Трогательность. 6. Коте, с любовью

Мария Кутузова Наклейщикова
                Человек, находящийся на самой вершине горы,
                не упал туда с неба.
                Конфуций

                Человек ищет чудес. Если бы он только видел,
                как чудесно человеческое сердце.
                Хазрат Инайят Хан

    
     Недавно я слушала джаз.
     О, я часто слушаю любимое радио "Эрмитаж", пока занимаюсь домашними делами, особенно теперь, когда с Питером меня разделяют целых две тысячи километров. Большая страна, знаете ли...
     Звучала часто повторяющаяся песенка на английском, в которой было много слов, пропасть мелизмов и рулад, еще больше - таинственности. А в припеве радостный хор распевал "Sha-la-la", "ша-ла-ла", по-нашему. Традиционно я облазила весь интернет, пытаясь найти эту песню, ибо ведущие не всегда объявляли название. Искала по словам, по новейшим хитам, пока не нашла ее случайно в группе меломанов под простейшим названием "Sha-la-la Song" (буквально: "Песенка Ша-Ла-Ла") и снова подумала, как часто мы, русские, все усложняем. Ну это лирика.

     Я вспомнила, какой замороченной особой я впервые пришла на работу к нам в вузовскую библиотеку. О-о-о, тогда я была уверена, что знаю весь мир!
     И, конечно, скромное объявление на постоянно открывающейся и захлопывающейся двери царства книг привлекло меня единственным соображением - что там будет удобно сочетать учебу с работой. Так, вероятно, думали многие, кто приходил по призыву "Требуются библиотекари"; но не многие, как я, оставались на целых семь лет, зарплата за которые не сильно увеличилась. Но, во-первых, были те, кто находился в удивительных палатах Царства Книжного десятки лет (!), а, во-вторых, судьбе было угодно свести меня с волшебно повлиявшей на меня личностью Л.*, под псевдонимом Котя. Но обо всем по порядку.

     "Что бы ни говорили пессимисты, земля все же совершенно прекрасна, а под луною и просто неповторима", писал Булгаков, великий Мастер разглядеть чудесное в обыденном. Таким же талантом, как выяснилось, обладала и моя начальница в том зале, куда распределила меня директорская рука. Вернее, по сути, именно моя начальница и забрала меня к себе. Было это так: я наивно полагала, что попаду в зал, где находится основная кладезь собраний литературы по моей специальности - педагогика. И уж точно нечего мне делать там, куда ежедневно наведываются ученые мужи самых высоких рангов - профессура и доктора. Но Л., или Котя, скептически глянув на мою свежеперекрашенную голову и хилые ручонки, решительно сказала директору:

    - Первый зал? Нет, нам тоже нужна рабочая сила!

     И меня потащили заполнять нужные бумаги, оформлять труд.книжку - все как обычно, я работала не впервые. Но впервые вляпалась в очень смешную теперь и неудобную тогда ситуацию: в библиотеках всегда есть понятие "санитарный день". То есть, это обычный рабочий день, когда библиотекари делают самую тяжелую иногда работу - перебирают фонды, занимаются инвентаризацией, просто убираются в своих залах, заполняют картотеки... А читатели сидят дома и скучают по книгам и самой вдохновляющей на учебу библиотечной атмосфере.

     Я несколько забыла, что теперь я не читатель, а сотрудник одной из ведущих вузовских библиотек страны. И в этот светлый день решила остаться дома. На третий, кажется, день работы; естественно, не позвонив начальнице. А вроде была не на первом курсе...
     В разгар самых милейших сновидений меня разбудил звонок мобильного, и елейный голос начальницы поинтересовался, с трудом скрывая эмоции, где я изволю находиться. Ничего не понимая спросонок, я заявляю с sancta simplicita (букв. "святая простота", прим. авт.), что, собственно, только проснулась.
     Подбирая самые мягкие выражения, Л. сообщила, что, вообще-то, сегодня обычный рабочий день и вообще, такое отношение к своим обязанностям она видит впервые, ну и завершила до кучи:

     - У нас так не работают.

    Это отрезало меня от сонного бытия и побудило, пожертвовав завтраком, в мгновение ока собраться и поехать на работу в центр города. Сотрудники деликатно сделали вид, что все в порядке - но Л. посматривала на меня коршуном.

    После этого, как водится, была пара месяцев взаимного привыкания, в течение которых меня, как положено, слегка муштровали ("Пойди туда", "Принеси это"), но вскоре я поняла, больше наблюдая за общением Л. с другими коллегами и  читателями, чем оценивая по нашим взаимоотношениям, что личность она не серчавая и в общем уникальная.
    
     Чему я всегда искренне поражалась, так это ее тончайшему умению разбираться в людях. Накидываясь коршуном на какую-нибудь почтенную даму в очках в толстой оправе из-за того, что та неправильно заполнила карточки на учебное пособие, она будто интуитивно чувствовала, что общается с самой страшной драконихой от науки; я часто слышала после о тех людях, кото "отшивала" сама Л., возможно, эти совпадения были случайными, но она всегда как-то чувствовала сущность человека. Или, наоборот, давая шанс пожилому дяденьке невзрачного вида принести за пять минут до ее ухода забытый читательский билет или другой нужный документ, она позволяла ему почитать пару часиков до закрытия под свою ответственность драгоценные книжицы - до самого конца уже нашей работы (начальница уезжала чуть раньше нас). Конечно же, это, как правило, был какой-нибудь знаменитый ученый деятель, весьма уважаемый человек в городе.

     Но это касалось не только "именитых". Просто студенты - их помыслы, затеи, проказы и даже шутки - всегда считывались ею легко. Так, группа китайских читателей, проходившая перед нашими носами по одному и тому же читательскому билету как "Ван Ли", была рассекречена нашей Л. в мгновение ока, нас же они дурачили без малого полгода, благо, универсальная фотография узкоглазого существа с короткой стрижкой подходила каждому из группы.
     Мой друг ботаник А. был замечен ею как одаренный парень еще до моего представления их друг другу; вскоре он уже читал в перерывах ей стихи собственного сочинения, а она благосклонно кивала, позволяя его амбициям полностью удовлетвориться; он источал райский аромат стихотворчества.

     А как ценили ее внимание мужчины! Сколько я помню, в редкие дни ее болезни - а она обычно чувствовала себя отменно - они заходили в наш зал с придыханием и, уже на пороге прищуриваясь, спрашивали с упоением:

     - Ну где же наша Л.?

     Нам приходилось их огорчать. "Л. на больничном". - "Жаль", сокрушались они, из вежливости брав пару книг и, пробегая их взглядом не более чем за полчаса, уходили, недоверчиво оглядываясь. "В тебе есть нечто такое, что заставляет меня возвращаться снова и снова...", так, кажется, говорил Э. Л. Джеймс в своей книге" Пятьдесят оттенков серого". Ее читатели всегда возвращались.

     Вообще, как я поняла за время работы под широким гостеприимным крылом Л., главное в библиотеке все-таки, атмосфера. Люди приходят сюда не только и даже не столько читать книги. Они приходят сюда в первую очередь за уединением. От шумного и пыльного (в том числе информационно) мира; ищут спасения от сумятицы в мыслях и чувствах; жаждут интеллектуального общения в коридорах и залах друг с другом; хотят узнать что-то новое о себе, других ищущих и о человечестве в целом; наконец, просто отдыхают. Не мешайте им делать вид, что они читают все эти две-три стопки книг, за которыми:

     студент А. жадно кушает бутерброд
     второкурсница Ю. пишет сотую смс возлюбленному из параллельной группы
     зам.декана Р.Д. сдирает для своей диссертации пятнадцать положений N-ской конвенции
     студенты народов Севера, весело посмеиваясь и шикая друг на друга, рассказывают анекдоты
     какие-то лоботрясы пытаются гадать на книгах - знаете, когда неожиданно открываешь неизвестную страницу и читаешь любой загаданный абзац - это и будет тебе предсказание на день грядущий
     а уставшая без пяти минут кандидатка наук просто спит...

     Л. без труда читала все эти настроения и намерения в глазах подошедших к библиотечной стойке посетителей.
 
     Наверное, ее отношение к читателям и коллегам можно было назвать... нежным. Внутреннее понимание того, что нужно каждому подошедшему, согревало ее взгляд внутренним светом и теплом. Иногда даже не приходилось ничего объяснять - Л. умудрялась помнить, что читали ее клиенты на прошлой неделе, в прошлом месяце, даже... лет пять назад!
     "Если у тебя есть любовь, то тебе больше ничего не нужно. Если у тебя нет любви, то не имеет значения, что у тебя еще есть", эти слова Сэра Джеймса Бэрри могут охарактеризовать всю деятельность Л. Легкость во всем и почитание священных потребностей читателей и профессионализм, это только то, что бросается в глаза.

     А теперь немного сурового житейского реализма. Более тридцати пяти лет на одном рабочем месте. Работа в помещении с неутихающим холодом - круглый год восемь градусов, как следствие, хронический насморк и ларингит. Невозможность отлучиться даже на обед, традиционно совпадающий с переменами между лекциями, в которые читатели всех возрастов буквально осаждали библиотеку. Весьма строгое вузовское начальство, которое чаще замечает незначительные огрехи в работе, чем хвалит таких мастеров своего дела. Да и просто надоедающая своим примитивизмом психология иных читателей под названием "мне все должны"; что меня особенно радовало, и чему я надеюсь когда-нибудь научиться - что Л. никогда не раздражалась на таких излишне деловых персонажей. Напряжение снимала либо шутка, либо "перевод стрелок", как выражаются в народе.

     Так, не забуду одну дамочку, прилетевшую буквально на день в город на Неве, специально для того, чтобы упросить руководство вуза отксерокопировать почти полностью пять важных для ее исследования работ. В общей сложности почти две тысячи огромных листов, соответственно, много денег осело в тот день в университетской казне за эту услугу. Ну а мы всем отделом с прихода на работу вплоть до закрытия отдела ксерокопировали постранично с ювелирной точностью эти тяжеленные талмуды, пока не выложили на стол дамочке почти десять стопок листов А4.
     Благодарности особой не последовало, я имею в виду, конечно же, словесное волеизъявление. Но, когда, мадам по очереди унесла тяжелые стопки листов к себе в машину и окончательно удалилась, мы, преисполненные крайнего возмущения такой нахрапистостью (даже именитые профессора робко спрашивали "Можно отпечатать сверх разрешенных обычно 50 листов еще парочку?"), без сил рухнули на продавленный диванчик в подсобке, наша Л. спокойно выглянула в коридор:

     - Ушла наконец? Ну, слава Богу!

     Вот и все ее отношение к жизни. Никакого зла, нет места плохим эмоциям. Потому и выглядит она не на свои (тс-с-с!), а на девочку похожа, со своей озорной стрижкой, тайной тягой писать рассказы под псевдонимом Котя, большой любовью к даче, склонностью к размеренности, а также к путешествиям и поездкам. На все события в стране и в мире это ее "Слава Богу!" и "Храни нас, Господь" умиротворяюще действовало и на нас.

     Хочу сказать, в нашем отделе практически не было сплетен и интриг, все жизни-судьбы были как на ладони. Она и сейчас на любимой работе, я пишу в прошедшем времени потому что, что я все-таки вернулась к специальности (преподавание), но сильно скучаю по умело созданной Л. атмосфере.

     Надеюсь, в преддверии дня рождения она прочтет этот мой искренний экспромт и поймет, почему на рассвете на юге я решила написать об этом. Просто, как сказал кто-то во всемирной паутине, "Город становится миром, когда ты любишь одного из живущих в нем". Так вот, благодаря Л. я еще больше люблю многоликий загадочный город под двадцатью одним разводным мостом, зная, что где-то там хрупкая женщина в светлом плащике бежит под традиционным дождиком домой - ныряет в метро или погружается в маршрутку, которые вскоре домчат ее туда, где ее душа загадочным образом пополнит свои неиссякаемые запасы щедрости, нежности и доброты...

     С Днем Рождения!!!

Дорогое лекарство — нежность.
Принимать каждый день по капле,
Добавлять по чуть-чуть во фразы
Перед каждым приёмом речи.
Очень хрупкая упаковка.
Очень маленький срок храненья.
Только в тёплом и светлом месте.
Только в любящем чьём-то сердце.*

-----------------
* Автор стихов Марина Носачева