Красная омега. Глава восемнадцатая

               
                Г Л А В А   В О С Е М Н А Д Ц А Т А Я


                «…На строгость наказания не жалуются.»
               
                Уставная норма

               
   О  КАЗЕННОЙ  ЧАСТИ
   Жопа была необыкновенная! Да, что там необыкновенная?! Просто  уникальная была жопа! Начиналась она, практически, от лопаток и, ниспадая к тазу, формировалась в умопомрачительное грушевидное образование, упругое, как войсковой аэростат.

    Обладательница такого анатомического кунштюка носила милое имя Таня. Она трудилась в крупном ПКТБ  в качестве инженера-технолога. В свое время девушка с натугой, на круглые троечки,  окончила Железнодорожный институт и еще до выпускного акта, со вздохом облегчения, освободилась от крупиц научной субстанции, которые каким-то случайным образом запутались в её головенке.
    При очень скромном институтском багаже, в сочетании с не слишком лихой сообраазительностью, она, как творческий работник, котировалась не очень высоко.  Таня чувствовала это, но не огорчалась, А так же она не тревожилась по поводу того, что её могут, за ненадобностью, турнуть из  ПКТБ.

  „ Уволят, так и ладно, -- думала Таня, -- устроюсь на другую работу. Но только не технологом. Уж очень занудная эта специальность.“

    Под другой работой Таня подразумевала труд в дамской парикмахерской: там и интересней, да и заработок намного выше, чем у инженеров.  Парикмахерская деятельность была Тане вполне по плечу, так как тайны стрижки, укладки, покраски женских волос она прочно усвоила, обучаясь (до поступления в институт) в ПТУ с парикмахерской спецификой.

    Правильно Таня делала, что не тревожилась за свою инженерскую судьбу. Увольнять её никто и не собирался, поскольку она приносила родному учреждению серьезную пользу.  Правда, ценили её за качества несколько отличные от инженерных.

    Во времена так называемого застоя   все государственные праздники, а Женский день и  день рождения Красной Армии в особенности, отмечались во всех учреждениях  доброй выпивкой. Технологический отдел, в котором и служила Таня, данную традицию не отвергал  Так вот,  в деле организации праздничного застолья ей не было равных. Это было яркое качество, но не только оно выделяло Таню среди сослуживцев.

    Очень часто, в случае возникновения серьезных затруднений при проведении     переговоров с производственниками и смежниками или в случае появления трений при обсуждении технических вопросов с контрагентами и представителями Министерства, на сцену выпускалась Таня. Она плавно входила  в конференц-зал с подносом, уставленным черными китайскими чашками. В эти емкие сосуды, которые утопали    в бисквитах, карамелях, восточных сладостяях, был налит фирменный кофейный напиток, щедро ароматизированный коньяком.

    Таня галантно обносила гостей, «нечаянно» касаясь при этом  своим „аэростатом“ то локтя, то плеча  того или иного гостя, уже слегка взволнованного  видом столь выдающейся женской кормы. После такого обслуживания трудные вопрсы как-то утрясались, договоры подписывались, технические требования согласовывались, то есть все устраивалось лучшим  для ПКТБ образом.
    И вдруг такая ценная персона подала заявление с просьбой об увольнении. Как её не уговаривали, как не прельщали разными благами, она свое заявление обратно не взяла и вскоре покинула стены ПКТБ. Многие сожалели об этом. Их   чувства   были     кем-то     выражены  в стихотворной эпиграмме, суть которой сводилась к тому, что ПКТБ мол давно потеряло свое лицо, а теперь вот потеряло и жопу.

    Танина зарплата в ПКТБ была стабильной  и равнялась 115 рэ в месяц. Таким жалованием государство оделяло практически всех молодых специалистов. На эти деньги в те времена можно было купить 383 кг. пшеничной муки
или  240 кг. рыбы,
или 1230 шт яиц,
или 400 л. молока,
или 65 кг. мяса,
или 170 л. пива

    Конечно, это не ахти какие прибытки. Поэтому всем было понятно стремление молодых специалистов подыскать более дохолдное место,  а подыскав, немедленно уволиться с прежней работы.  В отделе полагали, что и Таня нашла более денежную должность.

    Однако уход Тани из ПКТБ был обусловлен совсем другой причиной. Не работу Таня выбирала, а свою судьбу. На этот путь её направила приятельница Люба, недавно принятая на работу в Технологический отдел.


     НДИНГА  МУМБО  ЮМБО
      Когда сестры, юные и стройные, шли по улице, на них пялились не только мужчины. Среди смурного потока пешеходов они выделялись всем, начиная с моднейших сапожек на изящных ножках и кончая элегантными темными шляпками, отороченными, совсем, как на карнине Крамского,  пером страуса. Редкие по тем временам велюровые плащи, на одной -- темносиний, на другой -- темнозеленый, не могли скрыть гибкости девичьих фигур.

    Это были Надя и Люба, дочери священника, служившего при Троицком соборе. По всему было видно, что батюшка ничего не жалел для своих красивых дочек, и матовый румянец,  проступавший на  их холеных щечках, был дополнительным тому свидетельством.

    У подъезда ПКТБ сестры трогательно прощались. Старшая Надя шла дальше в свою контору, а Люба входиила в вестибюль ПКТБ, где в обрамлении синтетических кустарников высилась Доска почета  и развернутое над нею переходящее Красное знамя.

    Она быстро вбегала на второй этаж, где располагался Технологический отдел.  Там она уже в течение ннескольких месяцев с отввращением отбывала  положеный после окончания техникума срок. Когда начальник отдела принимал её на работу, он даже не взглянул на оценочный лист. Сраженный красотой дебютантки  он решил, что новая сотрудница будет служить украшением отдела, причем, вне зависимости от степени  ее трудового вклада в работу коллектива.

     Наверное он имел и другие виды на субтильную поповну. Однако Люба сразу же продемонстрировала такое безразличие к мужчинам, что от попыток обратить на себя внимание начальнику пришлось вскоре отказаться. А холодной она была не потому, что у неё с либидо было не все в порядке, а скорее наоборот.

    Фамилией Люба обладала нестандартной – Ндинга. Она недавно обрачевалась со студентом-африканцем. Этот африканец был не простой негр, а аристократ, сын короля Урунды. Люба для своей новой фамилии выбрала два первых слога из длинного и сложного в произношении имени африканского принца
.
    Российский обыватель озадачивался: „Отчего это русские девки такие всеядные. Они с легкой душой могут выйти замуж и за араба-экстремиста, и за фиолетового алжирца, и за чернокожего юношу, недавно расставшегося с туземными привычками. Что влечет русых девиц к этим персонам, которые отнюдь не красавцы, не интеллектуалы и даже не миллионеры? Непонятно!  Тем более, что в большинстве случаев  эти браки  становятся докукой для российских консульств, которым очень часто приходиться вызволять наших дурочек из разных экзотических палестин.»

     Обыватель относительно всеядности русских девушек слегка заблуждался. Никакие они не всеядные, просто в застойные  времена выход  замуж за иностранца был для простой советской девушки единственно законным способом  обосноваться на розовом Западе.      Да и не толко в застойные.

         В наше время, спасаясь от убогости российского демократического бытия, многие мужчины сваливают за рубеж. С девяностого года из России эммигрировали более шести мллионов человек. На Западе их принимают с охотой, так как там чтут и русский талант, и  русскую предприимчивость.  Российские девушки тоже  хотят за рубеж, но качеств, за которые там ценят русских мужчин, у них еще нет. Вот они и предлагают, то единственно привлекательное, что у них имеется.    

     Рабочий день в Технологическом отделе начинался со всеобщего чаепития. После чаевничания Ндинга регулярно ускользала за ряд шкафов. Там стоял диван. Ндинга опускалась на него, сворачивалась калачиком и засыпала на часок, другой.
    Поначалу толстопопая Таня интересовалась у Любы, почему она такая соня-засоня. На что Ндинга томно отвечала:

    -- Ах,  Танечка. Нам с Бобой было так интересно. Мы до двух часов то разговаривали, то книжки читали, то телевизор смотрели... Он такой темпераметный.

    Отойдя ото сна, Ндинга совершала кое-что: разносила бумаги по другим отделам, отстукивапла на машинке пару писем. И тут слеедовал обеденный перерыв.
    После обеда наступало самое сладостное время. Люба расстилала  на столе план палаццо, которое папа-король построил для молодых на берегу океана. И разворачивалось, совместно с жарко заинтересованной Таней, подробное обсуждение увлекательных вопросов: где разместить  спальню, а где гостевые комнаты, какую мебель и где поставить, делать ли над верандой прозрачный навес или матовый.  План дополняли роскошные фотографии интерьеров палаццо и видов пальмовых зарослей, окаймлявших бескрайний океанский пляж.

     После обсуждения дизайнерских вопросов открывался толстенный торговый каталог, привезенный Бобой из-за границы, и начиналось  чмокание и ахание над цветными картинками заграничного ширпотреба.

     За час до окончания работы Ндинга устраивалась у зеркала: она приводила себя в порядок. Холе подвергались волосы, кожа лица и рук, брови и ресницы. Перед самым звонком  Люба наносила последний мазок на губы и упархивала на встречу с Бобой.

    Таня зверски завидовала Ндинге. После радужных африканских видений обрыдлая обыденность, окружавшая Таню, казалась еще обрыдлее. Ах как славно было бы заиметь какого-нибудь заграничного гидальго. Пусть даже не европейского или американского. О своей мечте она как-то заикнулась Ндинге.

    -- Ну, ты чудачка. Чего же ты ждешь?

    -- А что мне делать-то?

    -- Как что? Предлагать себя. В правильном месте, в нужное время.

    В советские времена в газетах не существовало отделов брачных объявлений  В те времена не было и персональных компьютеров. Поэтому контакты девушек с иностранцами, желавшими вступить в брак с советскимми красавицами или установить с кем-либо из них  длительную связь (это уж как договоряться) происходили не заочно, а в результате личных встреч. Богатенькие евреи тусовались в синагоге на Лермонтовском; американские бизнесмены клеили девушек на «Крыше». Было еще несколько точек, в том числе и кафе «Дюны» в Репино. Именно там  Люба и заякорила своего Бобу.  Именно „Дюны»  и порекомендовала она своей, алчущей иностранного кавалера, приятельнице.

    -- Ой, Любка! Страшно. Я на людях ужасно комплексую из-за своей задницы

    -- Да брось, подруженька. Не ценишь ты  своего достояния. Там, в «Дюнах» полно восточных мужчин.  А они это дело любят.

    -- Знаешь, одной как-то идти не с руки.

    -- Давай пойдем вместе. И Бобу с собой прихватим.

    В очередную субботу Таня стала собираться на охмурёж. Она надела модное, дорогое бельё (а вдруг), облачилась в черное бархатное платье,  плотно облегавшее зад. Поместила на изрядно открытую грудь вьетнамское ожерелье из переливавшихся на свету перламутовых бабочек. Скромно оросив себя парфюмом, она накинула на плечи легкий плащ и отправилась на трамвайную остановку, чтобы добраться до Финляндского вокзала.

    Ндинга оказалась права. В кафе за столиками было полно выходцев с Ближнего востока и Магриба. Лишь только Таня в сопровождении Любы и Бобы вошла в зал, как усатый турок впился взглядом в Танин зад...
    Через два месяца, после выполнения всех формальносьтей, чернявый любитель пышных форм увез Таню в мусульманскую Туретчину.


    РЕВЕРС, АВЕРС
    -- Есть новость! – провозгласил Барсуков, входя в избу.

    -- Какая такая новость? – откликнулась Кира.

    -- К нам в Камары вселяют каких-то сектантов.

    --Очень интересно. Где же ты об этом узнал?

    -- Человецы глаголют.

    -- Человецы, человецы! Кокетничаешь ты, Леша, своими познаниями в старославянском.
 
    -- И нисколько не кокетничаю, просто закрепляю ранее полученные знания.

     Известно, что любое познание – всегда в прок. Либо сразу, либо когда-нибудь. Коснулась это истина и Барсукова.  Казалось бы какая может быть выгода от знакомства со старорусскими словами и выражениями, какая польза от корпения над древней, забранной в медь,  книжицей?

    И все-таки польза была. Прежде всего в интеллектуальном плане: благодаря знакомству с рукописным раритетом Барсуков серьезно заинтересовался русской историей, а еще стал использовать, иногда непроизвольно, а чаще преднамеренно, почерпнутые из старинной книги древнерусские словеса и обороты, что придавало его речи одновременно и ироничность, и весомость. Помимо этих, чисто духовных приобретений, получил он от обладания древней книжицей и материальную пользу.

   Однажды в ленивое послеобеденное время Кира от нечего делать взяла со стола эту, заинтересовавшую её своим необычным видом, древнюю книжицу. Бегло пройдясь по её желтым листам, она заглянула в конец книги. Заметив легкую вздутость на внутренней стороне переплета, она стала заботливо устранять дефект. Её пальцы мягко придавливали отслоившуюся бумагу к коже переплета. Через некоторое время она насторожилась, а затем стала тщательно прощупывать переплет.

    -- Леша, иди сюда! Я, кажется, что-то нашла.—вскоре позвала она Барсукова.

    Тот подошел:

    -- Что за находка? Покажи.

    -- Прощувай переплет. Там что-то есть.

    Барсуков провел несколько раз пальцами по бурому бумажному листу, приклеенному изнутри к задней крышке переплета и почувствовал наличие каких-то выпуклостей.

    -- Да, некоторая бугристость имеет место быть.
    -- Вдруг бриллианты!!!

    -- Ага, как раз! – возразил Барсуков, а немного погодя закончил. – Хотя, кто его знает? Все может быть! Сейчас посмотрим.

    Он принес с кухни нож и начал отслаивать бумагу от кожи переплета Лист, приклеенный, скорее всего, столярным клеем, отделяться не хотел. Тогда Барсуков взрезал ножом середину листа и отодрал неровную взрезанность.

    Взорам Киры и Барсукова открылись четыре круглых углубления, в каждом из которых покоилось по крупной монете. Одна монета, слегка овальная и щербатая  по краям, была выполнена из медного сплава, три других, имевших форму правильного круга, отливали серебром. На аверсе и реверсе монет были отчеканены обычные для металлических денег изображения: профили каких-то важных персон, орлы с распущенными крыльями, короны, щиты и т.п

     --  Вот тебе и бриллианты! – усмехнулся Барсуков.

     -- Ты зря хмыкаешь, Лешенька. Некоторые редкие монеты ценятся дороже бриллиантов.

     -- Ну и что с того? Не думаешь ли ты, что эти кругляшки как раз и есть такие необычные монеты?

     -- Не думаю, а уверена. Иначе, с чего бы это вдруг последний хозяин монет так заботливо их замаскировал?  Скорее всего в бурное революционное время  какой-нибудь аристократ решил таким образом сберечь то, что  было для него очень ценно.

     -- Ладно, я допускаю, что эти монеты достаточно дорогие. Может быть и на тысячу долларов потянут. Ну так, что? Мне они не нужны, я не нумизмат. А реализовать... Как ты их в наше время реализуешь?

     -- Предложи заинтересованным людям, музейным работникам.

     -- Где они, эти заинтересованные люди?  Кругом нищета. А музеи едва собирают выручку на зарплату своим сотрудникам.

     -- Ну, а черный рынок?

     -- Там либо обманут, либо отберут.

     Барсуков сгреб монеты в ладонь и отправил их на дно ящичка, где у него хранились разные безделушки, а ящичек задвинул под тумбочку:

     -- Пусть полежат до поры до времени. Может и пригодятся когда-нибудь.

     Барсуков еще в отрочестве разочаровался в коллекционировании. Он как-то быстро уразумел, что собирательство ради собирательства – есть дурь

     Обретаясь в Риге, он, по  примеру своих приятелей, стал собирать марки. Этих заманчиво красивых бумажных прямоугольничков было много на руках у пацанов. Они добывали марки целыми блоками из подвалов разбитого здания городской почты. Юный   Лешка азартно покупал, обменивал, тырил почтовые миниатюры. Он любовно размещал их в самодельном кляссере, чтобы затем по несколько раз в день с интересом рассматривать свою коллекцию.

     Однако филателистом Лешка не стал. Он постепенно охладел к маркам и собирательский пыл его угас. Это произошло от непонимания им логики коллекционирования. Вот соберет он, как некоторые его кореша, тысячу марок.  Ну, и что? Собирать дальше? А, до каких пор и какой в этом интерес? То есть он совершенно не осознавал ни пользы, ни цели коллекционирования.

     Кроме того, он ощутил отсутствие  элементарного рационализма в деле собирания марок. Почему, спрашивается , «фиолетовый Гитлер» стоил на рижском марочном рыынке в пять раз дороже «зеленого Гитлера»? Хотя размер и сюжет марок был идентичен.

    Впоследствие Барсуков убедится, что такого рода иррационализм присущ любому виду коллекционирования.   Наиболее яркий, самый свежий пример. На аукционе анонимному коллекционеру была продана за 50 тысяч долларов картина «Шулеры», написанная одним из учеников Караваджо.  Впосследствие оказалось, что автор её сам Караваджо. После чего стоимость картины возросла до 50 миллионов долларов, т.е. в тысячу раз. Почему? Ведь художественные достоинства картины не улучшились, и ни один мазок на ней не прибавился.

    Наконец Барсуков уразумел: все одержимые коллекционированием люди  (кроме, может быть, собирателей икон) своего рода маньяки. Их в меньшей степени интересует художественная, историческая, материальная ценность того или иного объекта коллекционирования. Главный критерий для них – это либо имя автора, либо  раритетность предмета коллекционирования. Так, например, «Голубой Маврикий» -- клочок бумаги, марка с невнятным рисунком оценивается в двести  миллионов долларов только за то, что она единственная в мире. В охоте за редкими, а подчас единичными экземплярами  марок, монет, орденов, гемм  и т.п.  маньяки-коллекционеоы готовы на многое, вплоть до преступлений.

     Барсуков, конечно, предполагал, что старинные, а особенно древние монеты, стоят дорого, но то, что он узнал, поразило его и вдохновило. Помятуя о своих четырех монетах, он, ради интереса, заглянул как-то раз в Интернет, чтобы попытаться узнать их примерную стоимость.  По неопытности сделать ему это не удалось: компьютерный нумизматизм оказался целой империей, где новичок может  блуждать очень долго. Барсуков не стал блуждать, а заинтересовался самыми дорогими монетами. Боже! Люди совсем свихнулись! За какие-то медяшки они готовы были отдать состояние.

     Барсуков, еще в юности, посетил  как-то  нумизматический отдел Эрмитажа. В большом зале стояли широкие столы, где под стеклом рядами были выложены очень похожие друг на друга медные и серебряные монеты. Рассматривать их было совсем не интересно. Очень скоро от их однообразия развивалась скука. 

     Это для Барсукова – скука,  и для  других нормальных людей – тоже. А для маньяков-коллекционеров – это блаженство, а монеты – настоящие фетишы. Опять же не из-за их художественной или материальной ценности, а по причине редкости.

     И хотя никто не может объяснить какой от этой редкости прок, маньяки платят за неё невероятные суммы. Вот английский десятицентовик 1894 года выпуска, вовсе даже не золотой и не древний, да в добавок в очень ветхом состоянии, был продан на аукционе за 1 миллион 223 тысячи долларов. Наверное потому,что таких монет всего 10 штук во всем мире.

    А американская пятицентовая монета 1913 года выпуска с изображением головы статуи Свободы, одна из пяти сохранившихся, была оценена в 4,15 миллиона долларов. И такие заоблачные цены за какой-то жалкий кусочек металла не предел!
     Последним воздействием на нерешительную душу Барсукова оказалось сообщение о продаже за 6,6 миллиона долларов единственного в мире десятидоллоровика, отчеканенного в 1933 году.  Он случайно уцеелел при выполнении решения президента Рузвельта  отправить на переплавку несколько тысяч золотых монет, чтобы помочь американской экономики выйти из Великой депрессии

    После таких ошеломляющих открытий Барсуков по-новому посмотрел на свои  четыре монеты, к которым он  до сих пор отнолсился  с равнодушием. Чтобы представить ценность монет он решил их сфотографировать, а фотографии показать нумизматам.  Если наметится что-либо интересное и значимое, то тогда он и  обратиться за консультацией к специалистам из Эрмитаажа.
       Чем черт не шутит: может быть его монеты – это целый капитал.


     КОММУНАЛЬНЫЙ  ВОПРОС
     Болотные староверы из предложенных им для поселения четырех деревень выбрали Камары.  Уж очень им понравился этот тихий, укрытый лесами, кусочек  Тихвинской земли. Кстати, землей они интересовались меньше всего. Основную надежду переселенцы возлагали на лес. Именно лес исправно согревал, одевал и кормил болотную братию все эти десятилетия.

     Не только сами Камары и леса, окружавшие деревню, понравились староверам, но и жители Камар пришлись им по душе: приветливые, обходительные.  В свою очередь и камарцам поглянулись степенные новоселы-трезвенники.  В отличии от местного, косноязычного от пьянства населения, они говорили складно, не употребляли  грязных, бранных слов и были свободны от таких пороков, как зависть, жадность, вороватость. Особенно их привечал Барсуков. Ему импонировали их обстоятельность и инициативность.  Эти люди, долгие годы отрезанные болотами от социализма, не были испорчены тотальной «заботой Партии и Правительства о нуждах трудящихся» и поэтому во всем полагались только на себя.   И если для бывших колхозников странный капитализм поразивший страну был действительно странным и непонятным, то  для болтных людей он ничего необычного не представлял. Иван-колотушник легко ориентировался в новой жизни и уверенно руководил своими единоверцами.

       Первейшим вопросом для них было жильё. На те скромные подъемные, что выделила им власть, каменнвх хором, конечно же, не построишь, поэтому переселенцы решили для начала возвести что-нибудь попроще. Из купленных по дешевке неделовых досок и почти бесплатного горбыля они стали сооружать нечто похожее на большую коробку с двойными стенками, пространство между которыми заполнялось опилками и древесной стружкой. Все это планировалось накрыть сплошной двускатной крышей, наподобие шалаша.

     Над постройкой этого коммунального шалаша, под сводами которого укроется на зиму основная масса староверов, трудилась молодежь. Мужики  же в это время валили лес, нарезая еловые бревна для строительства в центре деревни божьего храма. Попутно шла заготовка дров.

   Для временного же проживания переселенцы приспособили бывшее картофелехранилише, которое они купили за мизерную цену у полураспавшегося совхоза.   Этот сельскохозяйственный объект   был построен на околице Камар в конце 80-х годов. Он представлял собой мощное прямоугольное сооружение из бетона, наполовину утопленное в землю. Совхоз так и не успел использовыать его по назначению, С началом «реформ» картофельные поля под Камарами были заброшены,   и хранилище оказалось никому не нужным.  Постепенно камарцы вынесли из хранилища все деревянное оборудование, а с крыши поснимали шифер и доски, оставив голые стропила. Вот эти-то стропила и облепили болотные подростки. Они густо, внахлест приколачивали к элементам строопил длинные горбыли , создавая таким образом крышу, которая защитит народ от дождей.   
 
  Следя за их мурашинной копошливостью, Барсуков чуток пригорюнился:  накануне ХХ1 века эти болотные бедолаги обоснуются в жилищах, подобных тем, в каких жили их предки и 100, и 200, и 300 лет тому назад, т.е. без доброго фундамента, без просторных, светлых помещений, без таких удобств, как водопровод, канализация, автоматическая система обогрева

     Бывая в Германии в гостях у дочери, Барсуков чаще злился , чем испытывал чувство удовлетворения от соприкосновения с западным благополучием. Внатуре, как не злиться если на обочине автобана перед  удивленным  ввзором россиянина вдруг возникает придорожный знак, оповещающий о том, что через 1000 метров будет ватерклозет.

    --  Какой ватерклозет?! В лесу-то?! – проносится в голове у гостя, преехавшего из России.

     Но система знаков настойчива: «Через 500 метров будет ватерклозет!».  И действительно, вскоре начинает маячить знак WC, а в лесу на полянке  возникает  капитальное зданьице. Внутри мужской и женский туалеты, чистые, благоуханные, снабженные ватерклозетами и умывальниками. В стороне, под деревьями установлены солидные столы со скамьями для желающих отдохнуть и перекусить..

     Ну, как здесь не злится, если в РФ  не только в лесу, но и на самых  оживленных автостоянках туалеты отсутствуют, а если вдруг, где-то они и есть, то либо на замке, либо настолько безобразны, что пользоваться предложенными «удобствами» народ не решается. Так, например, в Юшкове. на пути из Петербурга  в Камары,  все рейсовые автобусы (а там пересекается до 10 маршрутов) делают остановку, чтобы пассажиры могли немного поразмяться, н, конечно же, облегчиться. Для целей облегчения там в кустах стоит будка, сваренная из листов железа с двумя железными же дверцами: М и Ж. Автопассажиры впервые проезжающие через Юшково, после остановки автобуса семенят к желанной будке, но  воспользоваться удобством отказываются: внутри кабины предельно загажено. Бывалые же пассажиры будку решительно игнорируют, рассыпаясь по кустам.  Там тоже не чисто, но зато свежий воздух.

      И не скажешь, что на маршруте Петербург-Камары (ок. 300 км.) прижидась тусклая культурная аура. Проезжая по этому пути можно полюбоваться тремя памятниками В.И.Леннину; изваяниями Петра1 и С.М.Кирова, залянуть в военный, исторический, мемориальный и краеведческий музеи; приложиться к чудотворной иконе Тихвинской Божьей матери, осмотреть древнейшие, аж 12 века фрески,  посетить дом-музей Римского-Корсакова, полюбоваться живописными руинами первой каменной рссийской крепости, побывать в доме, где жил А.В.Суворов  и насладиться видом еще многих  культурных объектов, а вот цивилизованно справить свои естественные надобности там никаких возможностей нет.
 
     Непонятно почему (может быть из-за отсутствия брезгливости) русские люди  заметно пренебрежительно относятся как к туалетному вопросу (в частности), так и к канлизационной проблеме (вообще). Барсуков точно не знал во всей ли Европе существует такая благодать, как повсеместный охват сельского населения канализацией, но в Германии  подобный сервис существует, Там все деревни снабжены  как бытовой, так и ливневой канализацией. В российских же деревнях нет никакой канализации. Да и не только в деревнях, но и в поселках и даже во многих районных центрах. А где есть, то лучше бы не было. Вот в Шугозере  ( по-вепски  шугозеро -- ясное озеро) построили десять пятиэтажек  и оборудовали их канализацией, выведя канализационные стоки в это самое светлое озеро, на берегу которого и расположен поселок Шугозеро. Понятно, что теперь в этом озере ни рыбу не ловят, ни купаются. Клоака.

     Десятилетиями наблюдая эту повсеместную российскую засранность, Барсуков пришел к убеждению , что перестройку в России   нужно начинать  с туалетов. Тому есть маленький исторический прецидент. Великий педагог Макаренко, поднимая на ноги запущенный Куряж, прежде всего научил его обитателей аккуратно испражняться.

     Своими мыслями на эту свежую тему Барсуков решил, как всегда,  поделиться с   Александром Ивановичем. А с кем же еще делится, как не с этим остепененным докой в коммунально-канализационных вопросах, как не с этим бывшим партийным идеологом?



     БЕДА  РОССИИ
     Бывший коммунунальщик пребывал в душевном миноре и на заявленную Барсуковым душистую тему   отреагировал вяло:

     -- Чтобы управиться с российским дерьмом никакого бюджета не хватит. Да и не главная это беда

     -- А какая  главная? Все те же дороги, что ли?

     -- Да и не дороги вовсе...Кстати их становится все меньше. Главная российская беда – это либералы.

     -- Ну это вы чересчур хватили.

     -- Чересчур не чересчур, а реальность вот она: в российских условиях либерализм – это анархия, казнокрадство, коррупция, преступность. А в идеологическом плане – патологический антикоммунизм. В деле очернения советской власти  либералы не брезгуют ничем. Уподобляясь шулерам, они  и факты передергивают, и реальные данные подменяют крапленными, и всегда у них на руках козырный туз  -- сталинские репрессии.   И правда только у них. Всем инакомыслящим они немедленно затыкают рот. Их бы власть, они устроили бы такое единомыслие, что только держись.  Куда там коммунистам…
 
    Александра Ивановича понесло. Либералов он не любил. Ради вежливости  Барсуков немного послушал уже не раз слышанные им ехидные выпады бывшего пропагандиста, направленные в адрес «вонючих либерастов», а затем задал вопрос:

     -- Александр Иванович, почему вы наших либералов кличите либерастами?

     -- А как же еше их кликать?  Они все -- нетрадиционно ориентированные людишки.

     -- Прошу пояснить в чем их нетрадиционность.

     -- На Западе любой реальный  либерал – это патриот. Он любит и свою страну, и свой народ.  Наши же либерасты презирают свою родину, она для них Рашка, а российский народ они незывают быдлом.   Любовь у них вызывают лишь дяди из-за бугра...Еще Достоевского возмущала  эта антироссийскость русских либералов. Он  объяснил её природу следующим образом: «...русский либерал есть покамест еще нерусский либерал...».

      Наступила пауза. Барсуков  немедленно ею воспользовался:

     -- А почему бы вам не изложить эти ценные мысли на бумаге в виде эссе, да не тиснуть  его в каком-нибудь патриотическом органе?

     --  О чем вы говорите? Кому я где нужен? – махнул рукой Александр Иванович и продолжил поносить российских либералов.
 
      Барсуков, зная, что этот антилиберальный поток  неиссякаем, вежливо сослался на хозяйственные нужды и  решительно ретировался.  Он шел домой и думал: «Прав Александр Иванович!  Действительно,  российские либералы не обремены патриотизмом. Они очень необъективны. А против всего советского  прут – не остановишь, прут противно и не справедливо. Очевидно, именно эта их необъективность  и отталкивает людей от  правых сил.

  Конечпо, после шокирующего антисталинского доклада, произнесенного Хрущевым на партийном съезде, доклада, который убийственно протаранил всю коммунистическую систему, для либералов открылись широкие спекулятивные возможности. Суть в том, что в своем докладе запальчивый коммунистический лидер ушел от анализа причин репрессий, от оценки степени законности наказаний, от количественного определения масштабов террора.  Он в большей степени налегал на душераздирающие частности. По Хрущеву выходило, что жертвы сталинских репрессии были невинны, наказания – незаконны, а размеры  расстрельной вакханалии – огромны.

     Такая оценочная неопределенность и однобокость позволила встрепанной, не обремененной ответственностью интеллигенции трубить сначала о миллионах, а затем и о десятках миллионов невинно расстрелянных.

     В наше время серьезные исследователи, как отечественные, так и зарубежные, очень критически относятся к основным положениям хрущевского доклада. Так, например, Гарри Ферр – американский профессор, доктор философии, потратил трилцать дет на изучение советской истории и на анализ доклада Хрущева. В своей книге «Антисталинская подлость» он доказал, что все сенсационные  пассажи доклада, начиная с утвердения об использовнии  Сталиниым глобуса при планировании военных операций,  есть ложь, а сам доклад – историческая фальсификация».
 
     Видать Барсуков был шибко проницателен, относясь, еще тогда, в шестидесятых, с некоторой подозрительностью к широко развернутой антисталинской кампании. Больше всего его смущали причитания  о десятках миллионов жертв сталинского террора. Он предполагал, что это преувеличение и подкреплял свое предположение следующим рассуждением:

     «Если в пекле Отечественной войны сгинули  около 10 миллионов бойцов, то это было заметно: почти в каждую третью семью пришла похоронка. Некоторые семьи  страшное горе поразило дважды. А то и трижды. Расстрельное же уничтожение десятков миллионов врагов народа прошло почему-то незамеченным. Ни в семье Барсукова, ни в семьях его родственников, знакомых,  сослуживцев никто не пал от пули палача.  Да, что там окружение Барсукова.  Вся многомиллионная КПСС восприняла стенания Хрущева о сталинских жертвах, как шокирующую сенсацию. Даже наиболее осведомленные партийцы, депутаты ХХ съезда, и те в полном ошеломлении внимали разоблачительным откровениям  своего вожака.

Хрущев вспоминал: «...Съезд выслушал мой доклад молча. Как говорится, слышно было, как муха пролетит. Все это прозвучало совершенно неожиданно для депутатов».

     В настоящее время, после опубликования всей лубянской расстрельной статистики, видно, что антисталинисты безнравственно,  в десятки раз увеличили реальное число расстрелянных».
 
      Теперь-то понятно почему советский народ не ведал о «массовых расстрелах». Дело в том, что преследования носили выборочный характер, они не затрагивали плебс. Расстрельными репрессиями была поражена, в основном, социалистическая аристрократия --  узкий околовластный слой, состоявший из чиновников высокого и среднего ранга, крупных администраторов, видных партийных, государственных, военных деятелей.

      Среди этой категории осужденных было много евреев, что дало повод Тороцкому и сионистским лидерам поднять шум об антисемитизме Сталина, о  геноциде евреев в СССР. На самом деле Сталин не был юдофобом. Просто во всех руководящих органах, где и происходили чистки, евреев было более чем 50%.

     Либералы, как заклинание, без конца повторяют запоминающееся  утверждение о том, что при Сталине одна половина людей сидела в лагерях, а другая их охраняла. И сразу же вопрос: «А кто же тогда варил сталь, строил города, растил пшеницу?»  Нестыковочка, понимаешь ли.

     Понятно, если либералы под людьми подразумевают еврейское население страны, то они таки правы.  Уж так исторически сложилось, что после революции в стране, населенной в основном русскими, к власти пришли представители еврейского меньшинства.  Они преобладали во всех  органах власти, как в центре, так и на местах. И так сложилось неспроста.  В партии евреи были наиболее активными, наиболее преданными делу революции, наиболее решительными её членами.
    В публицмстике, в исторических работах, посвященных постреволюционному периоду, подсчет количества евреев в государственных и партийных структурах стал общим местом. И публицистов, и историков легко понять. Действительно, как можно проигнорировать тот факт, что в первом после революции Политбюро из пяти его членов только один, да и то условно, был русский -- В..И.Ленин. Зато его обрамляли три еврея: Л.Д.Троцкий, Л.Б.Каменев, Н.Н.Крестинский и один грузин. А в Центральном комитете партии и того чище: из 14 его членов неевреев оказалось только трое: И.В.Ленин, И.В.Сталин, Л.С.Крыленко.

     В первом Президиуме ВЦИК евреев было четверо при двух сомнительно русских (Ленин, Луначарский).

     В органах исполнительной власти превалирование евреев ощущалось еще сильнее. Так, например, в военном комиссариате, которым рулил Троцкий, из 43 человек евреев было 32 человека, латышей  7 человек, русских 3 человека и один немец. Примерно такое соотношение наблюдалось и в других комиссариатах, а в ОГПУ/НКВД доля евреев доходила до 85%, причем ГУЛАГ был в полном их ведении.

     Как говорят на юге, вы будете смеяться, но еврейские женщины тоже гав не считали. Они решеительно вползали в постели пролетарских вождей. Пожалуй только у Ленина, Сталина и Калинина жены были не еврейки.

     Евреи-националисты донельзя нервно воспринимают подобные подсчеты. Они очень не уважают авторов, которые в  своих статьях, книгах, учебных пособиях численно оценивают  вклад евреев в процесс создания социалистического общества и подчеркивают их  превалирование  в руководящих органах СССР.  Они обзывают таких авторов нацистами и юдофобами. Они требуют дать им по рукам и даже, более того, -- усадить их на скамью подсудимых.  А напрасно. Здесь ничего крамольного нет. На самом деле евреи-националисты должны таких авторов уважать, так как они возвеличивают еврейскую нацию, показывая, что все. за что беруться евреи, они делают качественно. Будь то революция или ГУЛАГ.
 
     А вот кому действительно следует дать по рукам, так это тем еврейским деятелям , которые вычисляют  долю  не гоев в списке нобелей; тем кто составляет  перечни гениальных еврейских композиторов, математиков, литераторов, музыкантов, пытаясь доказать ущербность других наций.  Это уже не национализм. Это чистой воды нацизм. 
      
     А еще молодой Барсуков не верил, что Сталин был садистом, причем, как кричат либералы, глупым садистом, который по дурости, ради собственого   удовольствия уничтожал очень нужных стране людей, например, высший командный состав Красной Армии. Однако,  как теперь стало известно, дуростью здесь и не пахло: красные маршалы действительно готовили (совместно с партийцами-оппортунистами)  кровавый государственный переворот, и первая мятежная пулька предназначалась лично товарищу Сталину. А почистили армию не очень тщательно. В первые дни войны, в результате предательства некоторых командиров, Красная Армия понесла большие потери.

     Народ полагал, что «зазря, без вины не посодют». И он был прав.  Виноваты были ярые противники  сталинского курса на построение социализма в отдельно взятой стране, на укрепление и развитие СССР.  У них просто конечности тряслись  от  нетерпеливого желания  бросить Россию и её народ в геенну мировой революции. Они занимались подрывной, подпольной деятельностью и совершали другие деяния предусмотренные уголовным законодательством того времени.  О правомерности  их наказания свидетельствует тот факт, что созданная демократами комисссия по реабилитации жертв сталинского террора за двадцать лет своей работы, прощая даже явных преступников, смогла реабилитировать лишь 6,5 %  от общего числа репрессированных.

     Конечно, наказания были жесткими. Так и время-то было не ласковое. И мерить события того напряженного, исключительного периода нашей истории современными юридическими мерками совершенно не корректно. Тем более, что в наше время люди даже представить не могут какого масштаба проблемы и задачи стояли перед Сталиным и насколько тяжела и ответственна была его работа.   

    Занимаясь разными домашними делами, Барсуков долго еще был под впечатлением от беседы с Александром Ивановичем. Воистину, для России либералы – это не радость. Однако терпеть их можно. Пусть колобродят. А вот грязь, неухоженность, убожество очевидно отрицательно влияют на все жизненные стороны, особенно в деревне.

     Барсуков размечтался. Если у него было бы много денег, то он вложил бы их в полное переустройство Камар. Пусть хотя бы  одна деревня в России станет приличной. Для этого следует снести все камарские избы и на их месте  построить красивые двухэтажные дома, снабдив их (помимо электроэнергии и газа) водопроводом и канализацией. При этом всю деревенскую территорию необходимо капитально благоустроить и озеленить кустарниками, хвойниками и цветущими растениями.



    ЖИВЫЕ ХВАТАЮТ МЕРТВЫХ
    В зрелые годы, как отголосок детского увлечения марками, как следствие искусствоведческих уроков чудного Мартьяна Кировича. обуяла Барсукова могучая страсть накопительства. Не коллекционирования, не собирательства, а именно накопительства. Он покупал и в течение многих лет копил и копил открытки с изображениями картин русских художников. Конечной целью накапливания было создание альбома, где этими открытками в хронологическом порядке были бы  представлены все известные русские живописцы. Этакий Русский музей и Третьяковка на дому.

На Западе не особенно-то ценят русскую картину. Там больше в чести декоративность, эффектность – качества, присущие старой европейской школе живописи. В произведениях же русских мастеров главным является (наверное от икон) духовность, чувство, настроение. Русские художники ставили перед собой подчас нереальные, фантастические задачи, что делело художничество опасным занятием. В своем иступленном желании изобразить неизобразимое некоторые мастера теряли рассудок, а другие впадали в пьянство.

Собирая открытки, Барсуков хотел так составить коллекцию миниатюр, чтобы  наиболее ярко выпятить именно это стремление русских хуложников к недосягаемому, к высокомy.

Процесс покупки открыток казался  бесконечным. Не очень качественные экземпляры заменялись хорошими, хорошие -- отличными. Черно-белые варианты отрицались цветными аналогами, современные открытки – антикварными.

 В советское время  художественные открытки выпускались в больших количествах и россыпью, и в комплектах, но заметно изберательно.  Так, если репродукций картин  Репина, Левитана, Сурикова, Перова, Маковского, Айвазовского  было навалом, то такие жудожники как Семирадский, Похитонов, Ге, Нестеров, Врубель и некоторые другие открыточно пропагандировались слабо. Скорее всего из-за религиозной тематики их отдельных картин или по причине несоответствия живописной манеры того или иного художника канонам соцреализма. Чтобы преодолеть этот идеологический шлагбаум Барсуков часто посещал магазины старой книги, букинистические развалы, места тусовок филокартистов, где иожно было приобрести, правда не за 20 копеек,  дефицитные открытки,  отлично сработанные  еще в  царское время.

Наконец, через 25 лет терпеливого накопительства настала сладостная пора отбора лучших экземпляров и продуманное размещение их в роскошном альбоме. Результаты такого творчества оказались великолепными. Даже родственники и знакомые Барсурова, очень далекие от живописи люди, приходя к нему в гости, надолго зависали над альбомом не в силах оторваться от созерцания прекрасного.

      Барсуков альбом оформил, но успокоенности не обрёл Он по-прежнему  шастал по разным открыточным оазисам в надежде отыскать что-нибудь шедевральное.  После 91-го года возможности такого поиска резко сузились. Выпуск хуложественных открыток почти прекратился. Закрылся на Невском фирменный магазин «Открытки». Популярность художественных открыток среди коллекционепрв заметно снизилась. Ходовыми  на чёрном рынке стали открытки такой тематики как ню и виды городов.  Очевилно, с учетом конъюктуры и появилась однажды  в книжных магазинах подборка  открыток с фотовидами старой Москвы.

       Барсуков стоял у книжного стенда модного магазина и с интересом  рассматривал тонированные сепией старинные фотографии. Здесь были и Красные ворота, и Сухаревская башня, и памятник Скобелеву, и главы Воскресенского монастыря и еще много, много интересных памятников старины,  которые  суетливые москвичи снесли, взорвали, демонтировали.

      Преебирая открытки, он наткнулся на фото Красной прощади: у зубчатой стены распологалось неуютное, замощенное булыжником пространство. Площадь совершенно не выглядела как торжественное место, как главный пункт страны.
 
      «Так на ней  Мавзолея нет, -- дошло до Барсукова. – Поди ж ты! Без Мавзолея-то площадь смотрится так же странно,  как  человеческое лицо без носа. Хорошо бы разослать это фото всем сторонникам ликвидации Мавзолея. Пусть посмотрели бы во что они хотят превратить главную площадь страны.»

  Может быть случайно, а скорее всего в силу своего таланта, спроектировал архитектор Щусев совершенное, прекрасно-строгое  сооружение, предназначавшееся для упокоения тела В.И.Ленина. После постройки у кремлевской стены этой усыпальницы Красная площадь приобрела законченный, благородный вид.

      Некоторые считают, что творение Щусева включает элементы, характерные для египетсеих пирамид и гробницы Кира Великого. Но это как посмотреть. Барсуков углядел в облике ленинского Мавзолея нечто другое. В его представлении Мавзолей – это стилизованное повторение  Галикарнасского мавсолея, усыпальницы царя Мавсола,  решенное в коструктивистском ключе.

     Мавсолей в Галикарнассе поражал современников и разиерами и красотой. Он был включен в число «семи чудес» античного мира. Его именем сиали называть все другие крупные усыпальницы._До нас это чудо не дошло, оно, простояв 18 столетий, в ХШ веке сильно пострадало от землетрясения, а позднее руины мавсолея  разобрали крестоносцы для строительства замка св.Петра. Уцелело лишь несколько его скульптурных фрагментов, которые хранятся в Британском музее. Зато сохранилось краткое описание усыпальницы  Мавсола, из которого следует, что она представляла собой усеченную, ступенчатую пирамиду, разделенную посредине ионической колоннадой. Вот такая, по мнению Барсукова, но только остро осовремененная античность и расположена на Красной площади.

       «Почему же либералам не нравится эта  осовремененная  античность?  Почему у них чешутся руки вынести тело Ленина из Мавзолея, а сам Мавзолей разобрать?», --  недоумевал Барсуков. Раньше подобные вопросы не  беспокоили его. Он слышал о периодически возникавших двскуссиях относительно судьбы  «красного погоста», однако эта тема его не интересовала. «Закопают– не закопают,  демонтируют – не демонтируют, какое это имеет значение. Сейчас не нравится Мавзолей – снесут, после одумаются – прстроят вновь. Москвичам к этому не привыкать.», -- рассуждал Алексей Георгиевич

      Однако, после просмотра старинной фотографии ему стало немножко жаль Красную площадь. Он решил ознакомиться с кредо  либералов, ратующих за снос Мавзлея. Как и ожидал Барсуков, либеральские  доводы оказались совершенно не убедительными. Они сразу же рождали у него однозначные контрдоводы.

     Довод 1. Ленин завещал похоронить его рядом с матерью на Волковом кладбище.
      Контрдовод 1. Такая воля Ильича ни в одном письменном документе не зафиксирована.

      Д.2. Необходимо похоронить Ленина по-христиански, а то лежит, как языческая мумия.
      К.2. Ленин – атеист. Ему было совершенно безразлично как его похоронят. Он твердо знал: когда он умрет его уже не будет.

      Д.3. Ленин совершил много преступлений. Праху его не место на Красной площади.
      К.3. Все значимые поступки Ленина не выходили за рамки законов того революцонного времени, в котором он жил, поэтому современники не только не отдали его  под суд, а, наоборот, безмерно возвеличили.

      Д.4. Государство расходует бешенные деньги на содержание Мавзолея, вместо того, чтобы потратить их на обездоленных.
      К.4. С 1991 года госуларство не вложило в Мавзолей ни копейки. Все расходы по содержанию Мавзолея покрываются из средств фондов и за счет частных пожертвований.

      Д.5. Кладбище у стен Кремля совершенно не совместимо с проведением на Красной площади рок-концертов и других развлекательных мероприятий.
      К.5. А вы не притесь с пивом и своими децебеллами на священное место. Что в Москве площадей мало? Раньше на Красной площади даже курить запрещалось, а не то, чтобы мочиться по зауглам.
      
       Были и другие, более смехотворные да еще и с мистическим душком «доводы». Рассматривать их, только время тратить.
      Ощущая шаткость своих гробокопательских построений либералы обратились за помощью к историкам. Высокомудрые геродоты из академического  Института  истории сочинили пространную бумагу, в которой  настаивали не следуюшем:
      а) Ленина закопать,
      б) Мавзолей аннулировать,
      в) кости коммунистических вожаков перезахоронить,   
      г) урны из кремлевской стены раздать родственникам,
      д) памятник Минину и Пожарскому переместить на середину площали.

     Ддя чего же все это нужно делать? А для того чтобы привести внешний облик площади к виду, исторически сложившимуся на конец 19 столетия.

     Барсуков современных русских историков не уважал и учеными не считал, называя их про себя попками набушмаченными.    А что еще можно сказать про историков, которые даже о конкретном историческом  явление имеют сначала одно, а затем совершенно противоположное представление, причем в то же самое время их зарубежные коллеги вообще отрицают реальность  этого явления? 
    Пример, лежащий прямо на поверхности: разгром фашистской Германии.

Сталин победил Гитлера! В результате «десяти сталинских ударов» Красная Армия под руководством Верховного главнокомандующего И.В.Ствлина обескровила Германию, а затем полностью разгромила её.

В войне с немцами победил не Сталин, а народ. Сталин же потерпел невиданный в истории разгром, итогом которого стал кризис соцсистемы.

Причем здесь Сталин, причем Красная армия?  Победу в войне с Германией одержали войска Америки и Англии  путем успешно проведенной операции «Оверлорд».

     Вот такие они, историки. Флюгероподобные. Не удивительно, что у Барсукова, после ознакомления с реставрационной концепцией институтских  историков, возникли вопросы.

       Во-первых, зачем современный, исторически сложившийся вид Красной площади искусственно устремлять к давно утраченному виду?  Так кто-нибудь предложит и во всей  Москве снести высотки и возвести сорок сороков храмов и церквей,  да с золотыыми куполами. То-то будет декорация!

       Во вторых, если менять облик площади, то почему в пользу  19 века, а, скажем, не 18 или даже 17? Тогда площадь была более живописна: наполненный водой ров перед Кремлем, каменный мост, перекинутый к  Спасской башне, кирпичные  защитные стенки на обоих берегах рва, лобное место, окруженное кольями с отрубленнвми головами. Экзотика!

     «Либеральных историков следует попридержать, -- определился  Барсуков. – Они, вкупе с демократичкскими деятелями, и так прилично набалаганили практически во всем.  А тело Ленина обязательно погребут, но не в результате либерального воя. Необходимость предания ленинских останков  земле возникнет естественным путем. Произойдет это тогда, когда иссякнет возможность поддержания забальзамированной  плоти в приличном состоянии или, когда большинство граждан России обретут убежлденность в целесообразности такого погребения».