Если бы Консуэло почувствовала
какой-либо проблеск новой любви, в ней
не было бы ни той горячей веры, ни той
святой смелости, которые до сих пор
направляли и поддерживали ее. Напротив,
никогда еще, пожалуй, с такой горечью
не переживала она возврата своей прежней
страсти, как теперь, когда героическими
подвигами фанатическим человеколюбием
стремилась заглушить ее.
Жорж Санд.
Консуэло.
Анна Федотовна слегка вздремнула на диване и, забывшись, вздрогнула, когда раздался звонок в дверь. "Господи, кто бы это мог быть? - подумала она. - Подруги на даче, брат - в командировке, его жена - на работе..."
Сбросив с себя плед, она тяжело поднялась, взявшись за ноющую поясницу, и подошла к двери. Открыв ее, она увидела своего родного брата Германа.
- Привет, - коротко поздоровался он. - Примешь гостя?
- Привет, - ответила Анна Федотовна. - Какими судьбами? Проходи...
Брат объяснил:
- Я из командировки. Решил по пути домой заглянуть к тебе. Как ты тут?
- Да все нормально, - ответила она. - Голодный?
- Есть не буду, а то жена обидится, а вот чайку или кофейку выпью с удовольствием.
- А, может быть, чего-то покрепче?
- Ну, во-первых, ты не пьёшь, значит, у тебя в доме не может быть спиртного, а во-вторых - я за рулём... А эти цветы для тебя...
- С какой стати? - удивилась сестра. - Обычно мужчины дарят цветы жене, девушке, любовнице... А я ни то, ни другое, ни третье...
- Это не от меня, - ответил брат. - Просто меня попросили купить здесь самый роскошный букет и вручить тебе.
- Кто же этот таинственный ухажер? - заинтересованно спросила она.
- Позже расскажу. Ты лучше поставь цветы в воду и меня напои, а то жажда замучила.
- Ладно, посиди, я пойду чайник поставлю.
Уже за чаепитием она поинтересовалась:
- Куда ездил?
- В N., - ответил он. - И знаешь, кого там встретил?
- Кого же? Что-то ты вознамерился меня интриговать!
- Еще бы, - загадочно улыбнулся Герман и, выдержав паузу, добавил: - Федора...
Анна Федотовна слегка поперхнулась, но быстро взяла себя в руки.
- И что он? - стараясь не выказывать своего волнения, спросила она.
- Пригласил к себе в гости. Ночевал я у него. Проговорили практически всю ночь.
- А еще говорят, что все женщины - болтушки, - снова усмехнулась она.
- Так мы не виделись с ним больше тридцати лет. И ты его не видела столько же, если не больше.
- Больше, - бросила она. - Больше сорока. Он же ни с кем из наших не поддерживает отношений.
- Да и мы не особенно рвались поддерживать эти самые отношения, - серьёзно ответил Герман. - Уехал, пропал, ну и ладно! А мы живем здесь своим кланом и забыли о том, кто откололся.
- Он сам уехал, никто его не прогонял, - жестко ответила Анна Федотовна.
- А почему? Кто из нас задавался этим вопросом?
- Это его выбор, - пожала плечами хозяйка. - У него своя семья, дети, внуки...
- Его выбор..., - повторил за нею брат. - Когда-то и я так думал.
Он замолчал. Некоторое время оба не проронили ни звука. Потом брат начал рассказывать, о чем они с Федором проговорили всю ночь.
- У него, видимо, так наболело на душе, что он не мог больше держать это в себе. А тут я и подвернулся. Если там он никому не мог открыть свою душевную боль, опасаясь, что это дойдёт до жены и тоже причинит ей боль, то мне-то можно: не чужой, да и приехал и уехал, увезя с собой чужую тайну А держать ее в себе, он, видимо, настолько устал, что обрадовался мне, тем более, что я не просто человек с улицы.
- Прямо шекспировская запевка, - скептически скривилась Анна Федотовна, отсаживаясь от стола в кресло.
- Куда там Шекспиру! - брат сел возле нее на диван. - Не дай бог еще кому-нибудь такую судьбу!
- Ты начинаешь меня пугать, - сестра внимательно посмотрела на брата. - С ним всё в порядке?
- Смотря что называть "порядком", - грустно усмехнулся он. - С одной стороны, действительно, как ты выражаешься, в порядке. Защитил две диссертации - кандидатскую и докторскую, преподавал в институте, профессор. Семья, дети, внуки, квартира, машины у детей. Жена - женщина добрая и приветливая. А с другой стороны...
- А что еще не хватает человеку? - пожала она плечами. - Человек достиг всего, чего хотел. Дай бог каждому такую судьбу...
- Возможно ты права, кроме одного, - медленно произнёс Герман. - Кроме одного...
- Ну, не тяни, говори, - поторопила его сестра. - Не толки воду в ступе.
Посмотрев долгим взглядом на сестру, он произнес:
- Он до сих пор любит тебя. Любит безответно и как-то безысходно, отчаянно. Как он говорил, едва ему стоит отвлечься от дел, как тут же у него в голове набатом грохочет: "Ан-на! Ан-на!"... Днём, ночью, на работе, на отдыхе... И он так устал от этого, что, как сказал, жить не хочется. Не хочется притворяться дома, в семье...
Анна Федотовна встала и отошла к окну, отвернувшись от брата. Он тоже молчал, понимая состояние сестры.
Не поворачиваясь к нему, она глухо сказала:
- Он сам виноват в этом.
- Он никого, кроме себя, и не винит, - тихо сказал Герман. - Как он рассказывал, он смотрел на тебя, как на святую, боялся обидеть тебя неловким словом, боялся прикоснуться к тебе, чтобы ты не подумала плохо...
Плечи Анны Федотовны как-то съёжились, она бесконечно вытирала глаза платком. Глядя на сестру и решившись высказаться до конца, Герман продолжил:
- Он страшно клянет себя за то, что попав однажды в студенческую компанию, поддался на соблазны одной студентки. В этом возрасте трудно удержаться - природа своего требует. А хоть и было ему за двадцать, он оставался девственником - берег себя для тебя. Когда та сказала, что забеременела и не станет делать аборт, он встал перед дилеммой - либо ты, либо сиротство ребёнка. А он сам рос без отца и знает, что это такое. И он выбрал ребенка...
А потом они разошлись - он не соответствовал ее бурному темпераменту. Ей нужен был табун жеребцов, а не обычный муж.
Вот тогда он и бросился снова к тебе.
- Я к тому времени тоже "насладилась" замужеством, - глухо произнесла сестра.
- Да, - согласно он кивнул головой. - Двое, совершивших ошибку в жизни, не смогли прислониться друг к другу. Как он говорил, он семь лет предлагал тебе выйти за него замуж, но ты каждый раз отказывала ему. Поняв, что от тебя не добиться взаимности, он и уехал, порвав все связи с нами, чтобы постараться забыть тебя. Ан вон ведь как вышло... Когда он окончательно понял, что ему надеяться не на что, он и женился повторно - одному человеку жить нельзя, мы - животные парные.
Плечи Анны Федотовны начали мелко содрогаться. Наконец, она не выдержала и, бросив: "Извини", прошла в ванную комнату, стараясь не смотреть на брата. Через некоторое время она прошла на кухню, а когда вернулась в комнату, Герман уловил лёгкий запах валокардина. Покрасневшие глаза выдали ее - она явно плакала в ванной.
- Давно принимаешь сердечные капли? - спросил он.
- По мере надобности, - отмахнулась она. - А что ты хочешь - возраст!
- Он несколько раз не выдержал и звонил тебя, но разговора, как он сказал, не получилось, - негромко продолжил разговор брат.
- Да, я помню, - подтвердила она.
- Первый раз несколько лет назад на Новый год - хотел поздравить тебя, но ты резко оборвала разговор.
- Я как раз уходила в гости к подруге, спешила - меня внизу ждали в машине. А его звонок застал меня в дверях.
- А потом 8 марта. Он хотел послать тебе подарок, но ты отказалась, даже не спросив, что за подарок?
- Мне от него ничего не надо, - резко ответила Анна Федотовна
- После этого разговора его отвезли в больницу с инфарктом. Это был второй приступ. А первый - после Новогоднего звонка тебе.
Сестра ничего не ответила, а только еще глубже вжалась в кресло.
- Сейчас он на пенсии, книги пишет, - продолжил брат.
- Так он же технарь! - удивилась сестра. - По специальности?
- Нет, заделался писателем и поэтом.
- Чего это вдруг?
- Он сказал, что это помогает ему облегчить душу в своих произведениях.
Герман открыл кейс и достал из него довольно объёмную книгу.
- Это он просил передать тебе, - сказал он. - Это тот самый подарок, от которого ты отказалась.
- Новый Достоевский? - усмехнулась она.
- Об этом не могу судить, хоть и прочитал ее в гостинице, - как-то посуровев, ответил он и положил книгу на стол. - Будет желание, сама оценишь. Только валокардин поставь рядом с собой. Кстати, он хотел сделать дарственную надпись, но когда раскрыл книгу и взял ручку, у него так задрожали руки, что он не мог писать. Поэтому он закрыл ее, пододвинул ко мне и сказал: "Передай просто так. В книге все написано..."
- Мистика и ужасы? - с ехидцей спросила она.
- Скорее всего, - сказал он, вставая. - Ладно, поеду, семья ждет, соскучился по ней. Заходи, чего дома-то сидеть одной? Так и с ума сойти недолго. Надо чаще быть на людях...
- Меня как раз Вера Игнатьевна, подруга, приглашала к себе на дачу, - сказала она.
- Вот и поезжай, подыши свежим воздухом. Нечего торчать взаперти в городской квартире.
- Привет своим передавай, - попрощалась она, закрывая за братом дверь.
Проводив брата, она подошла к столу и долго, с какой-то опаской и настороженностью смотрела на присланный ей фолиант. Потом неторопливо налила в чашку остывший чай, но вкуса его не почувствовала, да и пить не особенно хотелось.
Она встала, подошла к окну и долго смотрела на улицу, а потом все-таки решилась: взяла книгу и села на диван, укрыв ноги пледом.
На форзаце она увидела портрет Федора. Прямо на нее смотрел пожилой мужчина интеллигентного вида с небольшой бородкой клинышком, в очках. В его взгляде Анна Федотовна прочитала, или ей так показалось, какая-то глубинная, затаённая и не проходящая боль, которую он явно скрывал от окружающих.
"Вот ты каким стал, - про себя проговорила она. - Поседел, постарел, но пытаешься бодриться... Что мы с тобой наделали, Феденька, родненький ты мой?"
Она прижала снимок к щеке и заплакала горько и безудержно. А потом, раскрыв книгу наугад, прочитала первые попавшиеся строки:
"А помнит ли она меня? Едва ли -
Заботы жизни между нами встали..."
От этих слов на душе стало еще горше. Захлопнув книгу, она легла на диван, укрылась пледом, обеими руками прижала к себе подарок и закрыла глаза.
И тотчас воспоминания всколыхнули в сознании все их встречи, его робость, его косноязычие, которые она тогда принимала за ограниченность.
"Господи, как же ему тяжело, - слегка всплакнула она. - Столько лет носить в себе любовь ко мне, о которой я даже не догадывалась, считая его легкомысленным. А он пожертвовал своей любовью ради ребенка, которого гулящая жена даже не отдала ему. И его потерял! А я? Не поняла тогда, ревность разум затмила. Хотя и сама вышла замуж и развелась. Ну, ошиблись в молодости, так в более зрелом возрасте, оба битые жизнью, могли бы быть вместе, так нет. На все его предложения, уговоры я постоянно твердила: "Нет!" да еще и посмеивалась над его признаниями и предложениями - вот, дескать, получай за свою измену..."
Незаметно для себя она уснула, а проснулась лишь ранним утром следующего дня от настойчивого звонка в дверь.
Открыв ее, она увидела Веру Игнатьевну. Та встревоженно спросила:
- Я уже собиралась полицию вызвать. Звоню, звоню, а ты не открываешь. Заболела что ли?
- Проходи, - пригласила ее хозяйка. - Уснула...
- А чего глаза красные? - не отставала подруга.
- Потом расскажу, - ответила Анна Федотовна.
- Что-то ты, подруга, скрываешь от меня.
- Потом, потом, - замахала на нее хозяйка.
- Ну, потом, так потом. Собирайся, поехали. А то мужу надо будет возвращаться на работу. Поэтому мы и приехали пораньше.
Уже в машине Вера Игнатьевна заметила торчащую из сумки подруги книгу.
- Ты раньше не очень увлекалась чтением, - заметила она. - Что это тебя на чтение потянуло? от скуки?
- Это особая книга, - коротко ответила Анна Федотовна.
- Уж не Библия ли? - засмеялась та.
- Кому как, - подруга засунула книгу поглубже в сумку, чтобы ее не было видно.
Вера Игнатьевна с подозрением посмотрела на подругу, но ничего не сказала.
Уже на даче, проводив мужа хозяйки, подруги разговорились, и Анна Федотовна рассказала о давних встречах с Федором и о весточке, полученной от него.
- Можно я посмотрю? - Вера Игнатьевна протянула руку к книге.
- Посмотри, - разрешила Анна Федотовна.
Подруга раскрыла книгу на первых страницах и начала читать вслух:
Прости, родная! Я уже старик
И ничего не жду на этом свете.
Но помню каждой встречи нашей миг,
Когда мы были молоды, как дети.
Я жил бессмысленно, но память о тебе
Была во мне не закрывающейся раной.
Но благодарен я своей судьбе,
Хоть ненадолго сведшей меня с Анной!
Нам не дано увидеться, увы!
Уходит жизнь, уходит и надежда...
Остались только память и мечты,
Что Бог на небесах помирит грешных.
Прочитав еще пару подобных стихотворений, Вера Игнатьевна в упор посмотрела на подругу.
- И ты упустила такую любовь? - сказала она.
- Знаешь, мой бывший муж тоже клялся в любви до гроба, - ответила Анна Федотовна. - А потом наступило время привыкания, начались будни и он сбежал к другой искать новизны. Так что...
- Мне кажется, что Федор был не из таких.
- Да все они, мужики, одинаковы.
- А мы что, лучше что ли? Тоже хочется каких-то новых ощущений. Однако существует еще и понятие долга перед семьей, перед мужем, детьми, - серьезно проговорила Вера Игнатьевна. - И приходится подавлять эти низменные чувства. Ради сохранности своей семьи.
- Не знаю, - вздохнула подруга. - Ладно, пойдем лучше на свежий воздух, в лес, прогуляемся!
- Пойдем, - вздохнув, согласилась с ней хозяйка, вставая из-за стола.