Один эпизод из моего детства.
Не так давно с одним из друзей детства вспоминали школьные годы. Товарищ вспомнил, что его собеседник был «хулиганским подростком». Я удивился – почему он так решил? Вроде пакостной натуры за собой не замечал – обычный мальчишка со всеми плюсами и минусами. Ну, говорит, на учете в детской комнате стоял ведь. При попытке оправдаться, что моей вины в случившемся не было вообще, меня осенило…
Как говорят в детективах, непонятная мозаика сложилась в единую картину.
В сибирском поселке, в котором я жил, решили построить экспериментальный дом (он и сейчас так называется) – под домом должен был циркулировать горячий воздух. Все дома у нас стоят на сваях, возвышаясь, как минимум, на метр от земли. Так как планировалась такая помощь в экономии тепла, то на размерах подъездов и квартир решили не экономить – высота потолков была под четыре метра. Окна в комнатах были, правда, миниатюрные и расположенные почти под потолком. Зато в залах высота окон была приличная – почти во всю стену.
Подъезды тоже были немаленькие. Входной тамбур метр на три, с одним окном на улицу. Потом (вход прямо) тамбур три на три метра, без окон. Потом с выходом направо вы попадаете в большой коридор-подъезд. Справа огромнейшее окно, пространство прямо и справа примерно три метра на три с половиной. Влево продолжение помещения, с прямоугольной «колонной», подпирающей потолок и делящей помещение на две части. В левой части находятся уже двери в квартиры и лестница на второй этаж. Если повернуться налево, спиной к окну, то квартирная дверь будет слева в углу, вторая и третья квартиры – вправо, за «углом», одна под лестничным пролетом. Сама лестница шире обычной, монтируемой в сибирских деревянных домах. На втором этаже четыре квартиры. У последних, между дверями – металлическая лестница, ведущая к люку на чердак. И пространство под домом, и чердак тоже были гораздо крупней стандартных домов. Одно слово – экспериментальный. Внутри подъезды обиты лакированной доской-«фальцовкой» (в некоторых районах России ее называют «вагонкой»).
Разница между подъездами была в том, что в первом было сделано помещение под калорифер – тот аппарат, который должен был гонять горячий воздух под домом. Как водится в стране рассейской, в каком-то месте что-то при планировке или строительстве недоглядели, и использование калорифера стало невозможным. То бишь, либо что-то неправильно построили или не на том месте, либо не нашлось под это дело аппарата-калорифера. В общем, в силу вечного дефицита жилфонда эту комнату сделали жилой. Квадратура комнаты была веселой – в ширину меньше, чем в высоту. Чтобы заменить лампочку, нужно было поставить стол, а на него стул… Ну да ладно.
Весь дом был сдан в пользование поселковой администрации и другим, «бугрящимся» над «серой массой» народа личностям, типа прокурора. Исключение составляла та самая пятнадцатая квартира, в помещении несостоявшегося калорифера, в которой жили обычные простые люди – хозяева всех проживающих в доме слуг народа – моя семья.
Наш подъезд почему-то был неудобней второго в плане игр, проводимых ребятней в зимнее время. То ли прохладней там было, то ли еще что. Играли мы часто – местные ребятишки, которые дети «начальства» и я, как житель этого дома, с парой товарищей, бывших соседей по той улице, на которой мы проживали ранее. Товарищи эти, надо сказать, были на два года младше меня.
Подбираясь потихоньку к стержню рассказа, скажу, что если смотреть на дом с лицевой его стороны, то пройти на ту улицу, где жили мои товарищи и когда-то жил я, можно было справа от дома и пройти до жилья одного из них еще метров триста. До жилья второго «пилить» нужно было много дальше.
Время событий было в 1977 году, это мой седьмой класс в средней школе, в конце года, где-то в ноябре-декабре, если не ошибаюсь. Так как я пошел в школу с 8 лет, то на тот момент мне было 14 полных лет. Маму в осень пригласили исполнять обязанности народного заседателя в суде, чем я очень гордился. И вот тут начинается самое интересное. Видать, кому-то не нужно было, чтобы на этом месте сидела моя мама, либо просто захотел посадить на него «своего человека». И разработали для этого дела целую операцию.
Играли мы, как обычно, во втором подъезде в том же составе, что и всегда – ребятня «квартиросъемщиков» дома и два моих «друга». Было воскресенье, вечер. Назавтра в школу, так что мы вряд ли планировали злоупотреблять временем, играя допоздна. Вдруг, как бы невзначай, моим товарищам играть расхотелось и они, сославшись на мифические наказы родителей прибыть в это воскресенье домой пораньше, ушли из подъезда.
Спустя некоторое время он и вернулись и сказали, мол, родители отпустили их погулять еще и вдобавок разрешили нас угостить кусочками свежезажаренной куропатки, которую отец одного из этой парочки, будучи на воскресной охоте, добыл.
Те, кто жил в советское время, знает, что гулянки наши в конце процесса происходили на не всегда сытый желудок по причине боязни, что «загонят домой совсем», если придешь немного подкрепиться. А это было страшным «наказанием». Типа сегодняшнего лишения присутствия в соцсетях.
Поэтому вся «команда» играющих была чуток голодноватой и вмиг слопала принесенное еще теплое угощение. Кто-то, шутя, спросил – а еще там у папани не осталось куропатки? Те сказали, что сходят еще раз домой, чтобы посмотреть и принести, если есть «излишки». И правда сходили и правда принесли еще (хотя подозрительно быстро для преодоления шестисот метров двенадцатилетними «ребенками»). Мы еще все вместе, включая и куропаточных благодетелей (которых почему-то домой не загнали, позабыв "наказ" прибыть домой пораньше - ляп один на другом...), поиграли с часок и разошлись по домам.
Учились мы в школах в две смены – народу было много и мест в школах не хватало, по сравнению с сегодняшней ситуацией загубленного геноцидом населения. Я учился в описываемое время во вторую смену. Разоблачение "преступления" решили отложить на вторую половину дня, скорее всего, потому что подразумеваю, что по «оперативной разработке» слишком быстрое разоблачение выглядело бы неприлично подозрительно. На перемене второго или третьего урока, меня «выловила» в школьном коридоре классный руководитель и со злорадством сообщила, что меня вызывают в милицию.
Почему со злорадством? Да потому что некоторые учителя не питали ко мне дружеских чувств по той причине, что я умел пользоваться своим мозгом и задавал некоторые вопросы преподавателям с целью повышения уровня знаний. Вопросы почти всегда ставили учителей в тупик. А жить по принципу «если учитель сказал, то это закон, потому что он всё и всегда знает», особо не хотелось. То есть аксиомы поверхностного изучения меня не удовлетворяли, и я пытался получить более подробную информацию, которая и заставляла учителей «засыпаться», как интернетовских фейкометов.
Ладно, сходил я в милицию и меня там оповестили, что то, что мы вчера вечером кушали, была не куропатка «от папани», а обыкновенная курица. Которую зажарила прокурорская семья и выставила в коридор для охлаждения перед едой. И оказывается это я «заставил» своих младших по возрасту товарищей ее «хищать». Доказательством мусоров служил тот факт, что эти товарищи были младше меня по возрасту и поэтому, согласно принципу старшинства, я ими и руководил. То, что они каждый по отдельности были вровень со мной ростом и сильнее физически, оправданием не являлся. Ладно – «преступление» совершено и меня ставят на учет в детскую комнату милиции, как неблагонадежного подростка. И, конечно, тут же маму «просят» освободить заявлением «по собственному» должность народного заседателя по причине невозможности совмещать эту должность имея «ребенка-преступника».
Операция проведена, результат достигнут.
Теперь смотрим дыры в «операции».
Горбуха номер один – ни один из «сынков», играющих в подъезде в составе нашей группы, опрошен мусорами не был (я намеренно употребляю это слово, поскольку слово «милиция» для такой сволочной деятельности не катит, а ведь все мусора в то время были еще и коммунистами – вот где простор-то «обработки» для гражданки Новодворской). Почему не был опрошен? Каким образом, минуя меня, они «вышли» на моих товарищей? Я перед школой был дома – подготовка к урокам, да и днем зимой в понедельник никого из ребятни гулять не тянуло. А идти в гости к таким же детям, как я, занимающихся готовкой уроков – какой интерес? То есть – в квартиру ко мне никто не стучался и не спрашивал «а не видел ли ты чего подозрительного в своем подъезде вчера вечером?» Да и не слыхал, чтобы предобеденное время занимал шорох какой-то личности по квартирам в процессе опроса.
Следующий момент – второй: квартира прокурора находилась в моем, первом, подъезде, на втором этаже. Первый подъезд, как вы понимаете, слева лицевой части дома. А идти «домой» мои товарищи должны были справа от дома. То есть, уходя домой, они почему-то повернули не налево, выйдя из подъезда, а направо. И для чего им нужно было зайти в мой подъезд?
Далее – третий вопрос: для чего им нужно было подниматься на второй этаж? Рискуя нарваться на скандал жильцов, типа, чего здесь шляетесь? Потому что на втором этаже было в коридорах место для возможности хранения кое-какого скарба, который обычно хранится на балконах. Запах жареной курицы вряд ли бы привлек их, если бы они даже подошли к самой лестнице, на первом этаже. Поскольку циркуляция воздуха, по законам физики, шла с первого этажа на второй и продолжалась через неплотности чердачного люка на улицу, – ну никак не унюхаешь аромат, стоя с «подветренной» стороны.
Четвертая горбуха – за свою жизнь не видел, чтобы кто-то сковороду с курицей выставлял куда-либо для того, чтобы мясо охладить. Поскольку горячим мясо долго не бывает даже в жаркое лето в жарком помещении.
Горбуха пять – каким это образом мусора вышли сразу на тех «людей», которые конкретно участвовали в «хищении», минуя фазы следственных действий? С чего утверждение, что именно я их заставлял воровать мясо? Даже не подозревая о его принадлежности. Ведь не было даже элементарного допроса со мной. Меня просто известили о моей вине и всё. Если бы те же дознаватели шастали по дому и опросили бы только взрослых людей, не доверяя детям, то об этом бы знал весь дом и двор. И каким же это образом родители знали состав играющих, не выходя из квартир? Поселок немаленький – 12 000 населения, всех невозможно знать в лицо…
Причем на учет в ДКМ поставили только меня. Ни одного из «сынков», которые тоже могли быть причастны к тому, чтобы «заставить»… И что интересно – товарищей моих тоже не поставили на учет.
Пять вопросов, пять огромнейших дыр в «операции», в которые со свистом может пролететь средней величины звездолет.
Насколько я помню, никакой комиссии по постановке меня на учет не было. Так же как и не было комиссии по снятию меня с учета, когда я уезжал насовсем на Украину. И не было так же комиссии о постановке меня на учет, когда я приехал заканчивать девятый и десятый класс, решив вернуться туда, где прошло мое детство. Так – автоматом: надо поставить, кто-то решил, поставим. И вся недолга.
Такая вот история моего преступления.
Хулиган...