1888 год был не особенно богат на исторически значимые события. На берегу озера Иссык-Куль умер знаменитый путешественник Николай Пржевальский. В Германии – кайзер Вильгельм І. В Лондоне безрезультатная охота Скотланд-Ярда за серийным убийцей Джеком Потрошителем привела к огромной популярности в народе рассказов Артура Конан-Дойля о гениальном сыщике-любителе Шерлоке Холмсе. А в наших краях 30 октября (по новому стилю) потерпел крушение царский поезд, в котором из Крыма в Петербург ехал Александр ІІІ с семьёй.
Этот самодержец занимает особое место в довольно мрачном ряду последних российских императоров, вступивших на трон в ХІХ веке. Наследником престола он стал уже взрослым человеком, после смерти от туберкулёза старшего брата, несостоявшегося Николая ІІ, так что, подобно Петру І, в цари его не готовили. Во многом он оказался «неожиданным» монархом, а его короткое, всего полтора десятилетия, правление дало «задним числом» повод для поиска исторических альтернатив событиям начала ХХ века, которые Александр ІІІ «мог бы предотвратить».
Этот мужиковатый внешне император действительно многое успел за своё недолгое царствование. После Морозовской стачки 1885 года ввёл в России впервые в мире рабочее законодательство, обеспечив минимально приемлемые условия труда в надежде предотвратить рост рабочего движения. Одел армию в удобные и привычные новобранцам шаровары, полушубки и косоворотки-гимнастёрки, развернул её перевооружение, наладил достойное обеспечение. Проводил миролюбивую и самостоятельную внешнюю политику, разорвал тянувшийся со времён Наполеоновских войн русско-прусский союз, на котором, как на дрожжах, вырос воинственный Германский Рейх – но притом положил начало ещё более гибельной для страны Антанте. Собирал в казну железные дороги и начал строительство Транссиба – но также одобрил проекты экспансии на Дальний Восток, которые привели Россию к русско-японской войне, самой позорной в её истории, принял участие в колониальном разделе мира и поставил свою подпись под документами, опираясь на которые транснациональные корпорации сегодня призывают к «интернационализации» наших природних богатств. Держал в «ежовых рукавицах» двор, высшую аристократию и сановную элиту, однако именно при нём завершилось становление русского капитализма и сложилась финансовая олигархия, которая захватила власть над Россией при Николае ІІ, а затем в угоду Антанте отменила монархию и восемь месяцев открыто насиловала страну, «аж поки «Годі!» комунар не сказав».
Его грубовато-простодушные резолюции на государственных документах вызывали отвращение у сановников и веселили простонародье, до которого доходили в афоризмах и анекдотах. В сущности, Александр ІІІ был ПОСЛЕДНИМ русским самодержцем, пользовавшимся бесхитростной любовью народа, – но был презираем и ненавидим аристократами и интеллигенцией, которые ославили его горьким пьяницей. Это презрение выразил печально знаменитый «Бегемот» – поставленная в Петербурге конная статуя царя, о которой её создатель скульптор Трубецкой говорил: «животное на животном»! Памятник простоял, кстати, до 1937 года, а на пьедестале поместили доску со стихами Демьяна Бедного:
Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавия!
А теперь памятник этому царю есть и на Харьковщине!
В 1889 году на месте крушения поезда у станции Борки был заложен Спасов скит в ознаменования «чудесного спасения» царя и его семьи в крушении. Впрочем, как полагают историки, особого чуда не произошло: тогдашняя медицина проглядела полученную Александром ІІІ травму, которая стала причиной его преждевременной смерти спустя шесть лет. В 1909 году там же покойному самодержцу был поставлен памятник. И теперь, 125 лет спустя после крушения, здесь вновь появился бронзовый император, причём даже не в фуражке, как раньше, а в короне! Бюст был изготовлен московским фондом «Возрождения культурного наследия» и доставлен на Харьковщину российскими железнодорожниками по личному распоряжению В.В. Путина. Установкой его здесь занимались фонды «Спаси и Сохрани», «Честь и Достоинство» и общественная организация «Русь Триединая», издатель одноименной газеты. 30 октября памятник был открыт и освящен архиепископом Изюмским и Купянским Елисеем.
Русская общественность края этот юбилей ожидала и готовилась к нему как к Событию с заглавной буквы, значимому свидетельству единения с Великой Родиной, но… не получилось. Национально-культурные общества были приглашены организаторами акции «задним числом»: доберётесь «своим ходом» – хорошо, не доберётесь – и так ладно будет. Где уж говорить о широкой общественности: ехать на станцию «Спасов скит» из Харькова электричкой часа полтора, да ещё в середине недели, утром – не на трудового человека это рассчитано, а разве что на «вольного художника», делающего на «Русской идее» свой маленький гэшэфт… Так что протоптать «народную тропу» к Государю-императору не особо и старались; тем меньше надежды на то, что она в будущем «не зарастёт».
Есть в этой истории ещё одна не совсем приятная сторона: светлая легенда о «Божьем чуде» сопрягается с чёрной легендой о «бесовском наваждении». Речь идёт о разгроме Спасова скита во время гражданской войны в 1919 году – или в 1918-м, как пишет публицист-«историк» Юрий Червяк, не умея соотнести старый календарный стиль с новым. Единственным источником ему служат «очерки русской смуты» А.И. Деникина – мемуары, по лживости сопоставимые разве что с «дневниками» Л.Д. Троцкого. В «беспричинном истреблении людей Божьих» и «осквернении Святыни» (кстати, не слишком почитаемой тогда в округе в силу заведомой казённости, особенно после 1905-1907 годов) обвиняют Павла Дыбенко и «его матросов».
Павел Ефимович Дыбенко, уроженец Черниговщины и балтийский матрос, в 1917 году был председателем Центробалта – «советского правительства Балтийского моря» и наркомом ВМФ, в 1918-м боролся с немцами во главе матросских отрядов под Нарвой, а позднее – в крымском подполье. В начале января 1919 года он прибыл в Харьков и возглавил войсковую группу, наступавшую на Екатеринослав (Днепропетровск) против петлюровцев, а также «Добрармии» Деникина, уже вступившей в борьбу на Украине. Ядром этой группы был восьмиорудийный бронепоезд с командой моряков затопленной в 1918 году Черноморской эскадры; командовал им мичман Семён Никитич Лепетенко. Также в неё входили 4 полка, отдельный батальон и конная сотня – всего семь с половиной тысяч человек. Кроме того, Дыбенко должен был привлечь на сторону Красной армии силы «вольных повстанцев», то есть батек с хлопцами, «гулявших» по Восточной Украине всё недолгое правление «демократической» петлюровской Директории. После жестоких боёв 4-6 января за Мерефу, 9 января отряд Дыбенко занял Борки, где его штаб разместился на время подготовки штурма Лозовой, который последовал 15-17 января. Матросский бронепоезд, впрочем, сразу же выдвинулся на станцию Лихачёво, а в Борки стали стекаться «повстанцы», почуявшие силу красных, но в регулярную Красную армию их ещё предстояло превратить, а многих – и не удалось…
В то же время некие «господа офицеры» пытались укрепиться в Спасовом скиту. Не стоит представлять его какой-то нейтральной территорией посреди «театра военных действий»: тогда все знали, что именно Православная церковь устами патриарха Тихона объявила в России гражданскую войну, предав советскую власть анафеме в январе 1918 года. Не удивительно, что с враждебным «гарнизоном» Спасова скита расправились: бои отряд Дыбенко вёл на Харьковщине нешуточные, и щадить заведомых врагов у красноармейцев причин не было. Другое дело, стоит ли теперь искать в тех грозных событиях некий «особый» смысл и сочинять миф «о борьбе Бога и Сатаны в отдельно взятом местечке Борки», да ещё оправдываясь задачами «национального единения»? В XVIII веке Екатерина II ликвидировала почти все здешние монастыри, но царственную «дщерь Просвещения» никто почему-то сатанисткой не величает…
Так что стоит теперь на опушке Гомольшанских лесов царская Голова – вроде той, видно, с которой бился пушкинский Руслан! Да и места сюжету соответствуют – довольно-таки дремучие. Может быть, в этом и смысл воистину горбачёвского «консенсуса» организаторов акции и чиновных российских дипломатов с местными властями и далеко не дружественной России «национальной громады», здешней и киевской? «Сказка – ложь, да в ней – намёк»: русской культуре на Харьковщине существовать дозволено, но не ближе «сто первого километра», в глухих сказочных лесах Национального парка – пусть там живёт «русский дух» и «Русью пахнет!» А в Харькове и Мерефе, Чугуеве и Краснограде, Изюме и Лозовой следует, по благословению всех православных патриархов, очистить «жизненное пространство» под «евростандарты». И Москва довольна: там знают, что Борки – под Харьковом, а что это далеко не пригород, можно ведь и не распространяться…
Видимо, поэтому у спонсоров акции нашлись средства на установку царского монумента «на периферии», а на множество «общерусских» по духу культурных программ Харькова, связанных с куда более значимыми страницами истории, чем крушение в Борках, нельзя раздобыть ни гроша? И потом, здесь, любуясь на царскую Голову (дай Бог, чтоб не «свергли», не сдали в лом – всё-таки глава государства, и государства великого!) никто не спросит: «А для чего, собственно, попу гармонь?»