После недолгой скачки, Олег Вячеславович, князь Тмутараканский резко остановил коня. Кругом, сколько хватало глаз, ветер лениво гонял мягкие волны ковыля. Высокие, по самое стремя. Сзади, подскакал Всеволод, старший и наверное поэтому любимый сын. Натянул поводья. Какое-то время оба молчали.
- Вот, уже, сколько лет, как мы Эймунда в Перемышле похоронили, а до сих пор, мне его не хватает – задумчиво прервал молчание Олег. – Вот и сейчас. Как бы мне его совет нужен был.
- Случилось, что-нибудь отец? – насторожился Всеволод.
- Да, можно сказать, что и случилось – кивнул головой Олег. – Гонец был с вестью. Помер Великий князь Киевский Святополк.
- И, что теперь? - несмотря на молодость, Всеволод сразу ощутил важность происшедшего.
- Не знаю сын, ох не знаю – Олег глубоко вздохнул. – Вот, почитай всю жизнь свою я с Киевом провоевал. Сколько воинов славных в этой междоусобице полегло. До сих пор сердце ноет, как вспомню битву под Черниговом. Вернее поле после битвы, сплошь усеянное телами мертвыми. И нашими, и Киевскими. Тогда почитай, дружины наши перебили друг друга. А, как говорил Эймунд, воины, это не грибы, после дождя не вырастут. Ведь настоящий воин, он с детства обучается, потом в отроках ходит, а уж доживет ли до гридня, Бог ведает.
- Да, и о вас, вот думаю, о детях своих – продолжил, помолчав, Олег. – Аки степняки, какие, растете. Никакого будущего у вас после смерти моей не будет. Вот о том, больше всего и болит душа моя.
- Ты уже, что-то решил отец? – настороженно спросил Всеволод.
Олег не отвечал, молча глядел куда-то вдаль. Разглядел, что ли, что-то. Хотя, что там разглядишь, ковыль повсюду, покуда глаз хватает. Молчал и Всеволод, терпеливо ждал.
- Да, решил – сказал Олег наконец. – В Киев поеду, покорюсь новому Великому князю.
- Опасно, отец – нахмурился Всеволод. – После стольких то лет вражды.
- Конечно, опасно – Олег не стал возражать, понимая, что во многом прав его сын. – Но сдается мне, что Эймунд, мое решение одобрил бы. Более того, сам бы присоветовал.
- Я, ведь на что рассчитываю – продолжал Олег. – Сейчас, сразу после смерти Святополка, Владимиру нужно будет показать, что новые времена пришли. Что теперь никаких злодеяний не будет, и жить будем по правде и по уговору. Сильно на это надеюсь. К тому же Владимир о единении Руси печется, и в его интересах тоже, все распри заканчивать.
Олег, посмотрел в глаза сыну. Тот взгляд встретил, глаз не отвел
- Тебя с собой возьму – продолжил Олег после тяжелого молчания. – Чувствую, оставит тебя Мономах при себе, дабы я от верности своей не уклонился. Страшного в этом не вижу, зла тебе Великий князь не причинит, но и тебе нужно будет впредь во всем руку его держать. Ничего не поделаешь, такова доля наша, удельная.
- Когда едем отец? – только и спросил Всеволод.
- Завтра – коротко ответил Олег, - И еще. Возьмешь с собой Сигурда. Не было у меня никого, надежнее отца его, Эймунда. Так и тебе он верным другом на всю жизнь будет. Чует мое сердце, великим и славным воином он станет. Ну, да ты сейчас возвращайся, а я еще немного в степи побуду, вольным воздухом подышу. А то, кто его знает, как оно еще там обернется.
Всеволод, чуть помедлив, повернул коня и ускакал.
Олег задумчиво посмотрел ему вслед. Снова вспомнил Эймунда и слово ему данное. Никогда он этого слова не забывал. Нет, конечно. нельзя сказать, что дети Эймунда постоянно воспитывались с его собственными сыновьями, да это было и невозможно, ввиду разницы в возрасте. Так на момент гибели воеводы, Всеволод был много старше всех остальных и давно уже принимал участие в битвах, в то время, как Сигурд, еще пребывал в детской. Но, вот, погодки Олега Игорь и Святослав, были практически ровесниками Андрею, и эта троица долгое время держалась вместе. Кто знает, как-то оно теперь будет.
Владимир, встретил гостя приветливо. Неожиданно, приветливо. Сам спустился вниз по красному крыльцу, и не давая, согнуться в низком поклоне, заключил Олега в свои объятия. Крепкие Мономаховские объятия. Более того, приобнял и Всеволода с Сигурдом, после чего ласково кивнул сопровождавшим Тмутараканского князя гридням.
Потом был пир. Великокняжеский пир, во всем своем изобилии и великолепии. Было и крестное целование в присутствии самого митрополита Киевского. Все, как водится. Не ошибся Олег, попросил Великий князь оставить в Киеве Всеволода. В знак нерушимой дружбы. Вместе с ним остался и Сигурд, а так же Лашко с десятком воинов. Охрана, не охрана, а на душе, как-то спокойнее.
По истечении недели, вернулся Олег Вячеславович в Тмутаракань. Далеко проводили его оставшиеся Тмутараканцы. На прощание обнял князь сыновей своих. Сигурда, давно уже он от родных сыновей не отличал. Обнял и не скрывая слез, дал им последнее наставление.
- Помните, дети мои – сказал он. – Ныне целовали мы крест Мономаху. Тем самым, поклялись ему в верном служении. Так пусть же клятва ваша будет крепче меча булатного, Ибо, нарушение клятвы воином есть позор несмываемый, не только на нем самом, но и на детях, и на внуках его.
С этими словами и расстались.
С началом правления Мономаха наступили благодатные времена для земли Русской. Победоносно отражал Владимир внешних врагов Руси. Практически извел под корень междоусобицу, не ущемляя при этом гордость и интересы удельных князей. Всячески способствовал развитию торговли. При нем Русь богатела и крепла. Кроме того, оставаясь воином, Владимир подобно деду своему, много читал, изучал законы Византии и европейских стран. Вносил изменения в законы Руси, и надо сказать, что изменения эти были направлены на укрепление справедливости
. Можно даже сказать, что после смерти Святополка, в Киеве появился совершенно новый Владимир Мономах. И этот новый Владимир сумел большинство врагов своих сделать друзьями. Как например, Олега Тмутараканского. Но, более того, хорошо понимая, что заканчивается уже время с каждым годом, все более стареющих удельных князей, стал строить он опору себе на детях их. Пожалуй, это было, одним из самых гениальных его решений.
И Всеволод, и Сигурд, обласканные Великим князем, чувствовали себя в Киеве вполне уютно, Вместе с войском ,участвовали в походах, которые в преобладающем большинстве своем были удачными. Не чурались и развлечений, коими, столь богата была столица Руси.
Так продолжалось до скорбного 1125 года, когда неожиданно и как в этом случае принято говорить, скоропостижно скончался один из самых заметных правителей Киевской Руси. Страшным и угрожающим был тот год, когда едва не было потеряно и растащено по удельным углам, все с таким трудом собранное Мономахом. А началось все с завещания.
В Киеве сел на стол, старший и любимый сын Великого князя, Мстислав. Второй по значению город Переславль достался Ярополку. А, вот, стоящий почти в один ряд с Переславлем Чернигов, к удивлению многих был завещан Всеволоду, сыну Олега Вячеславовича. Причем княживший до этого в Чернигове брат Мономаха Ярослав, был переведен на Муромское княжение.
Обиженными более всего, почувствовали себя остальные сыновья Владимира. И не только Вячеслав и Андрей, получившие Смоленск и Владимир Волынский, соответственно. Но и Юрий, которому достался престижный Ростов. Вновь ощетинились копьями удельные княжества, Стали укрепляться княжеские дружины. Вновь, над Русью нависла кровавая тень междоусобицы. Такова была ситуация на начало княжения Великого Киевского князя Мстислава Владимировича.
Хорошо стоять на высоких Черниговских стенах и смотреть вдаль. Внизу Десна, серая, словно затянутая в кольчугу спешит к скорому свиданию со своенравным, порожистым Днепром, чтобы сжав его в крепких объятьях унестись вместе с ним к Понту Евксинскому. За Десной раскинулись богатые Северские земли. Лакомый кусок для половцев. Коих к слову сказать немало появилось на границах Черниговского и Переславльсого княжеств после смерти Мономаха.
- Говорят у Переславльских границ большие половецкие орды ходят, жгут все, что горит - Всеволод Олегович мрачно вздохнул. – Сейчас бы силы собрать, да ударить по ним так, чтоб неповадно было в гости незваными ходить. Да только куда там, князья готовы скорее друг другу в горло вцепиться, чем о Руси подумать.
- Дозволь княже, мне с небольшой дружиной на Переславльские границы наведаться – почти умоляюще спросил Сигурд. – И своими глазами на ситуацию гляну, и если надо будет, то и князю Ярополку помогу. Да и воины наши, в настоящей рубке ратной почти не участвовали, пусть в деле себя попробуют.
- Нельзя против половцев малой ратью – Всеволод отрицательно покачал головой. – Окружат, стрелами закидают. Так и перебьют всех, боя не приняв. А, вот князю Ярополку помочь, думаю надо. Оставишь мне две сотни, на всякий случай. Смутные ныне времена, не знаешь, чего и ждать. А сам с основной ратью, пожалуй, выступай, завтра с утра. С тобой Лашко пойдет, так вот он за старшего будет. Слушай его, а то еще ринешься славу добывать, да и дружину положишь, почем зря.
Стареет что ли, начал князь Всеволод, вон уж и ворчать начал, подумал про себя Сигурд, но вслух ничего не сказал, переполненный радостью от первого самостоятельного похода, ну или, почти самостоятельного.
Рано утром, когда вовсю еще горланили слободские петухи, из Чернигова серой лентой потянулась конная рать. Одна за другой, с небольшим интервалом, тридцать с лишним сотен, все заполняли и заполняли собой дорогу. Весело было на сердце у Сигурда. Радовалась душа глядя на такую, казавшуюся несметной, рать. Радовалась и грустила одновременно. Знал Сигурд, хорошо знал, что каким бы удачным ни был поход, не все воины вернутся назад. Кто-то останется лежать в чистом поле, уснув вечным, богатырским сном.
Вглядывался Сигурд в лица проходящих мимо воинов, гадая, понимают ли они это. Конечно же, понимают, у большинства поход далеко не первый, но лица спокойны. Нет страха в глазах, да и откуда взяться ему, страху то. В битве страха нет, есть только ярость, да упоение битвой. А, если и судьба кому, погибнуть, то смерть в битве, почетна. Недаром многие старые воины, до безрассудства бывает, доходят, смерть в битве ища. Не хотят умирать в постели. Вся жизнь их проходит от первой битвы до последней. У кого-то долгая она, у кого-то не очень. Это уж, кому какую судьбу Бог определит. Одно только страшно. Калекой из битвы вернуться. Нет, князь то конечно не бросит, в беде не оставит. Да только каково смотреть потом на уходят в поход бывшие боевые товарищи, с которыми разделил столько трудов ратных, которые тебя не раз от смерти спасали, да и сам ты многих из них, не раз собой заслонял.
Вышла из ворот последняя сотня, скрипуче потянулись обозы. Сигурд с Лашко поскакали вдоль стройных рядов воинов, обгоняя их. Место воеводы там, впереди.
За Десной, в степи из походного порядка, пристроились в боевой. Выслали во все стороны дозоры. Половецкие кони быстры. Выскочат неведомо откуда коренастые низкорослые всадника, обрушат ливень стрел, а если будет благоприятная ситуация, то и в рубку бросятся. Привычки половцев Сигурду хорошо знакомы, еще по Тмутаракани. Поэтому с опаской шла Черниговская рать. В любой момент готовая вступить в битву.
А в Переславле в это время было шумно. Шумно и беспокойно. Большая половецкая орда подходила к городу. Спешно рассылались гонцы к ближайшим соседям за помощью. Князь Ярополк у городских стен выстраивал рать, готовя ее к встрече непрошенных гостей. В город же, создавая изрядную толчею загоняли скот, на телегах ввозили небогатый скарб.
Грозные, некогда, печенеги и торки осевшие под Киевом и Переславлем, давно утратили свою воинственность, и сейчас были бы легкой добычей для половцев, поэтому их наравне со слободскими смердами, укрывали за городскими стенами. В итоге сумятица была невероятная.
А передовые отряды половцев уже видны были со стен. Нападать не нападали, ждали подмогу. Не ожидая, когда городские ворота закроются, Ярополк бросил на них несколько сотен. Половцы боя не приняли, ушли обратно в степь. Но напряжение и тревога все нарастали, как в короткие минуты полного затишья пред грозой.
Ярополк далеко от города рать не уводил, понимая, что обойти могут. Что-что, а это половцы умеют. Нервный и раздраженный, разъезжал он вдоль войска, часто всматриваясь в степь.
Наконец-то. Медленно нарастая, выплыла из степи черная туча, и пластаясь по земле поползла к Переславлю.
- Ну, други мои – Ярополк вынул меч и поднял его, засверкавший на солнце, над головой. – С богом.
Переславльская рать неспешно двинулась навстречу половцам.
Шумно было в это время и в Киеве, куда прибыл Муромский князь Ярослав, который «бил челом» Мстиславу о возвращении ему Черниговского княжения. При этом Муромская рать он уже оставил под Черниговом, практически, лишенном защиты. Большинство киевских бояр поддержали челобитную и даже начали собирать большое ополчение в помощь Муромской дружине. Мстислав, так же, полагая, претензию Ярослава на Черниговский стол, обоснованной, тоже велел уже готовить к походу свою дружину. У великокняжеского двора стал собираться народ. Образовалось самопроизвольное вече. По раздающимся выкрикам все более становилось ясно, что киевляне в большинстве своем были за возвращение Ярославу киевского стола. Завязался очень тугой узел, развязать который бескровно, казалось, не было никакой возможности.
Внезапно громкие воинственные крики смолкли. В сопровождении большой свиты на крыльцо поднялся игумен Андреевской обители, владыка Григорий.
Дабы дальнейшее было понятно, нужно сказать несколько слов о владыке Григории. Прежде всего, он был самым большим любимцем Мономаха среди всего киевского духовенства, одновременно являясь и всеобщим духовным лидером. Мнение его, очень часто воспринималось, как руководство к действию. Кроме того, любим он был и всеми киевлянами. И теми, что обитали вблизи Золотых ворот, и теми, кто жили на Подоле
Все стихли, в ожидании того, что скажет владыка. Григорий с недовольным видом оттолкнул руки, пытающихся помочь ему подняться бояр и грозным взглядо окинул всех собравшихся.
- Опомнитесь бояре, и ты князь Ярослав опомнись – гневно начал он свою речь..- На что толкаете вы князя своего? На нарушение заповеди отцовской? Какую такую справедливость собираетесь вы тут установить? Али забыли, что все что ни делается, все по воле Божией? Разве не сказано в писании “Ни один волос не упадет с головы человека, если не будет на то Божьей воли”. Вы что, промысел божий решили разрушить? Или надоело вам спокойное житие? По воле Божьей и единой воле Великого князя двенадцать лет живем мы без раздоров и междоусобиц. Или надоело уже? Снова, как волки, бешенные, человеческой крови взалкали? Уймись князь Ярослав, и вы бояре киевские уймитесь. А ты народ Киевский прояви благоразумие, не дай начаться новой череде убийств и злодеяний. Али мало у Руси ворогов? На них, на них поганых, поднимите десницу свою, которую на брата своего поднять собираетесь
Смолкнувшее было, вновь зашумело, дружными криками выражая свое согласие с игуменом. Многие недовольные бояре, начали было переубеждать народ, когда по невероятному стечению обстоятельств, именно в этот момент, к терему прискакал Переславский гонец на взмыленной лошади. Поискав глазами Великого князя и быстро определив его, он громко, чтобы слышали другие, прокричал – Великий князь, шлет меня к тебе, брат твой. Ярополк. И велит мне известить тебя, что большая половецкая рать напала на Переяславль. И просит он помощи и у тебя, и у всех прочих князей.
- Остальное в грамоте – уже тише сказал он, вынимая из кожаной поясной сумы, свернутый рулон с печатью.
Вече долго еще не расходилось, продолжая шуметь. Многим, очень многим запали в душу семена слов игумена Григория. Да, к сожалению не у всех пустили они крепкие всходы. К сожалению, в числе последних был и Великий Киевский князь Мстислав Владимирович.
Вместо похода на Чернигов, собранная рать, к которой присоединилась и Муромская дружина двинулась к Переславлю.
Половцев было больше. Гораздо больше. И на русскую рать смотрели они скорее как на досадное препятствие к богатой добыче, на преодоление которого, придется таки потратить время.
Иначе смотрел на половецкую рать Ярополк. Он видел огромную толпу алчных всадников, которые, если их не остановить ворвутся в город, и тогда… Польется кровь, вспыхнут пожары и длинные вереницы пленников потянутся в заволжские степи. Гнев закипал в груди князя, и хотя он понимал, что надо бы потянуть время, в ожидании столь желанной подмоги, но просто стоять и ждать, не было сил.
- Ну, воины мои – Ярополк крикнул так, что услыхали и самые дальние ряды. – С богом, вперед, за землю Русскую.
Рати столкнулись. Первые половецкие ряды были легко опрокинуты. Но дальше переславльцы застряли в вязкой массе половецких рядов, и завязалась рубка. Долгая и яростная.
Навстречу скакал воин из передового дозора. Издалека было видно, как сильно он спешил, припав к гриве коня. Это могло означать только одно.
- Стройсь в боевой порядок – не дожидаясь гонца, скомандовал Сигурд. – И вперед.
А вскоре подлетел и запыхавшийся гонец .
– Скорее, скорее, воевода – запыхавшимся голосом еле выдавил он из себя. – Там переславльцы с половцами бьются.
И в самом деле, уже явственно слышался ни с чем не сравнимый звук битвы. Надо ли кого подгонять при таких словах, несколько минут скачки, и вот уже она битва, как на ладони.
Положение переславльцев казалось просто отчаянным. Противник намного превосходил их в численности. На кажэого русского воина приходилось по три, если не более, половца. Исход битвы казалось не вызывал сомнения, удивляло только, как русичи еще держатся.
- Атакуем? – Сигурд вопросительно взглянул на Лашко.
- Надо бы попытаться в тыл зайти – ответил тот, похоже, и сам, сомневаясь в осуществлении своего плана.
- Пока будем пытаться, сомнут они наших – горячо возразил Сигурд. – Атаковать надо.
- Но нас слишком мало – Лашко все еще сомневался.
- Что-то похожее на разгорающийся пожар мелькуло в глазах Сигурда.
- Нет, Лашко - понизив голос, сказал он. – Ты не прав. Это не нас слишком мало, это их слишком много.
Не говоря более ни слова, Сигурд вынул меч и все также молча, бросился в битву. За ним, взревев в три тысячи голосов, ринулись черниговцы.
Решительным ударом, во фланг они смяли уставших уже половцев, смешали их и превратили в аморфную, небоеспособную массу. Степняки, потеряв возможность сражаться, бросились в бегство. Многих это спасло, но те, что были в первых рядах, были перебиты полностью. В плен никого не брали.
Ближе к вечеру подошли рати Киевская и Муромская. Хватило работы и им, потому что еще два дня, разбившись на небольшие отряды, очищали русские воины приграничные земли от мелких половецких орд.
Разговаривали втроем, Всеволод князь Черниговский, Сигурд и Лашко. Трудным получался этот разговор. Всеволод был сердит, очень сердит.
- Значит, все-таки за славой погнался – словно камни, бросая тяжелые слова. – Ради славы, готов был положить всю дружину Черниговскую. Тысячи жен вдовами сделать, престарелых отцов, матерей, кормильцев лишить.
- Да и не думал я совсем о славе – упрямо отвечал Сигурд. – Некогда там было думать, ни о славе, ни о ином, чем. Там рать русская гибла, выручать ее надо было.
- Рать русская гибла? – с ехидцей в голосе переспросил Всеволод. – А может быть все-таки не русская, а Переславльская?
- Какая разница, если общий враг на нас идет –вскинулся Сигурд.
- Какая разница спрашиваешь? – Всеволод чуть повысил голос. Так я тебе поясню. Пока ты там геройствовал, и чуть дружину не угробил. Здесь под Черниговом рати Муромские стояли. А, нам, кстати, и обороняться то некем было. А враг, он да, он общий. Правильно это. Но только, воеводе Черниговскому прежде всего о своей рати думать надлежит, да о тех, кого эта рать защищает.
Ничего не ответил Сигурд. Не нашел слов, чтобы ответить. А не нашел потому, что знал, прав Всеволод. Как ни верти, кругом прав.
- Рано видать тебе еще в воеводах ходить – закончил князь, как мечом отрубил.
- И тобой, я тоже недоволен – он повернулся к Лашко. – Не должен ты был такое допустить.
- Лашко тут ни при чем, я виновен во всем – Сигурд, впервые за весь разговор посмотрел Всеволоду прямо в глаза. – я один виноват, мне и ответ держать.
- Да, помолчи ты, тоже мне защитник выискался – отмахнулся Всеволод, и уже обращаюсь к Лашко, добавил. Иди, собери дружину, Объявлю о своем решении.
Дружинники стояли неровными рядами, не вполне понимая, зачем собрал их князь. Негромко делились между собой соображениями. Наконец, появился перед ними Всеволод, постоял немного в раздумьи и начал речь.
- Счастлив князь имеющий такую дружину, как вы, други мои. Горжусь и восхищаюсь последней вашей битвой. Но воеводой, водившим вас в битву, недоволен я. Необоснованно бросил он вас в сечу, из которой только благодаря мужеству вашему, да воле Божией, вышли вы живыми.
- А, посему – помедлил слегка князь, потом закончил резко и твердо. – Снимаю я Сигурда с воеводства. И пусть воеводою у вас будет тот, кого сейчас сами выберете.
Воины молчали в недоумении. Никак не ожидали они такого поворота, особенно после стольких слов славословия и от Переславльского князя Ярополка, и даже от самого Великого князя Мстислава. Да и самим воинам, нравился молодой воевода, бесстрашный и честный.
- Дозволь княже мне слово молвить – из рядов вышел сотник Булай, старый Черниговский воин. – Стар я князь, и много повидал на своем веку. Под многими славными воеводами походил, и хорошо понимаю, чем прогневил тебя Сигурд. Тем, что своими воинами закрыл путь к Переславлю. Вроде бы во всем ты прав княже, и не мне твои решения обсуждать. Да только бывает иногда, что не по правилам сделанный шаг, единый и может от смерти уберечь. А коли уж, ты разрешил нам воеводу выбрать, то бью челом и тебе князь и тебе воевода Сигурд, оставайся и впредь воеводой нашим, потому, как свою жизнь вверить могу тебе без опаски.
Неопрятный комок подкатил у Сигурда к самому горлу. Так, что и дышать стало трудно. А из строя воинов послышался голос – Правильно, Сигурда воеводой. И словно многократным эхом раскатилось – Сигурда, Сигурда, Сигурда…
Без слов поклонился Сигурд строю воинов, потом князю, и вдруг слезы так покатились из глаз, что он низко опустив голову, спешно удалился. Да только право, стоило ли стыдиться этих слез.
Задумчиво посматривая на расходящуюся по сторонам дружину, Всеволод Олегович повернулся к Лашко.
- Ты, знаешь, а ведь у меня никаких сомнений не было, что все именно так и закончится. В большой радости ныне душа моя. Потому, что и дружина на многие годы обрела себе воеводу, и воевода наш получил дружину, которая за него в любой ситуации насмерть стоять будет. А, урок сей, Сигурду только на пользу. Чувствую быть ему со временем, славным воеводой. Хотя, пожалуй и сейчас, трудно найти второго такого.
- Так ты не сердишься на него, княже? –удивленно спросил Лашко.
- Нет, конечно, да и не за что, что он мог еще в этой ситуации сделать – князь улыбнулся. – А тебя очень прошу, будь всегда рядом с ним. Береги его.
Историческое вступление.
Сложным было политическое положение на Руси в начале XII века. И дать происходящим в те времена событиям объективную оценку очень сложно.
Так, например и этот исторический момент, я имею в виду отказ от смещения Всеволода с Черниговского княжения, историки оценивают неоднозначно. Н.М. Карамзин, например, наш «Последний летописец», как его иногда называют, по меткому определению А.С Пушкина, причем, на мой взгляд, совершенно заслуженно. И не столько из-за стиля повествования, сколько за оценку событий.
Так вот, в этом случае он пишет «… а миролюбие, бывает иногда вреднее самой жестокости». Не согласен я в этом с уважаемым Николаем Михайловичем.
То ли по пристрастию своему, то ли, не желая отступать от принятой в то время версии, считает он что Мстислав неуклонно продолжал политику своего отца, в то время, как Всеволод Олегович проводил политику децентрализации власти. Но, так ли это было в действительности?
Да, Мстислав не стал выводить из Черниговского княжения Всеволода Олеговича, Это, как говорится, исторический факт. Но спрашивается, почему?
Не потому ли, что вполне справедливо опасался, что следствием этого. неминуемо вспыхнет пожар в Тмутаракани, который с большой вероятностью распространится по всей Руси. И не по инициативе ли Великого князя, предпринял свой демарш Муромский князь Ярослав.
В заслугу Мстиславу принято ставить, то что он принудил Волынских князей, сыновей Володаря, Владимирко и Ростислава прекратить войну, за передел своих уделов, но вместе с тем, как тогда оценить факт изгнания из Смоленска своего дяди Вячеслава и введения там, на стол своего третьего сына Ростислава.
Кроме того, Мстислав изгнал из Полоцка князя Давида, и вместо него, посадил, кобы по просьбе полочан, брата его, Рогвольда. Коего, кстати, вместе, со всем семейством и прочими полоцкими князьями, вскоре отправил в ссылку в Константинополь. В Полоцке же сел сын его Изяслав.
В этот период Игорь не проявлял никакой активности в Тмутаракани, а Всеволод, вел очень осторожную политику в самом центре Киевской Руси. Поэтому, и о делах предков наших в это время, известно не много. Вплоть до 1132 года, когда неожиданно, возвратись из удачного похода в Литву, скончался Великий Киевский князь Мстислав Владимирович. Это неожиданное событие, всколыхнуло Русь. Все вялотекущие процессы, зародившиеся еще при Мстиславе, активизировались и расширились. Так, с первым теплым апрельским днем, вдруг прорываются повсюду и бурлят, затаившиеся, до этого, под сугробами ручьи.
Нет, не при Ярополке, сменившем Мстислава на Великом княжении, а именно при Мстиславе, возникли ручейки, сливающиеся в мощное течение, дробящее на уделы монолитную при Мономахе Русь. Говорю я это лишь потому, чтобы сложилось правильное впечатление об эпохе, в которой проходили описанные здесь события