Ей было уже полных пять, даже уже три месяца сверху, когда мама придумала новый способ научить ее считать. Она уже давно считала вслух и даже про себя немного. Считала больше десятка и десятками до ста. Но ленилась делать это, и потому мама придумывала все новые и новые способы, чтобы заинтересовать ее.
В межсезонье мама приходила с работы, когда уже вечерело. Однажды, как-то непривычно наскоро поужинав, она сказала:
- Собирайся, пойдем погуляем!
Девочка даже подпрыгнула от радости и побежала одеваться, не заставив себя долго ждать. Еще бы! Кто ж в пять лет и целых три месяца откажется погулять вечером с мамой!
И они пошли.
- Куда мы идем? – подпрыгивала от нетерпения девочка.
- Увидишь, - загадочно отвечала мама и они все шли, шли.
Они шли мимо частных домов, куда ходили нечасто. Девочка во все глаза рассматривала незнакомый район, а мама спрашивала – сколько окон в этом доме? Какая цифра написана на этой калитке? Сколько шагов до во-о-он того дерева?
Так и шли. И пришли на железнодорожную станцию, что находилась недалеко от их дома. Маленькая - всего две платформы, три пути.
- Мы куда-то едем? – округлила глаза девочка.
- Нет, - улыбнулась мама, - но будет кое-что интересное.
- Что? – девочка сгорала от нетерпения.
- Садись, - сказала мама и сама села на скамейку на перроне.
Девочка взобралась рядом с ней.
- Ты ведь видела поезда? Ездила на них? – продолжила мама.
Девочка сосредоточенно кивнула.
- У всех поездов есть вагоны, помнишь? И у разных поездов их разное количество. Знаешь, почему?
- Нет, - мотнула головой девочка, завороженно глядя на маму.
Она молчала, словно затаившись, ведь ее ждала История!
И мама стала рассказывать.
Она говорила, что поезда бывают пассажирскими и грузовыми. Пассажирские бывают с сидячими местами – это дизели или электрички, и со спальными – это собственно пассажирские. Одни ездят не очень далеко, поэтому там можно не спать и не устанешь, а другие далеко – там выдают постель и приносят чай в подстаканниках. А грузовые поезда (мама говорила – «товарняки») могут перевозить жидкости и то, что можно насыпать или сложить – песок или бревна, например. Жидкое перевозят в цистернах. Это было новое слово, мама сказала: «Это как очень большая бочка.» Девочка попробовала на вкус новое слово, прошептала одними губами: «...цистерна...» А сыпучее может быть, продолжала мама, в вагонах с крышей и без – крытых и открытых.
- А еще у всех них разное число вагонов. Хочешь узнать, у кого больше?
- Хочу! Хочу! А когда будет поезд?
- Скоро, - ответила мама и будто в подтверждение ее слов вдалеке раздался гул.
Девочка обернулась в сторону звука и снова вопросительно гляула на маму. Та кивнула ей в ответ.
Девочку распирало от любопытства и гордости. Еще бы! Она сейчас будет считать вагоны (а кто из ее подружек уже делал это?!) и ее мама столько всего знает о поездах!
Гул приближался, становился неимоверным, заполнял все вокруг. Сейчас он был будто немного другим – всегда это был звук поездки, начала самого путешествия. А вот сегодня (впервые!) это был звук самого поезда. Девочка зажала уши. Мама тронула ее за плечо, ободряюще улыбнулась. Девочка улыбнулась ей в ответ, но рук от ушей не убрала.
И вот вечереющее небо разорвал паровозный гудок. Сколько раз потом еще девочка будет слыщать его и он будет напоминать ей о доме и маме, о детском азарте и счете, но именно тот гудок она запомнила хорошо. Казалось, он ударил по ее ладошкам, что тщетно прикрывали уши – это не помогало.
Из-за дальнего поворота вылетела громадина, освещая лобовым фонарем себе путь. Он несся слишком быстро, будто прямо на нее. Девочка, уже не думая о звуке, оторвала ладони от ушей и схватила маму за руку.
- Не бойся! – прочитала она по маминым губам.
Было видно, что мама кричит эти слова, но за гулом приближающегося поезда их было не слышно. Но губы мамы снова двинулись:
- Считай!
И девочка повернулась к поезду. Навсегда в ее память врезались те переживания – грохочущая махина, что, не сбавляя ход, неслась мимо нее, дрожащая земля, прорывающееся в просветах между вагонами видение одного и того же дома напротив. Он был из белого кирпича с черепичной крышей и синими ставнями. Ее рука в маминой руке. Ей очень хотелось поднять глаза и глянуть – мама тоже считает? Но она не могла себе этого позволить, ведь тогда она собъется со счета. И она все считала и считала и ее переполняли гордость и волнение, азарт и радость – до таких больших чисел она еще никогда не досчитывала. Поезд оказался «товарняком». Ей одновременно хотелось, чтобы это побыстрее закончилось, и тогда она смогла бы похвастаться маме, сколько насчитала, и в то же время хотелось, чтобы это переживание, так напоминавшее ей ощущения от карусели, не заканчивалось, а все длилось и длилось.
Но все же их обдало воздушной волной, вырвавшейся вслед последнему вагону, и, казалось, мир оглушил их нахлынувшей тишиной, хоть грохочущий поезд еще и продолжал затихать вдали. Поезд ушел.
Девочка еще несколько секунд смотрела на дом с синими ставнями, потом подняла глаза на маму.
- Ну, сколько?
- Сорок восемь... – выдохнула девочка.
- А ты паровоз считала? Тот, первый, большой, голову поезда, который тянет весь состав?
Девочка задумалась.
- Да...
- А без него, значит, сколько?
Еще одна волна сосредоточенности на детском личике:
- Сорок семь...
- Правильно.
Мама улыбнулась.
- А ты сколько насчитала? – в свою очередь поинтересовалась девочка.
- Столько же.
- Правда?!
Ведь это означало, что она сосчитала правильно.
- Правда, – улыбнулась мама.
Девочка просияла.
- Ну что, теперь можно и домой идти?
- Можно, - ответила девочка, - только не быстро.
- Не быстро, - согласилась мама.
И они небыстро пошли домой.