Про первые шаги, про Сургут, см.«Кровь Земли…» http://www.proza.ru/2014/05/23/962
Меня вызвал главный инженер института.
- Борис, сейчас межсезонье, по твоим навыкам работы нет. Можешь нам помочь и поработать снабженцем? Там, в Сургуте, у тебя что-то получалось в этом роде?
- Готов попробовать. Что нужно достать?
- Подойди к начальнице лаборатории, она скажет.
Начальница лаборатории, хрупкая, миловидная, сорокалетняя женщина, Эмма Эдуардовна.
- Борис, спасибо, что согласились помочь. У нас уже два года такая проблема. Мы должны изготовить новый прибор. В нём должен быть цилиндр, изготовленный из цельного куска латуни, особой марки. Вот размеры этого куска: диаметр, высота.
По размерам, вес должен быть килограмм двадцать пять. В магазинах ничего подобного не бывает. Где же взять эту латунь?
Приятель подсказал, что полезные снабженцы со связями собираются в пивном баре самообслуживания на улице Маяковского. Поехал туда.
Зашёл в зал. Запах дешёвого пива (другого и не бывало тогда), табака, воблы и спокойных матерков. Подошёл к ближайшему столику:
- Ребята, где тут снабженцы сидят?
Не очень спившийся интеллигент, без очков, но с усами и с тремя толстыми записными книжками:
- Чего тебе надобно, старче?
Я засмеялся этой «золотой рыбке»:
- Вы что тут, все снабженцы, что ли? Мне слиток латуни нужен.
- Цветметом у нас Дормидонтыч занимается, вон в том углу сидит.
Иду в угол, здороваюсь с Дормидонтычем, присаживаюсь за грязный пустой столик. Он молчит.
- Скажите пожалуйста, не посоветуете, где можно достать слиток латуни … размером …
Дормидонтыч совсем не похож на «золотую рыбку». Угрюмый, непроницаемый, с нечёсаной полгода головой, с обвисшими плечами то ли грузчика, то ли алиментщика. Мой вопрос застрял в волосах его причёски и бровей. Я повернулся к столику усов и записных книжек. Их владелец с улыбкой сделал движение рукой, подносящей ёмкость ко рту.
- Да-да, конечно, - молча спохватился я. Подбежал к стойке-автомату, бросил монеты в прорезь, с двумя большими кружками пива вернулся к Дормидонтычу, поставил обе кружки у его ладоней.
Он придвинул одну из кружек ко мне. Свою опрокинул в себя в три глотка. Я к пиву не притронулся.
- Ну, какая марка, какие размеры? – спросил Дормидонтыч.
- Вот, - я показал записку.
- Ничего себе. Здоровый кусок. Надо подумать.
Я подвинул вторую кружку ближе к нему. Её судьба оказалась – пойти по пути предыдущей. В четыре глотка.
- Писать будешь, или запомнишь?
Я приготовил ручку и бумагу. Дормидонтыч по памяти продиктовал телефон некоей Марьванны и адрес склада.
- Скажешь, от меня. Не забудь коробку хороших конфет. Она, дура толстая, в своём хозяйстве сама ничего не знает. Скажешь ей, что эта болванка лежит на втором стеллаже справа, внизу, в самом конце. Съездишь, проверишь размеры, убедишься, она выпишет счёт, оплатишь, заберешь.
- Спасибо большое, Дормидонтыч.
- И тебе спасибо за угощение. Обращайся. Весь цветмет Ленинграда у меня в голове.
Когда на складе у Марьванны я взял в руки болванку, к ней оказалась прикручена проволочкой бирка: марка сплава, дата прихода – март 1948 года. Она ждала меня и своей пригодности 18 лет.
На следующий день я попросил Эмму Эдуардовну оплатить счёт за латунь. Она долго смотрела на счет (сумма до смешного маленькая для неё, ждавшей два года), качала головой, глядя мне в лицо и за мою спину, будто высматривала там … крылья.
Робко сказала:
- Спасибо! А … ещё что-нибудь я должна?
- Я там на две кружки пива потратился, и на коробку конфет.
Она достала деньги.
***********************************
Пошли слухи по институту: … мы два года … а он за два дня …
У меня началась новая жизнь. Меня распирало от новых обязанностей, возможностей и привилегий. В коридорах со мной здоровались начальники и их милые секретари. В нашей, заставленной столами комнате, был единственный, через коммутатор телефон. Стоило мне войти, как уважительная помощница шефа меня подзывала к аппарату, томно и устало поясняя, что меня уже спрашивали несколько раз. Скоро появился второй телефон – мой личный: невиданное дело для младшего техника. Потом добавились свободные, представительские денежки.
Поиски кварцевой посуды, блокнотиков для тех же секретарей, запасных частей к оборудованию, - занимали много времени, но и оставляли возможности для развлечений. Поездки за тысячи километров за различным дефицитом давали впечатления и новые контакты.
Через несколько месяцев я перестал ездить в пивбар на улице Маяковского. Постепенно мне удалось организовать работу в телефонном режиме, а все необходимые встречи с сомнительными личностями я проводил тоже в баре, но на соседней улице. У меня там образовался свой столик, за которым присматривал швейцар, наглый с другими, но обходительный со мной. Имя Пётр удачно соответствовало должности на вратах этого рая. Его ко мне отношение стоило всего пары кружек пива в неделю. Иногда я там задерживался и после встреч, благо, у меня стал фактически свободный график.
Всё это великолепие рухнуло за несколько часов.
Как-то раз я сидел за своим столиком, завершив удачную встречу и потягивая пиво. Ко мне подошёл Пётр, который часто помогал посетителям меня обнаружить.
- Борис, тут один мужик, не такой как все …
- В смысле?..
- Ну, вроде, он кого-то ищет, сам не знает кого. Может, поговоришь с ним?
- О чём?
- Да я сам не знаю. Ну поговори, что тебе стоит! Вдруг, польза какая нам с тобой будет?
- Ладно, веди!
Подошёл – ну, точно, настоящий мужик. Хрестоматийный. В серой телогрейке, рваной, с торчащими клочьями ваты. В таких же, ватных, простроченных штанах. Лицо исхудавшее, с глубокими, многолетними морщинами, с грязью в них. В руках мнёт шапку, ровно ходок к Ленину пришёл.
Я вскочил, говорю:
- Садитесь.
А он не садится. Я сел, а он смотрит на мою кружку пива.
- Будешь пиво, что ли?
Он кивнул, сглотнул слюну. Я понял, что он сильно голоден.
- Тут, кроме сушек солёных, ничего нет.
Он кивнул ещё раз.
Я принёс маленькую кружку пива, две тарелки сушек, и нажал мужику на плечо. Он сел, шапку положил на колени.
Пиво он пил маленькими глоточками, сушки больше сосал, чем грыз. Скоро я догадался, а потом и увидел, что зубов у него было меньше половины.
- Мне он сказал, - оглянулся на Петра, - что ты вроде … деловой тут?
- А какое у тебя дело?
Мужик помолчал. Спросил:
- Тебя как зовут?
- Борис. А тебя как?
- Меня? – он сделал два глоточка пива. – Меня Иваном зовут.
- Хорошо, Иван. Так какое дело-то?
- Ты заработать хочешь? Мне продать кое-что нужно. И ты заработаешь!
Мне всё это стало надоедать. Я молчал, цыкнул зубом крошку сушки.
Иван помедлил ещё, прищуривая глаза, как в пургу. Полез в карман телогрейки, прижался грудью к столу, отгораживая его часть от зала, достал и положил на стол блеснувший кубик, с кривыми гранями, размером с большую игральную кость.
Я посмотрел на кубик, в прищуренные глаза Ивана, опять на кубик.
- Что это?
- Золото. Продать надо.
- Как понять – золото?
- А ты возьми в руку.
Я взял. И всё понял. Кубик весил граммов тридцать. Я всмотрелся в его самопальную полировку, оставившую местами шершавость окалины. Кубик был весь в царапинах, глубоких, как морщины Ивана. С чернотой внутри.
- А какая цена? – я придвинул кубик к Ивану.
- А ты выйди на знающих людей. Сведи меня с ними. Кто знает, даст правильную цену. А это – твоё будет. В любом случае.
Теперь я сглотнул слюну. Моментально посчитал, что от случайного мужика я сейчас получу … четыре, нет … половину придётся отдать … две месячных зарплаты. Я взял кубик опять, подбросил в руке более внимательно. Больше тридцати граммов. И вернул обратно.
- А откуда золото?
- С приисков. Я сегодня только приехал. – Он взял последнюю сушку с первой тарелки.
- Спасибо, Иван, за доверие и за обещание. Но я пока ничего не сделал. Давай так договоримся. Я сегодня-завтра встречусь … со знающими людьми, а через два дня, приходи сюда в это время, у меня для тебя будет какой-то ответ.
- Хорошо. Приду. Зря не берёшь. Я вижу, что нормальный парень, от чистого сердца предлагаю.
Иван встал, положил кубик в рваный по краю карман телогрейки.
- Это можно взять? – он стеснительно показал на вторую тарелку сушек.
- Да-да, возьми, конечно.
Он засунул сушки в другой карман, приложил шапку к голове, не одел её, опустил, поклонился кривовато, пошёл к двери, кивнул швейцару, и вышел. Пётр с вопросом в глазах опёрся на подоконник. Я пожал плечами.
Вечером я встретился с другом семьи, известным адвокатом, Юрием Леонидовичем. Именно он полгода назад порекомендовал меня в наш институт. Рассказал ему про золото, про Ивана. Он слушал не перебивая. Его спокойные вопросы, больше похожие на комментарии, заставили меня вспотеть.
- Ты давно знаешь этого швейцара?
- Нет, пару месяцев.
- А хорошо его знаешь?
- Нет, здравствуй – до свидания, пиво ему покупаю.
- А ты знаешь, что все швейцары … ?
Я покраснел после этого простого, не высказанного соображения.
- А как ты думаешь, этот Иван – он вообще один?
- Ну-у … золото надо добыть, выплавить, привезти … Не один, конечно.
- А как ты думаешь, он к кому ближе – к преступникам, или к ментам? Или – ко всем?
Я замолчал.
- Юрий Леонидович, что же мне делать?
- Подожди, Борис, у меня вопросы не кончились. Как ты думаешь, если этот Иван вдруг пропадёт, со всем своим золотом, его «друзья» причиной пропажи будут считать только тебя, или, возможно, ещё кого-то другого?
Я молчал, опустив голову, стиснув коленями кисти рук. В ушах лаяли собаки конвоя, которых я видел работающими в Сибири. Перед глазами двигалась колонна заключённых. Один из них оглянулся, направил на меня палец, прищурился, как Иван, вздернул палец, как от выстрела.
Юрий Леонидович вышел в коридор позвонить. Я слышал его уговаривающий голос, но не слова. Он вернулся, похлопал меня по плечу.
- Иди домой, родителям ничего не рассказывай, не волнуй их. И сам не волнуйся.
Утром начальник меня отправил в срочную длительную командировку на знакомую мне прокладку трассы ЛЭП. В Сибирь, к Саяно-Шушенской ГЭС.
В пивные бары в последующие сорок лет я не ходил.
1967-2014г.
Иллюстрация: фотохудожник Александр Васильев