Я, как в каком-то колдовстве,
смурной, беспамятный, туманный,
враз позабуду о родстве
приняв на веру сказ обманный,
что где-то там, в «даль-далеко»,
живётся сыто и привольно,
здесь маетно и не легко,
безрадостно, тоскливо, больно.
И стану рваться в этот край,
как птицы осенью ненастной,
уверовав, что ждёт их рай,
за далью родины несчастной.
Нет ничего, в отчизне сей,
чего бы с горя не ославил.
Нет ни угла, и нет друзей,
которым угол бы оставил.
И нет любви, чтобы навек,
а та, что рядом, и не плачет,
сидит, как пришлый человек,
о затрапезности судачит.
И скажет мама: вот порог,
став, как свеча, под образами,
а мне почудится, то – Бог,
с простившими, за всё, глазами.