Страшно даже думать, что сегодня это совсем другой город. Там идёт война...
Это мой любимый город после Севастополя. Это вообще второй в моей жизни город. Здесь в маленьком домике на улице Артёмовской жили мои дедушка с бабушкой – мамины родители. Они жили возле вокзала и песня поездов была моей колыбельной. Почему-то мне никогда не мешали ни гудки паровозов, ни стук колёс. Я любила поезда. Я очень любила ехать на поезде к бабушке и смотреть в окно, или стоять на станции и махать отходящему поезду, или слышать поезд издалека. Тогда можно было представить, куда он идёт: непременно в волшебную страну.
Бабушка Тома была из тех, кто палку воткнёт в землю, она и зацветёт. У бабушки между домом и летней кухней был шикарный розарий. Очень помню, как мы ходили гулять по городу, и бабушка неожиданно доставала из дамской сумочки секатор и ловко срезала понравивишиеся ей веточки розы, а потом дома сажала эти голые палочки в землю и накрывала баночкой. О, чудо! Через некоторое время колючая палочка прорастала, покрывалась новыми листиками, а потом и цветами. Это было почище бытовой алхимии Джо из «Ежевичного вина».
Бабушка была удивительная -родилась она "на тачанке", как она любила говорить, где-то в в Средней Азии. Потом они одно время жили в Москве, где её отец был назначен на кондитерскую фабрику директором или замом. С тех пор любовь к хорошим шоколадным конфетам бабушка сохранила на всю жизнь. До сих пор помню её подарки: «Курочку Рябу» и «Метеор» Донецкой фабрики. «Курочка» была сделана любовно и с фантазией: коробочка в форме яйца, внутри – соломка, а в ней – маленькие яички в серебряной и золотой фольге, в каждом внутри – белок и желток (белая и жёлтая помадка). Ничего красивей и вкуснее я не помню.
А зимой Донецк засыпало снегом, и это было лучшее развлечение для маленькой девочки из бесснежного Севастополя. Я просила:
- Дедушка, а дедушка, покатай меня на саночкав, а?
И дедушка вёз меня по улице. Однажды он меня потерял. На каком-то крутом повороте я просто выпала из санок, а поскольку была закутана в сорок одёжек, то не смогла даже пикнуть. Хорошо, что дедушка встретил своего друга-шахтёра, и тот поинтересовался, куда тот везёт пустые санки. Дед быстро развернулся и нашёл меня в сугробе. По его версии я спала. А я сама не помню эту историю.
Зато хорошо помню, как «лечила» деда каждый вечер: делала ему уколы, мерила температуру и предписывала постельный режим. Дед был доволен! После трудного дня в забое это было просто счастье – лежать на диване под щебет внучки. А много лет спустя, когда я в подростковом возрасте часто и подолгу болела, уже дедушка сидел у моей постели по-настоящему: разговаривал со мной, рассказывал смешные истории из своего детства. Разве что не танцевал. Я-то для него ещё и танцевала с удовольствием: ставила «Кармен-сюиту», надевала мамино платье с юбкой-солнцем и изображала испанский танец. Все уверяли, что получалось у меня просто прекрасно. Я думаю, что так и было, потому что меня просили станцевать и для гостей, и просто так – при каждом удобном случае. Ах, как мне хотелось быть настоящей танцовщицей, но увы – родителям даже и в голову не приходило отдавать меня в какие-то танцы и возить на другой конец города.
Летом в Донецке было очень красиво: такого количества роз, как в этом шахтёрском городе, я никогда и нигде не видела. Но если дует ветер с терриконов, от чёрной угольной пыли дышать нечем, а на подоконнике, вытертом утром, к вечеру образуется слой пыли в пол-сантиметра. Зато можно рисовать пальцем всякие узоры, пока бабушка не увидит и не заругает. Вообще с возрастом бабушка ругает детей всё меньше, становится мягкой и уютной. Мне даже странно слышать от мамы, что в её детстве бабушка была строга и сурова.
Когда я была совсем крохой, бабушка кормила меня манкой с ложечки, при этом сюсюкая и изображая то собачку, то кошечку. Никто так себя не вёл в моём серьёзном родительском окружении. Поэтому, видимо, я и не могла от изумления проглотить ни одну ложку, а когда во рту не осталось больше места, я сжала щёки и фонтан манной каши выплеснулся прямо бабушке в лицо. До сих пор поражаюсь, что мне за это, по рассказам очевидцев, ничего не было: бабушка срочно побежала умываться и переодеваться, а я улизнула в чудесный бабушкин розарий и сидела там тихо и восторженно под сказочными кустами роз, дышала неземными ароматами и представляла, что я всё-таки попала в волшебную страну на чудесном поезде...
Межмирье
Волною времени размытые следы
беды бездушной, радости беспечной
и быстротечной юности... Среды
и пятницы...
Рассады огуречной
на подоконнике.
А конники поют
лихую песню в старом-старом доме.
И пахнет розами прабабушкин уют,
в трельяже отражаясь на изломе
и умножаясь...
Между - я стою
в безвременьи, в безмирье сотни комнат.
Я этот мир от бабушки таю
и даже от себя. Но мне напомнят:
пробьют в гостиной дряхлые часы,
и эхом прогрохочет полдень пушка.
Возникнут розы в капельках росы
и на столе - в горошек белый кружка.