, черные, серые пятна и полосы различной тональности создают на оперении тропического волка маскировочный узор. На верхней части черепа и вдоль всего позвоночника перья более крупных размеров. У основания хвоста они помельче, но сам хвост венчает метла из самых крупных, широких и длинных перьев. Как в шутку говорят ученые – идеальный инструмент для заметания следов. Хвост при этом получается очень длинный (до половины длины от всего тела) и при спокойной ходьбе всегда волочится по земле. Во время брачного периода у самцов крупные перья приобретают яркий сине-зеленый, фиолетовый и реже красный окрас. Дэймы охотятся стаями. Максимум активности проявляют в основном на закате или восходе солнца. Отсюда и вариант названия – сумеречный волк. Маскируются и сливаются с фоном местности очень хорошо. Обитают в экваториальных и тропических областях планеты. Отсюда другое название – тропический волк.
Тот трагический случай, о котором рассказал нам Наш полковник, произошел на самом деле намного дальше той дороги, по которой мы бегали вечерами. Молодая мама с тремя приемными дочерьми вечером оказалась на остановке пассажирского транспорта. Собирались уехать домой на Зеленый остров. Конечно же, речь идет в этом случае о модификантах. Ни о каких хищниках в этом районе никогда не слышали. До прибытия транспорта оставалось не более трех минут, когда мать заметила вдалеке лесопарковой зоны характерные силуэты дэймов. Звери очень быстро скрылись в густой растительности. Женщина не испытывала иллюзий на счет того зачем они здесь появились. Она точно знала, что если она сумела различить только их силуэты, то они в свою очередь смогли рассмотреть их как потенциальную добычу гораздо лучше. Мать, не задумываясь, сразу затащила своих девчонок на крышу помещения остановки. Когда она подсаживала наверх третью девочку, то уже за спиной слышала шум приближающейся стаи.
Сама мама спастись не успела. Хищники схватили ее и растерзали на глазах у девочек. Прибывший пассажирский транспорт не распугал хищников, и водитель при всем желании не смог охладить их пыла. Звуки клаксона наоборот воспринимались деймами как предсмертные стоны жертвы и только подстегивали их к более активным действиям. Звери стали искать пути для проникновения внутрь машины. Пытались пробить своим весом двери транспорта. Некоторые прыгали на стены остановки, чтобы добраться до девочек. Прибывшие полицейские пристрелили, конечно, всех хищников, но честно сказать, сделать это было нелегко. Пистолетная пуля от черепной коробки тропического волка рикошетит как от брони танка. Чтобы убить этого зверя из пистолета надо попасть ему именно в левый бок, в область сердца и с очень близкого расстояния. А дейм это тот зверь, который в сторону опасности всегда развернут мордой. Вот и попробуй, уговори его развернуться боком к тебе. Уговорили всех.
Каждый раз, когда я вспоминаю этот случай, меня удивляет самопожертвование молодой женщины ради жизней трех маленьких девочек.
Первые официальные занятия в спортивной авиашколе были теоретическими, практические начались не сразу, ждали мы их долго и проходили они на авиатренажерах, которые очень широко применялись в обучении пилотов.
Учились летать мы на двухместном варианте спортивного одномоторного самолета, который у профессиональных пилотов получил кличку «щенячья радость». «Щенячья радость» это не потому, что во время полета испытываешь щенячий восторг, а потому что после. После полета и приземления ощущаешь – ты остался жив и поэтому жизнь прекрасна. Называли его еще по-другому «жуком». Самолетик был сравнительно маленький и, по словам опытных пилотов, которые крутили на нем высший пилотаж на соревнованиях, не таким уж и строгим в управлении. Говорили, что есть машины и построже. На самом деле в управлении он действительно был резким как подогретая газировка. Отзывался на малейшее движение ручки управления и педалей.
- Если научитесь летать на этом, сможете летать на всем, что можно поднять в воздух при помощи мотора и крыльев, – сказал нам пилот-инспектор.
Кэсс на одном из первых же практических занятий при самостоятельном взлете перевернул этого не в меру прыткого «жучару» кверху брюхом прямо на ВПП. Катастрофа пусть даже и на авиатренажере это все-таки стресс. Кэссций переживал очень сильно.
После этого случая мы все трое стали чувствовать себя в пилотской кабине как-то неуютно. Инструктор объяснял и показывал, конечно, все правильно. Говорил умные слова, строил на учебной доске схемы, чертил формулы, наглядно демонстрировал на тренажере что надо делать, чтобы все получалось грамотно - стандартная программа спортивной авиашколы. Мы все это понимали, но в конечном итоге все сводилось к двум вариантам - либо мы слишком тупые, либо он слишком умный. Не очень-то хорошо у нас получалось летать первое время даже на тренажере. Но на счет нашей тупости лично у меня были очень большие сомнения.
Самолет, конечно, был очень строгим для начального этапа обучения. Нам исполнилось тогда четырнадцать лет. Мы были мальчишки, а летали на таком звере, что даже на тренажере дух захватывало. Надо сказать, что тренажер был очень реалистичный. Двигатель у «жука» был турбовинтовой. Мощность двигателя – 1550 лошадиных сил. Полетная масса машины – 2940 кг. Дальность полета – 650 км. Размах крыла в пределах десяти метров. Площадь крыла – 15 м;. Длина самолёта около 9 метров. Максимальное значение перегрузки – 10. Крыло низко расположенное. Двухместная кабина выполнена тандемом. Шасси с хвостовым колесом. Передней носовой стойки, которая была на всех нормальных самолетах, не было. Руление на старт из-за этого на первых порах превращалось в пытку - «жук» уже на земле проявлял свой вертлявый характер. Со стороны смотрелся поджарым, словно породистая гончая. Весь красивый вид портил один единственный элемент – обтекатель втулки винта, который был не заострен красиво как на большинстве подобных машин, а закруглен. Из-за этого самолет был похож на человека, у которого нос в форме картофелины.
Почти сразу после того как с Кэссцием приключилась неприятность на взлете, к нам на занятия пришел Наш полковник. Махнул небрежно рукой в нашу сторону: «С этими тремя сегодня я работаю по расписанию», - сказал инструктору и повел нас на выход из ангара, в котором стояли тренажеры.
Я в тот момент даже и не представлял, какой сюрприз приготовил нам пилот-инспектор. По расписанию у нас были занятия на тренажере, а наш полковник привел нас на стоянку самых настоящих спортивных самолетов. Поздоровался с техниками, перекинулся с ними парой шутливых фраз, улыбаясь своей неповторимой улыбкой, махнул нам рукой, чтобы мы подошли ближе. Достал из кабины «жука» шлем и бросил его в руки Кэссцию.
- Запрыгивай в первую кабину, - сказал так, словно Кэсс каждый день летал на этой «щенячьей радости».
Я заметил, что Кэссций медлит. Кэсс конечно человек медлительный, но реакция у него всегда хорошая. Я понял – мой брат в ступоре. Он боится опять перевернуть машину и на этот раз уже настоящую. Я слегка ткнул ему под ребра прямыми пальцами. Кэсс вздрогнул и посмотрел на меня испуганно.
- Если ты сейчас же не сядешь в кабину и не полетишь, то я тебя придушу, - прошипел я Кэссцию с самым серьезным выражением лица.
- Хочу по-братски вежливо заметить, что я ему в этом деле буду оказывать всяческое содействие, - вставил свою реплику Рэ, обращаясь к Кэссци.
- Ребята, хватит шептаться, - одернул нас наш командир, - если сейчас не Кэссция очередь, то пусть летит кто-нибудь другой из вас.
- Я иду первым! – выкрикнул Кэсс.
Взлет прошел нормально. Самолет с Кэссцием и Нашим полковником скрылся за горизонтом. Мы остались ждать на стоянке.
Кэсс после приземления сиял как новая монетка. Прыжков, криков радости мы от него и не ожидали. Кэссций это не тот человек, чтобы вопить и орать в случае удачи. Он спрыгнул на землю, подбежал к нам, сунул шлем в руки Рэ.
- Я все сам сделал, - сказал он с самым довольным выражением лица, пытаясь схватить меня за уши. – А ты меня придушить хотел.
Я уворачивался от рук Кэссция и мы вдвоем крутились вокруг Рэ.
Рэ пошел на взлет вторым. Вернулись они с полковником из пилотажной зоны намного раньше срока. После остановки двигателя, Рэ из кабины не вылез.
- Пойдем, достанем это чудо из кресла, - проворчал Кэссций со вздохом, обращаясь ко мне.
Он ловко запрыгнул на крыло, я остался внизу, чтобы принять Рэ на земле.
- Как самочувствие у нашего суперлетчика? Я так понимаю, что полет завершен досрочно из-за того, что вы успешно перекрыли все мыслимые нормативы?
- Кэсс, мне плохо, не шути так.
Я заметил, что в уголках губ у нашего Рэ вспененная слюна.
- Что с ним? – помрачневшим голосом спросил нашего полковника Кэсс, помогая Рэ выбраться из кабины.
- Тошнит парня при перегрузках. Это ведь не тренажер. Укачало немного. Ничего страшного. Это поправимо.
После того как Рэ немного пришел в себя, полковник очень долго рассказывал нам о том какие упражнения необходимо выполнять на земле, чтобы не страдать морской болезнью в воздухе. Прыгал, крутился - показывал, не стесняясь готовивших к вылету самолет техников, упражнения на развитие вестибулярного аппарата от самых простых до акробатических. Техники смотрели на нас, на крутившегося перед нами юлой командира, улыбались, словно на представлении в цирке.
Я стоял, внимательно слушал полковника и тоскливо посматривал в небо. Солнце шло к закату. Наше время занятий подходило к концу и все сводилось к тому, что полет с моим участием на сегодня отменяется.
- Ну, что ты в небо смотришь так тоскливо? Полетели! Запрыгивай в кабину! – полковник бросил мне шлем.
Адреналин в крови и волнение. Хочется вдохнуть поглубже. Вот что испытываешь во время первого в жизни настоящего вылета. В настоящей кабине ощущения не такие как в тренажере. Всепроникающий запах топлива, блики от лучей солнца, ощущение сказочной реальности. Запуск двигателя. Привычные уже переговоры с диспетчерами. Запрос разрешения на взлет. Мы выруливаем в начало полосы. После тренажера, когда первый раз попадаешь в кабину настоящего самолета, то такое чувство, что это все происходит не с тобой. Выруливаю на старт, немного мешкаю.
- Взлет разрешили. Работай Сэт. – Голос полковника в наушниках вывел меня из задумчивости.
Оказывается, взлетать на таком вертлявом самолете как «жук» лучше всего не на полном газу. Сначала плавно двигаешь ручку управления двигателем (РУД) примерно до половины. На малом газу легче скорректировать правильное направление его движения. После того, когда ты понял, что «жук» двигается именно туда, куда тебе нужно, и не пытается уйти с полосы в сторону, добавляешь газ еще примерно на четверть. «Жучара» довольно урчит, добавляет прыти на разбеге, поднимает хвост от полосы и словно говорит тебе: «Я хороший и послушный, я не буду брыкаться, я хочу взлететь». Но ты все равно ему не веришь и ждешь, когда он сам слегка оторвет передние стойки шасси от бетонной полосы. Тут же, едва заметным движением ручки управления, парируешь желание этого крылатого жеребца кувыркнуться на бок и только после этого даешь ему полный газ, плавно, без рывков двигая РУД от себя. Наш самолет подхватывает волна встречного воздуха, и мы вместе с ним уходим в небо. И вот теперь он действительно хороший и послушный. Но за его послушанием нужен глаз да глаз.
Всю технологию такого взлета на этом брыкливом жеребце мне объяснил Наш полковник. Объяснил между делом, пока я выруливал на старт. Без каких-то заумных формулировок и наставлений из инструкции. Я взлетел легко. Возможно, роль сыграло то, что до этого я на тренажере много раз помучил взлет-посадку. Но на тренажере я действительно мучился, а здесь - словно всю жизнь летал.
В пилотажную зону мы вышли, когда солнце уже было на закате. На высоте в три тысячи метров высший пилотаж в лучах заходящего солнца. Потрясающая красота! Незабываемое зрелище для меня, оставшееся в памяти на всю жизнь. Я готов был орать от восторга. После того как я выполнил несколько разворотов самостоятельно, полковник показал мне несколько фигур высшего пилотажа. Невыносимых перегрузок при этом не было. Мышцы и кожу на лице иногда стягивало, но какого-то страшного дискомфорта я при этом не испытывал. В некоторые моменты говорить было трудно, но в глазах сильно не темнело и до потери цветовых ощущений не доходило.
Рэ и Кэсс после приземления встречали меня аплодисментами. Дурачились оба, как только могли. Называли меня суперлетчиком, дергали за уши, щекотали (я жутко боюсь щекотки). Я уворачивался от этих двух балбесов. Кричал во все горло от щекотки. Пытался им, что-то серьезно рассказать о полете, но сделать это было просто невозможно. Они гонялись за мной вокруг «жука» как два молодых волчонка за тряпочным зайцем.
Наш полковник какое-то время посмеивался, глядя на нас, затем скомандовал: «Экипаж, строиться!» Мы вытянулись перед ним как по линеечке. Он провел разбор наших полетов. Сказал, что нашим инструктором с этого дня теперь будет он. Назначил новое расписание занятий. Спросил: «Есть вопросы?» У нашего Кэссция вопросы были всегда.
- Кто из модификантов еще будет по плану заниматься под вашим руководством?
- Мне не выдают плана на обучение какого-то определенного числа молодых пилотов. У меня этого нет в обязанностях. Я сам выбираю себе учеников, которых считаю наиболее перспективными для обучения и занимаюсь с ними в свое личное время. На данный момент под моим руководством занимаетесь только вы трое. И вы должны запомнить, что у вас теперь просто нет другого выбора как стать самыми лучшими пилотами нашего корпуса и не только.
- Что значит это, «и не только»? - повторял Рэ, сидя уже в транспорте по пути с аэродрома домой.
- Это значит, что наша тихая и спокойная жизнь на этом закончилась, - проворчал Кэсс, разглядывая мелькавшие в темноте заросли за окном.
- А мы жили тихо и спокойно?! – Рэ был возмущен.
Очень многим в первоначальном освоении техники мы обязаны Нашему полковнику, который был у нас инструктором. А я балбес даже имени его сейчас вспомнить не могу. Человек, который мог объяснить самые сложные моменты в обучении простым человеческим языком. Технически грамотно и в тоже время без лишней научности. Он не боялся доверять нам технику и умудрялся не доводить до аварии. Мы, конечно же, с матчастью обращались по неопытности беспощадно. Впоследствии я понял, что есть инструкторы, которые больше переживают за технику, за ее ресурс, за то чтобы самим не показаться глупее, чем они есть на самом деле, нежели за конечный результат – получение навыков курсантами. У нашего полковника таких проблем не было. Мне на всю жизнь запомнилась его широкая добродушная улыбка простого человека. В то же время мы постоянно чувствовали, что это командир и поэтому субординацию не нарушали. Но по всем ощущениям чувствовалось, что это был свой человек. Не зря его Кэссций прозвал «Наш полковник» с ударением на слове «наш». Так же как мне всегда хотелось, чтобы у меня был такой же голос как у доктора Аше, точно также я стал копировать улыбку Нашего полковника.
- Сэти, ты сияешь ярче солнца! – кричал он мне после очередного учебного вылета и сам при этом улыбался широко и свободно.
Когда нам исполнилось примерно 17 лет, наше обучение по программе молодых модификантов завершилось. Параллельно с основными экзаменами мы сдали выпускные экзамены в спортивной авиашколе. Сдавали Нашему полковнику. Если сравнивать с пятибалльной шкалой, то получили мы по четыре балла ровно. На пятерку не вытянул никто. Мы были слегка разочарованы. Я рассчитывал на пять баллов! Я рассчитывал стать самым лучшим!
Далее от нас требовалось сдать экзамены и поступить на один из факультетов корпуса. В нашем корпусе существовало три учебных авиаполка - истребительной, бомбардировочно-штурмовой и транспортной авиации. Весь цвет модификантской молодежи рвался именно в истребители. Кэссций тогда предположил, что с «феноменальными» знаниями нашего Композитора по математике и по другим точным наукам нас просто затрут конкуренты, и в итоге мы вообще никуда не поступим. Кэсс разумно предлагал подать документы в учебный полк транспортной авиации, куда желающих поступить было значительно меньше, но для меня это было равносильно смерти. Я жестко настаивал на учебном полку истребительной авиации. Я хотел летать, а не ползать по небу! На одном из эмоциональных совещаний нашей троицы мы пришли к разумному компромиссу, что продолжение обучения в бомбардировочно-штурмовом авиаполку устроит всех троих, тем более что конкурс туда был еще ниже, чем в полк транспортников.