- Господи, какой день! Какой волшебный сегодня день! - восторженно восклицала моложавая темноволосая женщина, с обожанием глядя на пышнобородого священника отца Михаила, сидящего во главе уставленного закусками стола.
В маленьком флигеле близ гостевого дома в центре Сигнахи, в котором я остановился, отмечались крестины. Солнечные зайчики, пробивающиеся через высокие витражные окна, весело прыгали по старым черно-белым семейным фотографиям на краснокирпичной стене, по потемневшему дереву старой гитары, по изогнутым рыжеватым винным рожкам, развешанным над камином.
- Это все была идея моей дочери, - продолжала женщина, дирижируя в воздухе остывающим хинкали. - Мы решили поехать в Грузию крестить внука, а кого выбрать крестной матерью, не знали. Как же мы благодарны вам, Лали, и вам, батюшка, за то, что так быстро и так любезно откликнулись!
Лали, хозяйка гостевого дома, притворно застенчиво опустила глаза. Отец Михаил погладил бороду и, задерживая внимательный взгляд на каждом сидящем за столом, произнес длинную, спокойную, красивую и поучительную речь, которую я наверняка еще более оценил по достоинству, владей я грузинским языком. Так я лишь кивал, крутил пальцами ножку пузатенького бокала и ловил падающий с вилки аджапсандали.
- За любовь! - неожиданно перешел на русский священник. - Нужно нести в сердце любовь. Любовь к ближнему, любовь к своим родным, любовь к своему делу, любовь к богу. За любовь, которую мы должны нести через всю нашу жизнь.
Бокалы с леким звоном скрестились. Домашнее киндзмараули жидким рубином вспыхнуло на солнце.
- Вадим, - блеснув игриво-хитрыми зелеными глазами, обратилась Лали. - С вас тост!
Откровенно говоря, до этого момента я находился некотором смущенном замешательстве. Будучи неверующим человеком, я не мог столь искренне и глубоко разделять восторг этой женщины, приехавшей аж из Алматы сюда, в Сигнахи, крестить сопящего на руках у дочери, красивой широкоскулой казашки, пухлощекого годовалого внучка Артурчика. Я не крестился, стоя у освящаемого отцом Михаила стола. Но с каждой минутой меня все более очаровывала и словно окутывала в медовое одеяло атмосфера тихой радости и доброты, царящая в этой светлой высокой комнате.
Я перехватил бокал поудобнее.
- Людей разных судеб сплотил этот стол, - начал я. - Разные пути привели каждого из нас сюда, в сердце Кахетии. И каждый увезет в своей душе что-то свое, что-то легкое и светлое, что родилось здесь, между этим бездонным летним небом и этой плодородной землей. За Кахетию, за Сакартвэло, за честных и добрых людей!
- Спасибо, брат! - вымолвил молчавший до этого суровый отец спящего крестника.
- Хорошо сказал, Вадим, - кивнул седеющей бородой Михаил.
Я смущенно отхлебнул из бокала. Терпкая сладость обволокла рот. Через открытую дверь из палисадника донесся запах роз, тянущихся к прячущемуся за абрикосовыми деревьями предвечернему солнцу.