Красная омега. Глава седьмая
Г Л А В А С Е Д Ь М А Я
Фантазия есть качество величайшей ценности
.
В.И.Ленин
ОЗЕРНАЯ ЖУТЬ
У Гриши Степанова пропала Зорька – неспокойная тощая коровенка. Об этом событии деревня была оповещена громкими причитаниями Гришиной жены. В своих горестных сетованиях хозяйка то жалела корову, называя ее Зоренькой и матушкой, то напускала на нее всех собак, обзывая ссюхой, стервой и другими женскими ругательствами. Гриша ходил по двору, как опоенный, растерянно хлопал себя по ляжкам и не знал, что ему делать.
Степановы свою Зорьку не пасли. Хозяин каждое утро высматривал местечко на лугу, где, по его мнению, трава была погуще, и вбивал там кол. На кол надевалось железное кольцо с цепью, другой конец которой крепился с помощью карабина к Зорькиному ошейнику. И всё, и вся забота. Животное паслось само (если позволяли слепни).
И сегодня Зорька с угра паслась, а к обеду её не стало Кол на месте, цепь возле него , а скотинины нет.
Обитатели Камар немедленно отозвались на женские клики. Мужчины быстро, как по тревоге, собрались у Гришиной избы. Узнав причину кликов и обсудив положение, они решили, что корова не иначе, как ушла в лес, в сторону Черничного озера.
При упоминании такого очень не уютного места, хозяйка заголосила еще пуще. Еще бы: Черничное озеро – это тебе не ля-ля-ля. Там кругом топко. Там не чисто. Там до сих пор стонет Нюшкина душа.
Мужчины покумекали ещё немного, попеняли Cтепановым, на то, что те не надевают на шею корове ботала: по его блямканью было бы легче обнаружить пропажу. Постояли, покурили, порассуждали.
-- Ну, что, мужики, стой ни стой, а животину искать нужно, -- наконец подытожил мужские рассуждения Дима.
Юра Перепрыгов обратился к Иркутскому:
-- А скажи-ка, Женя, когда ты служил в Иркутске, у вас коровы пропадали?
-- У нас вообще коров не было. Были свиньи. Так те в Монголию убегали. Но мы их умудрялись возвращать.
-- Вот видишь. У тебя опыт есть. Давай организовывай поиски.
И Женя организовал.
В центре позиции был поставлен Александр Иванович. Он должен был идти по просеке восточного хода в сторону Черничного озера и греметь двумя крышками от алюминиевых кастрюль.
-- Вы будете вроде акустического маяка.—сказал ему Женя.
Вправо и влево от «маяка» с промежутками в 20-30 метров стала разворачиваться цепь вольных стрелков. Поскольку стрелки были очень вольные, то цепь образовывалась медленно. Когда все, наконец, стали на свои нумера, Иркутский подал команду, по которой волонтеры тронулись с места и тут же исчезли в зеленой чаще.
Дождик начал моросить еще утром, а к началу поисковой операции перешел из мороси в мелкий, но густой душик. Александр Иванович, с наброшенной на плечи пластиковой накидкой, неторопливо шел по влажной просеке и периодически гремел кастрюльными крышками. На его громыхание веселыми криками отзывались соседи.
Чем дальше в лес углублялись поисковики, тем меньше становилось и веселья, и криков: дождь остужал эмоции. Когда до Черничного озера осталось не более километра, Александр Иванович с удивлением отметил, что в лесу ни справа, ни слева никто больше не кричит.
"Неужели домой вернулись, -- подумал он, -- а ведь договаривались двигаться до озера."
Александр Иванович немного потоптался в окружении набрякших влагой кустов ивняка, полязгал крышками, крикнул пару раз и, не получив ответа, все же решил, во исполнение разработанной Женей диспозиции, идти вперед.
Всхлипывания и бульканье он услышал, не доходя до озера метров триста. Вскоре к ним присоединились унылые стоны. Затем странные звуки усилились. Стоны стали переходить в короткие повизгивания с завываниями в конце. Лес хмурел на глазах. В еловых ветвях ощутимо настаивалась жуть. Впечатление было отвратное.
Александр Иванович остановился. Тело его начало наливаться страхом. Когда на озере что-то заверещало и засипело, он резко развернулся, а когда в чаще раздался хруст ломаемых сучьев, акустический маяк, не выбирая дороги, прямо через мокрые кусты резво чесанул в сторону деревни.
Бежал он стремительно, препятствия брал прыжками, а поэтому быстро выдохся и вынужденно перешел на шаг. Грудь разрывало от нехватки воздуха. Когда дыхание немного отрегулировалось, он прислушался к озерным звукам, которые стали негромкими.
Чем дольше Александр Иванович напрягал слух, тем более растерянным становилось выражение его лица. Он шел все медленнее и медленнее пока не остановился вовсе. Затем развернулся в сторону озера и застыл, всей своей позой выражая невысказанный, недоуменный вопрос.
МЕЖДУ КРЫЛОВЫМ И ЛЕНИНЫМ
Александр Иванович очень уважал Крылова. Не баснописца Крылова, а генерал-лейтенанта (царского производства) Крылова Алексея Николаевича, мудрого боцманюгу, блестящего инженера, непредсказуемого академика. Бывальщины о его деятельности, которые рассказывались очевидцами, напоминали легенды.
Так при ходовых испытаниях эсминца, построенного для императорского флота, заводчанам никак не удавалось достигнуть оговоренного контрактом 30-ти узлового хода. Запахло крупным штрафом. Тогда обратились за помощью к Крылову.
Молодой, но уже широко известный ученый выявил оплошность испытателей и так изменил методику проведения испытаний, что произошла чудо: эсминец развил скорость в 32 узла
Вместо уплаты штрафа, кораблестроители получили большую премию, которую и пропили (вместе с Крыловым) в одном из лучших ресторанов Петербурга. Алексей Нтколаевич рассказывал: «Хорошо помню, что вошли мы в ресторан вечером в четверг, а вышли только утром в пятницу. На следующей неделе.».
И таких неординарных историй можно было бы навспоминать на целую книгу. И все они вызвали бы интерес. Одна эпопея установки ферм
Володарского моста в Ленинграде чего стоит! А необычная транспортировка судами закупленных в Англии паровозов?! Но не эти и подобные им чудные деяния, и не научные перлы, щедро выданные академиком, привлекли внимание Александра Ивановича.
В случайно попавшей в его руки книге о Крылове, кроме всего упомянутого выше, имелся раздел, где много места уделялось педагогическим воззрениям этого замечательного человека, бессменного профессора Военно-морской академии, лауреата Сталинской премии, Героя социалистического труда.
Случилось так, что именно в момент книжного знакомства с личностью Крылова мучился Александр Иванович сомнениями и тревогами: он недавно ступил на неведомую и полную неопределенностей педагогическую стезю. Уже в сентябре ему предстояло приступить к чтению вузовских лекций в Военно-техническом институте Понятно, что этот последний раздел книги о Крылове, посвященный методике преподавания инженерных наук в высшей школе, и заинтересовал больше всего начинающего преподавателя.
Воспитателей дошколят, учителей начальных классов, педагогов средней школы серьезно готовят в педучилищах и ВУЗах, да не один год. Преподавателей же высшей школы не готовят нигде и никак.
А зачем готовить? Они и так умные! Считается, что ученым мужам передать свои драгоценные знания юным шалопаям так же просто, как перелить содержимое графина в рюмки. Однако Александр Иванович по своему студенческому опыту знал, что подобное мнение ошибочно.
На кафедрах Политеха ему встречались и лекторы-неумехи, и лекторы-сухари, и лекторы-халтурщики. Поэтому, имея в запасе целое лето, он решил как следует подготовиться к новому виду деятельности, чтобы достойно прочитать студентам Военно-технического института курс общей гидравлики и насосов.
Сначала он внимательно просмотрел кафедральные методические разработки. От них щедро понесло откровенным формализмом. Тогда будущий лектор накупил книг по педагогике, ораторскому искусству, логике.
Даже беглое знакомство с приобретенной литературой показало очевидную её бесполезность.
Педагогика объектом своего воздействия избрала, в основном, детишек, а поэтому применение её рекомендаций в великовозрастной среде не могло быть эффективным.
Ораторское искусство ограничивалось демонстрацией и анализом напористых публичных выступлений М.И.Калинина, С.М.Кирова, А.В.Луначарского и других коммунистических трибунов, что мало вязалось со спецификой чтения академических лекций.
И только логика была хороша! Известно, что она базируется на четырех законах и по своей четкости напоминает математику. Вот, например, как определенно формулируется закон исключенного третьего: «Два противоположных суждения не могут быть оба ложными, какое-либо из них обязательно истинно, третьего не дано.»
Вот так! Не дано, и все. И не надо орать. И не надо таскать уважаемого оппонента за космы, орошать его грудь прохладительными напитками, а тем более бить по сусалам, как это делают некоторые современные дисскутанты.
Успокойтесь, господа! Третьего не дано!
Хорошая штука логика! Но Александр Иванович не стал штудировать и её, так как полностью разделял евангельский тезис: « Не мечите бисер…».
Использование умностей логики подразумевает знание её законов той и другой стороной. Так вот другая сторона, т.е. студенты, с логикой явно не дружила, а поэтому логические потуги Александра Ивановича стали бы как раз тем бисером, метать который и не следовало бы.
Пригорюнился начинающий преп. Он отложил в сторону «Логику» и призадумался:
"Что же мне делать?"
Вот в этот-то момент и попалась ему под руку книга о Крылове. По прочтении книги он безоговорочно поверил академику и принял на вооружение все его педагогические рекомендации. Да и как было не поверить этому ученому-мореману, если ему оказалось под силу выполнение труднейшего преподавательского трюка. В 1919 году он умудрился понятливо прочитать революционным матросам, первым слушателям Академии, очень сложный, базирующийся на дифференциальном и интегральном исчислении, курс теории корабля.
Он прочитал этот курс без использования аппарата высшей математики. И такой ход бып выбран не из соображений трюкачества, а по суровой необходимости: бравые братишки из всего арсенала математики более или менее владели лишь четырьмя действиями арифметики. Впоследствии комплект этих курьёзных лекций был включен в полное собрание сочинений академика Крылова, как пример доходчивого изложения сложных вопрсов простыми средствами.
Александру Ивановичу очень импонировало то обстоятельство, что умница Крылов не учил, как надо преподавать в высшей технической школе, а показывал, как не следует этого делать.
В частности, он наставлял преподавателей не стремиться изложить свой предмет «в полном объеме». Это бесполезное и даже вредное занятие. Следует помнить, что преподаватель упивается своим любимым делом в течение нескольких лет (а то и десятков лет). Студенту же для постижения основ той или иной дисциплины отводится в семестре всего лишь несколько десятков часов. Поэтому понять, а тем более вместить в свою головушку все профессорские премудрости он просто физически не в состоянии.
Наш начинающий преподаватель вспомнил свои студенческие годы. По его оценке профессора Политеха поступали как раз не по-крыловски. Почти все они стремились прочитать свой курс по максимуму, обильно при этом математизируя лекционный материал.
Зеленые юнцы, только что покинувшие заботливую школу, на первых порах своего студенчества искренне стремились изучить и освоить все лекционные курсы. Но очень скоро они, захлестнутые мощным лекционным потоком, утопали в текучке семинаров, контрольных работ, домашних заданий, обрастали «хвостами». Для проработки теоретического материала у них уже просто не оставалось времени. Перед сессией бедные школяры надеялись лишь на три заветных предэкзаменационных дня, на шпаргалку, да на авось.
Юные сокурсники Александра Ивановича в первую же сессию нахватали двоек больше некуда. В отличии от них отставной авиационный техник выглядел очень пристойно. Бывалый Александр Иванович учился легко, и экзамены сдавал успешно. В этом помогал ему большой житейский опыт.
Он сразу же, с началом занятий, все дисциплины разделил на деловые и туфту. Деловые он изучал тщательно, а на туфту время практически не тратил, заботясь лишь о том, чтобы не забыть столкнуть очередной зачет.
В разряд туфты, кроме начерталки, английского языка, предметов военной кафедры и некоторых других, им были включены такие священные коровы как история КПСС, марксистско-ленинская философия, политэкономия.
Такое манкирование ком-основами не было ни вызовом, ни лихостью. Просто Александр Иванович немного разбирался в этих предметах, поскольку он их уже изучал и в военном училище и в университете марксизма-ленинизма. Поэтому на любой вопрос, взятый из этой триады, он мог бы всегда ответить, как минимум, на тройку. А большего ему и не нужно было. Углублять и совершенствовать свои знания по этим социальным дисциплинам он не собирался, так как убедился в полной их никчемности.
Убеждения убеждениями, а посещать бесполезные идеологические лекции надо, и от марксистско-ленинских семинаров не отвертишься. Хорошо бы на этих мероприятиях втихую прорабатывать деловые лекции или готовиться к очередной контрольной работе, а еще лучше, с наслаждением погрузиться в крутой боевик. Но не моги! Марксисты бдели, аки церберы и если застукивали кого-нибудь за крамольным занятием, то разным занудностям не было конца.
И все-таки Александр Иванович выискал способ, с помощью которого он мог, творчески отключаясь от марксизма-ленинизма, откровенно бездельничать. Недавно он познакомился с текстами Нового завета. Познакомился и опешил. Его удивило, что почти все самые расхожие житейские мудрости, вовсе не фольклор, как он думал прежде. Оказалось, что все они почерпнуты из писаний Марка, Матфея, Луки и Иоанна:
"Не хлебом единым будет жить человек."
"Верный в малом и во многом верен"
"Не бывает пророков в отечестве своем."
"Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным."
И так далее…
-- Ну, что ж, -- решил Александр Иванович, -- все правильно. Вечная книга – вечные истины.
И тут же он, как-то спонтанно, провел аналогию с нетленными трудами великого Ленина. Он предположил, что литературное ленинское наследие обязательно должно содержать мудрые мысли и афоризмы. Окунуться в это наследие было не сложно. Ленинских трудов было напечатано ну очень много. Коммунисты денег на издание политической литературы не жалели. Например, книга Александрова Г.Ф. и др.: «Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография», была в 1953 году напечатана в количестве 8 875 000 экземпляров.
Что же касается гениальных работ В.И.Ленина, то их тиражи соперничали с тиражами Библии. Многочисленные ленинские тома в темно-синих переплетах были везде. Они рядами стояли на полках всех библиотек Союза, в кабинетах партийных, советских, профсоюзных, хозяйственных и других начальников. Они пылились в красных уголках культурных, научных, спортивных и других учреждений. Самое чудное состояло в том, что этих книг никто не читал. Они были вроде декораций.
Раньше-то, при царе Косаре, политические декорации были побогаче. В тех же кабинетах по соседству с полным собранием сочинений В.И.Ленина непременно стояли еще более нетленные труды великого учителя и гения всех времен. Но после того как некий бывший шахтер с самой высокой трибуны дерзко изрек, что Сталин вовсе не учитель и не гений, вся миллионная армия партийных и советских чинуш мгновенно прозрела:
-- А, ведь верно! Не гений! Ату, его!
Прозрела и отправила краснокожие книги либо под нож, либо на костер. И остался Ленин в одиночестве, но не надолго. В смысле не надолго остался в шкафах и на полках. Те же чинуши со временем вынесли и Ленина.
Ну, что с них возьмешь? Истинно сказано в Писание: «Предавший раз, предаст снова». Ну, а пока Ленин был святее всякого святого и мудрее любого разнаимудрого.
Александр Иванович постепенно становился знаменитым. Вначале на странного студента обратили внимание библиотекарши. Этот студент брал у них, начиная с первого, один за другим ленинские тома, чего никто и никогда не делал.
Затем на увлечение энтузиаста обратили внимание преподаватели- марксисты. Этот энтузиаст на их лекциях и семинарах в открытую читал толстые книги. И замечание ему было сделать невозможно. Ведь читал-то он труды Ленина. А Ленин—это свято!
А вскоре они и зауважали Александра Ивановича. Он оказался прав, считая, что полное собрание сочинений основателя социалистического государства -- есть кладезь мудрости. В каждой книге вождя он находил меткие выражения, хлесткие сравнения, крылатые фразы, сочные ругательства, которые заносились им в специальную тетрадь. Этот ценный багаж он не держал втуне, а щедро им делился. Когда его вопрошали о чем-нибудь на семинарах и собеседованиях, он свои ответы начинал примерно так:
-- Владимир Ильич говорил: «Не наше дело разводить в комнатных горшках пшеницу», или:
-- Ленин предупреждал: «Но есть люди, что не прочь напиться и из такого колодца, в который уже наплевано», или:
-- Ильич отмечал: «Несдержанность в половой жизни – буржуазна: она признак разложения».
Когда преподаватели-начетчики тревожно вопрошали Александра Ивановича, где он нашел эти странные цитаты, то начитанный студент открывал свою заветную тетрадь и четко рапортовал:
-- Ленин. Полное собрание сочинений. Том такой-то, страница такая-то.
Был Александр Иванович знаменит и в студенческой среде. Указывая на него, говорили:
-- Это тот, который на Вовчике шизанулся.
Подобное мнение не беспокоило коллекционера ленинских острых слов. Он твердо знал, что любые знания обязательно пригодятся в жизни. А пока что, благодаря своей известности, он был практически освобожден от экзаменов по социальным наукам. Пятерки по этим предметам почти аматически появлялись в его зачетке.
Данная известность помогла ему и при поступлении в аспирантуру, куда он был принят беспрепятственно. И в дальнейшем, вставляя в свои лекции, доклады и беседы неизвестные и непривычные для аудитории ленинские мудрости, он добивался впечатления свежести и неожиданности, что, конечно, же способствовало лучшему восприятию слушателями его выступлений.
Нельзя сказать, что другие товарищи Ленина не цитировали. Как раз очень даже цитировали. Ни один доклад, ни одно ответственное выступление, не говоря уже о статьях и монографиях, не обходились без ленинских цитат. Но цитаты эти были длинными, скучными и очень политизированными. А из кратких афоризмов Ильича в обиход были пущены лишь два. Наверное, самые мудрые:
« Важнейшим искусством для нас является кино.»
И еще:
« Учиться, учиться и еще раз, учиться!»
И Ленину и Крылову начинающий преподаватель был весьма благодарен. И мудрые мысли Ильича и профессионвльные рекомендации морского академика прочно легли в первоначальную основу преподавательского мастерства Александра Ивановича.
ТАЙНА ЧЕРНИЧНОГО ОЗЕРА
В Военно-техническом институте не было кафедры гидравлики. Эта дисциплина преподавалась на кафедре теории двигателей, и, конечно же, там она считалась второстепенной. Когда Александр Иванович приступил к преподаванию, он был обескуражен скудностью лабораторной базы, которая должна была, по идее, подкреплять теоретическую часть курса гидравлики и насосов. Это было не по-крыловски.
Его обожаемый наставник настойчиво рекомендовал широко использовать в учебном процессе действующие агрегаты, специальные установки, испытательные стенды с тем, чтобы опытным путем подтверждать теоретические положения курса и прививать студентам навыки экспериментаторов.
Молодой лектор завелся. Он через своих знакомых и приятелей добыл на оборонных заводах различные трубы, арматуру, приборы, насосы и через год с помощью студентов создал несколько лабораторных установок.
Почему-то все установки получились очень шумливыми. Стенд для определения параметров гидроудара звонко, по пистолетному щелкал своими электро-пневмоклапанами. Кавитационный имитатор ревел словно трактор. Противно завывал при высоких оборотах двигателя насосный испытательный комплекс. Но самую оригинальную гамму звуков издавал стенд для демонстрации физического смысла уравнения Бернулли.
Этот стенд занимал всю заднюю стену лаборатории. Снизу, от трубопровода, насыщенного различными местными сопротивлениями, уходили вверх, почти до самого потолка, толстые стеклянные трубы. В этих трубах на разных уровнях колебалась жидкость.
В обиходе стенд называли «органом», так как он своим внешним видом слегка напоминал этот старинный музыкальный инструмент. И не только внешним видом.
Основной трубопровод, собранный из случайных элементов, имел переменный диаметр и включал в себя разномастную арматуру. Когда в трубопровод нагнеталась жидкость, «орган» начинал «играть». Вначале раздавались всхлипывания, затем к ним присоединялись унылые стоны, которые усиливались и переходили в короткие повизгивания с заывываниями в конце. Это вода, подводимая от насоса, со свистом преодолевала узкости и шумно выдавливала воздух из пазух и мертвых зон трубопровода. При этом в недрах стенда что-то верещало.
Послушать «орган» приходили сотрудники даже других кафедр.
Не случайно Александр Иванович недоуменно замер на мокрой просеке восточного хода, все еще держа в руках нелепые кастрюльные крышки. Озадачил его тот факт, что таинственное озеро генерировало очень уж узнаваемые стоны и завывания. В процессе прислушивания до него вдруг дошло, что именно так «играет» гидравлический «орган» в лаборатории Военно-технического института.
После такого озарения мистическая аура озера мгновенно рассыпалась. Кандидату технических наук стало ясно, что причиной странных озерных звуков является какое-то природное, материальное явление. Он облегченно вздохнул и неторопливо зашагал в сторону деревни.
Когда Александр Иванович пришел в деревню, он узнал, что Зорька нашлась. Хозяйка (по наводке Верочки) обнаружила её пасущейся в овраге, недалеко от деревни. Ему также сообщили, что поисковики вернулись. За ними был послан Антон, который обежал всех волонтеров, кроме акустического «маяка», которого почему-то не смог найти в лесу.
Быстро переодевшись в сухое, Александр Иванович поспешил к Юрию Михеевичу, чтобы поделиться с ним своими лесными наблюдениями и озерными впечатлениями. Перепрыгов очень заинтересованно, с выспрашиванием подробностей, выслушал эмоциональный рассказ своего гостя о звучащем озере.
Затем оба умника перешли к выдвижению гипотез, объясняющих природу этих звучаний, предварительно полагая, что в озеро откуда-то под давлением поступает вода. Техногенный фактор был сразу же отвергнут, так как в радиусе, как минимум, десяти километров ни промышленных трубопроводов, ни насосных установок не имелось.
Версии о локальных подъемах и опусканиях земной коры; о разломах и сдвигах скалистого грунта, что могло бы быть причиной перетекания воды из одного водоема в другой, также были отвергнуты. В тектоническом отношении Вепсовская возвышенность была абсолютно спокойной зоной.
Остановились на очень неубедительном предположение о циклическом изменении уровня грунтовых вод, которое, возможно, и вызвало подвижку воды в подземных трещинах и протоках. При этом, правда, было не ясно с какой стати грунтовые воды стали менять свой уровень, да еще циклически.
Таким образом флер некоторой таинственности все-таки продолжал окутывать Черничное озеро.
-- Конечно, если взглянуть на этот вопрос абстрактно, -- начал было Перепрыгов, на его прервал Александр Иванович:
-- Никаких абстракций не надо. «Абстрактных истин нет, истина всегла конкретна.». -- В.И.Ленин, том такой-то, страница такая-то.
ПОЛИТИКА И ГЛЮКИ
Россия никогда не страдала отсутствием государственных преступников. Чтобы сберечь отечество от растерзания, князья и цари таких воров колесовали и четвертовали. А, не воруй!
Императоры их обезглавливали и вешали. А, не бунтуй!
Генсеки только расстреливали, но много, А, не отклоняйся от линии партии!
И лишь президенты, затеяв игру в «правовое государство», легкомысленно ослабили державные вожжи. Они стали всех посягателей на власть миловать, уласкивать, а некоторых даже ружьишками снабжать. Вот государство-то и оказалось растерзанным. На его окраинах загуляли вооруженные банды.
Наиболее бесшабашные инсургенты не только палили из калашей туда и сюда, но и взрывали мосты, нефтепроводы, административные и жилые здания. Волна взрывов, начавшаяся на Кавказе, прошлась по Москве, а затем докатилась и до Шугозерской волости.
Светлой летней ночью негромко хлопнуло несколько взрывов, и четыре стальные мачты высоковольтной линии, разрывая провода, легли на цветущую землю. Эта, атакованная террористами ЛЭП, тянулась через Пороховые на Юферовское болото и, очевидно, дальше для снабжения электроэнергией северных районов Ленинградской области. После теракта все окрестные населенные пункты, в том числе и Камары, остались без электричества
Камарцы дюже затужили. Они знали, что аварию ликвидируют не скоро. В отличии от социалистического государства в новой стране победившего дикого капитализма ни на что не хватало денег. Наглядным и позорным фактом, который демонстрировал немощь страны, являлся почти десятилетний процесс ликвидации аварии на перегоне между станциями Лесная и Площадь мужества ленинградского метрополитена.
Когда заходила речь о нехватке у правительства денег на образование, медицину, науку, охрану природы, лесозащиту и т.д., тетка Дарья поджимала губы и роняла:
-- Воруют.
Ей возражали:
-- Ну, Дарья Авдеевна -- это не новость. В России всегда воровали.
Тетка Дарья не отступала:
-- Сейчас сильно воруют!
Лапидарно оформленное народное мнение образованный Юра облёк в наукообразные формы:
-- В либеральной России происходит вульгарное перераспределение денежной массы, суммарный объем которой всегда примерно постоянен. Здесь полностью действует закон сохранения материи. Если где-нибудь сколько-нибудь убудет, то где-нибудь столько же прибудет. В наше время капитал обильно прибывает на стройки персональных загородных дворцов, коттеджей, развлекательных и торговых центров, на финансирование сомнительного и даже преступного бизнеса, на счета зарубежных банков, на обеспечение экзотических путешествий, на покупку шикарных яхт и средневековых замков. Понятно, что на такие пустяки, как просвещение и здравоохранение, денег не хватает.
-- Что ж делать?-- вздохнула тетка Дарья.
-- Нужен новый Дзержинский, -- встрял в разговор, как всегда вовремя подоспевший Женя Иркутский. – Уж он бы всех этих лощеных пацюков видгепнул бы, как следует.
-- Ты даешь, -- взвился Юра, -- он же палач!
-- Так, понятно! Параноидных либералов наслушался, -- определил радикально настроенный Женя. Немного переждав, он твердо продолжил:
-- Дзержинский не палач, а твердый защитник государственных интересов. Чтобы нейтрализовать врагов Республики, он использовал все необходимые в те тревожные времена средства. Железный Феликс поставленную перед ним задачу решил -- контрреволюция была раздавлена.
Кроме этого, он поднял на колеса пребывавший в состоянии разрухи железнодорожный транспорт. И еще. В отличие от наших «добреньких» либералов, которые своими пиратскими экономическими деяниями плодят в стране миллионы беспризорников, Дзержинский сумел в то трудное время собрать бесчисленную беспризорную братию, накормить, одеть и вывести обездоленных детей в люди.
Иркутский говорил, как по писанному. Можно было предположить, что он об этом много думал. На самом же деле он озвучивал не свои мысли, а пересказывал содержание статьи, которую недавно прочитал в патриотической газетке. Не давая никому перебить себя, он напористо продолжал:
-- Через руки Дзержинского шел поток золота, бриллиантов, драгоценностей, антиквариата, валюты. И ничего к его рукам не прилипло. Как ходил он в солдатской шинели, так в ней и умер…
Иркутский продолжал говорить, а Александр Иванович, случайно оказавшийся в этой компании, тихонечко встал и пошел прочь, неприязненно думая:
Что за черт? О чем бы народ ни начал говорить, обязательно собьется на политику… А солдатская шинель – не довод. Свердлов тоже не в смокингах ходил, однако припрятал в личном сейфе порядочно и золота, и валюты, и ценных бумаг."
Очень скоро камарцам стало не до политики. На деревню свалилась новая напасть: через Камары косяками пошли странные призраки. Они шли от леса, со стороны макарьинского кладбища. Размытые, вихлястые фигуры пересекали поле, огибали деревню и выходили к началу северного хода. Там они исчезали в мелком ельнике.
Их видели многие. Тетка Дарья принимала приведения за покойников и говорила, что они синие.
Просвещенный Юра называл их зомби и утверждал, что они фиолетовые.
Дима Крюков, большой любитель научно-фантастических романов говорил:
-- Это не зомби. У нас их нет. Зомби – это западная выдумка. И вообще, наши глюки -- это не призраки, а сгустки материи, типа плазмы.
-- А почему у сгустков человеческие лица? – съехидничал Юра.
Появление приведений очень удручающе подействовало на камарцев. Но не на всех. Николай Ромашкин с милицейским недоверием отнесся к болтовне о глюках. Он решил сам все проверить.
Пять ночей безрезультатно дежурил Николай на своем чердаке у слухового окна с видом на таинственное поле. Он уже хотел назвать все эти деревенские мистические пересуды чушью и прекратить наблюдение. Но на шестую ночь призраки возникли.
Произошло это около трех часов. Причем произошло внезапно. Только что никого не было. Николай на секунду другую оторвался от барсуковского бинокля, чтобы дать глазам отдохнуть. Когда он вновь припал к окулярам, то увидел три фигуры. Призраки плавно, один за другим двигались по белому от обильной росы полю. Ромашкину они сразу же не понравились. Он их про себя назвал субчиками.
Ночи еще были светлые, и субчики, несмотря на реденький туман, просматривались довольно отчетливо. Вначале Николаю показалось, что они нагие, но, присмотревшись, он заметил надетые на них почти прозрачные, свободно висящие балахоны. Создавалось впечатление, что они не шли, а плавно скользили по траве.
Субчики обогнули деревню и скрылись в лесу, в районе северного хода. Через некоторое время появились еще двое, но уже не в балахонах. Их длинные фигуры были перебинтованы лиловыми лентами. Они проследовали тем же маршрутом, что и первые трое. Больше до восхода солнца никого не было. А когда взошло светило, Николай отправился на поле, чтобы осмотреть следы, оставленные субчиками на росистой траве.
Он пересек все поле, но, к своему беспредельному удивлению, никаких следов не обнаружил. Поле нетронуто блистало крупной росой. Его девственная поверхность грубо рассекалась лишь темной полосой, оставленной сапогами Николая.
Выходило, что «субчики» -- бесплотные существа!
ГОГОЧКА
Верочка засобиралась в Питер. Причин для отъезда было несколько. Во-первых, на неё угнетающе подействовало появление в Камарах глюков не глюков, приведений не приведений, но потусторонних существ точно. Затем, от чего-то чередой пошли срывы и провалы в её экстрасенских и футурологических построениях. И, самое главное: Верочка определила, что Камары находятся в зоне действия какого-то ненормального, мощнейшего энергетического поля, а это крайне опасно для здоровья.
Вместе с Верочкой засобирался и Александр Иванович. Уезжать из деревни ему не хотелось. И огород требовал забот, и ягоды в лесу поспевать начали, и грибы опять же. Вон Николай полное лукошко обабков и лисичек принес.
Если бы на месте Верочки была другая женщина, Александр Иванович, не раздумывая, остался бы. Но Верочка – это не другая женщина. Верочка – это женщина его мечты. А с мечтой не расстаются.
Не правы были камарские дамы, посчитавшие, что в молодости Александр Иванович пережил какое-то потрясение на любовном фронте. Хотя и была его личная жизнь авантюрной и безалаберной, но потрясений или каких либо крупных неудач в общении с прекрасным полом у него не было. Зато был прав Фрейд, который подметил, что ранние, детские сексуальные впечатления оказывают влияние на всю последующую жизнь.
Раннее детство Александра Ивановича не было обременено какими-то особенными сексуальными переживаниями. Маленький Шурик, когда он жил на Крестовском острове, ни в ясли, ни в очаг, в эти гнездышки полового ознакомления, не ходил. Он вместе с другими мальчишками из общежития играл на пустыре в войну и с девчонками не водился. У тех была своя, кукольная жизнь.
Как только Шурик вместе с папой и мамой переехал в дом эмира бухарского, в генеральскую квартиру, он сразу же заболел. Бедняга болел, с маленькими перерывами, почти два года. Он и в школу-то пошел на год позже, чем положено. Больной Шурик почти не общался со сверстниками. Болезни, которые цеплялись одна за другой, были либо тяжелыми, либо заразными. Иногда к нему заходил поиграть приятель Витька. С разрешения своих родителей несколько раз появлялся в комнате Шурика музыкальный Левушка со своей флейтой. И все. А с девочками он вообще не встречался и имел о них очень искаженное представление.
Так, он был уверен, что девочки не пукают и не какают. Это удел лишь грязных мальчишек. Он даже не подозревал, что письки у девочек устроены совсем по-другому, чем у мальчиков. Когда мама купала его в ванне и у него начинал шевелиться писюньчик, он заинтересованно спрашивал мать:
-- А твоя писька умеет так кивать?
Понятно, что в школе-то его быстро просветили. Под обидный смех и ехидные замечания продвинутые соклассники объяснили наивному гоге, что к чему. От разочарования в своих светлых взглядах и от того, что мальчишки смеялись над ним и дразнили гогочкой, Шурик сделался ершистым и дерзким.
Девочек он стал презирать и преследовать. Толкнуть одноклассницу, подставить ей ножку, трахнуть портфелем по голове – это было милое дело. И так продолжалось до тех пор, пока Шурик не стал Сашкой, пока не принялся с удовольствием таскать за отличницей Сахарновой её портфель.
Сашкина галантность была очень уместна, так как отличница была заметно перегружена. Корме тяжелого портфеля Сахрнова носила большую папку с нотами (она занималаст в музыкалиной школе по классу фортепьяно), а еще -- сумку со спортивной одеждой (она посещала в «Промке» секцию ритмики).
ЧИСТОПИСАНИЕ
В нынешнюю прагматичную пору ни один папаша, даже очень эксцентричный, не назовет свою дочурку нестандартным именем в честь какого-либо современного политического деятеля. Нет, нет, нет! Точно не назовет. Ни Горбачиной, ни Мисегорбой. А, тем более, никогда не назовет Ельциной или Медвединой. И не по причине некторой неблагозвучности имен такого типа, а от нежелания рекламировать мизерабельность.
В советские же времена трудящиеся с удовольствием давали своим деткам политизированные клички, изобретательно используя для этой цели псевдонимы и имена известнвх большевмстских лидеров. Владлен, Сталина, Нинель, Вилена и подобные им имена звучали повсеместно. Видать граждане Союза искренне чтили своих вождей.
Малышня из начальных классов уже была достаточно понаслышена и о мудром товарище Сталине, и о добром дедушке Ленине. И поэтому положительно воспринимала своих сверстников, названных в честь этих великих людей. А вот с Энгельсом и Марксом школьная мелюзга была еще не знакома.
Когда учительница, представляя классу Сахарнову, сказала, что девочку зовут Марксиной, первоклашкам это имя не понравилось. Они упростили его и стали называть Сахарнову Маркой.
Марка вскоре заинтересовала Шурика. Она во всем отличалась от своих одноклассниц, особенно от большеротых и остроносых двойняшек Даши и Паши, дочерей школьной технички. На переменках они в своих застиранных кофточках с визгом носились по коридарам. Учились девочки очень посредственно, тем не менее, Даша уже умела писать на заборах одно нехорощее слово
Марка всегда приходила в школу в тщательно отглаженном коричневом платье с белым кружевным воротничком. Ее косы быди аккурптно уложены на затылке и украшены коричневым же бантом. На большой перемене ученики развертывали свои завтраки. Это были бутерброды, обычно с колбасой, или ломти черного хлеба, проложенные половинками котлет. Марка колбасу не употребляла. Она извлекла из портфеля мешочек, где всегда было одно и то же: яблоко и квадратная булочка, облитая глазурью. Иногда булочку заменяло песочное пирожное.
По всем предметам Сахарнова училась на отлично, но особенно она преуспевала в чистописании. Её домашние тетради по чистописанию были выставлены на стенде в школьном коридоре. Там было на что посмотреть. Красивые, где надо выведенные с нажимом, где надо – тонкой линией, глубоко черные, а не фиолетовые, как у всех, буквы имели к тому же глянцевую поврхность.
Уже позже, когда Сашка носил Маркин портфель, он выведал у подружки её каллиграфический секрет. Оказалось, что Марка писала не обычными чернилами, а тушью, в которую для блеска добавлялось немного сахара.
Со временем школьники перешли на шариковые ручки. Чистописание изжило себя и было исключено из школиных программ. С ликвидацией чистописания исчезли из школьного обихода стальные перышки, вставочки, чернильницы-невыливайки, промокашки, перочистки, а вместе с ними выпал из мальчишеской жизни целый пласт развлечений. Например, в перышки можно быдо поиграть. Все эти «рондо», «№86», «уточки» яалялись школьной валютой. На неё можно было выменять кусок бутерброда, сосалку «дюшес», карандаш. Поэтому игра «в перышки» была азартной игрой, которой увлекались все мальчишки.
Другим увлечением школьников являлась игра «в маялку». Роль маялки выполняла перочистка, которая состояла из нескольких круглых или квадратных кусочков шерстяной материи, скрепленных в центре двумя пуговочками.
На переменах в каждом углу коридора можно было видеть кружок мальчишек, в середине которого очередной «маяльщик», ритмично поднимая и опуская ногу, поддавал маялку вверх внутренней стороной ступни. Выигрывал тот, кто наносил по маялке большее числа ударов, прежде, чем та падала на пол.
Игра «в маялку» порицалась педагогами. Они, с подачи медиков, считали, что многократное поднимание и опускание ноги отрицательно скажется на потенции будущего мужчины. Скорее всего они были не правы. Может быть совсем наоборот: энергичные движения нижних конечностей усиливали циркуляцию крови в области паха, что способствовало полноценному развитаю половых органов. Иначе чем объяснить тот факт, что бывшие «маяльщики» нарожали в шестидедсятые годы рекордное количество ребятишек.
В дальнейшем это достижение напористых и плодовитых «шестидесятников» не было развито. А в девяностые годы рождаемость в стране вообще катастрафически упала и никак не хочет подниматься. Вот беда-то! Многие предполагают, что при неизменности положения, русские со временем вымрут или, в лучшем случае, сожмуться до небольшого племени, оттесненного более продуктивными нациями в район Северного Урала.
Государственные мужи озабочены: как заставить русских мужиков плодить детей. Размышляют, ломают головы и ничего путного придумать не могут. Год от года людей в России становится все меньше и меньше.
А тожет быть не стоит мудрить. Может быть взять и ввести вновь в школах чистописание. В смысле вернуться к несправедливо охаенному политическому опыту Советского Союза. При социализме-то с рождаемостью был полный ажур. А чистописание, кстати, воспитывает художественный вкус.
Когда Сашка вернулся в Ленинград из эвакуации, он все время надеялся, что вот-вот встретится с Маркой. Но месяцы шли за месяцами, года за годами, а Сахарнова все не появлялась. Уже давно он стал Александром Ивановичем, уже и пенсия нарисовалась во всей саоей неизбежности, а образ Марки из его сознания все не исчезал. При воспоминании о довоенном детстве перед ним всегда всплывало её круглое лицо, большие, немного на выкате, глаза, опушенные удивительно длиннвми ресницами, пухлые губы в доброй улыбке, нос с горбинкой и коричневый бант на высоко поднятой голове.
Какова её судьба? Может быть эта милая девочка погибла в блокадную пору, может быть навсегда уехала из Ленинграда и теперь живет где-нибуть в Саратове, возится с внучатами.
Ухарь-Президент решил обрадовать своих сограждан. Он объявил, что теперь торговать можно, где угодно и чем угодно. Простодушные питерцы восприняли президентские милостивые слова буквально и вывалили на улицы в надежле продать кому-либо свое барахло.
Александру Ивановичу понадобилось поехать в центр. При подходе к станции метро он с удивлением увидел поднятое над пристанционным сквером странное желто-зеленое полотнище с дыркой посредине. Под полотнищем кучковался народ, предлагавший прохожим разные, в основном, бывшие в употреблении вещи.. Когда же он вышел из метро на Невский, то и вовсе оторопел.
Вид проспекта напоминал фотографию времен Гражданской войны. Вдоль тротуара стояла цепочка женщин. Перед каждой из них была разложена для реализации разная чепуха типа чашечек, вязаных вещей, бижутерии, раковин морских молюсков, дешевых картинок.
Большинство женщин стояли смущенно опустив глаза. Некоторые из них растерянно улыбались, некоторые иногда напрягались и как бы с вызывом бросали взгляды на прохожих, но все они явно чуствовали себя не в своей тарелке. Александр Иванович шел вдоль строя этих фиговых предпринимательниц и искреннне сочуствовал им: девочки, никто у вас ничего не купит.
Внезапно в череде угнетенных женских фигур он упидел даму, которая не сутулилась, как остальные. У ног её кучкой располагалась какая-то галантерея. Стояла дама высоко подняв голову. Взор её огромных, чуть на выкате глаз был устремлен куда-то в поднебесье. Это была Марксина Сахарнова. За полвека Марка сильно изменилась. Удлинилось лицо, обвисли щеки, исчезла пухлость губ, но глаза остались те же, их невозможно быдо не узнать.
Александр Иванович растерялся. Он откровенно пялился на Марку, которая воспринималась им, как видение, как мираж, как полуреальная весточка из далекого, почти забытого прошлого. Он прошел мимо неё, не решаясь заговорить, затем вернулся. Прошелся еще раз и, забыв зачем он приехал в центр, медленно зашагал к станции метро.
Поезд пролетал станцию за станцией, люди входили и выходили, а Александр Иванович понуро стоял в углу вогона. Он молча горевал о судьбе своего поколения, которое всю жизнь безотказно горбатилось то на целине, то на стройках коммунизма, то на БАМе, то еще где, в робкой надежде создать счастливый и радостный мир, а оказалось к концу своей жизни у разбитого корыта.
И не из-за привередливости, как та старуха из сказки, а от излишней веры в «золотую рыбку». И как же было не верить, если на кадждом шагу: «Где партия, там успех, там победа!» Верили, верили, а «рыбка» оказалась гнилой.
Вот и Сахарнова. Стоило ли так стараться. И в классе, и в музыкадьной школе, и в спортивной секции. Стоило ли корпеть над тетрадями и так тщательно выводить буквы, чтобы в старости удостоится права беспошлинно торговать своим исподним на панели Невского проспекта.
Из динамиков прозвучало: «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция «Ломоносовская». Объявление дошло до сознания Алекандра Ивановича, он стал возвращаться в реальность: «Стоп! Куда это я еду? Я ж в обратную сторону еду!»
На «Ломоносовской» он вышел, пересек пратформу и сел в поезд, следовавший на Васильевский остров.
СЕКСУАЛЬНАЯ ПРИВЕРЕДЛИВОСТЬ
По ханжеским понятиям того времени Сашка очень рано начал жить половой жизнью. В шестнадцать лет.
Однажды осенним вечером он сидел в дальнем углу своего двора и зажимался с некой Лидкой. Девушка была старше своего кавалера и имела далеко не безупречную репутацию. Когда двор опустел, и стало совсем темно, Сашка решился. Он неуклюжими движениями, но очень напористо принялся освобождать Лидку от теплого трико. Парнишка торопился, дрожал и умирал от нетерпения. Девушка ему помогала. Оба были почти в трансе. Кстати, с тех пор процесс снимания с женщины трусиков стал для Сашки самым волнующим моментом, жарко предваряющим восторг и наслаждение.
Наконец препятствие было устранено! После этого начинающий любовник, не имея никакого сексуального опыта, банально, без изысков разложил девушку на толстом стволе старого тополя, который недавно был спилен дворниками.
С тех пор пошло и поехало.
В те ностальгически светлые советские времена молодежь была темной в вопросах контрацепции. Да, и противозачаточных средства в продаже было не богато. А те, что были, особой надежностью не отличались. Парижские же презервативы, как и в бытность яркого Багрицкого, считались жуткой контрабандой. Ко всему прочему в стране были запрещены аборты.
Девушки с большой опаской шли на половые контакты. Они смертельно боялись забеременеть. Сашку девичьи опаски не смущали. Он наглостью, уговорами, ласками и твердыми обещаниями (в случае чего) через ЗАГС официально оформить отношения добивался своего в большинстве попыток. Партнерш он менял часто, а «в случае чего» о своих обещаниях забывал. В девичьих кругах его считали коварным и опасным молодым человеком. Несмотря на такую скандальную славу, девушки к Сашке тянулись.
А в авиационном городке, когда он держал диету и копил деньги на автомобиль, когда приятели считали, что у него нет даже завалящей бабы, его ублажала не одна, а две женщины. Причем денег на них он не тратил. Наоборот, они потчевали его лакомствами и угощали вином.
Свои любовные связи юный техник не афишировал. Одна из его женщин была молодой женой пожилого гарнизонного интенданта. А другая – местной гетерой. Народ знал, что она от чего-то лечилась, и сторонился её, а Сашка не посторонился.
Шли годы. Все Сашкины друзья и приятели обзавелись семьями, а Сашка все порхал с бабочки на бабочку.
С одними женщинами он жил месяц, два, с другими по году и больше, но не одна из них не заинтересовала его в смысле марьяжа. И все-таки на тридцать шестом году своей жизни он женился. Но брак не был продолжительным. Через два года, сразу же после смерти от простуды младенца-сына, Александр Иванович развелся с женой.
Причина, по которой он давал отставки сожительствовавшим с ним женщинам, была и простая и, в то же время, необычная. Этот ловелас имел одну странность, некий зачок, или, как сейчас любят выражаться, маялся определенным комплексом.
Александра Ивановича однозначно коробило, если женщина пахла чем-то неприятным. То ли круг общения у него был не тот, то ли во времена его молодости коммунальная квартирная система не была способна обеспечить гигиенические потребности женщин в душах и ваннах, но от каждой женщины, с которой он был близок, чем-то несло. Чаще всего – потом, а еще чем-то кислым, или нездоровыми зубами, а то еще разными протирками, притирками, косметическими и лекарственными кремами, застарелыми духами. Сначала возникало раздражение, а затем и отвращение к подруге. После чего союз распадался.
Александр Иванович знал, где и когда он подхватил этот комплекс. Чуткость к отвратным запахам и плохая переносимость их возникли у него после того, как он в детстве переболел всеми мыслимыми болезнями. Тогда он находился в полностью закупоренной комнате (не дай бог, дополнительно простудится) и вдыхал дурной воздух.
В этом воздухе были разлиты запахи не вынесенного горшка, капель датского короля, уксусных компрессов, рыбьего жира, потного белья, вонючего гноя, текшего из ушей, разных лекарств и других не очень благовонных источников. После двухлетнего прозябания в такой атмосфере у него развилась аллергия к малейшему неприятному запаху, не говоря уже о зловонье.
Древние говорили: «Хорошо пахнет та женщина, которая ничем не пахнет». Подобную женщину Александр Иванович уже и не чаял встретить. И правильно делал, что не чаял. Таких женщин и раньше-то не было, а теперь тем более. Современный парфюм тонок и разнообразен и любая значимая женщина с удовольствием употребляет ароматную влагу, чтобы привлечь к себе внимание мужчин. И дезодорантом дамы не пренебрегают: дезодорант же лучше пахнет, чем пот, даже незакисший.
А ссылаться на древних – это, вообще-то, плоско. Какие они знатоки? Ни воспитания, ни образования. Эти эллины, эти римляне не только в электронике не разбирались, но и о диамате или там о экзистенциализме слыхом не слыхивали. Так какой смысл числить их в авторитетах?
Хотя, чтобы хорошо разбираться в женщинах, знать электронику не обязательно.
ИЗУМРУДИНКА
Ученые Коммунмаша свои мозги особенно не напрягали. Если требовалось разработать какую-нибудь новую машину, то они шли в отдел информации, подбирали соответствующий зарубежный аналог и лепили с него конструктивную основу будущей машины. Новая машина всегда получалась хуже зарубежной. И понятно почему. Ну, во-первых, копия всегда ущербнее оригинала. А, во-вторых, Коммунмаш – это не Атоммаш. Заводы коммунальной отрасли снабжались по остаточному принципу.
Такие дефицитные материалы, как бронза, легированная сталь, высококачественная резина, современные пластики, почти не поступали на их склады. Поэтому, к примеру, подборный лоток, выполненный на немецкой машине из нержавейки, у нас делался из Ст.3. Машины работали плохо, часто ломались. Но выпускалось их много, поэтому коммунальные потребности крупных городов, в основном, удовлетворялись.
Однажды, в период жуткого застоя, когда Генсеков не успевали хоронить, когда ничего нового не произрастало на научной ниве, Коммунмашу, к большому изумлению его сотрудников, поручили разработать два совершенно новых, ранее не выпускавшихся в Союзе агрегата: биотуалет и льдоскалывающую машину.
С биотуалетом трудностей не возникло. Пошли привычным путем: содрали с зарубежного аналога. Правда была маленькая неудобность. Из-за некачественных уплотнений и кустарной технологии не удавалось достигнуть нужной герметизации, Но разработчики биотуалета не унывали. Они надеялись справиться с возникшими затруднениями.
Намного хуже было положение с разработкой льдоскалывателя. Оказалось, что зарубежный аналог подобной машины отсутсвует. Оказалось, что в зарубежных странах, даже в самых северных, льдоскалывающие машины вообще не производятся. Тамошним муниципалитетам такие машины не нужны. Потому, что скалывать нечего. Там после каждого снегопада выпавший снег оперативно убирается. Поэтому при оттепелях таять нечему, а при последующих заморозках нечему замерзать. Все очень просто!
У нас же…Нет, пожалуй не стоит говорить о том, что всем известно. А, может сказать? Может не всем известно?
Уже по весне, на обросшие толстым льдом тротуары и прилотковые зоны, выводился многочисленный интеллигентный народ. С ломами и лопатами. Картина была первобытная. Вот власти и приняли решение: удалять лед механизированным способом.
Для механизированного удаления льда коммунмашевские специалисты предложили следующие три способа: фрезерование, скалывание и расплавление. Первый способ оказался излишне деликатным, последний – заметно вычурным и дорогим. Остановились на втором.
На мощной раме, сваренной из большеразмерного швеллера, смонтировали двенадцать ударников, работавших по принципу отбойного молотка. Поместили эту раму на массивное шасси. Щедро оснастили машину гидравликой и пневматикой. Все это хозяйство прикрыли металлической надстройкой, покрасили её в оранжевой цвет и приступили к испытаниям.
После пробных запусков с последующим устранением недостатков, машину вывели на обледенелую улицу Седова, прямо перед институтом. По такому случаю весь институт припал к окнам. Видуха была небывалая. На мостовой стояла яркая, нелепая конструкция, напоминавшая большую каракатицу.
Испытания начались сразу же после обеденного перерыва. А через пять минут после начала испытаний с левого борта машины повалил дым. Еще через минуту раздался хлопок. Почти мгновенно пространство между масляным баком и кабиной водителя оказалось в огне. Темно-красное пламя азартно лизало богатые масляные наслоения на корпусе машины и рвалось в кабину.
Тепловой волной и страхом водителя выбросило на улицу. При этом он, от ошеломленности и растерянности, забыл выключить двигатель. Когда же он опомнился и кинулся обратно, чтобы устранить свою оплошность, было поздно: огонь во всю хозяйничал в кабине.
Оранжевая каракатица неспешно двигалась вперед. Она оглушительно гремела своими двенадцатью отбойными молотками и разбрызгивала во все стороны ледяные осколки. Над ней бился вишневый факел жирного огня, за ней, как за кормой сторожевика при постановке дымовой завесы, стлался густой черный шлейф. Встречные водилы разевали рты: кабина пылающей машины была пуста!
Каракатица грохотала и неотвратимо выползала на полосу встречного движения. Александр Иванович, наблюдая из окна это кино, наверное, первым понял, какая может начаться катавасия, если машину не остановить.
Он выскочил из лаборатории и по лестнице помчался вниз. Старший научный сотрудник знал гидравлическую схему льдоскалывателя: он сам принимал участие в ее разработке. Там было достаточно отсечь подачу масла к мотор-колесам и машина остановится.
В вестибюле Александр Иванович сорвал с пожарного щита топор и выскочил на улицу. Каракатица вовсю молотила навстречу потоку машин. Когда он догнал льдоскалователь, встречные автомобили уже начали тормозить. Первым прямо перед пылающей машиной тормознул автомобиль с цистерной бензина. Ситуация приключилась еще та! Такую и преднамеренно-то не организуешь
.
Подбежав к горящей машине справа, Александр Иванович с ходу рубанул топором по нужному шлангу. Шланг мгновенно распался. Из него под давлением ударила в грудь и шею спасателя литая струя почти кипящего масла.
Машина остановилась, а Александр Иванович, отпрянув от машины, схватился за грудь и из-за сильной боли закружился на мостовой. Вскоре ему стало плохо. Его подхватили под руки и отвели в помещение отдела информации, которое размещалось на первом этаже.
Не ожидая прибытия врачей, женщины отдела начали оказывать пострадавшему первую помощь. Особенно сноровисто и умело действовала переводчица Вера Платоновна. Она расстегнула пропитанную маслом рубашку, разрезала майку и стала ватой осторожно убирать с обваренной кожи пациента масляные остатки, тут же выдавливая на его красную со вздувающимися пузырями грудь какой-то жидкий крем. Она все время приговаривала:
-- Потерпите, сейчас будет легче.
Когда она наклонялась над несчастным, тот сквозь боль ожидал, что вот-вот на него пахнет какой-нибудь женско-противный запах. К его удивлению Вера Платоновна ничем не пахла!
До своего обваривания Александр Иванович не особенно обращал внимание на не очень яркую Веру Платоновну. Она почти не пользовалась декоративной косметикой и духами. Волосы имела прямые. Лоб ее прикрывала наивная челка. Со всеми она держалась ровно и неизменно приветливо. Известно было, что с мужем она рассталась два года тому назад. И все.
После выздоровления у Александра Ивановича открылись глаза. Внимательно понаблюдав, он обнаружил, что Вера Платоновна – это та драгоценнинка, которую он искал. Все в ней его умиляло.
Эта жемчужинка, поднимая что-либо с пола, не наклонялась и вульгарно не выпячивала зад, а грациозно приседала. Двигалась она очень четко, имея прямую спину и чуть приподнятую голову. Носила светлые блузки, причем каждый день другого оттенка. Речь её была начисто лишена вульгаризмов. Выйдя из туалета, она не одергивала юбку или кофту, как это делали большинство коммунмашевок, и после этого нервно не озиралась (не заметил ли кто-нибудь). Она выходила в полном порядке, небрежно закрывала дверь и индифферентно, как будто бы и не была в туалете, шествовало по коридору. На столе у неё в хрустальном стакане всегда стояли цветы или какие-нибудь веточки.
Александр Иванович ошибся, посчитав, что его изумрудинка ничем не пахнет. Вблизи неё постоянно витал еле уловимый аромат цитрусовой свежести – она любила протирать руки кожурой лимона или апельсина. И этот запах, как ни странно, очень нравилось Александру Ивановичу.
Короче, теплые отношения межу этими симпатичными людьми не замедлили возникнуть. А вскоре, после посещения ими Мариинки с последующим распитием кофе с коньяком в гостинной у Веры Платоновны, теплые отношения естественно переросли в жаркую привязанность.
Александр Иванович был счастлив. Но счастье длилось не долго. У Веры Платоновны была дочка, которая жила в Голландии. Эта дочка произвела на свет, по словам молодой бабушки, очаровательного кукленка. Для ухода за этим кукленком Вера Павловна была срочно вызвана из Ленинграда.
Только через год влюбленные встретились вновь. Разлука обнажила искренность и глубину их чувств. Очарованные радостью встречи, они решили больше никогда не расставаться. Именно тогда и привез Александр Иванович своего Верунчика в Камары.
А идея механизированного удаления льда, несмотря на огненную кончину коммунмашевской «каракатицы», не обратилась в прах. Да и как ей было обратиться, если для коммунальных служб классная евроуборка снега – недостижимый сложняк.
Раз так, то обледенение тротуаров, прилотковых зон, мостов происходит каждую зиму. Поэтому местные умельцы и создают устройства для скалывания льда. Конечно, не такие вычурные, как коммунмашевское творение, но работоспособные. Из подобных устройств наибольшее распросстранение получил льдоскалыватель ЛР-2000, представляющий собой барабан с шипами, который пракатывают по наледи с помощью трактора. Блеск!
ЗОНА ПОВЫШЕННОЙ ГРАВИТАЦИИ
Решение Верочки уехать в Петербург и увлечь за собой своего обожателя было очень правильным. После их убытия в Камарах установился какой-то мистический беспредел. Словно открылось вепсовское отделение Лысой горы.
Однажды, в светлую полночь, как и рекомендовано всеми травниками, Дима Крюков отправился на луговину у Черной речки, чтобы накопать чудесных клубеньков ночной фиалки. Вскоре он заметил, что около него трется невесть откуда взявшаяся горбатая старушенция.
Когда бабка повернулась к Диме, он обомлел: под серым платком старухи не было лица. Спину полоснуло холодом, ноги сделались непослушными, крик залип в горле. Как он дополз до дому, Дима не мог вспомнить.
А в Гришиной избе поселилось два длинных эластичных баллона. Они обычно возникали в дальнем углу. Со зловещими улыбками, плавно изгибаясь, баллоны плыли к Гришиной кровати. Гриша трясущейся рукой сотворял крестное знамение. В ответ баллоны противно кривились, потом просачивались сквозь стену избы и уплывали в сторону понижающего трансформатора, которой стоял за околицей.
Тетку Дарью одолели стуки. Почти каждую ночь она просыпалась от того, что в окно кто-то стучал. Она иногда даже видела длинную кисть костлявой руки, которая билась о стекло. Дарья Авдеевна кидалась к окну, но на улице никого не было. И так по два три раза за ночь.
Активизировался дух Ромки-лесоруба. Он то выглядывал из-за угла, то смутно маячил во мраке сарая, то блуждал в кустах смородины. Анна Матвеевна в темноте боялась выходить даже в сени.
А ночами меж дворов шастали какие-то тени, по полю продолжали проплывать субчики. У дороги, против того места, где утонул в колее Андрей Глебов, за густой елкой прятался некто в белом. Он несколько раз показывался женщинам. Стоны Черничного озера стали достигать деревни.
А самое тревожное заключалось в том, что по ночам в темном небе над Юферовским болотом возникал большой призрачно светящийся купол. Светился купол синим светом, но при пристальном рассмотрении его было не видно. Если же повернуть немного голову, то это странное явление четко фиксировалось боковым зрением. И от купола исходило какое-то (но не звуковое) давление.
Гриша Степанов ходил и кричал:
-- Заявление нужно писать! Пусть власти разберутся.!
-- Сейчас, так и разбежались. Нужен ты властям, -- откровенно сомневался Юрий Михеевич, -- Вон Александр Иванович написал бумагу, чтобы дорогу отремонтировали. Ну и что? Сколько времени прошло, а всё не у шубы рукава.
Вопреки Юриному пессимизму, заявление все-таки было написано. В письме перечислялись все случившиеся в деревне сверхестественные проявления и выражалась надежда, что компетентные органы во всем этом разберутся и наведут порядок. Женя самолично вручил бумагу Семену Абрамовичу, волостному главе.
К великому удивлению камарцев реакция властей была почти мгновенной. Не прошло и трех дней с момента подачи письма, как в Камары прикатил зеленый фургон. Из него вышли три парня в пятнистой униформе. Они навесили на себя какие-то приборы и заходили по деревне, по полям и дальше. К вечеру они уехали.
А еще дня через три деревню посетил Семен Абрамович. Он привез с собой представительного мужчину, который объяснил собравшимся на лугу камарцам, что живут они в зоне аномально повышенной гравитации, что таких зон на Земле великое множество, что беспокоится не следует, так как повышенный уровень гравитации на организм человека отрицательно не влияет…
-- А приведения?! – не выдержал Женя.
-- Никаких приведений нет, -- отрезал специалист по аномалиям, -- просто в сильном гравитационном поле ускоряется протекание нейро-психических реакций, что приводит к легким галюцегенным явлениям. Чтобы этого не было, выпивайте на ночь по две пилюли валерианки.
После такого разъяснения камарцы успокоились. Но не совсем и не все. Барсукову, например, очень подозрительными показались термины, которые использовал в своем выступлении аномальный специалист.
Анну же Матвеевну эти научные лясы-балясы просто рассмешили. Какие там психические реакции? Провел бы этот умник хотя бы ночку в их неправильной избе! Она безоговорочно верила, что ей и её домочадцам портит жизнь мятежная душа убиенного Ромки. Анна Матвеевна при каждом удобном случае кляла подлых хохлов, погубивших Рому, а также их родителей, их предков и всю нехорошую Украину.
БЕДНЫЙ РОМКА
Напрасно Анна Матвеевна грешила на хохлов, они к пропаже Ромки не имели
никакого отношения. А приключилась с веселым лесорубом вот какая история.
Тот злополучный день был праздничным и лесорубы в лес не пошли, решили отдохнуть. С утра каждый из них стал заниматься своим делом. Один клал заплатки на прохудившиеся штаны, другой ремонтировал бензопилу, трое отправились на речку рыбачить, а Ромка, прихватив большую корзину, пошел по грибы.
Бригада к концу года должна была возвратиться домой, на Украину, и он хотел при встрече с родней оделить её белыми сушеными грибами. В камарских лесах белые встречались не часто, поэтому Ромка пересек речку и по западному ходу, через непредсказуемые Пороховые направился на Аэродром.
Год был урожайным на грибы. Лесоруб очень быстро набрал корзину с верхом, но домой не торопился: уж очень жаль было уходить из леса, где симпатяги-белые так и лезли под ноги. Чтобы освободить для них место в корзине, он решил перебрать грибы. Ромка устроился на лысом холмике. Он высыпал грибы и, вооружившись ножом, стал отделять шляпки от ножек, отсекать не совсем доброкачественные части, выбрасывать слегка переспелые грибы.
Отсортированные грибы улеглись в корзине плотно. Образовалось место для дополнительной порции белых. Прежде чем продолжить сбор грибов, Ромка решил перекусить. Он разостлал газету и из пакета вытряхнул на неё нехитрую снедь: вареную картошку, хлеб, сало. Одна из картофелин не удержалась на газете и покатилась с холмика вниз.
Он долго колебался: идти её искать или не стоит. Бережливость пересилила лень, и Ромка спустился с холмика в густые папоротники. Картофелину он не нашел, но зато обнаружил у основания холмика старую деревянную дверцу. Доски дверцы потемнели от времени и обгнили с торцов.
« Землянка! – мелькнуло в голове у Ромы, -- Заброшенная землянка!!!»
Он сразу же вспомнил рассказы об интересных вещах, которые обнаруживались удачливыми людьми в таких землянках. Не раздумывая, он решительно потянул дверцу на себя. Дверца легко отвалилась, открывая лаз с несколькими ступеньками, ведшими в темное нутро землянки.
Ромка смело спустился в темноту, постоял немого, давая глазам привыкнуть к скудному освещению, и стал осматриваться. Землянка была пуста. Ни американской тушёнки, ни авиационных снарядов, ни чего еще другого в ней не было. Он хотел уже выбираться на свет, но заметил, что в дальнем конце пола имеется какой-то дощатый щит.
В поисковом азарте Ромка не обратил внимания на одну странность: пол в древней землянке был, как новый. И доски щита не успели окислиться и посереть.
Искатель необычностей дернул железную скобу, и щит приподнялся. Еще немного усилий и под щитом открылось большое квадратное отверстие. В отверстии, чуть ниже уровня пола, тускло поблескивала круглая стальная крышка, похожая на те, что Ромка видел в фильмах про подводников. Любопытный лесоруб опустился на колени и, напрягая зрение, а в основном ощупью стал обследовать поверхность крышки.
Он обнаружил литую рукоятку, за которую, очевидно, поднимали крышку, имевшую ось поворота. Прижималась крышка к кромкам люка шестью массивными барашками.
Вот тут бы Ромке и остановиться. Но куда там! Он начал отвинчивать барашки. В поисковом азарте он совсем не думал о том, что под крышкой может оказаться черт знает что.
Известно, кто ищет приключений на свою голову, тот их непременно найдет. Не успел Ромка отвинтить четвертый барашек, как в землянке враз стало совсем темно. Скрипнули ступеньки. Он резко обернулся и увидел в световом проеме крупную человеческую фигуру, спускавшуюся в земляку. Ромка стал подниматься с колен, но встать не успел.
Мощный удар по голове оборвал все его ощущения. Обмякшее тело лесоруба сунулось вниз на холодную сталь крышки, но свалиться ему не позволили. Чьи-то цепкие руки ухватились за ворот Ромкиной куртки, оттащили его безжизненное тело от люка и бросили на пол землянки.
Гарный хлопец приходил в себя с трудом. Глаза открываться не хотели, голова раскалывалась. Когда же он наконец приподнялся с топчана, на котором лежал, и огляделся, то обнаружил себя в маленькой узкой комнате. Стены и потолок комнаты были покрыты каким-то пупырчатым материалом и покрашены в оливковый цвет. Окна не было, зато была стальная дверь, которая вдруг и открылась, причем совершенно бесшумно.
В комнату вошел человек в светлом комбинезоне и с саквояжем. Не произнося ни слова, он достал из саквояжа какие-то датчики и укрепил их на руках, голове и груди Ромки. Датчики были соединены с черной коробкой, находившейся в саквояже. После непродолжительных манипуляций с тумблерами человек убрал все свое хозяйство обратно в саквояж и вышел.
Через пять минут в комнате появился другой человек. И тоже в комбинезоне. Он сел за маленький столик. Поставил на него диктофон, положил лист бумаги и задал первый вопрос:
-- Ваша фамилия?
-- Мягкоход, -- машинально ответил Ромка, даже не пытаясь спросить, где он находится и почему его допрашивают.
-- Имя, отчество?
-- Роман Васильевич.
-- Где родились?
-- На Украине в городе Пологи.
-- Место постоянного жительства?
-- Там же.
-- Адрес?
Ромка сказал свой украинский адрес. После еще нескольких вопросов общего характера человек в комбинезоне пристально уставился на Ромку и веско произнес:
-- А теперь ответьте четко и правдиво. Это в ваших интересах. Правду мы все равно узнаем, -- человек сделал паузу, а потом у Ромки округлились глаза, -- На чью разведку вы работаете? Какое получили задание?
В ошарашенной ромкиной голове пронеслось:
-- От вляпался, так вляпался!