Придет время, когда ты решишь, что всё кончено.
Это и будет начало!
(Луис Ламур)
Когда надежда умирает,
То счастья рвутся паруса.
И вроде стойкости хватает
Смотреть, не плача, в небеса.
Но только - что там! - напрягает
Такая стойкость. Ври не ври -
Но перспектива ужасает,
Охота сжечь календари.
И жизнь не радует отныне,
Поскольку счастья просто нет,
Не будет, не было в помине -
Неважный вытянут билет.
И тот безумен, кто смеется
И жаждет в будущем чудес.
Ты видишь - непрерывно льется
Поток отчаянья с небес.
(Мария Машук)
В настигающем ее изредка ночном кошмаре она иногда вздрогнет, оттянув ногу будто бы в прыжке, но вскоре, на мгновение открыв глаза, убедится, что все спокойно. Она дома, и холодильник уютно хрюкает, на полке заготовленный наутро бутерброд, останется вскипятить чайник и, сделав немного сладкого кофе, взять его с собой в термосе на работу.
Аня водит по Питеру трамваи. Длинные прямоугольные гусеницы с переходами посередине деловито исследуют городские проспекты, неторопливо бороздят улицы и опасливо ныряют в затененные проулки. В радушно открытые двери вваливается по утрам рабочий народ, днем и вечером атакуют уставшие горожане, а ближе к концу смены и водитель и пассажиры утомленно рассматривают на ходу, как на поверхности Невы бликует северное солнце. Володарский мост вообще богат красочностью видов, хотя район зашумленный, задымленный выхлопными газами и жизнь здесь соответствует полуспальному полурабочему району: много приезжих, мало зелени, а трамвайный парк не обновлял свои модели давно – таких дребезжащих аборигенов на колесах нет даже в купчинском* трамвайном парке.
Сдавать на право вождения трамвая было непросто. С третьей неудачи Аня растерялась и даже расплакалась прямо перед строгой комиссией. «В чем дело?», поинтересовался председатель комиссии, пожилой дядька в очках; «Милочка, если вы так рыдать будете – то водить точно не сможете. У вас тут на линии будет по десятку ДТП в день!». Аня успокоилась и немного собралась с духом. Теорию она сдала, а практику не сразу, но тоже одолела. Теперь дорога была её, и две бесконечные стальные полосы перед глазами вели ее сквозь весь город, и даже снились по ночам…
…Когда не мучали кошмары – они редко, но все же причиняли ей некоторые неудобства, когда она вспоминала, как очутилась в Питере. Тогда в Энске это был просто блеф, шутка такая, решение не всерьез, детский порыв. Просто ее мама развелась с отцом по каким-то семейным причинам, его душевной слабости, что ли – непонятно, девочка была еще слишком мала – и через несколько лет вышла замуж снова. Отчим был спокойным человеком, если можно сказать так просто – хорошим; именно такой и требовался маме, рассудительный мужчина, любящий детей. И вскоре родилась Инна, сводная сестра. Теперь девчонки росли вместе, так же за ручку они пошли в разные группы одного сада, и с разницей в несколько классов – в школу.
В пятнадцать лет, как раз закончив девятый класс, Аня как-то подошла к маме и в шутку сказала ей:
- Мам, а что, если я в Питер поеду поступать, в техникум?
Сказано было просто, чтобы проверить реакцию матери; втайне Аня уверена была, что мать немедленно отговорит её. Однако же мама сказала: «Смотри только, выбирай перспективное направление. Лучше юридическое».
Аня остолбенела. Сообщать маме, что сказанное было шуткой, она не стала, а отправилась переваривать это в комнату к сестре. Та, как водится, беспечно болтала с подружками по мобильному, и Аня с досадой подумала, что у младшей еще нет забот выбора жизненного пути, но и у нее не за горами окончание средних классов.
Так ходила наша героиня неделю как в воду опущенная, пока отчим напрямую не спросил, все ли в порядке у девочки. Пришлось играть начатое – да, Аня сделала вид, что занята подготовкой к вступительным экзаменам и собеседованию; засела за книжки и собирала документы. Мама ходила довольная, рассказывала соседям, как дочка поедет учиться в северный город, помогала собираться в дорогу; Аня поражалась кажущейся легкости, с которой мать отпустила ее так далеко. Ей иногда хотелось даже крикнуть: «Это все неправда!», но что-то сдерживало порыв. Тогда она отворачивалась в сторону, чтобы совладать с эмоциями.
Что еще успокаивало маму – это то, что в Питере жила оставленная давно Анина бабушка, вернее, это Анина мама уехала оттуда с первым мужем. Характер бабушки был несколько авторитарен, поэтому дочь пожилой Юлии Михайловны была рада оказаться в Энске и не отчитываться каждый день по поводу как своего вида так и планов на вечер. Соответственно, сама Ю. М. не настаивала на визитах к себе замужней дочери, не звала в гости и особо не пеклась о внучках; так, отдаленная родственная вежливость. И поэтому, когда престарелая женщина узнала по телефону от дочери о мнимых планах Ани на поступление, то предложила забрать внучку к себе в почти пустую двухкомнатную квартиру, оставшуюся после смерти мужа, «дабы Анечка не жила в студенческом общежитии». Мама удивленно обрадовалась и сообщила о приглашении дочке. Судьба горе-поступавшей девушки была, похоже, решена.
Итак, Аня прошла собеседование, сдала экзамены и была зачислена на юридическое отделение техникума. Группа была небольшая и не очень дружная, но все же и в этой небольшой кучке студентов из разных регионов нашлись хорошая подруга и интересный парень, который очень понравился, хотя они и не встречались, и даже не дружили пока. Учиться было на удивление интересно и несложно, девушка даже не имела троек в зачетке. В силу своей обязательности она не пропускала занятий, вовремя сдавала дисциплины и в быту была редкой аккуратисткой и не по годам ответственным человеком. Однако, вскоре в её налаженной жизни стали, как в днище плохого корабля, появляться пробоины.
Седовласая Ю. М. слишком привыкла командовать – сначала мужем, затем дочерью, а, когда последняя уехала от нее в провинцию, святое место требовало заполнения. На работе до ухода женщины на пенсию коллеги и даже начальство знали крутой нрав дамы и предпочитали поддаваться и не спорить с ней; но все же, там ее сдерживала необходимость подчиняться общественному мнению и поддерживать субординацию. А дома она была сама себе начальница и, хотя внучку она пригласила сама, но нрав свой обуздать была не в силах.
Аня стала козлом отпущения. «Ты поздно сегодня», раздраженно говорила она пришедшей на час позже занятий девушке; «Я гуляла в парке» - «Гуляла? А лекарство кто мне купит?» (хотя бабушка могла ходить и не имела явных проблем со здоровьем). «Почему ты надеваешь колготы? Лучше выбери юбку подлинней», «Зимой в юбках ходят только легкодоступные девушки!»; в результате Анечка выглядела самой дурно одетой на курсе и, конечно, одной из самых несчастных, ибо в нежном возрасте все мы хотим производить впечатление на сверстников.
Бабушку раздражало буквально все в бедной девушке: прическа, тембр голоса, покорный характер. Обычно кротость гасит гнев обидчика – но иногда, наоборот, распаляет. Этот случай был как раз из таких вот, распаляющих. В один день Аня имела неосторожность случайно улыбнуться своим мыслям, когда Ю. М. проходила мимо ее комнаты (она требовала, чтобы дверь к Ане была постоянно открыта, якобы, для проверки, занимается ли внучка – как будто в этом была надобность, ведь девушка ответственно относилась к учебе). Коршуном влетела Ю. М. в комнату:
- Ты на кого это лыбишься? На меня, что ли?
Это было уже слишком. Анечка вскочила и, бледная, схватила свою учебную сумку и выбежала из квартиры, забыв даже прихватить ключи. Дверь захлопнулась и бабушкин крик:
- Больше сюда не приходи!
еще долго звучал в ушах девчонки, стремительно бегущей вниз по лестнице. Она хотела бы перескочить через все лестничные пролеты в секунду – но могла пролетать только через ступеньку. Стоял вечер, и на улице не казалось странным, почему в прохладных сумерках неслась тоненькая фигурка в нелепом свитере, кстати, связанном самой Аней – и тем более, никому и дела не было в большом городе, куда неслась девушка.
Проспект… незнакомая улица. Нечаянно натыкается на полупьяного прохожего, шарахается от него в первый попавшийся подъезд, испуганно смотрит на него через уголок окна, ждет его ухода, снова оказывается на уже окончательно остывшей улице и, наконец, снова бежит стремглав, пока не оказывается на окраине района, в полузаброшенных промышленных постройках. Неподалеку двадцатиэтажное сгоревшее здание, куда интуитивно спешит девушка и вбегает, незамеченная местными бомжиками, на верхний этаж, где, наконец, дает волю слезам. Ни мобильника – остался заряжаться в комнате, ни верного плеча рядом – выплакаться. Она сидела у замызганной стены и нервно по-детски плакала, ее плечи вздрагивали, из носа предательски сопливило, а кулаки невольно сжались. «Слабачка я, - думала девчонка, - у меня ничего не получается, и я никому не нужна. Даже мама так легко отпустила меня. И зачем, зачем звала меня в Питер бабушка, что она сотворяла со мной в этом гадком городе…». Да, определенно, тогда Питер ей казался гадким, и он действительно таким был для нее в тот час.
Если Бог хочет сделать тебя счастливым,
то он ведёт тебя самой трудной дорогой,
потому что лёгких путей к счастью не бывает.
(Далай-Лама)
Разметает Бог заботы,
Просто плечи подставляй.
Мы сведём друг с другом счёты.
Только не вставай за край.
(Олег Гришин)
Говорят, человек не летает...
Еще как! Головою - вниз.
Голос в памяти тает и тает,
И постелью глядится карниз.
…Кто-то в страхе над вами воет,
Кто-то важно канючит речь...
Может, вам оставаться - стоит?
Чтобы было, кого беречь.
(Автор неизвестен)
Так тоскливо ей не было еще никогда. Прежде так не душило ее отчаяние, ощущение, что буквально все – напрасно, что абсолютно не к чему стремиться, ибо то, что казалось заманчивым, стало обыденным. Люди обманчивы, вряд ли стоит надеяться на кого-либо, поскольку шатко все, кроме внутреннего стержня – но и он подкачал. Внезапно образ двора покачнулся у нее перед остекленевшим взглядом – или это линза-слеза вычертила неявный контур гуляющих далеко внизу женщин с собаками, уставших прохожих, стоящих на остановке, влюбленную парочку в тени парка… Аня вдруг поняла – «Это все не нужно».
Наспех она набросала в вырванной из ежедневника странице: «Простите меня, я считаю, что так будет лучше всем. <Вычеркнула> Будет лучше мне (но меня же не будет, значит, кому легче?). Я не буду вам мешать. (Это и так очевидно). Вы сможете жить спокойно…». Внезапная злость на бабушку охватила ее, вызвав новое помутнение в глазах. Аня покачнулась. Она стояла на ветру, держась за перила балкона на площадке этажа. Листок выпал и лежал у ее ног. Внезапно ей вспомнилось счастливое лицо матери, когда она однажды принесла с работы красивых больших кукол – блондинку в зеленом платье отдала сестре, а утонченную брюнетку со смеющимся взглядом вручила Ане; как она угадала, о какой из двух мечтала старшая? Загадка…
(Зачем я думаю о куклах, когда собираюсь покончить со всем этим?)
Так и не решив, что написать в записке, девушка поняла, что гнев, страх и боль отходят, постепенно сдавая позиции. Это было как снижающийся прилив морских волн… Отступает, уплывает печаль, и только незнание будущего отдаленно тревожило, но все же сквозь грусть сияло слабое солнце надежды непонятно на что. Как вернуться сегодня домой? И что ответить бабушке?
Ю. М. молча открыла дверь на Анин звонок, поджав губы, пропустила ее в комнату и удалилась спать. Они неделю не разговаривали.
Я буду жить, пока жива
В душе надежда на надежду,
Пока имеют смысл слова
И ожидание - безбрежно,
Пока у форточки дрожу
От тока воздуха ночного,
Пока собой не дорожу,
Не отдавая - дорогого,
Пока не умерла трава
И солнце всходит, как и прежде,
Я буду жить. Еще жива
В душе надежда на надежду.
(Ольга Силаева)
Ане повезло встретить в техникуме отличного человека – заведующую библиотеки. Эта женщина-походница имела хорошее чувство юмора, здоровую психику (что в наше время редкость!) и дружную семью, ею построенную. Она заметила в девчонке способности к учебе и посоветовала после техникума остаться на работе в качестве своей помощницы и параллельно закончить еще один техникум – библиотечный. Девушка послушалась, тем более что вовремя поняла: профессия юриста не вполне интересна ей, и вскоре по совету старшей подруги, по сути, второй мамы, попросила у директора место в общежитии от работы. Когда Аня сообщила бабушке, что съезжает от нее, в глазах последней промелькнул ужас потери подопытного кролика, а в глазах внучки константной нотой звучала радость.
Началась другая, светлая, жизнь – знакомство с коллегами, посещения походного клуба, лыжни зимой и ролики летом, интересные поездки по области… Неожиданно, окончив второй техникум в свои двадцать два, Анна надумала поступать в аграрный на зоотехника – уж очень она любила зверушек. Это требовало времени и сил, а также денег на съем жилья, так как общежития у них не было. Случайное объявление в транспорте «Набор на курсы водителей трамвая» сыграло решающую роль – и вскоре будущий водитель робко подошел к двери приемной комиссии Гортрамвая – а дальше вы знаете.
Катаясь на наземном транспорте, повстречайте в зеркале водителя красивую девчонку, в чьих глазах вы увидите не только Купчино и Тучков мост, но и найденную Вселенную счастья. Ей часто звонит мама и спрашивает, как дела; парень, который нравился ей на курсе, пытается ухаживать за девушкой; она теперь многое умеет и ценит в жизни. А главное, под ее умелой рукой трамваи почти взлетают над мрачноватым по весне городом – чтобы вновь приземлиться на рельсы судьбы, и блеск высекаемых ими искр напоминает отчаявшимся путникам в дождливый день, что только самые отчаянные способны гореть, рассеивая душевную тьму.
Шаг из окна - в пустоту.
Ветер над маленьким садом.
Платок прикусила во рту.
Жизнь моя, что тебе надо?
Крылья сложу в уголок -
Прочь атрибутику детства! -
Холода крупный глоток -
Самое лучшее средство:
Вмиг отрезвит от мечты
И от нелепых фантазий.
Но - не терпя пустоты -
Жизнь - это все-таки праздник.
Я б полетела и так,
Лишь с подоконника - в ветер.
...Снова безумствует март.
Снова тревожно на свете.
(Ольга Силаева)***
Честно - сперва не хотелось затрагивать эту тему. Отчасти потому, что похожий кризис в соответствующем возрасте (на своем личном опыте)я тоже пережила, переболела; и потому что лето, радость, озеро перед домом манит поблескивающей на солнце поверхностью; просто оттого, что во дворе уже начали, наконец, торговать с машины арбузами и по дороге из магазина мне встретилась стайка довольных мальчишек, купивших вскладчину огррромный арбуз – и решающих жадно на ходу, где им присесть отведать южного лакомства… В подъезде меня чуть не сбила с ног выбегающая на улицу девчушка лет семи – держащая подмышкой ролики и весело пританцовывающая под музыку в плейере. Она была олицетворение собственно счастья, которое без сомнения создавало определенный воодушевляющий настрой, и его никак не хотелось нарушить. А тут – мысли о суициде, непростая жизнь молодой девушки, моей героини. Но она очень значимый для меня человек, поэтому я рада потратить лучший летний вечер на это (безусловно, неполное!) жизнеописание. Я часто интересуюсь пограничными состояниями психики и, поскольку не люблю погружаться в «крайний фрейдизм», то оставлю это профессионалам, которые продолжат мое повествование и качественно завершит рассказ:
«Известно, что те, кто хочет покончить жизнь самоубийством, одержимы одним из психоэмоциональных состояний: «Весь мир плох, а люди и события в нем ужасны» или «Я плох и недостоин того, чтобы жить в этом мире». Русский ученый XX века профессор Дмитрий Федорович Горбов, изучив истории самоубийств многих знаменитостей — художников, поэтов, музыкантов — пришел к выводу, что самоубийство — это убийство «черного человека» в себе. «Черный человек» — этот мрачный спутник измученной души, неотступно преследующий ее. Нетрудно догадаться, кто этот «черный человек». Душа не выносит его сожительства, настолько оно тягостно. Душа как бы леденеет и цепенеет. И человек готов убить себя, лишь бы убить беса, поселившегося в нем. В церковной практике изгнания злых духов из человека (или так называемой «отчитке») этот бес называется духом тоски предсердечной или духом тяжелой сердечной тоски. «Тоска, как выпавшая гадина, сковала сердце черной петлею», — такое описание предсердечной тоски мы встречаем в одной из песен священника Олега Скобли. Одержимые духом самоубийственной тоски свидетельствуют, что в таком состоянии меняется само восприятие окружающей действительности. Все предметы вокруг — люди, вещи, даже самые стены квартиры, в которой находишься, становятся постылыми и невыносимыми до боли. И если твоя квартира на четвертом этаже, то так и подмывает выброситься из окна. Тоска буквально душит, кажется, что вот-вот сойдешь с ума или покончишь с собой. (Л.Н. Толстой в минуты приступов этой тоски «был вынужден прятать веревки и галстуки и не брал на охоту ружья».) И еще человек чувствует — он здесь, он рядом, твой «черный человек»... Таков итог окончательного раскрепощения личности, о котором мечтали все наши свободолюбцы: пустота опустошенной души с подселенцем из преисподней.
Теория «черного человека», согласная с опытом Церкви, хорошо объясняет две наиболее парадоксальные и непонятные для безрелигиозного сознания черты самоубийства, выделенные американским суицидологом Шнейдманом. Первая: «Внутренним отношением к суициду является амбивалентность», то есть ...«люди, совершающие самоубийство, испытывают двойственное отношение к жизни и смерти даже в тот момент, когда кончают с собой. Они желают умереть, но одновременно хотят, чтобы их спасли... И вторая черта: «Общим коммуникативным действием при суициде является сообщение о своем намерении... Многие люди, намеревающиеся совершить самоубийство, несмотря на амбивалентное отношение к планируемому поступку, исподволь, сознательно или безотчетно подают сигналы бедствия, как бы снабжая окружающих ключами к своему намерению, они стенают о своей беспомощности, взывают о вмешательстве или ищут возможности спасения...».
Мы не всегда способны верно оценить свое состояние. Известный современный психолог В.К. Невярович в книге «Терапия Души» пишет об этом: «Сказывается также и отсутствие постоянной внутренней работы по самоконтролю, духовному трезвению и осознанному управлению своими мыслями, детально описанными в аскетической святоотеческой литературе. Можно также полагать, с большей или меньшей долей очевидности, что некоторые мысли, всегда, кстати, почти ощущаемые как чужеродные и даже принужденные, насильственные, действительно имеют чужеродную для человека природу, являясь демоническими. Именно мысли «от лукавого» поддерживают все наши зависимости (алкогольную, игроманию, болезненную невротическую зависимость от некоторых людей и пр.). Мысли, которые мы принимаем ошибочно за свои, толкают людей к самоубийствам, отчаянию, обидам, непрощению, зависти, страстям, потакают гордости, нежеланию признавать свои ошибки. Они навязчиво предлагают нам, маскируясь под наши мысли, совершать очень нехорошие поступки по отношению к другим, не трудится над исправлением себя. Эти мысли мешают нам встать на путь духовного развития, внушают нам чувство превосходства над другими, и пр. Такие мысли – это и есть эти «духовные вирусы»**.
То, что людям кажется горьким испытанием,
часто является замаскированным благословением.
(Оскар Уайльд)
* Купчино – район Петербурга
** С сайта http://www.pobedish.ru/
*** Ольга Силаева http://www.stihi.ru/avtor/antre19994