54.
Рассуждая о «проблеме ничтожного», как Барт именует грех, он касается извечной проблемы теодицеи: как совместить всемогущество Бога и существование зла? Здесь он признает, что особенно для кальвинистов это тяжелейшая проблема: «Можно понять тот тяжелый вздох, который слышишь порой от старых догматиков, когда они приступают к этому вопросу. Это «вопрос, сложнейший для понимания», пишет Фр. Бурман (1671), «вопрос чрезвычайно запутанный и весьма трудный», жалуется Фр. Турретини (1679), а вот что пишет Абр. Хейдан (1686): «Остается самая трудная забота: рассмотреть, каким образом для Божьего провидения могут сохраняться нерушимыми и его истина, и его твердость, при том, что в мире существует зло и грех». Трудность видели в указанной только что дилемме, в том, что приходится уклоняться то ли «в избытке», то ли «в недостатке». В первом случае это значило бы заодно с манихеями, присциллианцами и подобными лжеучителями древности говорить о «причинности зла в Боге, тем самым ставя под явное сомнение святость Бога (возможность, от которой особенно старательно оберегали себя кальвинисты). Во втором случае значило бы заодно с древними и новыми пелагианцами приписать зло одной только твари, тем самым более или менее вывести зло из сферы промысла и власти Бога, навлекая на себя вину открытого и замаскированного отрицания всемогущества и всевлияния Бога. Короче говоря, приходится то ли с одной, то ли с другой стороны, задевать нерв всего учения о Божьем промысле» . Кто же спорит, что это действительно тяжелейшая проблема богословия, которая, по всей видимости, не имеет детального богословского решения на рациональном уровне. Можно наметить только общие контуры: зло ни в какой степени не производится Богом, но может попускаться Им как проявление свободы сотворенных существ. Почему при этом страдают невинные, которые еще не могли проявить свою свободу в направлении зла – это не совсем понятно, но мы знаем, что Бог все делает для нашего спасения – сквозь все зло мира. Попытка разбирать все более мелкие детали на этой «шахматной доске» человеческой истории быстро покажет: возможности разума исчерпываются, поскольку мы сталкиваемся уже со сверхразумной сферой, где только сердечное упование может принять: все от Бога.
Но в кальвинизме ситуация с теодицеей усложняется уже на рациональном уровне: манихейский вариант неприемлем для всех христиан, ибо он означал бы отказ от библейского Бога, но вариант, который приемлем для Церкви, - зло как свобода творения отклоняться от Бога – для кальвинизма так же неприемлем, поскольку, по его мнению, абсолютное могущество Бога тогда будет по вопросом. Но других вариантов просто нет, и быть не может: или зло в Самом Боге, или вне Его. Или Он в нем виноват, или нет. Естественно, все христиане обязаны предпочесть второй вариант. Уже падение Адама дает нам яркий конкретный пример. Бог ли сотворил Адама злым? Нет. В падении Адама виновен Бог? Нет. Но почему пал Адам? Ответ, - «потому что у него была свободная воля», - неправилен. Адам пал не потому, что у него была свободная воля, а потому, что он с ее помощью уклонился от воли Божьей. Но он не пал бы без свободной воли, которую даровал ему Бог при творении. Виноват ли в этом Бог? Нет. Отрицается ли при этом Его всемогущество? Тоже нет. Просто ради любви Бог допускает свободу человека, который совершает таким образом добро или зло добровольно – иначе бы никакого зла и добра не было бы вообще, - как его не может быть у компьютера. Всемогуществу любви Божьей необходимо, чтобы человек сам решал – быть вместе с Богом, или врозь с Ним. Иначе никакого приобщения Богу не было бы – божественное не распространялось бы в сотворенном мире, - или Бог должен был действовать насильственно, но это противоречит Его любящей Личности. Стало быть, больше выходов из ситуации нет – одни тупики. Или Адам пал сам – или он пал по решению Божьему, которое исключает его самостоятельность и свободу. Так же и с проклятыми – или они пали сами и не спаслись потому, что добровольно отвергли благодать, или это извечное предопределение Самого Бога. Поскольку кальвинизм явно предпочитает последнее, то вариант зла как допущение Богом свободы творения для него не подходит, и остается вариант «христианизированного манихейства» - Бог творит добро, но одновременно предопределяет зло и проклятие части людей. Но это только кажется злом извращенным людям. На самом деле это не зло, поскольку нет никакого морального закона над Богом. Т.е. все, что Он делает – добро! Тебя беспричинно прокляли на вечные времена, не дав ни единого шанса спастись? Это добро! А тебя спасли, не дав ни единого шанса отвергнуть благодать? Это тоже добро! Не важно, что оба варианта – полностью взаимоисключающие; такое у нас внутренне противоречивое добро – оно может быть светом и тенью, возникновением и уничтожением, воскресением и смертью, покаянием и преступлением. Это все равно, что сказать, что все есть добро, и никакого зла вообще не существует. Почему, если Бог кальвинистов проклял беспричинно людей, то это добро, а если так сделает человек, то это зло? Такой взгляд может привести нас только к тому, что и добро внутренне противоречиво, и зло – и вообще между ними нет никакого различия, а значит нет никакого добра и зла – это уже явно напоминает пантеизм. И вообще нет никакого Бога, нет добра и зла, а есть просто одна Сокрытая Воля, в которой нет добра и зла, а есть только предопределение – вот к чему в итоге, если рассуждать логически, должна привести теодицея в кальвинизме. Но разве ужас и христианские чувства позволят кальвинистам сделать именно такой вывод?
57.
Оставив Ницше, Моцарта и добрые слова в адрес восточного христианства, Барт снова возвращается к проблеме теодицеи. И поначалу, критикуя Лейбница за его концепцию зла как простого следствия несовершенства Божьего творения, Барт высказывает весьма традиционную мысль: «Бог должен давать человеку возможность грешить, ибо в противном случае Он не дал бы ему самоопределения, отказал бы человеку в способности быть духовно моральным существом, а значит, отказал бы ему в его особом совершенстве.. Бог, конечно, не желает, чтобы человек грешил. Он не создает такой ситуации, чтобы человек грешил, и не принуждает его к этому.. Но Бог допускает, чтобы человек грешил, и в этом Он поступает хорошо. Ведь человек не мог бы быть свободным и разумным творением, исполняющим свой долг и живущим во славу Божию, если бы он не бы при этом и таким творением, которое может грешить» . Это высказывание кажется вполне традиционным для обычной апологии Бога в христианском духе. Но не будем спешить радоваться – это не мнение самого Барта, он просто здесь воспроизводит теодицею Лейбница и его взгляды на соотношение добра и зла. Конечно, и Барт хвалит Лейбница за универсальную постановку проблемы, и даже говорит, что теодицея великого немца в некотором отношении «могла бы считаться великолепным воссозданием концепции восточной церкви в западном мире» . Т.е. выходит, что Лейбниц в этом вопросе чуть ли не православный! Однако Лейбниц подвергается Бартом критике за то, что хотя он вместе с Августином и исходит из концепции, что зло есть лишение (privatio) добра, но не учитывает агрессивность и разрушительность зла по отношению к добру. По мнению Барта, зло у Лейбница не столько порча и извращение добра, сколько несовершенство добра – и наш теолог иронизирует, что при таком подходе волки не просто живут вместе с ягнятами (см. Ис.11,6), но и сами становятся сплошными ягнятами. Иными словами, у Лейбница зло не противопоставлено добру, оно не нарушение добра, а некая услуга добру – необходимая тьма, чтобы добро яснее светило во тьме. Это главный момент критики Барта: Лейбниц, дескать, понимает зло просто как не-добро, но у зла в таком понимании нет активной силы и власти, энергии уничтожения. Т.е. это только необходимое для тварного мира отрицание, и поскольку зло в такой концепции не властно и не активно, оно не может быть также устранено или упразднено. Устранение этого несовершенства творения Богом невозможно, поскольку, по Лейбницу, творение само стало бы тогда совершенным, а значит, Богом. Творение только бесконечно приближается к Богу по пути к устранению своего тварного несовершенства (что-то вроде эволюции).
Сразу оговоримся, что мы не намерены здесь устраивать спор о существе концепции Лейбница: понятно, что наряду со здравыми для традиционного христианства тезисами, у него есть тезисы и ложные, которые действительно делают зло чем-то не очень глубоким, а христианскую доктрину совершенства творения – чем-то неправильным. В этой связи и искупление ставится под вопрос, хотя как христианин Лейбниц, конечно, верил в Искупителя. В то же время, нельзя так уж отождествлять его концепцию с «восточным» подходом к проблеме существования зла в мире. Это традиционная и для Запада в «старые добрые времена» позиция: зло есть отсутствие добра, вычеркивание себя из добра. Разве Августин, будучи глубоко западным богословом, не придерживался этих взглядов? Другое дело, что зло у Лейбница, возможно, излишне статично (в чем и упрекает его Барт), хотя на самом деле оно действенно. Но это не меняет сути: в христианской картине мира зло может быть только недостатком добра, недостатком действенным, агрессивным, но ни в коем случае не анти-добром, что означало бы возврат к манихейскому дуализму. Зло не имеет никаких «альтернативных» источников существования – его источник существования только в добре, в возможности добра с помощью свободного выбора отклоняться от своей сущности. Так что критика Бартом Лейбница в данном аспекте излишне жестка: пусть Лейбниц во многом не прав, пусть он недооценивает реальность зла (мы-то считаем, что понимаем теперь, что такое зло – после истории 20 века!), но зло все равно не может быть чем-то совершенно самостоятельным по отношению к добру; оно лишь может испортить добро, но ни в коем случае не в состоянии создать «параллельную реальность». В этом смысле даже вечный ад – это не параллельная небесам реальность дьявола и бесов, но извращение рая до состояния призрачности, ибо тот, кто отвергает Божье добро, отвергает бытие, и существует, не существуя – т.е. отвергая Его Любовь. Т.е. вечный ад – не победа зла, ибо зло, отрицая Любовь Бога, уничтожает само себя, превращаясь во все большее небытие, и тем самым уступая Истинному Бытию. Иногда может показаться, что настаивая на особой активности и агрессивности зла, Барт невольно подчеркивает его полную противоположность добру – это, конечно так. Но в таком случае мы возвращаемся к традиционному пути теодицеи, который в этом смысле виден и у Лейбница: Бог дает человеку свободу, Бог не желает ему зла и не принуждает к нему, но свобода со всей очевидностью означает возможность отвергнуть добро – это отвержение добра и есть зло.
Однако не будь свободы, и это важный момент у Лейбница, - человек не был бы личностью (духовно моральным существом). Вот об этом часто забывают кальвинисты: если Бог есть Личность – то Он и к человеку относится как к личности. Значит, не может быть беспричинного и неодолимого спасения и такого же беспричинного проклятия. И падение Адама, и спасение Павла, и проклятие Иуды – все совершены добровольно, в состоянии свободы. Согласно творению Божьему – добро свободно быть добром; но добро свободно и не быть добром – и только тогда добро действительно в полном смысле слова может стать Божьим добром, свободно выбравшим невозможность не быть добром. Только по-настоящему свободный Бог мог одарить творение в лице человека такой свободой, которая позволяет ему свободно, без принуждения быть с Богом, и такая свобода полностью не уничтожается в человеке, а только извращается грехопадением. Именно такой принцип только и возможен в теодицее: зло как нежелание быть свободным в Его свободе, как выбор рабской свободы греха. Но если Бог не одарил человека такой возможности всегда добровольно быть с Ним – значит, не только человек сне является полноценной личностью, но и Бог не свободен по-настоящему – Он не желает делиться своей свободной любовью с другими, а значит – по-настоящему и не любит других. Такой образ Бога может быть чем угодно, но в любом случае – это не Бог христиан. А раз это не Бог христиан, то о какой христианской теодицее вообще может идти речь. Кроме того, для Волевого Абсолюта, которого рисуют порой кальвинисты в наиболее мрачных концепциях предопределения, теодицея вообще не нужна, ибо он «по ту сторону добра и зла», а теодицея предполагает традиционный «совершенно моральный» образ Бога, привычный для христианской картины мира – как любящий всех Бог совместим с таким количеством страданий и зла? Если же Бог любит не всех, как в строгом кальвинизме, то этот вопрос неуместен, он снят навсегда. Вместо теодицеи здесь возникает антитеодицея – Бог, Которого невозможно оправдать, но оправдывать и не надо – нужно просто склониться как рабы перед таким величием, и в ужасе замолчать. Только зачем тогда тратить время на тысячи страниц богословских изысканий?