Никитин открыл, как обычно, дверь своим ключом, снял ботинки и решительно направился на кухню. Он набрал в легкие воздуха, как перед погружением на глубину и выдохнул:
- Я от тебя ухожу.
Жена Никитина – Оля стояла у плиты и помешивала картошку. Она удивленно подняла бровь и спросила:
- Прямо сейчас?
Никитин не ожидал такого вопроса. Он ожидал совсем другого и немного растерялся:
- А когда?
- Ну хотя бы поешь, - Оля растерянно посмотрела на кастрюлю, - для кого я это все делала?
Никитин был голоден и подумал, что час ничего не решит. А ТАМ вряд ли накормят.
- Хорошо, - кивнул он. Развернулся и пошел из кухни.
- Руки, - крикнула ему вслед Оля, - там свежее полотенце голубое. Она любила все голубое и зеленое. Никитин послушно пошел в ванную, вымыл руки, посмотрел на себя в зеркало, ничего особенного в нем не увидел и вернулся на кухню. Оля готовила хорошо, даже гениально в каком-то смысле. На столе стояла большая тарелка с картофельным пюре, сковорода с пышными котлетами, соленья, черный хлеб и морс. Скатерть-самобранка из сказки. Никитин ловко перекинул две котлеты в свою тарелку и стал есть, мыча от удовольствия. Все-таки это счастье – получить вкусную еду, когда голоден. Все должно быть своевременно в жизни.
- Ну как? – поинтересовалась Оля.
- Очень!
Никитин ел, как будто ничего не случилось, а Оля смотрела на него и спрашивала: «Ну как?» как будто ничего не случилось. От этого Никитину показалось, что он ничего и не говорил. Но он говорил. И за свои слова нужно отвечать.
- Ну ладно, - сказал он, - пойду я. Оля вскинулась:
- Подожди, я тебе рубашек соберу. В чем же ты завтра на работу пойдешь?
Никитин послушно сел обратно. Все пошло не так и неправильно. Если бы Оля начала плакать, ругаться и называть его предателем – было бы намного легче. А еще лучше, чтобы в конце она сама выгнала его из дома. Ему не хотелось брать ответственность. Но она не плакала и не кричала. Она накормила его и не хотела, чтобы завтра ему нечего было надеть. Никитин почувствовал себя палачом. Он хлопнул себя по коленям, решительно встал и пошел к жене.
- Не надо, не собирай, я из дома поеду.
- Вот и правильно, - похвалила жена, - а то на ночь глядя.
Ночью Никитин думал о НЕЙ. Когда все это началось? Весной или раньше. Она только пришла к ним на работу. Молодая, наглая и веселая. Первым делом она оглядела всех как-то поверху, словно прикидывая сколько голов теперь у нее в стаде. На Никитине она задержалась дольше всех, хмыкнула и прошла мимо. Никитин не мог объяснить ни себе ни другим что произошло. Но внутри него сошла лавина и он почти задохнулся. Не мог двинуться ни туда, ни сюда, пока она не придет и не вытащит его. Это не жена со взглядом овечки. Это хищница, пантера! Попробуй, дотронься, если духу хватит. Но и взгляд не оторвать, столько силы и энергии. Магнит, а не женщина.
Магнит звали Наташа. Наталия, как она сама себя называла, с ударением на «и». Ей не хотелось, чтобы люди спотыкались о мягкий знак в ее имени, она пошла в паспортный стол и заменила одну букву на другую. Легко и просто, как за хлебом сходить. Никитин за хлебом ходил, как на задание. А тут… Имя! Никитину она сказала: «Зови меня Лия». Он не сопротивлялся. Он вообще сразу перестал сопротивляться. Пошел за ней, как на веревочке. Что она в нем нашла? Внешность приятная, почти красивый, но не красивый. Застенчивый. С другой стороны, что плохого в застенчивости? Был бы наглый – перегрызли бы глотки и истории конец. Какое-то время он был в полной растерянности. Что делать? И без нее плохо и жена ни в чем не виновата. Сумасшедшей любви-лавины в его жизни до этого не случалось. С Олей вместе отучились, потом поженились. Все по классике. А тут – триллер откуда не возьмись. Он мог бы и дальше метаться, но однажды Лия посмотрела ему прямо в глаза и спросила:
- Кто ей скажет? Ты или я?
Она не предлагала ему самому решить, хотя вроде и оставила выбор. Но какой это выбор? Ты или я?
- Лучше я, - решил Никитин.
- Тогда сегодня, - подытожила она, - или завтра я. А иначе послезавтра ты расколешься надвое, и тебя будет уже не собрать.
Никитин ворочался, сон не шел. Надо бы позвонить, нехорошо получилось. Но что он скажет? Так, мол, и так – приду завтра? Ему вдруг захотелось снова стать маленьким, чтобы ничего не надо было решать. Но как сказала Лия: «Если ты не решишь сейчас, что ты скажешь себе потом, когда жизнь кончится?». Это было тоже страшно - в конце жизни выяснить, что трусость лишила тебя, может быть, самого яркого события в твоей жизни. Выбирать надо было сейчас.
На следующий день он опоздал на работу. Вошел и сразу встретился с ней глазами. Она коротко кивнула, мол, сказал? Он так же коротко кивнул: сказал. Лия опустила взгляд в монитор. Главное было сделано, можно теперь не суетиться, счастье не любит суеты и шума.
В обед позвонила жена.
- Знаешь, тут такое дело, - замялась она. – Надо Кирюшу сегодня забрать. Мама не сможет, а меня попросили смену взять. Ты забери, пожалуйста, а потом уж иди. Мама тебя подменит.
Никитин встал в ступор. Только мамы не хватало. С другой стороны – это он собирался бросить семью и теперь Оля должна работать в две смены.
- Я заберу.
Лия увидела его тревогу и снова кивнула, чего, мол? Никитин поморщился. Лия задорно подмигнула. Или ничего не поняла или сделала вид.
После работы Никитин пошел в садик. Лие сказал, что за вещами.
Кирюша увидел его издали и запрыгал от нетерпения. Отец редко забирал его, и в такие дни его распирала гордость от того, что у него есть папа, высокий, сильный и его. Он гордо шел рядом, даже приподнялся на цыпочках и крепко держал отца за руку. Он чувствовал спиной, как все в группе ему завидуют. Абсолютно все.
Вечером позвонила жена:
- Мама не может прийти, у нее давление. Ты покорми Кирюшу, там супчик в холодильнике. В десять надо спать его уложить и можешь идти. Я в час вернусь, он все равно спать будет. Прости, пожалуйста!
Никитин почти увидел ее овечий взгляд, когда она сказала: «Прости, пожалуйста».
- Хорошо, - коротко бросил Никитин и положил трубку.
Кирюша ел суп и смотрел, не отрываясь, на отца. Его же глазами. Он вообще был маленькая копия Никитина. Только выражение глаз незамутненное, чистое и с огоньками. Он всегда ждал глазами чего-то необычного. Что, например, откроется дверь и войдет волшебник. Тот, который из вертолета. Настоящий. И вытащит живого белого кролика из шляпы. И отдаст ему. А Кирюша возьмет кролика, прижмет к себе и будет знать: это сделал папа. Договорился с волшебником, сказал про кролика. Все он. В такие минуты магнит ослабевал и Никитин был почти уверен, что никуда и никогда он не пойдет. Потом смотрели мультики, Никитин на кресле, Кирюша – у него на руках. Потом мылись в ванной с пузырями, потом надевали пижаму с олененком, потом читали книжку под ночником. Потом… Никитин проснулся на кровати сына. Было пять утра. Сын сопел рядом. Никитину захотелось плюнуть на все, лечь рядом и спать дальше. Сын как бы делился с ним детским беззаботным сном и это было сильнее всех магнитов на свете. А, может, это от того, что он понимал, что теперь они будут реже видеться. Но он знал, что будет утро, и что она даже не посмотрит на него и, скорее всего, вообще никак не даст понять, что они вообще знакомы. Он встал, пошел на кухню, отпил воды прямо из чайника, увидел на столе записку: «Жалко было будить. Извини»… Опять «прости» и «извини». Это он должен прощение просить, он. Но пока было не за что, он еще ничего не сделал. Третьи сутки он не мог сдвинуть себя с места.
К своему удивлению Никитин не встретил отсутствующего взгляда Лии на работе. Он не встретил ее вообще. Он выждал пару часов, но она так и не появилась. Тогда он как будто между прочим подошел к ее столу. Все было как всегда. Те же бумаги, зеркальце на столе, рабочий беспорядок.
- А где Наталья? – спросил он не кого-то конкретно, а так – в пустоту, пытаясь показать безразличие. Получилось фальшиво. Про их роман знала вся фирма.
- А вы что не знаете? – так же фальшиво удивилась Нонна Михайловна - главбух, и даже приподняла для убедительности очки.
- Нет, - пожал плечами Никитин.
- Наталья Сергеевна улетела в Москву. Она еще две недели назад заявление у генерального подписала. Вот, не знаем кем заменить, - главбух обвела всех взглядом, наслаждаясь своей осведомленностью.
Никитин почувствовал, что задыхается.
- Как же так? – он растерянно опустился на стул. – Она же мне обещала, обещала… документы там… одни документы мне обещала…
- Да вы не волнуйтесь так, - успокоила главбухша, - незаменимых нет, все сделаем. Какие вам документы?
Никитин тяжело поднялся, посмотрел на всех так, словно впервые их видит.
- Никакие…
Никитин подошел к своему столу и открыл самый нижний ящик. Там лежали сигареты. Он бросил курить почти год назад. Из-за Лии. Ей не нравилось. Курил двенадцать лет и в один момент бросил. Но сейчас он понимал, что если не закурит, то выйдет в окно. Он потянулся к пачке, которую спрятал на черный день и увидел конверт. На нем было написано ее рукой всего одно слово: «Тебе». Никитин вытащил конверт и, прижимая к себе, как шпион пошел к выходу, успев схватить пиджак со спинки стула. Работать он сегодня не собирался и что он нем подумают его тоже не интересовало. Он вошел в лифт, открыл конверт и увидел письмо. Он шумно выдохнул. Хоть какое-то объяснения. Хотя, он примерно представлял содержимое письма. Предатель и трус. То, что не сказала жена – скажет Лия. Прочитать он решил его подальше от посторонних глаз. Сел в машину, завел двигатель и поехал. Без цели. Мысли путались и какая-то сила держала его за горло и не давала нормально жить. В глазах жгло. Все могло быть по-другому. Трус и предатель. Но можно все исправить. Он все сделает правильно и ему не будет стыдно потом говорить с собой. Никитин не заметил, что автоматически подъехал к своему дому. Что ж… так даже лучше. Дома никого. Жена на дежурстве в больнице, сын – в садике.
Дома было тихо и уютно: тикали часы на кухне, урчал холодильник. Никитин сел на стул на кухне и стал читать.
«Я знала, что ты не решишься. Может, даже тебя кто-то похвалит. Ты – положительный персонаж. А я – нет. Меня в этой истории вообще никто не учитывает. Ты учитываешь только себя и свои обстоятельства. Поэтому я уезжаю. Навсегда. Я не могу ходить каждый день мимо тебя, как будто ничего не произошло. Потому что произошло. И без анестезии мне этого не выдержать. Но я не могу не попытаться в последний раз. Сегодня тебе привезут билет. Лично тебе. Билет до меня. В девятнадцать –ноль ноль. Вылет в двадцать два – двадцать. В два сорок я буду ждать тебя у стойки номер семь (это мое любимое число). Я буду ждать ровно час, потом я уйду и больше мы никогда не встретимся и не увидимся, даже случайно. Даже если ты полетишь на следующий же день. Не бойся, я не прыгну в реку и не отравлюсь. Я буду жить, но без тебя. А ты без меня. Решай. Твоя Ли»…
Никитин вскочил, посмотрел на часы. Начало третьего. До семи еще была уйма времени, но ему показалось, что вот-вот мимо него проедет последний вагон и он не успеет. Бегом вбежал в комнату, вытащил из под кровати чемодан, открыл, посмотрел пару секунд. Что же брать? Он никогда не уходил и не знал что делают в таких случаях. Решил как в фильмах – побросать все вместе с плечиками. Рубашки, брюки – все. Закрывая чемодан он четко знал – он делает все правильно. Жена простит, сын – поймет, когда повзрослеет. Стойка номер семь. Ничего не перепутать. А если и перепутает – он будет бегать по всему аэропорту и кричать ее имя. Пока не найдет. И только тогда сможет сновать дышать. Он подойдет к ней, возьмет за руку и они пойдут вместе. Навсегда. И не важно куда. Может, тут же сядут на самолет и улетят на тихоокеанский остров, а может – в Норильск.
Ближе к семи Никитин почувствовал, что взорвется от нетерпения. Жена еще не вернулась и он боялся, что они застанут его дома. С чемоданом. И надо будет что-то объяснять и врать двум парам глаз. Без пяти он начал грызть ногти, чего не делал с шестого класса. Ровно в семь почувствовал, как жар заливает лицо. Еще чуть-чуть и лопнет какая-нибудь артерия. Он хотел пойти умыться холодной водой, но боялся пропустить курьера. Время стало резиновым или вообще остановилось. В семь – ноль пять он подошел к двери и прижался ухом. Где-то внизу залаяла собака. Должно быть, сосед вышел с ней на прогулку. Загудел лифт, потом где то хлопнула дверь. Внезапно нахлынувшая мысль обдала кипятком: «А вдруг курьер ошибется подъездом или домом». Мало ли кто несет ему билет. Может, вообще малограмотный маргинал или мальчишка, который решил погонять с друзьями в футбол, а бумажку занести попозже. Нет, она не могла доверить судьбу кому попало. Она лучше заплатит, но билет будет у него ровно в семь вечера и не минутой позже. В семь – ноль шесть Никитин понял, что ничего не будет. Никто ничего не принесет. Он почувствовал смертельную усталость. Пожар схлынул. Ему больше не хотелось бежать, спешить, думать. Думать о том, что это было: досадная ошибка или злая шутка. Он устал. Поплелся в ванную, пустил воду, разделся и лег. Вода была очень кстати, она бережно смывала с обгоревшего Никитина сегодняшний день. Больше ему ничего не хотелось, только вот так лежать. Просто злая шутка. Хотела подразнить его напоследок, напомнить ему про магнит. Какой билет, какой курьер? Никитин заснул. В ванной. Сном человека, который перенес тяжелую болезнь и наконец-то начал выздоравливать.
– Па-аап! – Кирюша бешено колотил в дверь.
Никитин вздрогнул, сел в ванной, умылся, выключил воду.
- Па-аап, - снова позвал сын, - мама велела руки вымыть. Ты скоро?
Никитин вышел, выдернул пробку. Вода с шумом хлынула вниз. Замотался в полотенце, сгреб вещи, открыл дверь. Кирюша стоял, задрав голову вверх, и смотрел все с тем же ожиданием и счастьем. Он ткнулся головой в полотенце.
- Все? – спросил он.
- Все! – кивнул Никитин. Это и в самом деле было так – все. И нечего добавить.
На ужин были пухлые голубцы с румяными боками. Жена запекала их в духовке, так любил Никитин. Таких он больше никогда и нигде не ел. В центре тарелка с овощным салатом и неизменный черный хлеб. Жена следила за тем, чтобы ее семья питалась правильно. Гадости они успеют и за пределами дома наесться. Никитин ел и мычал.
- Ну как? – спросила Оля.
- Очень! – кивнул Никитин.
Кирюша вяло разворачивал голубец, он не любил капусту ни в каком виде. Оля сидела, подперев голову руками и смотрела попеременно на два самых любимых лица. И в глазах стояло то же ожидание счастья. Только у Кирюши оно оголтелое, а у нее – спокойное, как горное озеро.
- Там чемодан твой собран, – тихо начала она, - может погладить что?
- Не надо, - махнул рукой Никитин, - директор хотел сегодня в командировку срочную отправить, я сначала подумал лететь, а потом отказался.
- Ну и правильно, - похвалила Оля, - куда на ночь глядя? Морс будешь?
Кирюша застегивал свою пижаму с олененком. Пуговица никак не хотела лезть в прорезь. Никитин помог застегнуть и через пижаму пальцами услышал как часто бьется Кирюшино сердце, как у кролика. Глаза сразу начало жечь, он поморщился, чтобы не выдать себя, взял книжку, спросил:
- Где мы остановились?
Оля сидела на кухне, вышивала на кармане курточки якорек. Близился новый год и Кирюше нужен был костюм моряка. Смертельно хотелось спать. Но она не ложилась. Вышивала и улыбалась. Тихо сама себе. Боясь, как бы никто не заметил. Она работала врачом в больнице скорой помощи. Вчера она отработала свою дневную смену и чужую вечернюю. Сегодня за это у нее был выходной, но выспаться не удалось. Как тут уснешь?
Когда Никитин сказал: «я ухожу», Оля почувствовала как в ее голову вонзилась пуля. И там застряла. Жгучая и тяжелая. Как врач она знала, что пулю сразу вынимать нельзя – умрешь от кровотечения. Лучше ничего не делать, избегать резких движений. И она избегала и выжила. Сегодня утром она отвела Кирюшу в сад и пошла в парк. Просто так. В парке было безлюдно. Дворник сгребал лопатой снег. Курил одинокий мужчина. И больше никого. Снег еще был чистый, пах свежестью, арбузами и новыми журналами одновременно. Оля села на скамейку и стала думать где произошла поломка. Они с Пашей вместе сидели за одной партой, с первого по последний класс. Их дразнили женихом и невестой. Пашка обижался, а ей было приятно. Потом свидания, любовь, клятвы. Потом она в медицинский, он – за ней. Но не поступил. Пошел в электротехнический. Потом общага, турпоходы, горы и вся жизнь на ладони. Счастье выходило из берегов. Потом свадьба. Большая шумная. Первая квартира и опять счастье звенело в ушах. Спать ложились, держась за руки. Оля всегда считала дом священным местом. Там, где голодного – накормят, замерзшего – отогреют, а грустного – обнимут. Да еще и чай с печеньем дадут. А она – повар, врач, друг – все в одном. Точнее, в одной. Потом Кирюшка. Она была смешная беременная, казалось – не ходит, перекатывается. Муж от гордости не знал куда себя деть. И вдруг – гром среди ясного неба. Кто-то позвал его и он засобирался. А как же друг, врач? Сама разберется. Но ладно она. Но Кирюша? Бросить самого себя? Маленького? Каким он вырастет после таких поворотов? Разучится доверять и любить?
Возвращаясь с сыном после садика домой, увидела у подъезда такси. Из машины вышел молодой человек с конвертом в руках. Они встретились у двери. Она как-то сразу поняла – это имеет к ней самое непосредственное отношение.
- Извините, - обратился молодой человек, - квартира 32 в этом подъезде?
- Да, - растеряно произнесла Оля, - это наша квартира. А что такое?
- У меня письмо для Никитина П.С., - отрапортовал юноша.
- Давайте, я передам, - предложила Оля и протянула руку, - это мой муж.
- Никак не могу, велено лично в руки.
- Так его дома нет, как же вы передадите? – мгновенно соврала Оля. Никогда не имела к этому склонности, и вдруг соврала. Да так ловко и убедительно, что юноша растерялся, обернулся на такси.
- Как нет? И не будет? – уточнил он.
- Нет, не будет. Он в командировке, будет через неделю, не раньше. А что там? – кивнула она на конверт.
- Не знаю. Сказали передать лично. Но раз его нет – то я поеду? – спросил он.
- Как хотите, - разрешила Оля, - А конверт?
Юноша замялся. Оля видела сомнения у него на лице.
- Там командировочный лист, наверное, - пожала она плечами, – ему так уже передавали.
Юноша думал, смотрел то на машину, то на Олю.
- Давайте, я возьму, а распечатывать не буду. Вернется – сам откроет. И получится, что лично в руки. А то вдруг там что ценное, - предположила Оля.
Юноша медлил, сомневался. Неприятностей ему не хотелось. Одно дело – указания начальства, совсем другое – утаивание чужого ценного. Почти кража. Он протянул конверт:
- Только вы меня не выдавайте.
Юноша сел в машину и вскоре она скрылась за поворотом. Оля смотрела на конверт и пыталась услышать в себе хотя бы любопытство. Но ничего не слышала. За последние три дня все ее предохранители перегорели. Она жила в режиме автопилота. Делай что должно и будь что будет. Она и делала: заботилась, готовила, следила, чтобы никто не проспал и не простудился. Ей показалось, если она откроет конверт, то в чем-то станет похожей на ТУ, влезет в личное. От этой мысли ей стало мерзко. Она порвала конверт пополам и выбросила в урну.
- Кирюша, пойдем! Замерзнешь!