Одни боялись войны. Другие мечтали о празднике. Третьи решили совместить.
Военный парад был великолепен. Патрульно-постовая рота городской полиции, два батальона воспитанников детско-юношеского военно-спортивного клуба, взвод ветеранов Великой войны, сводный полк интернационалистов и отделение сотрудников военного комиссариата продемонстрировали толпам воодушевлённых сограждан чудеса искусной шагистики на выложенном эксклюзивным, красным булыжником клочке площади перед зданием управы. А тридцать два бойца полицейского спецназа показали очень красивые приёмы рукопашной борьбы безоружных спецназовцев против вооружённых до зубов агрессоров. Спецназовцы были в зелёном камуфляже, агрессоры – в синем, зрителям различать было легко. Потом по Красной площади проехала боевая техника – две пожарных машины, списанный на пенсию в гарнизон танк времён первого из интернациональных долгов и три броневика полицейского окраса.
Славный город Коломаха в лице городской управы праздновал (разумеется, на средства Горнорудной Компании Коломахи, других денег на празднества в городской казне никогда не имелось) День воинской славы – двухмесячную годовщину с того дня, как уроженцы Коломахи, отправившись добровольцами на неизвестную войну, захватили в Луганде оборонявший Бастилию танк.
– Клёво, - сказал сквозь барабанный лязг парадных маршей Этьен. – Круто.
– Да, - подтвердил Лустало; и добавил, крикнув в ухо Этьена. – Пойдём, мы обещались быть за час «до».
Пешком от Красной площади до кафе «Декамерон» было семь минут, а до начала банкета оставалось полтора часа, но Лустало считал себя прагматиком. В том смысле, что всегда накидывал тридцать процентов времени на минимально допустимый срок реализации плана.
– Пойдём, - согласился Этьен.
Он любил парады и охотно досмотрел бы действо до самого финального салюта. Однако труба звала.
Собственно, инициатором встречи одноклассников – выпускников гимназии № 8 города Коломаха был как раз Этьен. Вернувшись, после долгой безнадёжной тяжбы с бывшей супружницей, на малую родину, Этьен пытался прожить жизнь по-новому, ещё раз после черновика. Встреча одноклассников служила этой цели.
Лустало, будучи человеком занятым, в организации мероприятия однокласснику не соучаствовал. Однако «Декамерон» в качестве местопроведения присоветовал именно он. Поэтому ощущал сейчас определённую ответственность.
Расположенное в семи минутах ходьбы от Красной площади кафе считалось (собственно, и было) в Коломахе самым (собственно, и единственным) декадентским заведением. Не только из-за состава меню, непривычного коломахинским горнякам, но и по причине вредительских цен: самая маленькая чашка самого простого европейского кофе (в Европе кофе не растёт!) стоила здесь столько же, сколько горняк зарабатывал за сутки.
Потому проведение мероприятия именно в «Декамероне» было для Коломахи всё равно что Новогодний Президентский Приём в Большом Императорском Дворце.
Поэтому крупных единовременных доходов – вроде свадеб или поминок, или юбилеев больших маленьких начальников – здесь случалось редко.
Поэтому затеянное Этьеном «обслуживание» было для кафе важно; в самом практическом, вульгарно-экономическом понимании. А владелица кафе приходилась Лустало близкой и доброй – во всех смыслах – знакомой. Подводить её не хотелось. Аванс, конечно, был уплачен, но всё равно. К тому же, ребят созвали, они придут, неудобно будет, если что-то обломается. К тому же некоторые приглашённые лица Лустало желал бы увидеть сам. Клару, например. Нет-нет, всё минуло и быльём поросло, но бывают моменты, когда хочется.
*****
– Больше никого не будет, - сказал Этьен, поцеловав в знак приветствия ручку и ущипнув в знак симпатии попку Роксане, пришедшей позже всех. – Прибыли все, кто подтвердил участие.
– Иных уж нет, а те далече, - констатировал Лустало. – Сколько есть, то и храним. Об остальных не плачем.
Три мушкетёра. Двадцать лет спустя. Десять лет спустя или Виконт де Бражелон… Двадцать плюс десять равно тридцать. Да, кажется, было кино, которое так и называлось: «Тридцать лет спустя», там ещё седой д’Артаньян пел верхом на верблюде.
Тридцать лет спустя их оставалось только десять человек
Их в живых осталось только семеро молодых солдат… Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят… У незнакомой деревни Крюково на высоте Безымянная…
Арифметика – наука точная, но весьма приблизительная, вопрос, ведь, в том, как и что считать, вычитать и умножать, что на что делить и кого с кем складывать. Полтора землекопа из старинного мультика – забавно, конечно. Если считать землекопа за единое-неделимое, а не количеством гравет-силы, затрачиваемым на произведение земляных работ. Или не зарплатой, которую, по мнению тред-юниона, следует уплатить работнику за определённый объём, выполненный в определённое время. Вот, сколько будет три яблока плюс четыре груши? Правильный ответ - семь фруктов.
Тридцать лет спустя их оставалось только десять человек. Из сорока двух, праздновавших тридцать лет назад Последний звонок.
Восемнадцать из тех сорока двух были лицами мужского пола. Их сейчас осталось только четверо. Семнадцать из восемнадцати служили в своё время солдатами, в живых осталось только семеро, но не из-за армии, а вообще, потом, по ходу жизни, так или иначе, умерли, но те, кто отслужил, продолжали на пальцах пересчитывать всех, кто отслужил, и получалось, что сейчас в живых осталось только семеро. Слава Антонеску по причине неромантического заболевания в солдаты не попал, и вообще давно уехал в столицы, тем не менее, он всё же был одноклассником, со Славой парней было бы восемь. Но он погиб где-то заграницей, говорили, что в автокатастрофе. Так что всё равно семеро.
Здесь и сейчас осталось/присутствовало четверо. Потому что ещё трое просто не смогли на встречу выпускников приехать. Не смогли, не сумели, не захотели. Последнее было самым вероятным вариантом, но кто ж признается? Правда, поздравления, извинения и приветы телефонировали все.
То же было и с одноклассницами. Офелия, например, начальствовавшая над местными мытарями, предпочла воспоминаниям о школьных голах чудесных золотые пляжи Конкаиба. Василиса, начальствовавшая в том же учреждении, но рангом ниже, под Офелией, укатила с ней же.
Десять. Четверо погрузневших и даже обрюзглых, поседевших, попробовавших и переживших, мальчишек, и шесть растолстевших, оморщинившихся, переживших и испытавших девчонок.
– Десять негритят отправились обедать, - пошутил Этьен.
– Смешно, - сообщил Лустало;. – В кафе «Декамерон» заседал Декамерон.
– Ты это о чём? - с наигранным подозрением спросил Этьен. – Заговор замышляешь?
Может, подозрение было и не наигранным. Но Лустало решил, что удобнее считать её всё-таки шуткой.
*****
Поцелуйчики, обжиманчики, рукопожатия, похлопывания по спине, первый тост за встречу, между первой и второй перерывчик, третий тост за любовь, господа офицеры пьют стоя, за тех, кого нет с нами, как ты не изменилась, как ты повзрослел, есть предложение, нет возражений, за это надо выпить, сегодня с нами ты не пьёшь, а завтра Родине изменишь. А не так уж растолстели и сморщились девчонки, не так уж обрюзгли и облысели мальчишки, не? Ещё стопочку и будет полностью великолепно. Не бывает некрасивых женщин, бывает… Та-а-ак, что-то вас не в ту сторону понесло, барон…
– Таки-таки, туки-туки, па-а-апрашу внимания! – объявил Лустало, постучав вилкой по полупустому графину, от чего по камерной зале кафе «Декамерон» прозвучал приятный мелодичный перезвон. – Внимания, внимания, судари и сударыни! Уже три часа мы сидим здесь вместе после тридцати лет нашей собственной, отличной от всех и каждого самостоятельной жизни. Спасибо всем нам, кто пришёл, - Лустало поочерёдно кивнул каждому и каждой сидевшим за столом, и с особым дружелюбием Этьену, – пусть нам завидуют те, кто не захотел быть сегодня с нами.
– Хорошо излагает, собака, - громко сказал Робинзон.
Тётки,… то есть, конечно, никакие не тётки, а девчонки, занявшие позиции вокруг гимназического бонвивана, разбивателя сердец, радостно прыснули в кулачки. В прежние, стародавние времена Лустало непременно бы предположил в замечании избалованного девическим вниманием одноклассника насмешку и, скорее всего, оскорбился бы. Но за тридцать лет Лустало научился многому, в том числе и чувству собственного достоинства, которое позволяет не только игнорировать обидные намёки, а попросту не замечать их.
Лустало скорчил в сторону Робинзона укорительную гримасу и продолжал:
– Но обратите внимание, друзья и подруги: мы не виделись и не общались, более или менее не общались и не виделись большую часть нашей жизни. Мы собрались впервые за тридцать лет. Между тем, за школьными партами мы просидели вместе только десять лет. У меня есть предложение…
– Нет возражений!!! – вразнобойным хором крикнули окружавшие Робинзона тётки, решительно наполняя и поднимая рюмки и бокалы.
– А давайте познакомимся, - Лустало сумел перекричать гомон. – Давайте познакомимся!
Это было вдруг. Все, и даже Клара Цепель, словом, все удивлённо посмотрели на взрослого громогласного мужчину, который тридцать лет назад был самым тихим, самым скромным мальчиком в классе, даже на уроках отвечавшим красноречиво, но чуть слышно.
– Позвольте представиться: царь, - Робинзон встал и раскланялся, протягивая поочерёдно одноклассницам опрятную ладошку. – Приятно познакомиться: царь. К вашим услугам: царь.
Выпускники и, особенно, выпускницы заулыбались, вспомнив постановку, в которой взбалмошная звезда гимназической самодеятельности сыграл главную роль. Однако общего внимания от продолжавшего возвышаться над столом оратора хохма Робинзона не отвлекла.
– Давайте-ка расскажем сейчас друг другу, кто мы, что мы сделали в этой жизни, - заговорил Лустало сразу, едва остроумец завершил краткую репризу и сел. – Мы друг друга любим и ценим за наши детские воспоминания, за то, что мы когда-то были юными, здоровыми и красивыми. То есть, вы, девчонки, конечно, и сейчас очень красивые, - произнося эти слова, Лустало смотрел прямо на Клару Цетель, будто лишь ей были эти слова адресованы.
Впрочем, так оно и было. Клара Цетель, выпрямив спину и казавшись из-за этого ещё стройнее и выше, смотрела на своего прежнего воздыхателя снизу вверх, с тем интересом, какого Лустало безуспешно добивался тридцать лет назад.
Довольный произведённым эффектом, Лустало окинул сидевших за столом одноклассников взглядом ещё не победителя, но человека, к победе близкого, повторил, стараясь теперь, чтобы его слова про красоту каждая из девчонок приняла на свой счёт:
– Да, девчонки, сейчас вы тоже очень красивые. Я стою вот тут и буквально схожу с ума, какие вы красивые. Но вы красивы сейчас уже иначе, чем тридцать лет назад. Вы уже взрослые. Мы все теперь взрослые. Так давайте же, памятуя наше замечательное детство, познакомимся здесь и сейчас, как взрослые люди! Давайте познакомимся! Я, например Петер Лустало;, ударение на последнем слоге.
– Да всё мы про тебя знаем! - загомонили бывшие девчонки, а парни обменялись понимающими взглядами.
– Может быть да, но скорее всего, нет, - возразил Лустало. – Я думаю, это кажется, что вы про меня всё знаете. Вы знаете, что я сейчас главный редактор газеты «Родная сторона». Знаете, что это главная газета в нашей Коломахе, помните, что я был редактором гимназической газеты. Вот и всё, думаете вы, что можно сказать про Петьку Лустало;. Поэтому вы говорите, что всё знаете. Между тем, это не совсем так. Или совсем не так.
– Хочешь рассказать про пять жён? - Ассоль, сидевшая по правую руку Робинзона, подняла бокал с шампанским, лукаво подмигнула. Не Лустало, а Кларе Цетель. Клара реагировала на очевидную подъёжку ледяным спокойствием вечной королевы бала.
– У кого пять жён? - живо заинтересовалась Гермиона, оторвавшись от левого плеча Робинзона.
– У Лусталы, - пояснила Роксана, повернувшись в сторону главного редактора и одновременно закидывая ногу на ногу так, чтобы сверкать на Лустало аппетитными коленками (право, аппетитней тощих ножек Клары Цетель). – Наш Петя был женат пять раз и, кажется, собирается жениться в шестой.
– Да ты гигант! - уважительно сказала Матильда, на мгновенье даже прервав игривое домогательство до Этьена. Этьен выскользнул из атлетического захвата шеи и, демонстративно вытащив портсигар, встал из-за стола.
Этот момент мог бы стать решающим, если удалось бы остаться с Кларой наедине после вечеринки, подумал Лустало, мужчина, который давно по ней сохнет и сумел, наконец, вызвать интерес Снежной Королевы, этот мужчина свободен! Неплохой шанс, как сказал бы Этьен, попарить шишку. А сделать это на Королеве – чем не эффектное завершение встречи выпускников тридцать лет спустя? Валленштейн или кто там, кардинал Ришелье? примерно столько же в Европе воевал, пока своего не добился.
Возобладала прирождённая честность. Подкреплённая незатейливым фактом: последняя супружница Лустало была ревнива до крайности, и, поскольку она знала, что супруг пошёл встречаться с одноклассниками и (!!!Alarm!!!) одноклассницами, по возвращении главного редактора газеты «Родная сторона» ожидал тщательный досмотр на предмет поиска симптомов предполагаемой измены.
– Спасибо, Тильда, нет, Рокси, я всё ещё женат пятый раз, и больше пока не собираюсь, - сказал Лустало. – Вообще, девушки, я крайне удивлён вашей осведомлённостью о моей частной жизни.
– Бабы - сплетницы, - холодно подсказала Адель, сидевшая рядом с Роксаной, напротив Робинзона, и флегматично крутившая в руках вилку.
– Возможно, - согласился Лустало, - тебе виднее. Но я думаю, дело в том, что я, как главный редактор популярного издания, автор нескольких романов и прочая, словом, я, Петька Лустало, ударение на последнем слоге, - человек публичный. Поэтому вы, друзья, знаете обо мне всё или почти всё, или не всё, но многое.
– Утомил уже, наливай! - крикнул Робинзон.
– А вот что вы можете сказать о нашем дорогом Этьене? - продолжал Лустало, на сей раз совершенно законным образом игнорировав заявление гимназического красавца. Лустало замахал рукой в сторону Этьена, пытавшегося незаметно скрыться из банкетного зала «на покурить». – Этьен! Вернись!!! Потом покуришь, вернись сейчас же!
Головы немедленно повернулись в сторону инициатора вечеринки и Этьен смущённо вернулся к столу. Садиться не стал, остался стоять возле стола, теребя в руках сигарету.
– Вот он, наш Этьен. - сказал Лустало. – Вы его помните как отличного спортсмена, надёжного товарища, которому всегда можно было дать скопипастить математику, чтобы он в ответ отрерайтил за вас английский.
Единодушную поддержку одноклассников выразил одобрительный ропот, который Лустало прервал взмахом руки.
– А знаете ли вы, дорогие мои одноклассники и одноклассницы, что наш Этьен - доктор философских наук? Это знаю я, потому что мне по работе положено быть в курсе, но вы, ведь не знаете, а? А ещё наш Этьен - крупнейший в нашей стране фенолог. Других таких специалистов попросту не существует в природе, а наш Этьен существует!
– Фенолог или филолог? - уточнила Клара Цетель , прерывая возникшую неловкую паузу.
– Фенолог, - отозвался Этьен, переставая смущаться. – Это отрасль филологии. Просто говоря, я - по фене ботаю. Разбираюсь в различных диалектах и перевожу с них на обычный человеческий язык. В наше время существует очень много профессиональных сленгов, диалектов социальных групп, говоря по простому: «фени». Юристы, например, или государственные служащие, или заключённые, или полицейские, или макроэкономисты, или политики. Все говорят на своих языках, понятных только им самим. А я занимаюсь переводами. Например, я могу перевести для полицейского маляву… извините, письмо, написанное арестантом на тюремном жаргоне. Или могу налоговому инспектору растолковать значение свежего закона. Как-то так.
– Да ты мужик с понятием! - уважительно сказала Матильда.
– А что за тема про доктора философских наук? - поинтересовался Робинзон, одним лёгким движением оттолкнув от себя прильнувших Ассоль и Гермиону. - Лустал правду сказал?
– Правду, - подтвердил Этьен. - Докторская диссертация у меня - «Современная методология новейшей философии в условиях эмпирического опыта познания».
– Вот видите, братие и сестрие! - заявил Лустало. – Как многого мы не знаем друг о друге! Но мы же с вами одноклассники! Мы же с вами можем оказаться полезными друг другу не только здесь, за общим столом в качестве повода напиться, но и в нашей взрослой жизни! Всё зависит от степени коммуникации! Короче говоря, давайте знакомиться!!!
Лустало торжественно опрокинул в себя рюмку водки и опустился на место, левую руку небрежно опустив на спинку стула, на которой сидела Клара. Пальцы Лустало слегка, невзначай, без намёка, просто так получилось, коснулись обнажённой спины Клары. Клара не отодвинулась.
Робинзон тоже опрокинул в себя порцию водки, крякнул, картинно занюхал рукавом, сказал:
– Грамотно изложил, собака. Всегда умный был. В таком разе - да, давайте знакомиться. Робинзон Арбузов. Разведён, дети есть, выросли уже, одна дочка - в Полинезии, там у неё своя семья, внук уже есть, сын, он у меня младший, учится пока в Кембридже.
– А сам? - поинтересовалась Адель (или Ассоль? Лустало упустил этот момент из виду, поскольку вполне могло быть, что поинтересовался и он сам - его собственное внимание было целиком поглощено прогулкой смелеющей ладони по спине Клары Цетель).
– Сам я - на вольных хлебах. Риторист-спичрайтер. Пишу речи для наших политиков. Они же, наши политики такие болваны…
– Робин! Не надо о политиках! - перебил Лустало. – Сам понимаешь.
– Ага! - Робинзон непринуждённо развёл руками, мол, девочки, я бы и не против изложить подробности, однако политическая обстановка не позволяет. – В общем, вот. Сочиняю им тексты и слова, чтобы они могли общаться с вами красиво и убедительно. В этом смысле, - бонвиван улыбнулся Этьену, всё ещё топтавшемуся возле стола с сигаретой в руках, – твоя помощь может оказаться мне очень полезной. Они, ведь, перед разными аудиториями выступают, и иногда элементарно не хватает знания сленга, чтобы быть элементарно понятыми…
– Да без вопросов, - ответил Этьен. – Телефон ты теперь мой знаешь, созвонимся, переговорим. Только это очень дорого.
– Да без вопросов, - спародировал одноклассника Робинзон. – Заказчик платит.
– Не хватит денег, ко мне обращайся, - сказала вдруг Адель. – Помогу организовать займ. На оперативные расходы. Когда от заказчика получишь - вернёшь. Процент небольшой.
– А…
Лустало, уже почти положивший руку на талию Клары, опять не заметил, которая одноклассница издала недоуменный возглас.
– Кредитный специалист, - сообщила Адель. – Любая сумма на любые цели с любой кредитной историей. До определённой суммы может кредитовать моя собственная фирма, свыше - оказываем помощь при обращении в банк.
*****
Если бы Лустало был в состоянии (а он был не в состоянии из-за очевидной податливости Клары Цетель), он, как опытный главный редактор, даже придумал бы заголовок для описания дальнейшего разговора: «Выставка персональных достижений».
Гермиона стала успешным мерчендайзером и эффективно создавала положительный образ своей торговой компании в розничной сети. Замужем, взрослый ребёнок.
Матильда работала коучером в одной известной фирме, тренируя богатеньких буратин за их собственные деньги видеть светлое будущее и по-светлому относиться к настоящему. Замужем. Взрослый ребёнок.
Ассоль сделала успешную карьеру фрактолога, а Роксана - столь же успешную карьеру гомониста. Попытки одноклассников выяснить, чем же одноклассницы занимаются, были безуспешны, потому что Этьен всё-таки слинял курить, по пятам за ним удалилась Матильда и они задержались надолго. По крайней мере, выяснилось, что обе побывали замужем, развелись, у обеих - и у Ассоли, и у Роксаны – сыновья уже выросли, в армии, слава Богу, не служили, и оба учатся, один в Бостоне, другой – в Итоне.
Клара… О, Клара реализовала себя по полной программе. Она занималась делом, о котором мечтает (надо полагать) всякая настоящая женщина, - дизайном квартирных ландшафтов, расставляя и переставляя мебель в квартирах по фэншую, по дао-сё, по Теории Граника, по гулливеровской системе… Словом - какое настроение человек хотел бы создать в своём жилище, в соответствии с этим настроением Клара Цетель и создавала внутренний дизайн этого помещения. Ассоль немедленно заинтересовалась, не занимается ли Кларочка внутренним дизайном промышленных объектов, а Матильда предложила сотрудничать напрямую – ведь известно, что гарантированное будущее в большой степени зависит от той обстановки, в которой обитает человек.
Клара, нетрудно догадаться, тоже была замужем (правда, в отличие от одноклассниц - второй раз), и сейчас у неё сын заканчивал самую элитную гимназию в самом Зурбагане.
*****
– Мы с вами все успешные люди! - кричал захмелевший Этьен, обнимаясь с Ассоль в умильном противостоянии с Матильдой, повисшей на Робинзоне. – Сами посмотрите, ребята и девчата! Каждый из нас приносит огромную пользу обществу!
– Красиво излагает, собака, - сказал Робинзон Матильде. – Но полностью согласен.
Клара Цетель, Роксана и Гермиона уединились на троих в уголке и трещали о своём, девичьем.
Адель пыталась – в промежутках между тостами за верность, гимназию № 8 и любимую учительницу литературы Веронику Васильевну, – объяснить Лустало, какие преимущества даёт использование кредитного сервиса.
– Никакой онлайн-банк не сравнится! - настаивала Адель.
Лустало кивал головой и наливал водку в рюмку одноклассницы.
– Машинная программа просто неспособна конкурировать с живым общением с живым кредитным специалистом! - доказывала Адель.
Лустало кивал головой и подливал водку.
– Вот ты кого предпочтёшь видеть у себя журналистами? Людей или компьютеры? - спрашивала Адель.
Лустало, только что уволивший пять журналистов и заменивший их всех одним новостным ботом, кивал головой, и снова наливал водку.
Между прочим, ещё в гимназии Адель тоже нравилась Лустало. То есть, конечно, нет, он хранил верность одной Кларе Цетель, за Кларой бегал хвостиком и по Кларе страдал, но Адель… Она тоже была ничего, и может быть, если бы Лустало не успел отдать своё сердце Кларе, а Адель не увивалась бы за Робинзоном, у них могло что-нибудь получится.
– Ну вот что в тебе твоих жён не устраивало? - требовала ответа Адель.
– Почему ты думаешь, во мне? Может, меня в них! - удивлялся Лустало и снова наливал водку.
– Ты, Робин, пишешь речи политикам, - войдя в раж, громко настаивал Этьен. – Польза? Огромная польза! Тильда обучает людей радоваться жизни. Клара делает квартиры людей красивыми. Гера тоже дарит положительные эмоции, впечатление от торговой сети. Я, это понятно, я перевожу со специальных языков, а ещё я - философ, я создаю для вас картину мира. Кем работают Ася и Рокси, я прослушал, но судя по их цветущему виду, они тоже хорошо живут, а значит приносят пользу. Мы, ребята, все - состоявшиеся люди. Самые полезные люди для общества, и это прекрасно!
– Ребят! - провозгласил Лустало, встряхнув головой и оглядевшись. – Я думаю, так нечестно! Мы тут все перезнакомились и о себе рассказали, а Дан не промолвил ни слова.
Выпускники разом замолчали, обратив взоры на Данилу, просидевшего весь вечер в уголке, поедавшего закуски и горячее, скромно попивавшего … прозрачную жидкость (совсем не факт, что водку) из наполненной в начале вечеринки рюмки.
– Ну-ка! - требовательно заявил Лустало, отодвинув Адель и подойдя к Даниле. – Ответствуй, хлопче! Кто таков, чем занимаешься? Народ ждёт! - Лустало картинным жестом обвёл камерную залу кафе «Декамерон».
– Ну,… - Данила виновато улыбнулся, пожал широкими плечами, засовывая натруженные руки между коленями. – Я… это… Просто перебивать не хотел… Вы ж тут.. .это… успешные… Мозгами работаете. На пользу людям. А я так… Ну, учился я с вами в одном классе, ну, спасибо, что пригласили…
– Ты не юли! - грозным тоном спросил Лустало, наставляя на Данилу указательный палец. – Ответствуй!
Тридцать лет назад Лустало, конечно, не повёл бы разговора в таком тоне, тем более, с Данилой. Который прослыл лучшим кулачным бойцом всей Коломахи и безбоязненно гулял с девушками промеж молодёжных банд, сцепившихся с смертельной схватке район на район. На самом деле, Лустало ещё в гимназии Данилу уважал. Просто как… как хорошего парня, верного товарища, надёжного партнёра, бесхитростного, честного, по-житейски справедливого. Мать Данилы работала дворником, а отец сгинул неизвестно где – то ли на войне, то ли по пьяни, в институт Данила, кажется, не поступил, или поступил, но не закончил…
– Да! Расскажи нам! - Клара Цетель подошла к Лустало сзади и положила бывшему воздыхателю руки на плечи. – Ты один остался… незнакомец, - Клара хихикнула.
– Ну… я это… Ну, я женат, двое сыновей у меня. Старший в армии отслужил, сейчас поступил учиться, в сельскохозяйственный, агроном будет. Младший ещё служит, полгода осталось. А я… ну, я это… я просто… каменщик. Кирпичи кладу. Руками, в общем, работаю. Дома строю.
*****
Справка из Википедии.
Камерто;н (нем. Kammerton — «комнатный звук») — небольшой портативный прибор, точно и ясно издающий звук определённой высоты со слабыми гармоническими призвуками. В исполнительской практике применяется для настройки музыкальных инструментов. При пении хора а капелла (то есть без инструментального сопровождения) хормейстер находит по камертону и указывает хористам высоту звуков, с которых они начинают своё пение.
Если вам понравилось произведение, сообщите об этом автору:
R861936957636
Z314524388182