Мой путь к Богу занял долгие 16 лет: от осознанного крещения в тридцатитрехградусный мороз до, - спустя годы, дороги и разочарования, - публичной неказистой исповеди в тридцатитрехградусную жару. Не могу сказать, что путь мой был предрешён, но и случайным, по прошествии времени, он мне не видится. Все было разыграно как по нотам искусным невидимым дирижёром судеб. Он все лицезрел и улыбался, глядя, как я 32 года изо всех сил старался взвинтить темп своей жизни и сбить ритм предначертанного.
Большинство убеждено: церковь — скучная, унылая организация, а люди, посещающие воскресную исповедь, литургию, евхаристию и прочие «сектантские» действа, уже при жизни низвели себя в могилу бесстрастия, сознательного рабства и страха перед неочевидной карой за неочевидные проступки. Стыд, стеснение и гордыня — второе по значимости препятствие, не позволяющее человеку влиться в религиозную жизнь, прекратив разрушать себя и свой род.
Помню, как я первый раз выходил на сцену и с ужасом смотрел через щель в занавесе на переполненный актовый зал школы. Помню, как бешено колотилось сердце, когда, взяв микрофон, обращался к тысячной толпе незнакомых мне людей в университете. Те же самые эмоции спустя годы я испытал вновь - первый раз, перебарывая себя, поднимая руку и робко, отворачиваясь к окну, осеняя себя крестным знамением в почти пустом православном храме.
Несколько лет я приходил в церкви и просто стоял, глядя на живые картинки. Думал о своем, искал ответы, но не находил. Я приходил не к Богу — в красивые архитектурные сооружения, где не видел святости, как и в служителях культа, укутанных в, казалось, обычные тряпки - эпитрахиль, параман и набедренник, увенчанных скуфией иль камилавкой, носящихся туда-сюда с дымящимся кадилом и кремовой алтарной свечей в руках. Но однажды все изменилось. В мгновение...
Заехал в храм на несколько минут, а там журналистка из газеты, приехавшая по воле Господа. Сидит пишет что-то в углу на лавочке. Голова покрыта розовым полупрозрачным платком, длинное сатиновое цветастое платье по щиколотку, небольшая сумочка, увенчанные блестками и переливающиеся всеми оттенками радуги сандалии, педикюр... Подходим с отцом Иоанном и садимся рядом. Чуть поодаль от нас бабули, присевшие перевести дыхание.
Журналистка что-то ищет в своих записях, чтобы показать отцу Иоанну. Я смотрю на Царские врата, на икону Казанской Богоматери, бабушки внемлят клиросу, аромат ладана и голубоватые всполохи дыма наполняют пространство рукотворным волшебством. Мгновенье длиться долго, но от этого не становиться мучительным и натужным. Я оборачиваюсь к отцу Иоанну, к девушке, к старушкам. Все заняты своим делом и только взгляд батюшки обращен на полные жизни, страстей и мирского ноги и обувь девицы.
Отец Иоанн внимательно рассматривает педикюр журналистки, поворачивается к старушкам и бросает взгляд на их убогие зеленые резиновые калоши, вновь оборачивается к девушке и пристально вглядывается в по-летнему аскетичную и все же весьма фривольную для церковной службы обувь, вновь поворачивается к старушкам, тычет пальцем на сандалии девицы и озорно улыбаясь, выпаливает:
- Слышь, Васильевна! Завтра на исповедь приходи с такими же ногами?!
Я еле сдержался, чтобы не расхохотаться прямо под сводами северного нефа, постарался как можно скорее покончить с делами, остаться одному и смехом по истине божественным и громогласным (впрочем как и всегда) озарить окружающий мир. Наутро, забыв о сне, прибыл с рассветом в храм, где толпа воцерковленных мирян, их радостные лица, объятия, поцелуи и поздравления не на шутку смутили мое и без того съежившееся сознание.
А дальше все как во сне: страх и одновременно торжество, короткая общая молитва; батюшка в праздничной ризе, выслушивающий всех у аналоя; живая очередь; мои слова, тихие вопросы немолодого уже мудрого священника; треск сотни свечей у иконы Христа; люди вокруг меня, занятые только своими грехами и не обращающими на меня ни малейшего внимания; моя рука на евангелии, епитрахиль как связь с Богом на моем челе и громогласное «властью данной мне...отпускаю...»
нечто!
мир изменился...
потому что изменился я...