Голая истина

Александр Костюшин
(Ретро)

Наконец-то в нашем городе открыли стриптиз-бар. У новинки были свои сторонни­ки, были свои противники. Одни говорили, что это не соответствует, разлагает и деформиру­ет. Другие утверждали, что надо расширять кругозор и готовиться к демографическому взрыву. Чаша весов колебалась то в одну сторону, то в другую, но как бы то ни было, а стриптиз-бар был все же открыт.

Нам посчастливилось попасть в «Светлячок» на первое представление. И вот сидим мы в уютном зале, пьем серый кофе и рассуждаем о монтаже н демонтаже щебёнкодробильного агрегата с программно-числовым управлением. Таким макаром мы скрываем то естественное волнение, которое охватило нас с головы до ног.

Наконец на сцену вышел конферансье.

- Добрый вечер, дорогие друзья! Мы ра­ды приветствовать вас в нашем стриптиз-баре! Надеемся, что программа доставит вам наслаждение, обогатит духовно, повысит производительность труда, станет путеводителем в личной и общественной жизни! – конфе­рансье выдержал паузу и без всякого перехода гаркнул, – выступает ослепительная звез­да голой истины, любимица периферийных го­родов, неподражаемая в своей типичности – Нинель Закобенина!

Неподражаемая сразу же уперла руки в боки и затараторила, как из пулемета:
- Думаете, я не знаю, что говорят обо мне Ивановы? Знаю, знаю, знаю! Сами они едят макароны на постном масле! А Витька ихний вместо школы ходит к рыжей репетиторше, и они там целуются до потери пульса. А Иванов курит в туалете иностранные сига­реты. А Иванова по ночам всё чего-то читает. А Наташка ихняя сломала в детском садике куклу, а денег в кассу не внес­ла.
Думаете, я не знаю, что говорят обо мне Петровы? Знаю, знаю, знаю! Сами они моют­ся два раза в год! А Петров в профессора по блату пролез. А Петрова каждый день таска­ет из школы ученические тетрадки. А петров­ский пинчер облаял нашего «Жигулёнка» А ихний Барсик довел до инфаркта нашего вол­кодава.
Думаете, я не знаю, что вы про меня думаете? Знаю, знаю, знаю! Думаете, я перед вами изгаляться стану? Фиг, фиг, фиг! Вам бы только на чужое пялится да посуду из бара тырить! Вот вам, вот вам, вот вам! – Нинель повернулась к нам спиной и взмахну­ла цветастыми юбками. Публика ошарашено захлопала глазами.

Потом мы немного потанцевали. Потом был мужской стриптиз. На эстраду вынесли стол, накрыли его красной скатеркой, принесли стул, графин и стакан.

- Алёша Брыкин! – объявил конферансье и первым захлопал в ладоши.

Алёшей Брыкиным оказался известный всему городу универсальный руководитель Павел Абросимович Сюсякин. Кто бы мог подумать, что в этом респектабельном теле жи­вет душа прирожденного стриптизёра?!

Под аплодисменты прекрасной половины зрительного зала Алеша Брыкин солидно водрузился за столом, налил из графина, выпил, занюхал рукавом, налил еще, выпил занюхал галстуком и ослабил узел.

- Дорогие товарищи! – твердо начал он, – за истекший период нами достигнуты серь­езные недостатки при наличии отдельных достижений. Раньше мы обязаны были об этом молчать, а теперь вынуждены срамить себя во весь голос. Хотя неизвестно, для чего всё это нужно.

Брыкин налил из графина, выпил, занюхал стаканом.
- Товарищи! – продолжил он, – вы, конечно, не знаете, что в системе градостроительства вдвое завышались данные о сдаче жилых объектов, а данные о приёмке к квартир занижались втрое, что способствовало увеличению полезных площадей для семей руководящих работников ровно в четыре раза. Те­перь вы об этом знаете, но квадратных мет­ров у вас от этого не прибавится.

Брыкни промокнул платком лоб, налил из графина, выпил, нанюхал платком и про­должил:
- Несколько слов о системе образования. Долгие годы там главенствовала система, при которой кто-то неминуемо попадал в МГИМО, а все остальные – мимо. Нынче в престижный вуз открыта дорога любому заурядному ребенку, чей папа является подданным Её Величеств, а мама от рождения владеет парижским прононсом и твердыми акциями на мировой бирже.

Брыкин достал из кармана пачку акций, посмотрел их на свет, налил из графина, вы­пил, занюхал акциями и продолжил:
- В заключение позвольте мне, коротенько остановиться на этом графине. Раньше я читал доклады в системе ликероводочных предприятий на едином ды­хание, а теперь не знаю чем и занюхать. Долой самогоноварение! Да здравствуют открытые лица, открытые души и открытые двери на­шего организма!

С этими словами Брыкин-Сюсякин снял очки, протер стекла, налил из графина, выпил, занюхал очками, налил еще, выпил, занюхал графином, брезгливо сморщился.

- Извините, в моём графине налита вода, а занюхиваю я исключительно по привычке. Простите великодушно, если оскорбил ваши человеческие достоинства! У меня – всё.

Женщины бурно приветствовали стрипти­зёра и бросали на сцену предметы личного туалета. Потом мы все немного потанцевали.

Потом па сцену опять вышел конферансье:
- Выступает прима стриптиз-шоу Анастасия Милёнкина!

Полилась интимная музыка народов вос­точной части Нечерноземной полосы. Из светодымового эффекта возникла обворожительная Анастасия. Грациозно извиваясь в клубах зеленовато-красноватого дыма, она начала работать. Скинула с плеч стёганое фиолетовое пальто из натурального кожзаменителя. В зале раздался пошловатый смешок. Стряхнула с головы облезлую кроличью шапку. Какой-то неврастеник жалобно заскулил. Освободилась от неприглядного ворсистого жакета. Публика напружинилась. Элегантно сбросила с правой ноги тупорылый са­пог производства фабрики «Вездеход», на левом заклинило молнию, и Анастасия махнула на него рукой. Тяжёлые плюшевые портьеры пришли в движение от жаркого дыхания аудитории. Затем прима стриптиз-шоу судорожно выкарабкалась из кургузого повседневного платья и предстала перед раскрасневшейся публикой в немыслимой холщовой сорочке. Портьеры затрепыхались, как при хорошем норд-осте, и одна из них даже грохнулась нам на головы вместе с гардиной.

- Видите, в чем хожу? – обратилась ар­тистка к залу, – Учитывая, что не у всех вас крепкие нервы, дальнейший стриптиз считаю нецелесообразным! – С этими словами она сделала глубокий реверанс и, хлюпая раст­рубом левого сапога, грациозно удалилась со сцены.

Мы визжали от восторга и восемь раз бисировали Анастасию.

Потом мы пошли домой. Летний вечер заключил нас в свои объятия. На городском пляже смутно мелькали молодые обнаженные тела.

- Давайте подойдем к ним поближе, – предложил один из нас.

Мы посмотрели на него, как на ненормаль­ного: после всего, что мы видели в «Светлячке», воровато пялиться на голых девчонок показалось нам сущей мурой.