(иллюстрация Ольги Макиевой)
* * *
Мелкие волны тихо плескались о берег пруда, заросшего по краю рогозом и камышом, и оставляли на берегу бело-желтоватую пену. Над прудом клубились облачка тумана, причудливо меняя свою форму. Ранее туманное утро прояснилось воспламенившейся на востоке зарей. Воздух и облака заалели под лучами восходящего солнца.
Запад же синел тягучими тёмными тучами. Где-то там далеко шёл дождь, и мне перед тучами виделась радуга. Очень странно было видеть радугу утром, и даже не после дождя, а в преддверии его. Я такого никогда ранее не видел.
Внезапно, между этими двумя радугами возникла третья. Она заиграла очень ярко всем своим семицветьем и вдруг, как цветная молния, упала на черневший свежевспаханный косогор за прудом. И как по волшебству увидел я на нем поле радужных цветов: фиолетовые колокольчики и фиалки, цветущую полосу синих васильков, всполохи голубых незабудок, зелень подорожников и других трав, ряды желтых одуванчиков и зверобоя, оранжевую ленту календулы и трепещущие на ветру флажки красных маков.
На землю упали радуги искры
И каждая искра стала цветком –
вспомнились мне чьи-то поэтические строки.
А следом живые солнечные лучики упали на зеркальную гладь пруда и передо мной возникли светочеловечки – фонтоны из Зазеркалья – Рет, Сонк и Апельс.
– Привет, привет, привет Ник! – воскликнули они.
– Доброе утро всем! – ответил им я.
– А мы пришли пригласить тебя к нам в гости!
– Очень приятно. Но это так неожиданно. Я ж никого не предупредил, что буду отсутствовать.
– Ник, что ты совсем ещё не понял, что время такая очень растяжимая сущность, – засмеялся Сонк. – Ты у нас пробудешь целый день, а тут на Земле пройдет не более десяти минут.
– А как же я попаду к вам? Ведь насколько я помню, чтобы попасть в Зазеркалье надо уметь полностью слиться со своим отражением в зеркале, тогда можно выйти из трёхмерного мира в двухмерный, затем сосредоточиванием образа – медитацией – войти одномерный мир, обратиться точку, потом в Ничто, а из Ничто опять стать точкой, из точки идти в одномерный мир, из одномерного в двухмерный и, наконец, из двухмерного снова попасть в трёхмерный зазеркальный мир.
– Да, Ник, ты все точно запомнил. Но сегодня такой благоприятный день, что ты можешь без помех пройти через радужные ворота в наш зазеркальный мир, – сказал Апельс. – Эти ворота создали и держат для твоего прохода Гоу, Сэм и Френк, а Грюнек своим путеводным лучом направит тебя к нам.
– Если так, то это прекрасно. Я с большим удовольствием побываю у вас в Зазеркалье.
Получив моё согласие, фонтоны достали из колпачков цветные палочки: красную, жёлтую и оранжевую и, манипулируя ими, направили на меня радужный красно-желто-оранжевый луч, который ослепил моё сознание, и я в состоянии транса понесся неведомо куда. Моё сознание только фиксировало зелёный луч Грюнека, а потом и сине-голубые-фиолетовые лучи Сэма, Гоу и Френка.
Придя в себя, я увидел, что я нахожусь в некой алхимической лаборатории, потому как на длинных стеллажах стояли прозрачные колбы и колбочки и даже бутыли с жидкостями различных цветов. На них были наклеены этикетки на непонятном мне внеземном языке. А на немногих я различил латинское слово “Venena” – “Яд”.
Пол под моими ногами бы выложен керамической плиткой с непонятными мне рисунками-иероглифами. А на стенах висело три больших зеркала в бронзовых рамах.
Изображение на одном них засверкало радужными красками, и оттуда как из двери вышло семь фонтонофф, каждый одетый в одежду управляемого им цвета. И, увидев их, я опять удивился, ростом они были не такими как на Земле, с мою ладошку, а были мне до плеча или лишь чуть пониже… И я впервые мог им пожать руку и поздороваться по-человечески.
– Рет, Френк, Гоу, Сэм, – обнимал я их, пожимая им ладони, – Апельс, Грюнек, Сонк, как я рад видеть вас всех! А почему здесь, в Зазеркалье, вы такие большие – ростом с человека.
Фонтоны заулыбались, а Сонк рассмеялся…
– Да потому что на Земле нас хотят видеть маленькими существами, – стал объяснять Френк, – а на самом деле в большинстве своём многие разумные сущности имеют размеры близкие к человеческим. Просто на Земле людская сущность людей очень часто раздута их внутренней гордыней, отчего они сами себе кажутся большими…
– Да?! – удивился я, – А в впрочем, вы действительно правы… Люди в своей гордыне подминают под себя все – и природу Земли, и других людей. Откуда только берется она – эта гордыня?
– Вот смотри, – сказал Рет, показывая на самую большую бутыль в их лаборатории, где темнела красно-коричневая жидкость, а на бутыли кроме надписи “Venena” – “Яд”, было написано “Goldego”, как мне перевел Рет – “ГОРДЫНЯ”.
– Зачем же вы людей травите этой гадостью! – возмутился я.
– Травим?! – с горечью проговорил Френк – Нет, ты, Ник, ошибаешься. Мы даем каждому человеку только то, что он искренне хочет. Такова воля ЙОГО, который олицетворяет собой Любовь, Мудрость и Свободу. Ничего человеку без его внутреннего желания не дается. И даём мы ему только Любовь, но очень жаль, что большая часть людей для себя предпочла гордыню, вместо любви и мудрости. И ту Любовь, энергию которой мы направляем на Землю, они через сущность своего внутреннего эгоизма преобразуют в гордыню. Ведь гордыня, по сути, это тоже любовь, но любовь только к самому себе, любовь к возвеличиванию себя, которая при этом унижает другие живые существа. Но таков их свободный выбор, и мы не можем помешать ему реализоваться. Мы просто собирает назад эту извращенную в гордыню энергию любви, чтобы вернуть ей в нашей лаборатории небесную чистоту.
– А мне бы было интересно посмотреть, где у вас хранится Любовь?
– Ну, пойдем, посмотрим, – пригласили меня Френк и Рет, в то время как остальные фонтоны покинули ненадолго нас, занявшись каждый своим делом.
И мы подошли к длинному стеллажу, заставленному разными скляночками с многочисленными цветастыми жидкостями.
– Вот смотри, Ник, – говорил мне Рет, – в этой большой бутыли мы храним чистую Любовь. Одной чайной ложки этой Любви хватит, чтобы напоить страждущие души всей вашей Европы.
Жидкость в бутыли была абсолютно прозрачной с голубоватым оттенком, и в ней порой возникали серебристые звёздочки, а надпись на ней гласила: “L'amour”
– А если, например, добавить малую каплю эликсира розовых лепестков, – продолжал объяснять мне Рет, – то это будет очень нежная Любовь, которую испытывает мать к своёму ребёнку, или юноша и девушка при первой любви, а также она доступна чистым сердцам и в преклонном возрасте. Можно добавлять эликсиры и других светлых тонов, и при этом чувство Любви будет играть другим оттенком. От красного цвета возрастает страсть и сердечная чувственность, оранжевый даёт радость и веселье, жёлтый цвет несёт чистоту и солнечность чувств, зелёный – покой и умиротворенность, синий – ощущение бесконечности, а фиолетовый – возвышенность чувств. И это только приблизительное описание тех оттенков и нюансов, которые приобретает небесная настоящая Любовь в чистом земном сердце. Всё рождается из Любви – даже ненависть.
– Ненависть, – удивился я, – но ведь это абсолютная противоположность любви. Так порой мы ненавидим врагов до той степени, что готовы убить их.
– Убить. Но почему, во имя чего? – вмешался в разговор Френк. – Наверно, защищая что-то близкое и дорогое – ребенка, любимую, свою Отчизну… В этом тоже проявлена энергия Любви: любви к ребенку, к юноше или к девушке, к Родине…
Конечно, порой убивают людей с целью наживы или захвата власти, но в этом случае энергия любви затемнена и извращена чернотой эгоизма, который ослепляет человека, и он в своем невежестве творит из любви ненависть, а порой и убийство, превращая Любовь небесную, которая дана ему ЙОГО, в любовь только к своей ничтожной жизни, к благам, которые он стремится отобрать у других людей, тем самым, уничтожая для себя возможность вечной жизни в любви и радости. Нам приходится собирать эту извращенную любовь, чтобы, очистив её от эгоизма, вернуть снова в мировой поток Жизни. И это очень большая часть нашей основной работы…
Потом мы вышли из лаборатории и очутились в саду, где к нам присоединился Грюнек. Мы не спеша шли по чудесному цветущему и все время меняющему саду-цветнику…
Глянул я на ближайшее деревце – а это вишня цветущая раскрыла свои белоснежные лепестки-цветы с тоненькими тычинками, и пчёлки там жужжат средь цветов, собирая нектар и пыльцу… Сделал шаг, а на вишенке уже завязь ягодок, а под нею пионы розовые расцвели…
Грюнек и говорит мне: "Можешь сорвать лепесточки пиона и взять их с собой… И знай, Ник, что каждый лепесток цветка из нашего сада содержит в себе сказку, легенду или быль. Завари из него чай и пей не спеша, а сказка сама найдёт к тебе путь".
Так мы и гуляли по небесному саду, где калейдоскопом менялись с каждым шагом цветы, растущие в травах, на кустарниках и на деревьях… Например, вишня при следующем шаге оказалась вся в зрелых темно-красных ягодах, а невдалеке от нее цвели пышные георгины, а прямо под ногами растелился ковер голубых незабудок… И я осмелился попросить у фонтонофф разрешения сорвать один голубой цветочек.
Что они мне благосклонно разрешили.
– Пью-пью, Нью! Здравствуй, здравствуй, Ник! Чью-чью ти вик? Что-что ты здесь делаешь? – услышал я вдруг щебет птички и, взглянув на ветку плодоносящей яблони, увидел там синичку.
– Привет, синичка! А откуда ты меня знаешь?
– Э-тинь-ё! Ми-си-ка-сью у Са!…Пи-пи, Нью? Это не удивительно! Мы с тобой встречались в сказке про Сандро! Помнишь, Ник? – воскликнула синичка.
– О, да! Значит, это была ты! Ты очень чудесно выглядишь!
– Си сью! Прю-ю-си-ми а-лю, ё ти Нью жью-жью! Спасибо! Попроси у светочеловечков бело-алую розу – она тебе нужна, словно жизнь! – тинькнула синичка и, вспорхнув с ветки, улетела в глубину сада.
– Вы слышали, Рет, Грюнек, Френк? Есть в вашем саду такая роза?
– Да, есть, – ответил Френк, – но я думаю так, что тебе ещё рано срывать этот цветок. Когда придёт время, то мы сами её подарим тебе.
Я немного огорчился отказом, но понял, что мне нужно иметь большее терпение, чтобы заслужить эту розу.
Нагулявшись по чудесному саду, где среди цветущих цветов порхали необыкновенной красоты бабочки и птички-колибри, взмывали из-под ног кузнечики-кобылки, перелетали, щебеча, многочисленные птицы, мы присели в просторной беседке среди сада, где нас ждали чашки, дымящиеся парком, с цветочным пионовым чаем, подслащенным липовым мёдом.
Почему-то день быстро склонился к ночи, воздух над садом засинел тёмно-синей вуалью, где стали проблескивать первые золотистые звёздочки.
Фонтоны мне рассказывали, какой чудесный бывает мир, где нет ненависти, вражды, зависти, болезней, где нет порождающего всё это невежества! Их убаюкивающая речь звучала ручейком мило и приятно, что я наяву ощутил красоту того неземного мира…
Но вдруг я случайно обронил серебряную ложку, которой помешивал чай…
– Дзинь! – прозвенела она серебряным колокольчиком, а я, очнувшись от забытья, увидел перед собой обросший камышом и рогозом пруд, то есть непонятным для меня образом очутился снова в своей реальной жизни.
А в моей ладони были лепестки розового пиона и цветочек незабудки.
Рабочий день длился долго и нудно в многочисленных тривиальных разговорах, в моих советах посетителям по поводу того или иного лекарства и прочей обыденной для меня суете-заботе.
А когда завечерело, я заварил чай из пионовых лепестков, приправив его малиновым вареньем. И неведомо откуда зазвучала сказка…
Слушайте:
http://www.proza.ru/2014/08/11/376