Дружественная в общем-то приставка «со», как, скажем, в словах «соратник», «сопродюсер», «собутыльник» («соперник» не в счет, ибо происходит от устаревшего «супырь» и с приставкой нашей не имеет ничего общего, точнее имеет, как приставка «су» к слову «пьря», то есть «спор»), в случае номинатива «сомнение» изменяет своему положительному предназначению со всею очевидностью. Подлость, паскудство сомнения не в том, что оно есть противопоставление, альтернатива, - то бы еще полбеды, если допустить сомнительной правоты сентенцию, будто в споре рождается истина; но сомнение, оно вроде бы как «за», вроде рядом, но на самом деле, как червь в яблоке – дай срок, так и выест все до сердца, до косточек.
Слово «мнение», конечно же не имеет той же интеллектуальной силы, как, допустим, «убеждение» Убеждение штука серьезная, убеждение это позиция, за которую иной раз нужно и заплатить, в истории бывало, что и жизнью, поэтому-то убежденных людей на свете настолько мало, что статистика их не находит нужным учитывать, а вот людей с мнением – рядами и колоннами. Мнение, завладевшее умами толпы – уже оружие и оружие порой страшное. Взять хоть веру в Бога. Вера, разумеется, ниже убеждения, она, как и мнение, не требует фактов и доказательств, вера и есть сумма мнений, но сколько же на ней крови! Оставим крестовые походы, инквизицию и порабощение Америк – и до и после христианства вера с верою дралась на смерть, просто скажем, что борьба вероисповеданий, это все-таки честная (с известным допущением) борьба мнений, но вот сомнения…
Откуда берутся сомнения? Первое – из лени, нежелания мыслить самостоятельно. Нежелание думать приводит нас к тому, что мы принимаем за истину такое, как, скажем: «Не судите, да не судимы будете», «Просите, и дано будет вам», «Входите тесными вратами», «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас», принимаем и следуем, но вдруг видим: не судим, а судимы; просим, а не дают, ищем, а не находим, стучим, а не отворяют; любим, благословляем врагов наших, а в ответ – пинка, пинка, пинка…, - вот оно и закрадывается, сомнение как разница между боголепными стихами и ощущениями собственного зада. Такое сомнение можно назвать апостериорным. Второе – из гордыни, не желания двигаться вместе со стадом, даже если оно тысячу раз право, такое сомнение можно определить активным, самовыдуманным. Пошлость его в том, что автор сомнения не встает скалой на пути потока, не выпрыгивает из него на берег в знак несогласия, а течет со всеми вместе, заражая собою пусть и не чистую, но приемлемую для питья воду. Третье – из интуиции, априорное, так сказать, сомнение, когда ложь общего мнения ощущается сердцем, а не по результатам опыта или из ослиного каприза. Но каким бы способом ни поселялось в голове нашей сомнение, результат его - либо старая гниль, либо свежее мнение, будущность которого – новая гниль. Оттого, что за тысячелетия в мнении нашем земля из плоской сделалась круглой, а после и гелиоцентричной, мир не стал лучше; пройдя от шумерских, египетских и греческих богов, через иудаизм, буддизм и христианство к исламу, человек не стал нравственнее. Сомнение – вот прародитель всех бед, уничтожитель мира! Сомнение призвано разрушать, заражать, смертельно отравлять единственные три источника человеческой жизни: Веру, Надежду и Любовь. Сомнение – вирус и…, как всякий смертельный вирус, оно не может воспроизвести на свет ничего, кроме себя самого.
Дружественная в общем-то приставка «со». Хм…, может, в ней все дело? Содействие не есть действие, сопричастность не есть причастность, согласие – не собственный голос. «Со» - любимая подруга толпы и враг индивидуальности. Не это ли имел ввиду Будда, когда изрек самую короткую мудрость свою: «Не два»?