Мама родилась в посёлке Кирпичики, на погранзаставе острова Сахалин.
Дедушка попал туда своеобразно. Он родился под Донецком, был высоким, сильным и красивым парнем. Видимо, поэтому - за стать - его и выбрали служить в Кремле - охранять Берию. Он был очень простой и искренний парень, без тщеславия или каких-то других замашек, но где-то в глубине души осознавал, что на его глазах творится история. Вот он и стал записывать, куда и когда идёт Берия, с кем встречается, что делает. Этот дневник он решил вручить своим будущим потомкам))) Счастье, что его скрупулёзные записи попали в руки начальника караула, а тот был дедушкиным земляком и даже односельчанином. Это и спасло деда от страшных последствий. Дневник начальник сжёг, а деда перевели - от греха подальше - на Сахалин, начальником погранзаставы. Там и повстречал дедушка мою бабушку Тому, дочку врага народа. Он её очень долго добивался, несмотря на то, что моя бабушка не была красавицей - худенькая, щупленькая. Кожа да кости. Когда он привёз её к своим родным в деревню, все бабы потешались над ним: стоило ехать на край света, чтоб найти себе такую тощую жену!
А для неё этот брак был шансом реабилитироваться перед обществом. Потому что, будучи дочерью врага народа, она не имела возможности даже получить образование. Так всю жизнь и проработала медсестрой, да ещё и сахалинский стаж ей не засчитали, поэтому пенсия была у неё до обидного маленькая.
Когда дедушка уезжал с проверкой по заставам, привозил домой много отличной рыбы, бочка с икрой стояла у них в коридоре всегда полная: ешь - не хочу. Но именно - не хотелось: от рыбы уже тошнило. Праздником было получить с большой земли свежих овощей. Сушёные-то всегда были, но они совсем не такие вкусные: перед тем, как готовить, свёклу или морковь, её надо было подержать в воде, а картофель был в порошке - его разводили водой и получалось отвратительное на вкус пюре). И когда деду как начальнику, привозили "свежачок", весь посёлок был у них в гостях: бабушка раздавала всем то огурчик, то помидорчик, так что этих продуктов надолго не хватало. Многие и того не видели.
Мама моя рассказывает:
После службы на Сахалине, отца отправили в 51 году на западную Украину и жили мы в районе посёлка Римачи. Отец и там служил в погранотряде.
В Римачах был такой случай, я его на всю жизнь запомнила:
Там был жирный чернозём, такой красивый. В то время колхозники сажали картошку. На поле стояла телега и разбрасывали сверху этот чернозём. Потом возница и его помощники начали разгружать мешки, возница повернулся к нам, детворе, спиной. А я - и что меня дёрнуло? - вскочила на деревяшку около колеса, в этот же момент возница тронулся, и я упала прямо под колёса. Хорошо, что там был пышный чернозём, я в него впечаталась и лежала с набитым землёй ртом, даже кричать не могла. По мне передние колёса телеги и проехались. Точнее одно колесо. Возница перепугался: чуть не передавил дочку начальника, тут же меня подхватил на руки и принёс домой. Вышла баба Тома - руки в боки - и как даст мне по затылку, чтоб не лезла, куда не надо. Возница понял, что его Бог миловал и убежал подобру – поздорову. А я больше на то поле не ходила.
А когда мне было уже около пяти лет, отца отправили на Чукотку, там я пошла в первый класс.
Когда мы жили на Чукотке, к нам часто приходили гости, собирались человек по 20- 30. Весело было. Взрослые- то по-своему праздновали, но мы, дети, тоже любили праздники. Однажды, в такой- вот «гостевой» день начался перелёт гусей, они с севера улетали на юг. Мужики взяли винтовки и начали соревноваться, кто больше гусей подстрелит. Была одна проблема. Нартовые собаки- всегда голодные и злые – любили этих подстреленных птиц находить и есть. Вот кто-то подстрелил птицу, а когда дед увидел, что она падает, он побежал за ней и на большой скорости врезался в колючую проволоку. Врезался так, что перекувырнулся через неё и распорол себе рот, но это его не остановило, отец ринулся дальше и гуся он-таки забрал, не дал на растерзание собакам. Жаль только, что северная птица питается рыбой и поэтому неприятно пахнет. Перед употреблением её надо как следует вымочить. Когда все ели этого гуся, нахваливали. Хорошо этот случай помню.
Однажды, там же на Чукотке, одну учительницу в торосы унесло. Ей ветром оторвало на шубе пуговицы и ветер, задув в полы шубы, расправил их как парус с такой силой, что её подняло в воздух и унесло в торосы. Хорошо, что её увидели караульные и сразу организовали поисковый отряд. Учительницу нашли, побитую о лёд, но живую. Местные это свойство северного ветра знают и поэтому ходят в кухлянках и кожаных брюках, а кухлянки надевают через головы.
Когда я пошла на Чукотке в первый класс, мы с братом были единственные русские в классе. Среди прочих сверстников был там такой Алёшка Отылгым – здоровый такой парень. Часто было такое, что он сидел сзади меня, ковырялся в своих сальных грязных волосах, доставал вшей и бросался в меня вшами. Это было ужасно. Я сама была маленькая, но волосы были длинные- ниже спины, чёрные и густые. Дома меня не пускали дальше порога, мама раздевала меня, мыла голову керосином в предбаннике и только после этого пускала в дом. Брат же всегда ходил бритый. Мама очень боялась вшей и принимала все меры. И сколько мы там ни жили, никогда не вшивели.
Чукчи хоронили своих покойников сидя. В ногах клали винтовку – если ты охотник при жизни. Ещё клали в могилу рыболовные снасти, посуду, украшения – всё, чем пользовался человек в жизни. Как в языческих захоронениях. Меня это очень поражало. Закапывать толком не закапывали – земля мёрзлая, её особо не покопаешь. Часто ночью, если слышали близко от посёлка волчий вой, знали, что это пришли волки могилы раскапывать.
Когда весной размывало глину, в речушках на мелководье можно было найти много стекляшек, черепков, затворов от винтовок. Мы там часто игрались. Обмытые стекляшки, принесённые в речушку снегом, мы забирали себе. А мальчишки очень радовались частям от ружей или винтовок.
После сильного шторма мама всегда давала нам с братом по ведру, и мы выходили на берег собирать навагу. Её выбрасывало на берег, и она прямо налету замерзала. Помню, кладёшь её в ведро, а она аж позвякивает, как стеклянная. Иногда и покрупнее рыбу выкидывало.
Как то раз на Чукотке, когда отец там служил, прибегает к нему начальник артели и просит трактор, нигде больше тракторов не было, только на заставе. «Зачем?»- спрашивает отец. «Слушай, начальник, загарпунили моржа, а вытащить не можем, сейчас отлив начнётся и унесёт в море, а мы не удержим его на каяках. Его всё дальше оттягивает.» Ну, почему не помочь? Выгнали трактор к морю, перевязали моржа тросами, начали тянуть. Туша тонны три – четыре. Чукчи радовались неимоверно. Кричали, что на всю зиму хватит. На следующий день начали тушу разделывать. А притащили-то этого моржа к самой заставе. Как вскрыли брюхо, так запах пошёл такой, как будто рыба протухла. Мы все попрятались, мама нас домой загнала. И помню: глаза слезились.Чукчи почему-то выдерживают такую вонь, но русские все по домам сидели. Протухшее сало у них вообще было деликатес. Они выкопали здоровую яму и туда складывали большие ломти сала, которое срезали с моржа. Потом накрыли яму разными циновками и оставили на год. Когда приезжали студенты , и Рытхэу тоже (посёлок назывался Уэлэн. В том же посёлке, что и мы, родился советский писатель Рытхэу) они раскрывали эту яму и ели это сало. Но мы никогда не ели, не могли перебороть брезгливость..
Чукчи сушили рыбу юкола. Делали навесы, разрезали рыбу на две части, и на верёвку – под навес. И когда я приехала в Крым, увидела, как табак сушат, подумала что рыбу. И спросила – почему море воон аж где, а вы так далеко рыбу сушите. Да, был такой случай.
На Чукотке были необыкновенно красивые серые скалы, покрытые сверху зелёным мхом. А поверх мха росли жёлтые маки. Жёлтые – потому что не хватало солнца. Это было очень красиво, поэтично. Жаль, не было там художника.
Ездили часто по морошку. Морошка такая ягода, как земляника. Уж мы ею объедались, пока взрослые наперстками спирт пили- кто больше выпьет.
Как – то раз дед поехал на другую заставу, не помню уже, что ему там надо было – с проверкой какой- то, наверное. А начальник той заставы был чукча. Он стал угощать отца пельменями. Дед после ужина похвалил еду, сказал, что никогда, таких пельменей вкусных не ел, а Чукча в ответ: «Ну, конечно, вы ж собачатину не едите, а у нас как раз охромела собака».
Отцу стало очень плохо, он сказал, что в жизни больше не будет есть на чужих заставах.