Из книги По - Дорожник. рассказы

Витенег2
Изнанка дня

Мелкий надоедливый дождь, скрёбся в серую муть оконного стекла, размывая и без того тусклый, рассвет. Где-то в передней, жалобно заскулил мобильник, заваленный не разобранными с вечера вещами. Чертыхаясь и не попадая ногами в комнатные тапки, я прошлёпал босиком в переднюю. Телефон всё скулил и скулил под грудой вещей, пока я не схватил его гнусное тельце и прижал к уху.
  - С добрым утром дорогой, как настроение рад тебя слышать. Через полчаса буду.- Зазвучал в трубке бодрый голос, с неизжитыми временем, командирскими нотками. Отставник, он и в Африке отставник. Ничего их не берёт ни возраст, ни погода, с завистью подумал я.
   За суетой дней, которая состояла из череды обещаний кому-то, обещаний себе, непролазной кучи несделанных дел, от чего тихо сатанеешь к концу дня, я совсем забыл о Михалыче.
 
  Крупный мужчина, средних лет, сохранивший былую выправку, Михалыч обладал редкой особенностью, какие бы гадости не подсовывала ему судьба, не терять оптимизма. С недавних пор он стал брать меня в свои экспедиции по аномальным зонам и историческим памятникам, непонятым до конца. Трудно сказать, что могло интересовать бывшего вояку в этих делах, но я с удовольствием составлял ему компанию. Хоть какие, а новые впечатления не мешали. Михалыч прекрасно знал историю края, и уверенно выходил из любой лесной глухомани, куда нас не редко заводила его неуёмная любознательность.
 
   Я торопливо оделся, кинув тоскливый взгляд в сторону кухни, где так и не родился мой завтрак.
  Сияющая улыбка Михалыча, вышедшего из машины, резко контрастировала с желтушным рассветом, подсвечивающим мокрую груду серых туч.
  - Что такой невесёлый?! Погода красота! Впереди новые тайны, давай поехали - заржал Михалыч, тряся мою руку.
  - Мне бы Михалыч твой оптимизм - цены бы мне не было- проворчал я, затискиваясь в старый ситроен. Печка опять сломалась, и в салоне было холодно. Пахло подгоревшими проводами и Михалычем. Я съёжился на сидении, подтянув молнию куртки почти до зубов и пытаясь согреться. Машина резко качнулась под плюхнувшимся на сидение Михалычем, и его голос заполнил всё пространство, заглушая простуженный кашель мотора.

 Ситроен, бодро выбрался из мутной глубокой лужи, и устремился рассекать бесчисленные новые, заливавшие дорогу.
   Небо совсем заволокло  мутью, и редкие капли дождя размазывались по лобовому стеклу.
  Я, впал в какое - то сонное оцепенение, следя глазами за ручейками воды, струящейся по стеклу. Мокрые желтые листья, ненадолго приклеиваясь к окнам машины, заглядывали в салон и спешили мимо. Ситроен вырулил на городские улицы, где по серым лужам ползли заляпанные грязью машины. Как повелось со времён сотворения авто, пешеходы ненавидят едущих, а водители всё, что движется поперёк. Неожиданно я понял, что Михалыч всё это время оживлённо со мной беседовал. Я прислушался.
  Куда ни кинь, понимаешь, везде...а кто его знает что , понимаешь...Я снова уставился в окно, понимать и говорить на серьёзные темы не хотелось. Мокрые утренние прохожие бороздили лужи, ненавидя погоду, машины, и всё , что заставило покинуть тёплую постель. И мне вдруг подумалось, это не дождь в городе,  а души человеческие плачут, от тягости и непонятности бытия своего. Вспомнились слова писания - даждь мне Господи слёзы, да восплачется дел моих, горько.
 
  На обочине стоял полицейский, в своей униформе больше похожий на кочан капусты и махал полосатым хвостом. Проезжая мимо я заглянул ему в лицо,  его глаза горели зелёным огнём - путь свободен.
 
   Наконец город исчез в серой дымке позади. К нашему удивлению, дождя за городом не было. Замелькали добротные дома элитных посёлков, тёмные крыши вросших в побуревшую листву хуторов. Вправо и влево от нас раскинулись мокрые просторы пожелтевших полей.
  Сквозь прохудившуюся тучу, выглянуло холодное солнце, заставив засверкать мириадами самоцветов, каждую каплю дождя на сухой траве и ветвях деревьев. Природа праздновала отсутствие человека, наслаждаясь совершенством форм и красок.
  Машина заколыхалась по неровностям лесной дороги, и мы оказались под могучими сводами вековых сосен. Сверкающие капли дождя падали с тёмной хвои, создавая мерцающую завесу.
   Михалыч,  остановил машину на небольшом пригорке, предусмотрительно не выезжая из тени огромной сосны, накрывшей своими лапами половину поляны. Зачем были нужны все эти предосторожности, я понял позднее. Впереди на расчищенном от леса участке, маячило приземистое округлое здание. Наглухо закрытые окна и двери, создавали неприятный душок, настороженности и угрозы. Молчащий вокруг лес усиливал это впечатление. Было время, когда судьба свела меня с пожилой, но ещё крепкой женщиной, которая оказалась практикующим экстрасенсом. Она работала в трёх странах и была довольно известной в своей области. Она ничему меня не учила, мы подолгу беседовали, мне просто был интересен предмет её деятельности. Я приходил на её сеансы, наблюдал как она работала с людьми, иногда она осторожно рассказывала о шаманских секретах. Время шло, и я вдруг стал замечать то, что раньше казалось мне невероятным, стало получаться само собой. Я научился видеть сквозь преграду, ходить в энерготеле, ощущать присутствие человека, за много сотен метров, и ещё немало шаманских премудростей нашли во мне благодатную почву. Женщина через несколько лет уехала и затерялась где-то на алтайских просторах, но дар её остался со мной. Вспомнив её уроки, я вошёл в энерготеле в закрытое здание. Пройдясь по тёмным лабиринтам здания я повсюду натыкался на грязные тайны, едва прикрытые спортивным комплексом. Казалось, воздух был пропитан, подозрительностью и злобой.
   Где-то в сыром сумраке леса дважды прокричала ворона. Из-за поворота, неуклюже подпрыгивая на неровностях дороги, выкатился синий пикап. В машине сидело двое мужчин. Поравнявшись с нами, водитель притормозил, внимательно всматриваясь в наши лица. Машина медленно проползла к ближайшему изгибу дороги и остановилась за деревьями. Вскоре, прячась за ветками кустов, появилась фигура человека, смотревшего в нашу сторону. Но неучтённое солнце, было со спины незадачливого наблюдателя, и он был хорошо виден. Было смешно видеть его старания остаться незамеченным.
  - Номера срисовывает, клоун - не добро проворчал Михалыч, направляясь к машине.
  - Поехали отсюда, пока они ещё кого- нибудь не подогнали - поганое место.
  Машина задним ходом вкатилась под защиту еловых лап и стала уходить под тёмные своды леса. Михалыч отступал по -военному грамотно, оставляя минимум следов. Стратегия была в надёжных руках, об этом я не беспокоился.
   Дорога сузилась до ширины колеи, мокрые корни выползали из под земли, и казалось, огромные чёрные пальцы впились в мокрую землю. Тёмный шатёр еловых ветвей нависал сверху, закрывая и без того неяркое солнце. Я рассказал Михалычу о том, что видел в здании и, о реальном, их роде занятий.
  - Да, я это и без твоей сенсорики понял, от них за версту прёт, родом занятий- отмахнулся Михалыч. Скрежещущий звук по днищу машины, прервал наши разговоры.
  Ситроен дёрнулся, и юзом стал разворачиваться. Мотор заглох, в лобовое стекло смотрело тёмное нутро леса. Мы вышли из машины, заглядывая под днище. Гигантский корень, выставив костяшки пальцев из- под земли, скинув наш автомобиль с дороги, хищно тянулся изогнутыми пальцами преграждая дорогу.
  - Кому-то мы здесь очень понравились,  никак отпускать не хотят- раздумчиво произнёс мой спутник, щурясь в тёмный сумрак деревьев.
 
  - Включай Кирил свою сенсорику,  какого чёрта мы отсюда выехать не можем – заскрипел Михалыч
  -Да причём здесь черти, под колёса смотреть надо, тогда и выберемся - огрызнулся я.
 
  Михалыч заполз в кабину, с чувством хряснул дверью и зарычал мотором. После сложных манёвров, задом и передом, сдабриваемых матюгами, машина оказалась на дороге. Я, молча, запрыгнул в машину. Какое- то время казалось, что автомобиль движется только на матюгах отставника, мощной волной разливающихся по салону.
 
  Впереди замаячил просвет в плотной стене сосен, и мы выехали на широкую вырубку с не успевшим подняться молодняком. Успокоив Михалыча, что из матюгов пулёмёта не соберёшь, я предложил пообедать. Время клонилось к полудню, и желудок напоминал о несостоявшемся завтраке.
 
   Огромный пень у обочины дороги, отливал оранжевым цветом недавнего спила и был хорошей возможностью не тесниться в машине, изъеденной матерщиной.
  С одной стороны от нас простиралась до дальней кромки леса, широкая вырубка, поросшая низкой порослью, с другой возвышалась зелёная стена леса. Метровый вал из спутанных веток кустов и спилов деревьев отгораживал лес от дороги. За ним молодая поросль взбиралась на крутой пригорок.
 
   Всё ещё ворча под нос, Михалыч разложил припасы на широком пне. Здесь были даже сосиски,  которые он умудрился сварить в термосе. За чаем и обильным столом мой спутник засветился доброй улыбкой, и щурился от удовольствия, прихлёбывая горячий чай. Беседа,  как всегда бывает на сытый желудок, пошла вяло и ни о чём. Любовно собрав остатки обеда, мы уже совсем собрались уезжать, когда меня , вроде, кто-то окликнул из лесу. Я поднял глаза и на ветвях молодого дерева, в двух метрах над землёй, увидел здоровенный клок волчьей шерсти. Лёгкий ветерок шевелил длинные серые космы делая их ещё заметнее. Проходя службу в Зауралье я имел возможность наблюдать волков, видел и даже пробовал шерсть на ощупь. И сейчас я мог отличить волчью шерсть от собачьей, да и какая собака прыгнет так высоко и главное зачем ? Мы осмотрели ветви ближайших к дороге деревьев. В двух местах, на высоте полутора метров сквозь тонкие ветви был виден широкий пролом с клочьями, всё той же грязно серой шерсти. Создавалось впечатление, что какое- то массивное тело перепрыгнуло вал сухих веток со стороны леса, оставив пролом в ветвях и таким же образом вернулось обратно чуть дальше. Обследовав повреждённые ветки мы убедились, что обломы были свежие и следовательно это произошло либо сегодня ночью, либо накануне. Смола на ветвях ещё не успела почернеть. Слегка углубившись в лес, мы наткнулись на неглубокую яму, устланную толстыми огрызками ветвей. Они были все в клочьях серой шерсти вдавленные в землю, чьим то массивным телом и частично раздавленные в труху.
 
  Мы молча переглянулись, говорить как- то не хотелось. Вокруг молчал вековой лес охраняя одну из бесчисленных своих тайн.
  - Здесь в войну, где - то неподалёку, немцы секретную лабораторию держали. Что -то с генетическим материалом мудрили, я так думаю чего то и намудрили, что оно теперь по лесу бегает- вполголоса произнёс Михалыч, оглядываясь по сторонам.
  - Да, сколько времени прошло то, передохло уже всё что бегало - возразил я, тоже , почему- то вполголоса, начиная озираться по сторонам.
  - Ну да, это ты ему объясни,  что оно передохло, когда встретишь, не дай Бог- неловко пошутил мой напарник , тыкая пальцем в клочья серой шерсти.
  И здесь неповоротливая в иных случаях память воскресила одну из наших бесед с женщиной медиумом. Как- то под настроение она рассказывала мне о случаях лукантропии. Заболевании от латинского лукантропос, которое подразумевало в определённые моменты замену человеческого облика на волчий. Каждое полнолуние зараженные претерпевают определённые преобразования. Если заражен волк, то он приобретает человеческие черты, сохраняя преобладание волчьей сущности, и зовётся - тимбервульф.
   Магических способностей не имеет,  сбивается в стаи и охотится на всё живое без всяких правил. Если заражен человек, то в полнолуние он становиться огромным волком и, зовётся - вервульфом.
 Вервульф может мыслить даже в оболочке волка, обладает магией голоса( вой вервульфа всегда имеет значение), способность гипнотизировать взглядом, быть невидимым в темноте и отводить глаза днём. Оборотня очень легко выследить медиуму, но не всякий медиум захочет связываться с вервульфом. Редкий оборотень не обладает мгновенной реакцией и развитой мускулатурой. Обострённые органы чувств и быстрая регенерация тканей делают его опасным противником. В человеческом обличье он ничем не отличается от человека, разве что незначительными дефектами лица. Так же в наследство оборотни получили долголетие, продолжительность жизни у них зашкаливает за 150 лет. Осмыслив эту информацию,  я осторожно, не вдаваясь в подробности, поделился ей с Михалычем.

 Услышанное всё равно ввело его в ступор, правда, ненадолго.
  - А три дня назад как раз полнолуние и было - глянул на меня Михалыч.
  И вот на этом месте, исходя из здравого смысла, нам нужно было отпихивая друг друга, затолкаться в машину и уезжать стараясь не оглядываться. Но щенячья жажда приключений у двух мужиков, вроде бы отвоевавших своё, пересилила здравый смысл и он, повизгивая от страха, затаился где-то в подвалах души. Зато полезла, попёрла из нас этакая мужская дурь, типа - да я те мать таю щас устрою, оборотни они тут, понимаешь...

  И хотя насчёт его матери у меня и были кое- какие сомнения,  мы не раздумывая ступили на этот полный неизвестности путь.
   
   Лесная дорога круто уходила в гору и терялась под тёмным пологом леса. Михалыч по обычаю шёл впереди, по-медвежьи переваливаясь и оставляя хорошо различимый след на мокрой дороге. Глядя на его следы, я припомнил один из рассказов моей наставницы, она говорила, что любое существо оставляет за собой энергетический след. Эти следы видны медиуму в течении пяти, шести дней. Вспомнив способы обнаружения этих следов, я отыскал слабые обрывки следов уходящие в глубь леса. Применив приём " энергосеть" нащупал и одинокий хутор в двух трёх километрах от нас,  где-то в лесной глухомани.
 
  Исходя из обстоятельств,  у меня не было ни малейшего сомнения , что мои манипуляции с энергосетью остались незамеченными тем, за кем мы охотились. По месту службы я знал от охотников- таёжников, что волк узнаёт о намерении охотника, едва он пересекает кромку леса.

 Снова поднял голову здравый смысл и ласково спросил,  а не дурак ли я , что лезу чёрту на рога? Но, слушать его было уже поздновато, впереди бульдозером ломился Михалыч, под ногами пружинила мокрая хвоя устилавшая бурым ковром дорогу, оставалось оставить всё как есть. Наконец мы выбрались на вершину песчаной сопки. Длинная полоска земли разделяла тёмную стену леса, справа от нас и старую вырубку слева, сплошь заросшую кустами молодой поросли выше человеческого роста. Выйдя на небольшой пятачок утоптанной земли, метра два в ширину мы остановились, выбирая путь.

 Бывает, что большая птица, пролетая невысоко, на миг затмевая солнечный свет, скользнёт тенью по лицу. Такая же явная тень скользнула слева от нас на фоне желтеющего подлеска. Но солнце было справа,  а птицу мы бы заметили.
  - Ты тоже это видел?  Спросил я у Михалыча, обескуражено вертящего головой.
  - Так,  вроде, что-то мимо проскочило, а куда делось, ни звука тебе ни шелеста - озадаченно ответил Михалыч, приседая на корточки, что бы заглянуть под еловые кроны.
   Я не стал вдаваться в подробности, но понял, что мои опасения начинают сбываться. Мы, вне всякого сомнения, были обнаружены здешним хозяином, и он успел сделать это первый. Теперь он владел ситуацией, и дальнейшие события стали мало предсказуемы.
 Мерзкий холодок пополз у меня по спине, в голове завертелись слышанные когда-то охранные заклятия. Едва заметная тропинка тянулась вдоль кромки леса и скрывалась в зарослях молодняка. Лёгкие облака, закрывая ненадолго солнце, создавали неясные движущиеся тени. Я предупредил Михалыча , что бы он вёл себя потише и смотрел по сторонам. В ответ он выпятил грудь вместе с животом и, одарил меня взглядом , после которого я почувствовал себя насекомым, да ещё ко всему вредным.
 Он шумно повернулся и направился к тропинке, но не прошёл  и пяти шагов, как мне пришлось остановить его резким окриком в спину. Михалыч застыл с выпученными глазами и приподнятой ногой. Поперёк тропинки,  на высоте десяти сантиметров над землёй,  была натянута толстая суровая нить. Откуда-то из армейского прошлого всплыло слово - растяжка.
 Но, кому это понадобилось здесь, в глухом лесу? Кто и против кого воевал?!
 Кто-то недвусмысленно помечал свою территорию.
  - Ну тебе то, старому вояке стыдно попадаться на такую хрень, а? - пожурил я Михалыча.
  - Чёрт те ... да, какая же это ...не, ну это ж додуматься а? - поперхнулся от негодования мой спутник. Став на колени, он старался разглядеть чем заканчивается нить. Но ничего не увидев, встал растерянно глядя на меня. Колени его были измазаны в  песке с  прилипшими сосновыми иголками.
  - Кир, ну ты объяснить мне можешь, что здесь твориться а?! - я хотел, было ответить, и мельком кинул взгляд в сторону кустов, куда уходила тропинка, и примёрз к месту - за кустами стоял человек.

 Время остановилось, жёлтый лист замер в тягучем воздухе не было ни сегодня, ни вчера только сейчас. Мы молча сверлили друг друга глазами, оценивая возможности. Запоздалая осенняя муха слепо, с размаха ткнулась в моё плечо и рикошетом отлетела в сторону.
  - Он здесь, Михалыч приготовься - вполголоса сказал я,  стараясь не поворачиваться спиной к противнику.
 Мой напарник, порывшись в карманах, достал небольшой охотничий нож, который в его здоровенной ручище выглядел, как открывашка для пива.
  - Да брось ты, его этим не возьмёшь, этим можешь колбасу нарезать.- тихо посоветовал я .
  - А чем его возьмёшь? - хриплым шёпотом осведомился Михалыч, пряча нож.
  - Да уж, не твоими матюгами, да и сила твоя здесь не поможет - огрызнулся я.
  В этот момент я почувствовал, как давящее напряжение внезапно пропало.
 Я осторожно оглянулся - тропинка была пуста. Где-то в глубине подлеска осторожно хруснула ветка, истошно всполошились сороки, наполнив воздух трескучими голосами. После, глухо и как- то утробно, дважды пролаяла собака. И снова на лес опустилась тишина, ни птичьего щебета, ни шороха ветвей.
 
  - Вот что Михалыч, теперь я пойду впереди у меня больше опыта в таких делах, а ты на пять шагов позади, тылы прикрывать будешь. И смотри под ноги, вояка хренов.- посоветовал я ему.
 Он хотел что-то возразить,  даже открыл рот, но так и не нашелся, что сказать лишь в сердцах махнул рукой и отошел на пару шагов назад.
 
   Я, стараясь двигаться бесшумно, нырнул в глухую чащу подлеска. Тропинка вилась между двумя стенами такой густой поросли, что казалось, идёшь вдоль заборов. Снова невдалеке от нас всполошились сороки, создавалось впечатление, что кто-то двигался с нами параллельным курсом, стараясь остаться незамеченным. Тропинка пошла под уклон, стали попадаться подтопленные участки дороги, то и дело тропинку пересекали глубокие, в метр с лишним глубины, промоины, на дне которых блестела вода. Михалыч, который каким- то чудом, опять оказался впереди меня, несмотря на свои габариты, лихо перемахивал через промоины. Я же, учитывая свои непростые отношения со спортом, оказался на дне первого же рва, из которого с трудом выбрался, перепачкавшись в жидкой грязи.
 После этого я грустно подумал, что прыгаю я ещё хуже, чем бегаю, так как изо всех спортивных упражнений у меня хорошо получался только бег на месте. Вскоре подлесок впереди стал редеть и Михалыч впереди стал делать знаки, чтобы я шёл осторожней. Дойдя до кромки деревьев, мы осторожно вышли на открытое место.
   
Встреча

Перед нами открылась небольшая низменность, со всех сторон окруженная лесом.
  Одинокое строение стояло у края непаханого поля, ни собачьего лая, ни птицы обычно оживляющей подворье, ни скотины в поле. Я достал свой старый армейский бинокль с прекрасной оптикой, что бы взглянуть поближе. Дом был несомненно, обитаем. Окна были закрыты занавесками ( от кого - лес кругом), следы какой-то деятельности виднелись во дворе. Я энергетически проник в дом. Дом был пропитан едким запахом гари, но ничего горелого не было видно. Первое помещение было совершенно пустым, не считая грязной шкуры брошенной на пол под окном и тёмной лужи густого вещества растёкшегося из-под неё. В остальных двух комнатах была скудная мебель и облупленная крестьянская печь.
 Меня поразило обстоятельство, что пыли нигде не было. Это ещё больше утвердило меня в мысли, что дом обитаем , но жизнь здесь идёт по каким то другим правилам. Правилам, которые несовместимы с нашими понятиями уютного сельского жилья.
 Позади дома тянулись два приземистых ушедших в землю сарая, почему-то без окон. Под домом стоял старый трактор, некрашеный со времён непа, и потому не отличавшийся от кучи металлолома. Но, как мы убедились позже ещё вполне в рабочем состоянии. Особо не высовываясь, мы стали продвигаться по кромке леса, обходя поле к темнеющей невдалеке просеке.
  - Похоже, там должна быть дорога - тихо проговорил Михалыч, косясь на неприветливый дом.
 Я просканировал окрестности, действительно, в трёх километрах от нас было какое-то поселение в несколько домов. Дойдя до просеки, мы увидели неширокую лесную дорогу в сторону поселения, перекопанную глубоким рвом и заваленную толстыми деревьями, спиленными у обочины.
  - Единственную дорогу к людям испоганил, урод- с чувством произнёс Михалыч.
  - А может быть, это люди от него отгородились - возразил я ему.
  - Как бы там ни было надо возвращаться, солнце садится - проворчал Михалыч, щурясь на потерявшее блеск светило
.- Надеюсь, ты здесь ночевать не собираешься, или на чай к упырю напроситься - добавил он приветливым голосом.
  - Я так полагаю Михалыч, что и чая он не держит,  да и нас приглашать не собирается, только вон, за спиной ветками трещит, да сорок пугает - вполголоса ответил я.
 Солнце действительно изрядно потускнело и почти касалось темнеющих верхушек сосен. Оставаться в этом лесу даже в сумерках, значило увеличивать шансы нашего противника. Он то, в своём лесу был больше чем дома. Мы не стали возвращаться прежней дорогой, через густой подлесок. С одной стороны был очень затруднён, какой либо манёвр, с другой к нам можно было подобраться совсем близко. Обходя вырубку, мы углубились под тёмнеющие своды сосен. Деревья по какой-то неведомой схеме были сплошь в непонятных пометках.
   На свой страх и риск мы решили двигаться по этим знакам, тем более что направление движения мы угадывали с трудом. Вступив в лес, мы оказались в декорациях американских ужастников.
 Огромные стволы уходили далеко ввысь, свет почти не проникал под кроны деревьев, поэтому растительности под ними не было. Серый мох и сухая хвоя толстым ковром устилали землю, тёмные колонны стволов создавали полутёмные залы и гроты, уходя коридорами в таинственную чащу леса.
 Дорогу перегораживали странные провалы земли, глубиной до нескольких метров,  со дна которых, сказочными демонами, топорщились остовы сухих деревьев. Все звуки скрадывались толстым ковром хвои под ногами, и только испуганные крики невидимых птиц у нас за спиной отмечали путь нашего преследователя.
 Одна тёмная зала следовала за другой, Мох седыми космами свисал с сухих ветвей, раздуваемый движением воздуха, он колыхался под ветвями, создавая вокруг иллюзию движения. Боковым зрением мне казалось, что всё вокруг шевелится, корчится в тени вывороченных корней, бледными тенями скользит за деревьями.
 Неплохое место для шабашей, подумалось мне, и антуража не надо - всё на месте, шабашничай, сколько влезет. Главное сейчас, не дождаться их участников.
 Где-то далеко в небе прогудел самолёт, напоминая о другом мире начинающем казаться уже нереальным. В ста метрах от нас опять всполошились птицы, послышался низкий тягучий звук, утонувший где-то в серой глуши.
 
  - Он чё, ещё и поет, мать его морду?  Оглянувшись, насторожился Михалыч .
  - Просит чтобы ты его подождал, слишком быстро бежишь- съязвил я, останавливаясь перевести дыхание. Звук повторился, но уже правее нас, холодный ветер зашелестел сухой хвоей.
 
  - Ну, я его не приглашал за мной тащиться, и послать некого, скромный он какой-то морду не кажет- обиделся Михалыч, зло отпихивая с тропинки очередную корягу.
  - Да и он нас, по большому счёту к себе домой не приглашал, хотя вон провожает- продолжал я в том же тоне.
 - Пусть он кого другого провожает, а я, как- нибудь, без провожатых обойдусь - бросил через плечо Михалыч, устремляясь дальше.
 Не нужно было обладать сенсорными способностями, что бы ощущать гнетущее присутствие позади нас.
 Тяжёлый неподвижный взгляд, казалось давил в спину, путая мысли. Надо было что-то делать, что бы оторваться от нашего незримого преследователя. Но,  как назло в голову ничего путнего не приходило. А ум, как назло, приходили только сцены из фильмов о колдунах и ведьмах и о Иванушке - дурачке. Но всё, как-то не к месту.
 
   Мой проводник затоптался на месте, крутя головой во все стороны, и я понял, дорогу мы потеряли окончательно. С такой компанией за спиной, это было крайне нежелательно.
   Я стал проигрывать варианты прямого контакта с нашим преследователем. Учитывая всё сказанное выше, шансы были невелики,  но оставался ещё - господин случай, больше уповать было не на что.
 Михалыч, всё исполнял танец, гончей потерявшей след.
  - Ну что, шалаш будем строить?- А там и дружок наш в гости заявиться- осведомился я.
 
  - Обойдётся без гостей, не с таких мест выходили, прорвёмся- ответил мой проводник врезаясь в самый непролазный бурелом.
 Тяжело вздохнув, я стал продвигаться по широкой просеке, проложенной моим боевым товарищем. Впереди трещали ветки и сучья - Михалыч торил путь, слышимый,  видимо, на километры вокруг.
 Треск впереди прекратился и, подойдя,  я увидел, что мы вышли на берег небольшого омута. В тёмной стоячей воде не отражалось ровным счётом ничего. Крутой берег скальными выступами, уходил на вершину сопки. Кое-где из воды торчали рога утонувших коряг.
  - Всё как в сказке, только Алёнушки на берегу не хватает - невесело заметил я.
  - Ага, и двух козлят на дне - подхватил Михалыч.
  - Ну, для козлят мы староваты, только на козлищ тянем, да и то с нехорошими привычками - успокоил я его.
  - Ну, положим, нехорошие привычки не только у нас имеются, и надо сказать, что этот Чингачгук за спиной, меня начинает утомлять - кивнул Михалыч на молчащую стену леса.
  Используя скальные выступы как ступеньки, мы стали карабкаться наверх. Я оглянулся,  чёрный глаз омута смотрел на меня снизу. Лёгкий ветерок пробегал по поверхности воды и, казалось, глаз двигался, высматривая нас.
 
   На вершине сопки мы увидели всё ту же стену непролазного молодняка с одной стороны, и темнеющую стену леса с другой. Однако неплохо получается у нашего конвоира, подумалось мне, и во мне стала закипать злость - это было хорошим признаком.
 Тащится за мной вздумал, пугалом поработать решил,  ну я те сейчас устрою. Я сейчас всё вспомню, чему меня учить не хотели.
 Произнеся мысленно эту тираду, я в негодовании остановился. Мой спутник, шарахнувшись вправо влево, вернулся назад.
  - Эта сволочь нас вокруг одной и той же вырубки водит, выйти не даёт - выдохнул Михалыч, сплюнув в сторону подлеска.

 Солнце полосило траву косыми тенями.
  - Он нас так просто не выпустит,  да и охотник он нам не чета, надо принимать бой - ответил я, думая о своём. В голове закрутились защитные формулы и заклятия,  слышанные когда-то от моей наставницы. И здесь, меня словно осенило, всё это время, этот упырь шел по нашему энергоследу, и все наши шараханья по лесу ничего не дадут.
  - Ты Михалыч, иди вперёд, поищи дорогу, а  у меня здесь кое-какие дела образовались - обратился я к другу.
  Он с сомнением посмотрел на меня, после в сторону леса за моей спиной.
  - Уверен? Может быть вдвоём, выскочим как- нибудь а? Протянул Михалыч, сжимая здоровенные кулаки.
  - Нет Михалыч, мой выход, время не терпит, не беспокойся, я знаю, что делаю и постарайся не оглядываться - попросил я товарища.
 Он неловко потоптавшись на месте, повернулся и тяжело пошагал вдоль зарослей подлеска.
   Я раскинул энергосеть. Он оказался недалеко, метрах в пятидесяти от меня , терпеливо выжидая жертву. Сделав сакральный жест, я произнёс связывающее заклятие и швырнул в сторону врага. Над кустами возник глухой звук, как если бы кому-то ударили под дых.
  Я не надеялся удержать его надолго, но мне было необходимо выиграть время.
  Я высмотрел мелькающую впереди спину Михалыча, и устремился за ним. Он грузно шагал впереди, размахивая руками. Как вдруг он остановился, ошарашено глядя на меня.
  - Кир, я чувствую дорогу, я знаю куда идти! - взревел Михалыч, диким вепрем устремляясь в самую глушь леса.
 Сработало, злорадно подумал я. Магическая железная хватка ослабла, и Михалыч взял след. Теперь остановить его мог только противотанковый снаряд. Снова замелькали серые поляны, лишенные света, когтистые лапы огромных коряг цеплялись за одежду, стараясь не дать уйти.
 Я старался не упустить из виду товарища, размашистым шагом устремляющегося в зелёную глушь. Я подумал , что Михалыча уже не остановить, выходит у нашего преследователя времени тоже нет и если он на что-то рассчитывает, он должен поторопиться.
 Ситуация шла к развязке и требовала предельной собранности и спокойствия. Сражаться приходилось в другой реальности, и думать приходилось не по стандартному шаблону. Чтобы понять врага, нужно стать таким же и думать как он. Эта мысль остановила меня, глянув на мелькающего впереди Михалыча, я повернулся лицом к противнику.
 Подняв руки в сакральном жесте, согнув пальцы в нужном положении, я выдохнул в сторону леса слова жесткого заклятия алтайских шаманов. Этот заслон был весьма эффективен в таких случаях, и представлял смертельную опасность для всего живого и неживого идущего по следу с негативными намерениями. Закончив работу я, не оглядываясь со всей возможной скоростью, бросился догонять товарища.
 Через метров сто, через широкий проход в кустах оставленный Михалычем, я неожиданно вывалился на дорогу.
   Лучи заходящего солнца больно резанули по глазам, день догорал чуть дальше по дороге, из-под нависших веток настороженно выглядывали фары нашей машины.
  Мой товарищ торопливо шел в её сторону, нашаривая в кармане ключи.
  Я остановился на середине дороги и оглянулся назад.
 Он был там. Ровно в том месте, где остановил его барьер.

 Коренастый широкоплечий мужчина, в тёмной плотно прилегающей одежде, и надвинутой на глаза кепке, его силуэт скрывало какая-то тёмная дымка. И снова, сквозь толщу ветвей мы смотрели друг на друга, и видел он только меня.
  Дорога, обычная просёлочная дорога, стала той гранью, что разделила два наших мира.
 
  И в моём мире ему не было места, нас разделяла вечность.
   Деловито заворчал мотор, ситроен медленно выполз на дорогу и остановился, поджидая меня. Подбежав к машине, я торопливо захлопнул за собою дверь. Автомобиль рванул с места, быстро набирая скорость. За окном замелькали, изрядно за сегодняшний день, надоевшие сосны.
 Михалыч тискал руль, казавшийся игрушечным в его руках, беседа как-то не клеилась. Мы молча смотрели на темнеющую дорогу, но я знал, что наши мысли вновь и вновь возвращались туда, откуда неотступно и тяжело глядели нам в след глаза чужого мира. Мира, с которым дети встречаются в сказках, а взрослые в тревожных снах.
  Чтобы, проснувшись, с облегчением вздохнуть - тьфу ты ,чего только не приснится хорошо, что всё это лишь просто сон.