Почему бы не выжить?

Александр Бирштейн
Килька малосольная, крупная, жирная. Одним проверенным движением головка и хребет отделяются от тушки. А рыбка укладывается на хлебушек бородинский, ровно намазанный коровьим маслом, пахучим и свежим. С Привоза. А как же! И так полную тарелку.
Теперь сало. Не копченое, нет! Широкое – с ладонь! – розовое сало с коричневыми прожилками мяса. Оно ждало в морозилке и теперь извлечено и слегка слезится. Сало режется тонко и укладывается, как упавшие друг на друга косточки домино.
Лук! Белый хорезмский лук, освобожденный от шелухи и разрезанный на четыре части. К луку полагается блюдце с горкой крупной соли, политой постным, жареным маслом.
Брынза! Мягкая коровья брынза, малосолка, разумеется. А вот ее надобно на пушистом белом хлебе… И кружок степной помидорки сверху.
И картошка. Отварная картошка. Молодая еще, некрупная, розовая, гладкая. Ее не нужно будет чистить. А просто зацепить кончиком ножа ломтик масла, положить на картошечку и откусить.
Но это позже.
А сейчас достать из буфета хрустальный графинчик, налить в него ледяной водочки, смотреть, как запотевают стенки графинчика…
А тара? Кто-то скажет, что подойдут стопки. Не уверен. Слишком просты они для такого стола. Хрустальные рюмки? Тяжеловаты…
Вот, поставлю-ка я серебряные чарки. По-моему, самый раз!
И водку в чарки налью так, чтоб на один глоток.
Теперь тост.
Я поднимаю чарку. Ко мне тянутся руки из Америки и России, Германии и Израиля, Австралии, Франции, Канады… И наши, одесские руки тянутся ко мне. И киевские, и харьковские…
Ну, чей тост первый?