Кормушка и оборотень.
Каждый год, начиная с декабря, я устраивал кормушку для птиц. Подвешивал её на иргу напротив окна, чтобы можно было наблюдать за посетителями. Насыпал в поддон крошки хлеба, зерно, семечки, выкладывал гроздья рябины и калины. Под крышу кормушки подвешивал на крепких нитках кусочки несолёного сала. Желающих полакомиться на даровщину было великое множество. Кормушка не пустовала весь короткий зимний день. Воробьи степенно клевали крошки и различное зерно. реже семечки. Большие синицы выхватывали у них из-под клюва семечка, взлетали на ветку и там, придерживая лапкой, разделывали их, а затем подвешивались к кусочкам сала, и раскачиваясь щипали его. Щеглы дожидались, когда улетят задиры воробьи, быстро склёвывали несколько мелких зёрнышек (пшено) и так же быстро улетали. Снегири медленно и задумчиво шелушили семечки и заедали их рябиной. Свиристели налетали шумной стайкой и в несколько минут разделывались с запасами рябины и калины, при этом разбрасывая половину в снег под кормушкой. Пришлось большую часть кистей рябины подвешивать на ветки.
Залетали подкормиться и лесные гости (дом в трёхстах метрах от леса). Чаще других прилетал поползень. Этот любил тыквенные семечки. Он выхватывал одно из кучки, летел на дерево, вставлял в какую либо щель и долбил острым и крепким клювом. Прилетали синички-гаички. Они без разбора добирали всё, что оставалось от других гостей, кроме ягод. Изредка наведывался малый пёстрый дятел. Он как бы копировал действия поползня. Дважды видел седоголового дятла, который, прижав лапкой кисть рябины, поглощал ягоды одну за другой. Вороватые сороки иногда подлетали к кормушке, садились рядом на ветки, но внутрь не забирались.
Однажды, выглянув в окно, я увидел ворону, сидевшую на толстом сучке рядом с кормушкой. Она вытягивала шею, хватала клювом кусочек сало и тянула на себя. Нитка, которой привязано сало была крепкой, кусок в конце концов выскальзывал из клюва и начинал раскачиваться как маятник. Ворона же упрямо продолжала свои попытки. Я испугался, что она перевернёт кормушку или проглотит сало вместе с ниткой и подавится. Не одеваясь, быстро выскочил в сад. Я подошёл к ней метров на пять, но ворона не улетала, только косила глазом и продолжала своё чёрное дело. Я кышкнул на неё. Ворона заорала дурным голосом «Кар-р-раул», и хлопая крыльями улетела прочь. Я буквально остолбенел. Не ворона, а оборотень какой-то! Но ведь кто-то же научил её этому слову!
И тут на память пришёл эпизод из далёкого детства. В начале мая я подобрал в лесу едва начавшего оперяться птенца ворона не более полутора недель отроду. Он весь дрожал и еле держался на неокрепших лапках. (Подробности описаны в рассказе «Вещая птица»). Он вырос и прижился у нас на участке возле дома. Мы с отцом назвали его Карлом. Когда выносили ему что-нибудь вкусненькое, кричали «Карл, Карл!» И где бы вороненок ни был, он моментально подлетал и садился на плечо. Как-то раз он подлетел к отцу, удобно устроился на плече и неожиданно представился -- «Карл». Правда у него это получилось как «Кларл». Мы долго смеялись, а потом, когда к нам приходили гости, отец его вызывал и предлагал представиться. Он неизменно произносил «Кларл» и при этом хитро наклонял голову на бок, как бы говоря – Ну что, съели? Мы пытались научить его другим словам, но птица оказалась ленивой и учиться не хотела. Но на своём языке он с нами разговаривал, и мы часто понимали, что он от нас хочет.
Вспомнив эту историю, я пожалел, что прогнал говорящую ворону. В последствии я часто выглядывал в окно и даже клал в кормушку кусочки мяса, но чудо не повторилось и больше не пришлось увидеть эту удивительную птицу.
В.Светашов,