События случайны, имена относительны, выводы нереалистичны.
Битиё формирует сознание.
Утро зачалось с главного вопроса философии. Судя по ору, бутузили сотрудников - радетелей совести. Состоявшиеся национал-предатели числились на сегодня дворниками. Им выдали казённые сапоги, суконные фартуки, дворницкие бляхи и мётлы. Каждому - по свистку на шнурке, если что трель пустить. Обязали подметать территорию и следить за порядком, как демонов Максвелла - пущать или не пущать. И вот их, демонов, метелили.
- Я не какой-нибудь Эдичка! - верещал главред Алексей Алексеевич. - Я эффективный продажник.
- Да-да! - подвывал Виктор Анатольевич. - Будем жаловаться. Наше эхо докатится до Европы.
- Сейчас ты у меня докатишься! - проникновенно грозил незнакомый голос. - Потому как Европа ваша в американской жопе.
Сполоснув лицо водой из алюминиевой кружки, я вывел на монитор картинку. Вот чем хорош современный мир? Можно сказать неприличное за углом общественного туалета, а услышат все, потому что камеры. Если про камеры знать, будет порядок.
Подле ворот в желтую диагональную полоску некто спортивной наружности, схватив за шкирку моего мальчика для битья, тряс его головой. Неужели перхоть вытряхивал? Над ними размахивал туловищем Алексеич. Раз за разом он пытался просунуть руки-плети незнакомцу под мышки. Всхрапывал, приплясывал, притоптывал. Проще говоря, имитировал активность по спасению товарища по цеху.
Но тут не выдержала голова Виктора Анатольевича.
- Папа, - лязгнула она. - Наших бьют.
- Вы под это подписывались, - констатировал я. - Давно?
- Недостаточно, - процедил спортсмен. - Папа! Надо же. Покайтесь, грешники.
- Он первый начал, - погрозил небу Алексей Алексеевич.
- Мы же при службе! - пискнул Виктор Анатольевич.
- А я по вашему - где?
- За решеткой, - не сговариваясь, сказали все трое и прекратили боевые действия.
- Отмотаем запись?
- Не надо, - притопнул главред. - Я высказал, что у любого поцреота руки в крови.
- Врёт ведь, гнида, - радостно сообщил незнакомец и для острастки ткнул Анатолича кулаком под ребро.
- Вру, - взблеял дежурный по метле. - Потому как склонность имею, ага. Мы ему взятку предлагали. А он...
- Сколько?
- Муллион.
- Даю десять, - быстро сказал я. - И курортное жильё до конца ваших дней за госсчёт.
- И как долго продлятся дни?
- Глупости. Vip-жену вручим, Волочковскую. Соглашайтесь.
- Я за Россию болею.
- Мы вас вылечим.
- Рискните.
Гость повернулся. Я увидел на посконном круглом лице глаза - как две дырки у двустволки.
- Давно хотел, - сказал он, целясь зрачками в камеру, - Познакомиться лично, папа.
- Становитесь в очередь, - посоветовал я. - Ваша фамилия Платов? Матвей Иванович?
- Вы же читаете.
- Разумеется. Так, обозначьте идею. Предупреждаю: заказчик не приветствует либерализм, капитализм и всё что ниже по списку. И еще: ваши оппоненты выступают за правовое государство. Это соблюдение законодательства. Что говорит законодательство о системе? Нужно получить разрешение органов власти. Заключите договор. Идите, реализуйте. Вышли, не имея права, - получите по башке.
Кандидат расправил плечи:
- Предлагаю уголовную ответственность власти за свои поступки.
- Недопустимо, - побледнел Алексей Алексеевич.
- Мы рушили-рушили и вот те на, - напарник натужился и просвистел боевой сбор.
Через три месяца затишья засветился Он. Не зелен, не сед, но с тем стальным прищуром и желваками, когда и до алого паруса рукой достать, и рельсы по вечной мерзлоте проложить - раз плюнуть. Блондинистый, обещанный. Камеры и микрофоны включены. Место встречи взвело курок.
- Ну, Морфиус, не подведи, - шепнул самому себе, включил интерком и постучал ногтем по микрофону. - Проверка связи. Тук-тук. Кто там? Это я, почтальон Печкин. Товарищи враги Отечества, настал час нашей расплаты. Явился Избранный. Одно из двух. Или мы учим его уму-разуму, а он указывает нам на дверь. Или ломаем ему рога и он, топоча копытами, удаляется в сторону моря. Приготовились. Пластиковые окна Овертон, двойной стеклопакет, всё включено. Итак, он сказал: поехали...
Матвей Иванович шёл лёгкой, пружинистой походкой. Дистанция в восемьсот пятьдесят метров. От входа до моей каморки. Для прошедшего бюрократические рогатки - сущий пустяк. Видно было, что в радость кандидату погода с покрасневшими листочками на ветках, домики в пастельных тонах, белые занавески в зелёный горошек, аккуратные оградки, ещё пахнущие краской и молодые клёны, выстроившиеся по линейке вдоль дорожки и машущие листвой, как пионеры флажками.
Настроение у чела приподнятое. На душе ни песчинки, в глазу ни соринки. Вот и вышагивал, выставив голову как штык. Всё бы ничего. Вдох-выдох, отмашка левой. Но не в силах был Матвей Иванович совладать с глазами. Зыркал герой и стрелял по сторонам, в ожидании подвоха.
"И правильно, - отметил я. - Нельзя расслабляться. С его-то будущей работой. Съедят".
Вот он поравнялся с первым домиком, миновал крыльцо. Ставни распахнулись. Стал Матвей Иванович лицо поворачивать, да не успел. Ку-ку. Метнувшаяся навстречу рука длиною была метра два, не меньше, и походила на волосатого питона с пудовым кулаком вместо головы.
- Йэх! - всхрапнул кандидат и отлетел к противоположному домику, обломавши штакетник.
"Отлично, Коля! Не напрасно налогоплательщик отстёгивает копеечку, - подумал я, фиксируя скользнувшую в глубину комнаты гигантскую тень со скошенным назад лбом. - М-да... Какой умник решил, что неандертальцы вымерли? Антро-по-логи!"
Я взглянул на секундомер. На счёт "пять" Матвей Иванович встрепенулся, сел и потряс головой. На "шесть" - завозился, закряхтел, на "семь" встал на карачки; на "восемь" - вытянулся и посмотрел в сторону закрывшихся ставень.
- За что?
- Было бы за что, не встали бы.
- Логично, - его глаза встретились с моими. - Папа, так почему вы не национализировали центробанк? Не отдали под суд Семью, олигархов?
- Молодой человек, нам в кооперативе казалось, деньги решают всё.
- И что теперь?
- Золотой телец - бог чужого народа.
На экране высветилась статистика, я выдавил скупую улыбку:
- Четыре лишних секунды и вам помахали бы ручкой.
Кандидат потрогал взбухающий желвак и сплюнул в ромашки передний зуб. Зря конечно. Потому что позади отворилась расписная, под хохлому, дверь. В проёме возник заиндевевший стакан апельсинового сока, грациозно перевернулся и вылил на Матвея Ивановича содержимое.
- Хааа!.. - выдохнул кандидат, делая прыжок с места. - Холодно же... Сдурели!
"Есть у сына юриста опыт. Несомненно. Приобрёл в трудных дискуссиях девяностых".
Матвей Иванович вытанцевал на дорожку и, пытаясь разглядеть на спине расплывающееся пятно Роршаха, по инерции шагнул назад. Ну и... получил пинок под крестец. Только мелькнула нога в гольфе и бутсе из очередной двери. Фалды пиджака взметнулись, а надежда Отечества растянулась в грязи.
"Молодец Сашок, - отметил я, ставя мысленную галочку. - Это не стулом по голове менеджера бить. Оле-оле Динамо".
Кандидат отжался, поглядел на струйки, стекающие в место упокоения, и принял неординарное решение:
- Да пошли вы, - и сел в лужу, ещё и поелозил, устраиваясь.
- Что-то не так? - проявил я любезность. - Вы учитель истории. Зачем вам это?
- Я хирург. Буду резать и изымать лишнее.
- А помягше нельзя?
- Больной при смерти. От ваших мякишей у его живот вспучило.
- Гомофобия? Опиум для души?
- Извращенцев в распыл, без суда и следствия. Акт линчевания, как гражданский долг перед потомством.
- Народ?
- Народу нужны герои, а не воры.
Матвей Иванович вскочил и бросился в мою сторону.
Я вздохнул и нажал Большую Красную Кнопку. Тут же в кустах мелькнула конопатая физиономия Толика, отстрочившего положенные двенадцать "квачковских" пуль в молоко; взлетела фанерная "Булава" и, прежде чем развалиться, выронила за домом боеголовку...
Распахивались и захлопывались окна и двери. Под ноги бегущему летели бусы, леденцы, колбасы, ампулы против куриного, свиного и мышиного гриппа. Толстые, худые, симпатичные и, прямо скажем, страхолюдные мужчины и женщины бросались наперерез, не стесняясь своих известных на всю страну наружностей и намерений. Терять им было нечего и потому казались как львы. Хотя были из них козлы, ослы, бараны.
- Ату его! Держи!..
Пол тряхнуло. Потом ещё. Я стал считать. Один, два... Мигнул свет. Импортная аппаратура приказала долго жить. С ней согласилась резервная. Тогда на помощь пришла "Мёртвая рука" и конец света завершился.
Когда сквозь дробь барабанных перепонок пробилось воробьиное чириканье и дымовая гарь рассеялась, под окном обозначился сгорбившийся Матвей Иванович. Он тяжело дышал и сквозь прутья решётки нехорошо смотрел на меня. Кандидат претерпел метаморфозы: на расцарапанной ногтями щеке образовалась подпись губной помадой "от Ксюхи с любовью"; пиджак лишился рукавов, но покрылся оспинами ожогов от сигарет, похоже, ими стреляли очередями; в одном кармане штанин - раздутая от антибиотиков куриная ножка Буша, в другой - пачка баксов, толщиною с докторскую колбасу; бейджик с надписью "Новичок" и пара мужских стрингов на месте галстука.
- У кого учились? - меня кольнула ревность. - Сталин, Рузвельт, Черчиль, Мао, Каддафи?
- На ваших, чёрт бы их побрал, ошибках, - кандидат начал избавляться от гостинцев.
- Обычно наступают на грабли.
- У меня совковая лопата. Я ваш могильщик.
- Как скажете, - я взял с полки папку, авторучку и протянул ему сквозь прутья. - Хотя время, - обозрев небосвод, оценивающе посмотрел на солнце. - Обедать пора.
- Мне спешить некуда, - Матвей Иванович раскрыл папку, впился глазами в страницу.
- Вам здесь не читальня, - я попытался выдернуть документ.
В образовавшейся тишине хрустнула зубная эмаль.
- Вы что же, прохвост, подсовываете? Думаете, после всего, - кандидат кивнул себе за спину. - Нюх потеряю? - И процитировал. - Я, нижеподписавшийся, отказываюсь...
- Стоп-стоп. Я понял, - и протянул Правильную папку. - Вот опять. Плюсик вам. Всё по науке - договор пре;жде читают. Потом подписывают. Поднаторели.
- Поднатореешь. Чуть страну не угр-робили!
Стерев лишнее с лица, сбросив остатки пиджака под ноги, победитель вытащил из заднего кармана листки бумаги, расправил и начал читать вслух...
Время, что кандидат зачитывал программный текст, принимая присягу, я и моя команда стояли по стойке смирно. Камеры, что демонстрировали этапы прохождения Матвея Ивановича, сосредоточились на Объекте. Они фиксировали мимику, движение глаз, пальцев, перелистывающих страницы; они "отъезжали", показывая панораму и "приближались", чтобы зрители могли оценить лицо, в профиль, в анфас, каждую его складку, морщинку и как следует запомнить. В кругу семьи, в офисе, в цехах заводов, в казармах. Чтобы при случае пожать руку, передать личное "спасибо". За чистые улицы, светлые города, уютные квартиры. За лучшее образование и медицину. За сытые, обеспеченные годы. За детей и стариков.
Или сыскать в глубокой дыре, выкрасть из-за "бугра" и наказать по Закону. Если обленился, запустил руку в государственный карман. Или совершил непростительную ошибку, что привела к несчастью страны, города. Или человека.
Ведь это их Глава! Самый ответственный винтик государства.
Софиты погасли. Платов захлопнул папку:
- А что, Папа, неплохо на вас костюмчик сидит. Милая полоска.
- Не говори гоп, - поморщился я, обесточивая аппаратуру. В голове уже роились мысли о новом сценарии, который придётся изобретать для следующего кандидата. Нужно быть готовым. Кто знает, может этот продержится месяц, а не год.
Я сделал дела и поднял глаза:
- Иди уже. И запомни сегодняшний день. Споткнёшься - лишний костюмчик всегда найдётся. Ты главное работай. Честно. А то замочим. Даже в сортире...
(C) (C) Yeji Kowach /2010/2014