В том мороке иду, стесняющей громады
опутанных садов за вехами оград,
в котором, как во сне, во тьме ночной прохлады,
чуть проступает листьев серебряный оклад.
От хлынувшей луны, и дождевой кольчуги,
всё кажется иным, и не знакомым мне,
и даже соловьи, как дивные пичуги,
поют на незнакомом, для сердца, языке.
Всё кажется иным, и аромат, и звуки,
привычных глазу мет уже не различить,
и только дробь колёс, на дальнем виадуке,
указывает путь, как в лабиринте нить.