Однажды исполняющий обязанности заведующего сельхозотделом «Известий» Николай Григорьевич Грызлов позвонил мне в Ростов. Он сказал, что есть срочное задание главного редактора: нужно быстро сделать и завтра привезти в редакцию статью директора совхоза или председателя колхоза о применении удобрений. В то время начиналась, как говорили, «химизация сельского хозяйства», очередная кампания, и нужно было дать статью, в которой бы подвергалась критике неготовность села принять большое количество удобрений.
Я тут же сорвался в дорогу, в Сальские степи, искать по полям и токам своего старого знакомого Якова Григорьевича Чепеля, директора совхоза «Целинский», Героя социалистического труда. В сорокаградусную жарищу, задыхаясь от пыли, разыскивал его по бригадам, нашел, и мы уже вместе продолжали мотаться по раскаленной степи, потому что дела он не мог отложить. Некогда было ему садиться и сочинять статью. Мы разговаривали о том, что нужно написать, я делал пометки в блокноте. Естественно, что так можно работать лишь с человеком, который тебе доверяет, уверен, что не переврешь его мысли.
Замечу уж, кстати, что некоторых авторов мы таким образом здорово избаловали. Помнится, на Алтае был у нас один замечательный дед, Герой социалистического труда Григорий Илларионович Щербинин. Землю знал и чувствовал поразительно. От него я научился на ощупь определять готовность почвы к севу: сжать в комок и шлепнуть об землю – шмякнется тяжело, единой плюхой – не поспела еще почва к приему зерна, а рассыплется в пыль – сеять уже поздно... Определить температуру легче всего, сняв штаны и сев на землю самым чувствительным местом... Можете представить себе, как все это было интересно для горожанина.
Щербинин приходил к нам с тетрадкой, в которой записывал наблюдения за природой, за посевами и рассказывал что-нибудь интересное и полезное, что могло послужить советом для многих земледельцев. Мы хватались за бумагу, оформляли все это в статью и печатали за его подписью.
Порой его визит к нам начинался так: только заходит, здоровается и уже с порога:
- Золотце, гонораш-то будет?
- Ларионыч, какой гонораш? Ты же ничего не писал!
- Я и на радиво не писал, а пришел – мне ребята гонораш дали.
Вернувшись в Ростов из поездки к Чепелю, я успел только немножко отмыться от грязи, от пыли, от пота и тут же сел в поезд. В тряском вагоне, на постоянно уезжающем из под локтей столике за ночь написал статью. Утром она лежала на столе и.о. редактора отдела Николая Григорьевича Грызлова. Материал ему понравился, он сдал его в набор. Но позже, во второй половине дня, вдруг вернулся к себе в кабинет, где я сидел, и сказал, что ответственный секретарь Остроумов не доволен статьей: как-то она не так написана. Они поспорили, почти поссорились, и вот нужна моя поддержка. Я пошел к «ответсеку», мы с ним тоже поругались и, в конце концов, все вместе, втроем отправились к Аджубею, главному редактору, как к судье. Алексей Иванович быстро прочел статью и сказал:
- Мне нравится.
Остроумов мягко возразил:
- Вы же, Алексей Иванович, говорили, что, может быть, лучше сделать не статью, а что-то вроде обращения директора совхоза к другим руководителям. Чтобы это была не просто критика, а конструктивный материал...
Аджубей вдруг ухватился за это: да, в самом деле, так было бы интереснее – не просто критика, а обращение. Тогда можно дать его на первой полосе, на открытие, «чердаком» - начал он фантазировать.
Я заметил, что надо было тогда и заказывать обращение – по тону, по стилю совсем другой материал. Мне же была заказана критическая статья.
Аджубей немного завелся, мол, что спорить, это же пустяковое дело – переделать. Тут же вызвал стенографистку и начал ей диктовать этак немножко нараспев: вот, мол, плохо родит поле, одна там глина, но внесут удобрения и... Посмотрит земледелец, а это уже не глина – чистый чернозем. Фраза эта запомнилась мне буквально.
Грызлов, который тоже был недоволен поворотом событий, мрачно буркнул:
- Ничего не будет чернозем. Так не бывает.
Аджубей закричал на него:
- А вы молчите! Непонятно что ли, что даю общий настрой!
И продолжал диктовать, причем все время приговаривал: «Вот так, Саша!» Скажет фразу такую напевную и опять:
- Вот так надо, вот так, Саша! Хоть вы и аграрник, но, знаете, иногда надо и форму придать...
Я очень рассердился, тем более что устал здорово, проголодался, а уже был вечер (скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается). Говорю, что нараспев я тоже могу, но если делать письмо-обращение, которое включало бы и критику, одним распевом тут не возьмешь.
- Как хотите, но материал сегодня же должен быть сдан в набор, - сказано было уже резко.
Николай Григорьевич засуетился: давай скорее делать, ведь статья же в номер пойдет.
- Знаешь что, - говорю мрачно, - я хочу есть. Где тут буфет?
Он позвонил в буфет для членов редколлегии, который в это время только и был открыт, я набрал там колбасы, молока, батон белого и снова спустился в отдел со всем этим богатством. Грызлов, смотрю, еще более взвинчен.
- Ты где-то там болтаешься, а тут Аджубей два раза уже приходил, тебя спрашивал.
- Я, - говорю, - хочу есть и, пока не поем, ничего делать не буду.
Сел за стол и начал уминать батон с молоком и колбасой.
Сидел как раз напротив открытой двери, и вдруг вижу – по коридору быстрым шагом летит Аджубей. Увидел меня жующим, усмехнулся и свернул в первую попавшуюся дверь. Я продолжал жевать, но понял, что он явно идет сюда. И через некоторое время он действительно появился.
- Саша, извините, что я помешал вам, вы, наверное, не обедали...
- Даже не завтракал.
- Но материал действительно нужен в номер. Я предлагаю сделать так: вы будете здесь работать, а я сяду в соседней комнате, вы станете давать статью по страничкам, и будем засылать их в набор. Так у нас дело пойдет быстро.
- Мне это неудобно, - возразил я.
- Ну, почему же?
- А потому, что я буду волноваться: сидит рядом главный редактор и ждет каждой моей странички. Я плохо сделаю эту статью. По-моему, можно все как-то попроще и поспокойнее...
Он задумался на секунду:
- Да, вы, пожалуй, правы. Я вас понимаю. Давайте по-другому: я пойду сейчас в соседний кабинет, и мы с вами оба будем писать – каждый по-своему. Вы иронизировали над напевностью, а я сделаю так, как я представляю себе это обращение. Только одно условие: я буду иногда к вам заходить, спрашивать конкретные вещи – вы прекрасно понимаете, что я не аграрник – ну, а вы ко мне не приходите, не мешайте, я все-таки в невыгодных условиях в этом соревновании.
И на мой недоуменный взгляд:
- Да, я вас вызываю на соревнование, кто сделает быстрее и лучше. Давайте договоримся так... Сейчас сколько?
- Знаете, - говорю, - Алексей Иванович, вы, наверное, тоже проголодались, дома вас ждут, мы как-нибудь сами управимся.
- А у вас молоко осталось?
- Немножко, - показываю на пакет.
- Мне достаточно. И батон у вас остался? Может быть, вы со мной поделитесь?
Я говорю – поделюсь, но воспринимаю все это не очень всерьез, еще и ведет он себя как-то искусственно, картинно. Артист ведь, в театральном учился, помнится, вместе с Аллой Демидовой. И все же такая мысль: «ну ладно, раз ты со мной хочешь соревноваться, - давай! Я тебе покажу, что ты ни черта не понимаешь в сельском хозяйстве, во-первых, а, во-вторых, напишу я побыстрее тебя, потому что для меня это вопрос не такой уж большой переделки».
Времени было около одиннадцати (вечера, конечно), договорились закончить статью к часу ночи. Поднялась тут суматоха и паника: вызвали уборщицу, срочно подмели соседний кабинет... И началась работа, «соревнование». Аджубей два раза приходил ко мне, спрашивал какую-то нелепицу и снова убегал к себе. Тут же рядом, между нашими кабинетами, курсировал помощник главного Артур Поднек. Без пятнадцати час довольно спокойно заканчиваю статью. Думаю: сейчас я тебе покажу, соревнователь, ты, наверное, там еще и половину не сделал. Приклеил последнюю какую-то вставку и говорю Поднеку:
- Ну, Артур, где твой соревнователь, я все закончил.
Он отвечает:
- А соревнователь не велел тебе говорить, но он пятнадцать минут назад мимо тебя сбежал, на цыпочках…
Дело в том, что я сидел напротив открытой двери, и когда он выходил в коридор, я должен был его видеть. Вот он, говорит Поднек, так воровато огляделся и на цыпочках, пока ты не заметил, смылся: наверное, уже где-то в машине или даже дома.
- Так что же он там делал?
- Да ничего не делал. Попросил водки, закусочки... Объяснил, что ты, мол, видно, расстроен тем разговором, да и устал, а материал действительно нужно сделать с настроением. Он тебя просто решил «завести». Больше, собственно, за этим ничего и не стояло. Потом, говорит, будет рассказывать, как соревновался с Аджубеем и победил.
Утром на планерке Алексей Иванович сказал:
- На открытие первой полосы ставим выступление директора совхоза из Ростовской области. Надо хорошо, крупно дать. Материал хорош!
И подмигнул мне заговорщически: знаем, мол, как досталось, все понимаем.