Дома моей Души. Глава 5. Бабушкина война

Вера Позднякова
                Глава 5
                Бабушкина  война

Через несколько месяцев после окончания навигации, почти в свои именины, Татьяна родила дочку, светленькую и голубоглазую, всю в папу. Дочку назвали Галиной, в чью честь так никто и не понял.
Татьяна была счастлива в своем браке.
Любящий муж. Заботливый, работящий. Уже давно капитан буксира.
Она по-прежнему шьет на своей машинке, подарке от мужа, обновки всей семье. И достаток позволяет им с дочкой шить на праздники даже шёлковые платья.
Татьяна придумывает фасоны сама.
Она вспоминает строчки на маминых платьях. И пытается повторить их по памяти. И тихо радуется, когда это ей удается.
В её руках всё горит. И огород около их дома. И пироги.
По вечерам она любит вязать. Всё в их доме радуется хозяйке-мастерице.
Муж частенько в рейсе. И уже давно Таня не работает рядом с ним.
Подрастают её малыши. Вслед за дочкой, бог дал им сына. А потом и еще двух.
Так что работы хватает и дома. Малышня мал-мала меньше.
Но недавно к ней пришёл заврестораном:
-Татьяна Васильевна! Выручай! Твои пироги ходят в легендах! Помоги! Дело-то у нас стоящее. Народ жить начал. Вот и ресторан осваивать надо. А детям с садиком поможем.
Таня не смогла отказать, хотя сердце её болело за детей.
Но всё обошлось к лучшему.
А, когда детвора пошла в школу, то все прибегали к ней на кухню. Где она кормила их своим, да еще чуток прибавленным обедом.
Зато вечерами, особенно зимними и длинными, она пекла дома пироги, чтобы её архаровцам хватило на весь следующий день. Всё равно «таском»  питаются, их дома не удержишь.
По воскресеньям зимой все дружно шли в кино.
Галина и её погодок Мишка идут впереди. А младшие-братья, меж отца с матерью.
В воскресенье Татьяна встает раненько, еще совсем затемно. Пока все спят. Их будит запах пирогов:
- Вставайте быстрее, в кино опоздаем!
Весной их палисадник весь зарастал цветами. И соседки просили:
- Таня! Посади ты нам, Христа ради, своими руками рассаду. Под твоими руками всё прёт без удержу.
И вдруг … война.
Ивана забрали в первый день. Ресторан сделали столовой.
Кормились с пайков, да с огорода. И ягод из леса.
На третий год войны Галя закончила школу и поступила в медицинский,  в Томске. Рано утором ей приходилось ехать  на катере в город и возвращаться оттуда затемно.
Старшего сына после школы забрали в армию.
Близнецы ходили в школу.
И материнское сердце Татьяны обливалось слезами от их исхудавших  личик.
Татьяна приносила домой всю свою пайку с работы, но детвора росла, и этого было мало.
Она давно продала почти все свои и Галины шёлковые и уже и не шёлковые платья.
На четвертом году войны в затоне случилась эпидемия дифтерита. И Татьянины мальчишки подхватили её. Татьяна мечется между работой и больницей.
А малышам всё хуже. Их исхудалые, измученные личики глядят на неё с мольбой:
- Мама! Помоги нам!
Татьяна бежит к врачу, нянькам и снова на работу.
Там все ей сочувствуют. И заведующий не ворчит, знает, она и ночью свою работу доделает. Не бросит.
Однажды пришли проверяющие …оттуда. Татьяны не было на месте, и ей решили оформить саботаж в военное время, чтобы другим неповадно было бегать.
Её забрал «воронок »  и отвез аж в сам Томск.
Татьяна плакала и валялась в ногах:
- Я не прогульщица! У меня дети в больнице!
Но в ответ слышала:
- То-то про тебя написали, что шёлковыми платьями торгуешь!
Но потом следователь сжалился над ней и посадил её не в лагерь, а в тюрьму.
Галине пришлось бросить институт и ухаживать нянькой за братьями – близнецами.
Ночью они оба, друг за другом умерли.
Галю пустили со слезами к матери на свиданья. И она не узнала свою красивую мамку.
Материн начальник помог вырыть на кладбище могилу, одну на двоих. Стояла ранняя весна. Могилу вырыли на взгорке. Весеннее солнышко припекало маленькие посеревшие личики перед тем, как их закрыли крышками.
Сразу после дня победы Галину мамку выпустили в честь праздника.
В Татьяне в чём только держалась душа.
Они пришли с дочерью и Семенычем, бывшим начальником Татьяны, на кладбище.
Майское солнце лупило нещадно. Из соседнего лесочка неслись птичьи трели. Бугорок начал зарастать травой.
Татьяна рухнула на землю, и казалось, что она сейчас отправится к праотцам вслед за своими сынками- последышами.
Семёныч влил Татьяне в рот стакан самогонки, с трудом разжав её зубы.
Домой её волокли вдвоем. Встречные, видя такую картину, почти вслух говорили:
- Ишь надралась!
Дома Татьяна пролежала почти в беспамятстве два дня, пока не пришла жена Семёныча:
- Вставай, Таня! Работа вылечит.
Татьяна, как робот пекла и варила, не ощущая вкуса. И только поздно вечером она садилась перекусить. И ей стало хватать полпирога и полстакана водки, чтобы заглушить жжение в груди. Немного боль отступала, Татьяна валилась дома на кровать, не в силах сама накрыть себя.
Галя не пошла больше в институт, насмотревшись за время работы в больнице на смертников.
Её подружки давно работали в  мастерских по ремонту пароходов.
Галя забрала свои документы и сдала их в речное училище.
Хоть и  недоучку, но всё же из института, её взяли в контору, считать и писать.
Послевоенное лето было в разгаре. Галя нашла в сундуке свое нарядное платье, которое мамка запрятала в войну. Да так про него и забыли. Платье было чуть большевато, но очень ей шло.
Галя учила техникумовские задания, бегала на работу, а вечерами встречала мамку, обещавшую, что больше не будет.
Галя укрывала её, рухнувшую без сил, и подолгу сидела, глядя в окно, не в силах заснуть от запахов и шорохов послевоенного лета.
Однажды её школьная подружка зашла к ней в гости и силком вытащила её в кино. Кино было трофейное, веселое. Все шептались, что это сама Ева Браун в нём.
На выходе они столкнулась нос к носу с каким-то парнем. Потом, на работе Галя увидела его снова, но прошла мимо.
Вечером парень поджидал её. И Гале стало казаться, что они с ним знакомы давным-давно.
У него было красивое имя, Вася. Он читал ей стихи неизвестного поэта. Галя их не узнавала, хотя училась хорошо. А Василий смеялся над ней, подтрунивая, почему она их не знает.
Стихи были грустные, о войне, об отце какого-то мальчишки и о его матери, которую он не знал. Однажды вечером встретились не только они, но и их глаза. И  Василий увидел в них тёплый свет, встрепенувший всю его душу.
Они шли до Галиного дома, рассматривая звезды. Осень подкралась незаметно.
Галина мама немного отошла. Они вдвоем пололи огород и копали картошку.
Брат и отец писали, что пришлось подзадержаться, но через год демобилизуют.
Татьяна работала как заведенная. По-прежнему всё горело в её руках, на работе и дома.
И горело внутри. Хотелось хоть немного залить, чтобы боль отступила.
В начале зимы тихоня Галина объявила матери вместе с подоспевшей подружкой, что она расписалась с Васей.
Татьяна сидела и слушала молча щебет Галининой подружки, когда дочка потупилась и краснела.
Жених, а вернее муж, пришел в воскресенье.
Татьяна впервые за многие годы испекла вновь дома пирогов.
Таиска, верная подруга,  трещала без умолку. Галя сидела со своим Васей рядом, боясь поднять глаза.
Татьяна налила всем выпить за молодых. И пока молодежь чему-то смеялась, подливала себе понемногу.
Зять ей понравился. Она достала из сундука шерстяные носки, связанные ею для него из старых детских предыдущей ночью. Василий, смущаясь, зарделся.
Татьяна долго сидела на кухне, вязала кружево, боясь шорохом помешать молодым.
Весной Василий и Галина ушли в рейс на пассажирском пароходе.
Они прибегали к ней в короткие стоянки, и вскоре мчались назад, боясь опоздать на пароход.
Куда вы, оглашенные, бежите?
Ведь тебе, Галя, совсем это ни к чему, потише ходи-то.
Сердце Татьяны немного оттаивало. И она рвала старые простыни на пелёнки, обвязывая их крючком.
Её думы длинными, летними, одинокими вечерами стали поворачиваться  понемногу к жизни. Она мечтала, как скоро приедет, её Ванечка. И прижалеет её. И вместе их горе станет легче.
В самый разгар лета её Галя родила дочку. Татьяна отпросилась к ним на рейс. На пароходе была горячая вода, и не надо было её греть для купания. Галя ухитрялась между кормлениями работать.
Татьяна радовалась самостоятельности Василия. Его уважали. Он уже был помощник капитана и ему прочили капитанское будущее.
Осенью молодая семья с внучкой прибыли в Моряковку на зимовку вместе с пароходом. А вскоре прибыл и Ванечка Иван Егорович. Татьяна впервые за всё это время улыбалась, пекла пироги и прижималась к своему Ванечке.
Иван отдыхал дома недолго. И пошел вновь в свою караванку, где его ждал родной буксир.
Сердобольные соседки встречали Ивана с уважением. По простоте душевной пожалели ему его Татьяну. Мол, и  понять её можно, детей потеряла по пьяни. А потом уж ничего сделать нельзя было. За пьянку и прогулы и посадили её, горемычную. Правда,  радетельницы перепутали причины со следствием.  Но Ивану было неприятно это слышать, ведь такого никогда не было.
Дома он стал ругать Татьяну, не смогшую удержать свою жёнину честь. Татьяна плакала всю ночь, отвернувшись к стене, глотая тихо слёзы, чтобы не разбудить Ванечку.
Утром Иван молча ушёл на работу, так и не дождавшись от Татьяны мольбы о прощении.
Она  молчала и ни о чём не просила Ивана.
Иван не простил Татьяне смерть мальчишек, а объяснения дочки только подливали масла в огонь:
- Ишь, заступница!
Маленькая внучка примиряла их немного с действительностью.
А весной и внук подоспел.
Однажды Иван встретил свою давнюю знакомую, которая давно сохла по нему, еще с юности.
Захотелось забыться.
Перед навигацией Иван объявил, что уходит в рейс, а осенью его, чтоб не ждали.
Татьяна молча собрала ему чемодан. И просидела, окаменев до утра.
Дочку с зятем переводили вместе с пароходом в другой затон, на этой же реке, но уже под Новосибирском.
Сердце Татьяны, измученное от потерь, кололо иголками под самый дых. Жить ей не хотелось.