Тот, кто там. Рассказ

     Если вы обнаружили кем-то потерянные деньги, это ещё не повод без оглядки хватать их, как свою собственность, и скорее запихивать в карман. Нет, совсем не из-за того, что нужно быть честным и справедливым, и необходимо постараться тут же отыскать их владельца. Речь не о человеческой честности, а о человеческой осторожности...
     В общем, найдя на улице монеты, не спешите их поднимать с земли. В этом есть доля риска. Какого? Ну, что же. Давайте обо всём по порядку. Кстати, эта история произошла совсем недавно.

     Нумизматикой Геннадий Леонидович занимался с самого детства. Сначала помогал отцу, выменивая монетки у одноклассников и дворовых друзей. Затем коллекция по наследству перешла к нему. Сколько точно монет насчитывало нумизматическое собрание, знали только близкие родственники Геннадия Леонидовича, ну и, естественно, он сам.
     У любого коллекционера есть свои секреты. Это знает каждый. Тем более, если в коллекции имеется что-то редкое, на что могут позариться какие-нибудь пройдохи, для которых важна только рыночная стоимость вещи, а не её культурная или историческая ценность.
     У Геннадия Леонидовича были такие редкие вещицы. Например, монета, отчеканенная ещё при царе Иване «Грозном» Васильевиче. Так называемая «чешуйка», 1555 года «выпуска». Или «восьмерик», испанское песо 1497 года, достоинством 8 реалов. Хоть такая  историческая информация мало чем восхищала обычного обывателя, для Геннадия Леонидовича эти монеты были гордостью коллекции. И просто так кому-то о них рассказывать или тем более показывать он не стал бы никогда.
     Уже давно гонялся за «макукиной». Подобные монеты чеканились на кораблях, плывущих в Новый Свет, специально для испанцев колонистов. Так называемое «корабельное» песо. И когда старшая дочь Геннадия Леонидовича позвонила ему на сотовый и сказала, что нашла и даже уже приобрела для его коллекции эту самую «макукину» 1577 года, радости нумизмата не было предела. И дочь понимала, какой подарок для отца она приготовила.
  – Не может быть! Ты разыгрываешь меня? Ну, скажи честно, разыгрываешь?
     Геннадий Леонидович от восторга резво перепрыгивал с ноги на ногу.
  – Да нет же. Абсолютно точно. Песо времён правления Филиппа Второго. Вот она у меня в руке. Кривая, смешная монета.
  – Ну, если кривая, значит точно «макукина». Отлично! Отлично! Какая же ты молодчина, Наташка! Какая же ты молодчина!
  – Сегодня вечером вылетаем. Завтра уже сам будешь держать её в руках.
  – Обалдеть, – не скрывал эмоций отец.
  – Как же мало тебе, папа, нужно для счастья.
  – Наташа, как ты не понимаешь? Это же «макукина».
  – Понимаю, понимаю, – с усмешкой ответила дочь. – Ладно, разговор заканчиваем. От Буэнос-Айреса тебе привет!
     В трубке раздался нестройный хор разных по высоте голосов, посылающих вместе с Натальей привет её отцу. Это были её коллеги, с которыми она провела длительную экспедицию по территории Южной Америки.
  – Вы, что ли, уже в аэропорту? – предположил Геннадий Леонидович.
  – Почти. Едем в автобусе. Настроение у всех приподнятое.
  – Я слышу.
  – По дому все соскучились. Ужас как.
  – Ждём тебя.
  – Маме привет!
  – Хорошо. Обязательно.
     Телефонный разговор с далёкой Аргентиной был закончен. Геннадий Леонидович бросил сотовый на письменный стол и побежал на кухню, где жена резала салат для воскресного обеденного стола.
  – Ты не поверишь, – с порога кухни начал с улыбкой говорить Геннадий Леонидович, – она отыскала её. Представляешь? Специально для меня, видимо, искала. И нашла. Я, правда, не знаю всех подробностей, но, думаю, она нам сама всё лично расскажет.
  – Чему я не поверю, что я представляю, и кто нам и что лично расскажет? – невозмутимо поинтересовалась супруга, откладывая в сторону нож, испачканный свежим соком огурцов и помидоров. – Можно по порядку и в лицах?
  – Ну, конечно, – спохватился Геннадий Леонидович, усаживаясь на стул. – Это из-за радости. Никак не могу прийти в себя.
  – Стакан воды дать?
  – Нет, не надо. Я в порядке.
  – Ну, смотри, тебе виднее. А то, похоже, даже руки трясутся.
     Геннадий Леонидович взглянул на руки. Пальцы действительно слегка вибрировали.
  – Да чёрт с ними. Наташка звонила!
  – Ну вот, хоть первое имя.
     Супруга довольно кивнула и села рядом за стол.
  – Она нашла для моей коллекции «макукину». Испанское песо.
  – Смотри, только из штанов от радости не выпрыгни, – наконец, улыбнулась Татьяна.
  – Я постараюсь, – ответил так же с улыбкой Геннадий и, пританцовывая, отправился к своему домашнему письменному столу.
     Весь остаток воскресенья счастливый коллекционер, находясь в предвкушении желанного пополнения, без умолку болтал, чем сильно раздражал свою жену. Татьяна понимала причину столь несдержанного веселья, но под вечер всё-таки сделала замечание.
  – Здоровый мужик, а ведёшь себя, как школьник. Можно хоть не так много болтать? В ушах уже звенит от твоего потока радости.
  – Понял, понял, – как бы спохватился Геннадий, и оставшееся время до отбоя ходил по квартире, тихонько посвистывая или мыча себе под нос мотивы героических военных маршей.

     Как бы ни не хотелось Геннадию Леонидовичу идти на работу, педагогический долг звал. Уже двадцать пять лет он работал в школе учителем биологии. И работа ему нравилась, и педагог он был неплохой. Искренне считал, что учительство – это его призвание. Но сегодняшним утром по дороге до школы, он не мог думать ни о чём другом, кроме как о старинной испанской монете.
     Если бы было возможно, Геннадий Леонидович с радостью отключился бы от реальности до самого вечера, до того самого момента, когда в его доме должна появиться дочь и вручить ему подарок.
     «Сегодняшний день будет долгим», – сокрушённо предположил учитель биологии, заходя в здание школы. Здесь жизнь уже кипела вовсю. Привычный гул детских голосов встречал всякого входящего.
     Поздоровавшись с дежурными и охраной на вахте, Геннадий Леонидович сдал верхнюю одежду в гардероб преподавателей и, на ходу причёсывая волосы, поднялся на второй этаж. И только здесь до его слуха стали доносится слова утренних приветствий школьников. То ли на первом этаже было слишком шумно, то ли до этого он был слишком погружён в собственные мысли.
  – Здравствуйте. Доброе утро. Приветствую, – шагая по направлению к учительской, раздавал ответные приветствия Геннадий Леонидович.
     То, что он увидел через секунды в учительской, привело его в замешательство. Рядом со столом, возле окна, сидела учитель литературы и русского языка Людмила Ивановна, и, еле сдерживая слёзы, что-то бормотала себе под нос. Вокруг её обступили коллеги, учителя по разным предметам, в основном тоже женщины, и пытались, кто как может, успокоить и приободрить. Кто-то сочувственно гладил Людмилу Ивановну по плечу, кто-то тихо успокаивал словами: «Может быть, это всего лишь недоразумение. Не могло у нас в школе просто так подобное случиться».
     Отделившийся от группы успокаивающих, учитель физкультуры Бабушкин уже двигался навстречу Геннадию Леонидовичу, пылко говоря:
  – Да, я прямо сейчас узнаю, где её искать. Есть же у неё сотовый. Позвоним и спросим.
     Геннадий Леонидович сделал шаг в сторону и Бабушкин, уверенно проследовав мимо него, добавил:
  – У директора всё узнаю.
  – Привет, Виктор Петрович, – поприветствовал физкультурника в спину Геннадий Леонидович.
    Тот даже не обернулся.
  – Здорово, Гена, – уверено прозвучало в ответ.
     Да, именно так он его и называл. Просто Гена, и всегда без отчества. Геннадий Леонидович был не против.
     И всё-таки, что случилось в преподавательской?
  – Доброе утро, – громко поздоровался Геннадий Леонидович со всеми и обеспокоенно поинтересовался, – что произошло?
  – Людмилу Ивановну обокрали, – первой откликнулась на вопрос учитель черчения Татьяна Васильевна.
  – Когда?
  – Судя по всему, в эти выходные.
     В сторону Геннадия Леонидовича повернулось лицо учителя географии Зинаиды Андреевны. Она добавила:
  – Оставила случайно сумку в субботу. Вспомнила уже на остановке, возвращаться не захотела. Подумала, что до понедельника ничего с её сумкой не будет.
  – А ключи от квартиры, деньги? – искренне удивился Геннадий Леонидович. – Сотовый, в конце концов?
  – Да, сотовый у меня в плаще был, – еле сдерживая слёзы, заговорила сама Людмила Ивановна, – и проездной билет тоже. Я такая уставшая была, что хоть отжимай и сушить вешай. Думала, до дома доберусь, позвоню возле подъезда, мне ребята мои откроют. На домофон-то никак желающих в подъезде насобирать не можем.
  – А в сумке, значит, всё было? – уточнил Геннадий Леонидович.
  – Документы, кредитки, диктофон, – уже со слезами на глазах начала перечислять Людмила Ивановна, – бутылёк французских духов, помада, лазерная указка…
     «Всё, что было сердцу дорого», – с печальным ехидством подумал Геннадий Леонидович. Вид расстроенных в чувствах женщин так же приводил его в печаль и уныние, если выражаться поэтическим, лирическим языком.
  – И вы кого-то подозреваете? – догадался Геннадий Леонидович, вспоминая уверенные слова Бабушкина.
  – Ну, а больше этого сделать было некому, – с той же ноткой уверенности в голосе, что и у физкультурника, произнесла географичка.
  – Кто-то из коллег? Не поверю!
     Геннадий Леонидович хоть и постарался произнести это как можно убедительнее, всё же что-то внутри него напряглось. Что-то натянулось.
  – Да из каких коллег? Тоже, скажите, Геннадий Леонидович, – махнула рукой Зинаида Андреевна, а затем продолжила гладить свою пострадавшую коллегу по плечу.
  – Всё узнал! – снова появляясь в учительской, произнёс Бабушкин. – Зульнара Фахитова. Студентка лесотехнического техникума. Учится на первом курсе, у нас подрабатывает. Сегодня утром мыла классы второго этажа, и последним кабинет учительской.
  – А охранник-то что говорит? Который сторож. Он же её утром и запускал, и выпускал, – в полном недоумении поинтересовался Геннадий Леонидович. – Сумку же он мог заметить? Она большая была? – поинтересовался он у Людмилы Ивановны.
  – Ну, средних размеров, – всхлипывая, ответила учительница.
  – Так ведь её можно было и в пакет засунуть. И как мусор вынести, – предположил Бабушкин.
  – Надо же, – смотря через окно куда-то в даль, задумчиво рассуждая, произнесла Татьяна Васильевна, – Зульнара Фахитова… Студентка лесотехнического…
  – Доброе утро! – неожиданно донеслось низким голосом из двери учительской. На пороге стоял мужчина в чёрной униформе охранника. В руке он держал коричневую женскую сумку. И протянув её вперёд, спросил:
  – Я сумку под лестницей нашёл. Случайно, не ваша?
     Печаль утраты на лице Людмилы Ивановны тут же сменилась на волнительное беспокойство. Она подскочила на стуле, кинулась в сторону охранника. И через секунды принялась энергично рыться во внутренностях сумки.
  – Конечно, моя. Отыскалась. Это же надо, – полушёпотом причитала Людмила Ивановна.
  – Как же она туда попала? – поинтересовался Бабушкин, подходя вплотную к охраннику.
  – А я-то откуда знаю, – пожав плечами, ответил тот. – Делал утренний обход. Мне же смену ночную сдавать. Под лестницей и увидел. Лежала себе спокойненько. Хотел секретарю отдать, что, мол, мало ли, может быть, кто-то оставил вчера, или ещё что. Секретарь мне и сказала, что эта сумка у учителя литературы пропала. Я её вам и принёс.
  – Понятно, – с подозрением глядя на охранника, произнёс Бабушкин.
  – Всё на месте! Кошелька только нет! – наконец, подняв голову, выдала заключение Людмила Ивановна.
  – А сколько было в кошельке? – тут же поинтересовался за всех Геннадий Леонидович.
  – Десять тысяч, – печально произнесла учитель литературы и русского языка. – Хотела сегодня младшему своему, Максиму, нетбук купить. Он, ведь, у меня почти на одни пятёрки учится. Я ему давно обещала.
     И снова слёзы покатились из её голубых глаз.
     В ту же секунду Татьяна Васильевна обняла Людмилу Ивановну за плечи и принялась успокаивать.
  – Ну-ну-ну. Это очень неприятно, но, возможно, ситуация ещё разрешиться?
  – Конечно, – уверенно произнёс Бабушкин, – мы обязательно найдём того, кто украл сумку.
  – Кто украл деньги, – через слёзы, поправила Бабушкина Людмила Ивановна.
  – Ну, это понятно, – согласился он. – Сейчас приедет наряд полиции. Секретарь уже вызвала. Составят бумаги, всех опросят.
  – А как же учебный процесс? – встрепенулась Зинаида Андреевна.
     И её поддержала, как ни странно, Людмила Ивановна:
  – Нам же детей учить нужно. Да, чёрт с этими деньгами!
     Бабушкин не отступал. Он, нисколько не стесняясь ситуации, словно детям погрозил пальцем всем присутствующим и назидательным тоном произнёс:
  – Думаю, работники правоохранительных органов во всём разберутся и сделают это профессионально. Вы, главное, раньше времени не паникуйте. Я уверен, они сумеют сделать свою работу с минимальным ущербом для нашей.
  – Я тогда пока уходить домой не буду. Дождусь полицейских в комнате охраны, – пробасил охранник и, развернувшись, зашагал прочь по рекреации.
  – Ладно, – зачем-то крикнул ему в след Бабушкин и, обращаясь ко всем, спокойно произнёс:
  – Ну, а нам работать нужно.
     И словно в подтверждение его слов в гомонящее пространство школы врезался дребезжащий, металлический звонок. В ту же секунду учителя в кабинете засуетились, стали собирать кто тетради, кто личные вещи, и поспешили разойтись по классам.
     Дети, как это было во все времена, самостоятельно наукам обучаться не желают. Да что там наукам! Физкультуру запросто могут превратить из урока в дикий зоопарк. Именно так, – в дикий зоопарк. Дети смогут.
     После третьего урока, зайдя снова в учительскую, Геннадий Леонидович узнал, что полиция, а точнее следователь и ещё двое представителей власти, уже побывали в их учебном заведении. Составили протокол происшествия, приняли от Людмилы Ивановны заявление о пропаже сумки, взяли у секретаря всю, какая имелась, информацию о студентке Зульнаре Фахитовой, и сейчас опрашивают свидетелей.
     Бабушкин в свидетели выдвинулся сам, хотя ничего конкретного о пропаже сумки сказать не мог. А вот беседа с охранником выявила много. Например, то, что техничка Зульнара ушла сегодня раньше обычного, не домыв рекреацию третьего этажа и кабинет английского. Куда-то очень торопилась, и даже толком не объяснила куда. И ещё он заметил, что глаза у Фахитовой бегали, выглядела она взволнованной и дёрганой. Такое поведение ещё ничего не доказывало, но наводило на подозрения.
     Всё это Геннадию Леонидовичу поведал сам Бабушкин. Ещё сказал, что со студенткой до завтра разберутся, и будет точно известно, чьих это рук дело, – пропажа сумки учительницы литературы и русского языка.
  – Понятно, – с задумчивым видом, несколько растягивая слоги, отреагировал на услышанное Геннадий Леонидович, и снова отправился в свой класс, продолжать обучение подрастающего поколения.
     Нужно быть откровенным и честно признаться, что мысли Геннадия Леонидовича в тот момент занимала никакая ни пропавшая и вновь найденная сумка, а лишь сегодняшняя долгожданная встреча с дочерью, везущей из далёкой Аргентины уникальную монету для его коллекции. Вот это событие было по-настоящему для него значимым. Всё остальное – лишь суета и движение воздуха. Нумизмат, а впрочем, любой увлечённый коллекционер – это диагноз.
     Именно поэтому, когда закончились его уроки, он как можно быстрее сдал классный журнал, бросил всем присутствующим в учительской «До завтра» и быстрым шагом устремился к гардеробу.
  – Торопитесь? – поинтересовался охранник на первом этаже, заметивший летящего Геннадий Леонидовича.
  – Дочь из командировки прилетает, из Аргентины, долго не виделись, – с улыбкой, на ходу бросил тот в ответ. Забрал плащ и выскочил из здания школы.
     В свете стремящегося к закату солнца дошёл до метро. Примерно через двадцать минут уже подходил к подъезду своего дома.

     Подняв голову, заметил, что иллюминация работает во всех комнатах его квартиры на пятом этаже. Сердце радостно встрепенулось и застучало чаще. Значит, дочка уже приехала. Значит, ждут его. Накрыли стол, заварили свежего чаю, нарезали торт, наметали салату, откупорили вино. И где-то там, у дочки Натальи в кармане куртки, в сумке, в пакете, в конверте, в кошельке, чёрт подери, ещё неизвестно где, а быть может, уже лежит на столе под сияющими лампочками гостиной его заветный подарок. Долгожданный. Почти бесценный. «Макукина».
     Снова захватило дух. И казалось, что Геннадий снова очутился в детстве. Ощущение приближения праздника было таким наивным. Таким щенячье радостным.
     Оказавшись в подъезде, Геннадий махнул рукой на звук спускающегося лифта, не стал дожидаться. Побежал вверх по ступенькам, перемахивая через две. Взлетел на пятый. По-другому и не скажешь. Подойдя к входной двери, одновременно начал искать ключи в портфеле и давить на звонок. Когда ключница была извлечена на свет, ключ, наконец-таки, вставлен в замочную скважину, замок щёлкнул и дверь открылась. На пороге встречала супруга.
  – Гена, что за спешка?
     Татьяна хоть и изображала удивлённый вид, но искренне понимала нервозные, нелогичные действия мужа.
  – Приехала? – вопросом на вопрос ответил Геннадий Леонидович.
  – Ну, приехала, конечно. Сидим на кухне, чай пьём, тебя дожидаемся.
  – Понятно, – снимая на ходу с себя верхнюю одежду и пытаясь заглянуть из прихожей на кухню, тихо сказал Геннадий Леонидович.
     Дочь вышла в прихожую сама, не дожидаясь отца.
  – А я почему-то сама по тебе так соскучилась, – произнесла радостно Наталья и обняла его обеими руками за шею.
  – Дочка, Наташка, а я-то как рад, – заулыбался отец.
  – Как будто сто лет не виделись, – так же с улыбкой сказала мама Таня.
  – Ну, что, готов? – наконец, произнесла Наталья. Отступив от отца назад на один шаг, она смотрела ему в глаза с хитринкой. Лёгкая усмешка дополняла загадочности в атмосферу ожидания.
  – Всегда готов! – ответил Геннадий Леонидович. – Не томи, Наташка. Ты же знаешь, так и до греха не далеко.
  – Ой, ой, ой, – наигранно испугалась дочь, – как страшно.
  – Наташа, – поспешила вмешаться в разговор Татьяна, – покажи ему. С маньяками не шутят.
  – Ты не представляешь, как я её ждал, – кивнул на слова супруги Геннадий Леонидович.
  – Да я что, – несколько виновато произнесла дочь и, отступив в сторону, добавила, – там, в гостиной на журнальном столике лежит твоя «макукина», дожидается.
     Последние слова дочери он слышал доносящимися из прихожей, когда сам уже находился в комнате возле монеты.
     Он смотрел на неё немигающим взглядом, опасаясь вдруг, неожиданно проснуться. Боялся, что дочка что-то напутала. Или ей всучили что-то менее интересное, может быть, даже обычный сувенир, специально предназначенный для «развода» несведущих туристов.
     Дочь и жена уже стояли рядом, когда Геннадий Леонидович аккуратно взял монету и положил её себе на ладонь. Поднеся к самому лицу, начал скрупулёзно рассматривать. Перевернув на другую сторону, осмотрел и её.
   – Она? – тихонечко, словно боясь спугнуть ушедшего в медитацию отца, спросила Наталья.
  – Она, – так же тихо ответил тот, – спасибо тебе, Наташка. Самая любимая дочь на свете.
  – Ну, так давайте отметим, – всё ещё улыбаясь, но спокойно предложила Татьяна, – у нас уже всё на кухне готово. Я салат твой любимый сырный приготовила. Чай с мелиссой Наташа заварила.
  – С аргентинской, – добавила дочка.
  – Ну, если с аргентинской, тогда давайте отмечать. Согласен.
     Усевшись на кухне за стол, Геннадий Леонидович положил монету рядом с собой на скатерть. В течение длительного времени, под весёлую семейную беседу, не мог оторвать взгляда от бесценного подарка. И улыбался, улыбался, улыбался.
     Примерно через полчаса Наталья встрепенулась за столом и с несколько растерянным видом произнесла:
  – Батюшки! Так я ведь тебе довеском ещё один сувенир привезла. Мне его тот же самый старик продал, что и «макукину». Сейчас принесу.
     Она выскочила из-за стола и убежала в соседнюю комнату, где, видимо, оставила свои вещи и сумку-рюкзак.
  – Балует она меня, – с нескрываемым удовольствием произнёс Геннадий Леонидович.
  – Любит, – с материнской мудростью уточнила Татьяна.
     Геннадий Леонидович ничего не добавил, только кивнул.
  – Вот это, – протянула отцу раскрытую ладонь вернувшаяся Наталья.
     На пальцах лежал плоский квадратный предмет грязно-чёрного цвета.
  – Это что? – не решаясь сразу взять в руки ещё один дар, поинтересовался Геннадий Леонидович. – Это тоже монета?
  – Да ты возьми, не стесняйся. Это тебе. Сейчас я всё расскажу.
     Геннадий Леонидович не спеша взял предмет за края кончиками пальцев. Тот был достаточно увесистым. Скорее всего, из металла.
  – Какая-нибудь древняя монета? – снова предположил отец.
  – Не совсем, – возвращаясь на своё место за стол, начала рассказ дочь. – Это, если можно так выразиться, дополнение к монетам или к каким-нибудь богатствам вообще.
  – Дополнение к богатствам? – переспросил Геннадий Леонидович.
  – Да, так и есть. Потому что он был специально создан, чтобы охранять богатства от тех людей, которые хотели бы на эти богатства посягнуть. Своровать, присвоить, похитить и так далее. Эта металлическая пластина выполняла якобы функцию оберега. Надсмотрщика, охранника всего ценного, что было ему поручено охранять.
  – Как интересно, – с неподдельным недоверием в голосе произнёс отец. – И кто же тебе это всё поведал?
  – Тот, кто продал «макукину». Тот самый старик.
  – И сколько ты за этот комплект отдала?
  – Пап, – обиженно посмотрела Наталья на отца, – это же подарок. Какая разница.
  – Не слишком дорогим оказался этот железный довесок? – не унимался Геннадий Леонидович.
  – Ну, действительно, какая разница? – вступилась за дочку Татьяна. – Просто прими сувенир из Аргентины. Это же от чистого сердца. От дочери.
  – Да куда я его дену-то? – несколько смущённо поспешил оправдаться Геннадий Леонидович. – Я обереги не коллекционирую.
  – Пусть будет оберегом для твоих монет. Они же твоё богатство, – с хитрым блеском в глазах произнесла Наталья. – Пусть стережёт.
  – И ты веришь? – ухмыльнулся отец.
  – Старик сказал, что он коренной индеец, и, в общем-то, был убедителен, – стала рассказывать дальше Наталья. – Говорил, что продаёт монету и оберег не ради наживы, а из-за того, что сам скоро умрёт. И оберег нужно обязательно кому-то передать, чтобы у него был хозяин. А у хозяина обязательно то, что нуждалось бы в охране. Тот, кто покупает древнюю монету, тот, несомненно, будет заинтересован в её сохранности. Так он мне и сказал. Поэтому и денег за неё практически не взял. Не переживай, я не обнищала. Просто нам с тобой, папа, неожиданно повезло. По-другому и не скажешь.
  – Как же он работает, этот твой оберег? – немного успокоившись, поинтересовался Геннадий Леонидович.
  – О, это вообще интересно.
     Глаза Натальи расширились. Она облокотилась обеими руками на край стола.
  – Это целая легенда. Приготовьтесь слушать и держите челюсти.
  – Интриганка, – с усмешкой сказала Татьяна. – Умеешь набить цену.
  – Да вы послушайте!
  – Я готов, – кивнул Геннадий Леонидович. – Очень интересно.
  –  Большая часть монет, которую испанцы делали из индейского золота, чеканилась прямо на кораблях, которые везли в Испанию новые, добытые богатства. Это известный исторический факт. Но были и такие монеты, которые были изготовлены на территории древней Америки ещё перед отправкой к берегам Старого Света. Та монета, которую ты заполучил, как раз из их числа. И она никогда не покидала Америки до наших времён. До сегодняшнего дня, практически. И не приплыла во владения испанского короля, а прилетела в твою коллекцию, папка. Здорово?
  – Что-то всё больше и больше становится запутано, – произнесла Татьяна.
  – С оберегом-то что? Поддержал супругу Геннадий Леонидович.
  – А оберег эту монету и оберегал всё это время. Всё то время, пока монета находилась в Южной Америке.
  – Это тебе всё старик рассказал? – переспросил отец.
  – Конечно. Он и был хозяином оберега. А теперь хозяйкой стала я. Но мы это исправим. Монета будет твоя, значит и оберегом должен повелевать ты, папа, – с улыбкой выдала Наталья.
  – Прям-таки, повелевать?
  – Да, пап, именно так.
     Татьяна в шутку всплеснула руками:
  – Значит, и обряд посвящения будет?
  – Непременно.
  – Вот теперь, дочка, ты меня начинаешь немного пугать.
  – Расслабьтесь. Всего лишь одно заклинание. Это же забавно. Как домашний театр. Ну?
     Наталья разошлась. Увлечённо убеждала. Щёки горели, глаза блестели.
  – Мракобесие, – резюмировала Татьяна, – как считаешь, Гена?
     Геннадий Леонидович замялся на какую-то секунду. Но, судя по всему, был готов на любую ерунду, предлагаемую дочерью, лишь бы считаться полноправным обладателем заветной «макукины». Пусть даже с мистическим амулетом, в силу которого верилось не особо.
  – Козлёночком не стану?
     Рассмеялись обе женщины.
  – Если только ламалёночком, – съязвила Наталья.
  – Кем? – решила уточнить мать.
  – Сыном ламы.
  – А, ну, это не страшно, – присоединился к веселью отец. – В таком виде у нас в школу пускают.
     Теперь на кухне смеялись все трое.
  – А теперь, внимание! – унимая свой смех, продолжила Наталья. – Как работает оберег и из чего он сделан.
     Она дождалась, пока мама вытерла слезу из уголка глаза, а папа по-школярски сложил руки на столе.
  – С незапамятных времён индейцы, чтобы более надёжно хранить свои богатства, брали себе в помощники мелких демонов, обитающих в пещерах. При помощи специальных заклинаний, известных только жрецам, демон выманивался из глубины пещеры и усаживался на специальный, подготовленный заранее предмет.
  – Оберег, – догадался Геннадий Леонидович.
  – Точно, – кивнула Наталья и увлечённо продолжила. – Это, как вы теперь догадываетесь, не просто железяка. Железяка выплавлена из останков космического корабля богов, посещавших индейские племена в далёком прошлом.
  – Разбился, что ли, – недоверчиво спросила Татьяна, – а они его по кускам и запчастям растащили?
  – Старик не уточнил. Из останков, и всё.
  – Может, старый какой-нибудь оставили, – Предположил отец, – как старую машину на пустыре.
  – Да хотя бы, – кивнула Наталья. – А почему именно на этот металл? Да потому что такого металла на Земле почти нет, вот демон, якобы, и расценивает его, как некое богатство, дорогую редкость.
  – Ух ты, ничего себе. Вот это сказка, – восхитилась Татьяна. – Ещё не слышала такого в фольклоре.
     Геннадий Леонидович пожал плечами:
  – Так, значит, демон оберегает саму эту пластину? Так получается?
  – Этот оберег для него, как для собаки будка. Он сидит на нём до поры, до времени, а глаза с того, что ему оберегать поручили, ни на секунду не сводит. Стоит кому-то чужому оберегаемое в руки взять, как демон соскакивает с пластины, как пёс из будки…
  – И начинает лаять! – не выдержала Татьяна и вставила с улыбкой свою шутку.
  – Да нет, мама, – на полном серьёзе, словно сама верила в то, что говорила, продолжила Наталья. – Он начинает душить свою жертву. Сначала придушивает, не отпуская с места преступления. И если вовремя не подоспевает хозяин, чтобы произнести заклинание и отменить наказание вора, то тогда демон просто продолжает свою работу и перекрывает воздух окончательно.
     Над столом воцарилось гробовое молчание.
     Мать с отцом немигающими взглядами смотрели на дочь, пытаясь определить: она им по-актёрски, но шуточно рассказывает вымышленную легенду, или настолько увлеклась ходом экспедиции, что искренне поверила в рассказ старика индейца?
  – Это тебе всё тот старик рассказал? – наконец, спросила Татьяна.
  – Ага…
     Наталья кивнула, отхлебнула из чашки и продолжила молчать.
  – И ты в это веришь? – так же поинтересовался Геннадий Леонидович.
  – А вы что, не верите, что ли? – нахмурив брови, вопросом на вопрос ответила Наталья.
     Мать с отцом переглянулись. Что это с их дочерью? Странно как-то подействовала на неё поездка в Южную Америку. Они знали, что Наталья человек увлекающийся, но не до такой же степени.
  – Почему же этот американский бес меня до сих пор не придушил? – резонно поинтересовался Геннадий Леонидович на полном серьёзе. – Я же оберегаемую им «макукину» в руках уже держал. Не приглянулся ему учитель средней школы?
  – Это потому, что я всё время была рядом, – с прежней уверенностью ответила Наталья. – Стоило мне выйти из квартиры, думаю, тебе вряд ли удалось избежать наказания…
  – Проверим? – предложил отец.
     В ту же секунду Татьяна словно вышла из оцепенения.
  – Да что с вами, в самом деле? Что вы, дома экспериментальную базу вздумали устроить?
     Наталья неожиданно заулыбалась.
  – Мам, да ты что. Правда, поверила, что ли?
  – Вообще-то ты, Наталья, нам с таким серьёзным видом тут вещаешь, – поддержал супругу Геннадий Леонидович, – можно поверить либо в твоё сумасшествие после экспедиции, либо в поведанную легенду, как в реальность.
  – Это точно, – кивнула Татьяна.
  – Ну вот! Хотела небольшое представление разыграть.
  – Но и пугать ты горазда! – не отступала мать.
     А сердце отца в этот момент, похоже, смягчилось.
  – Ну, ладно, хорошо, хорошо. Обряды, песнопения, хороводы всякие. В принципе, на счёт этого я не против. Давай сделаем меня хозяином оберега. Ты ведь хотела?
  – Ну, конечно, – радостно произнесла Наталья. – Вы же знаете, мне это так нравится. Я ради этого всем этим и занимаюсь.
     Именно так неопределённо выразилась она и, соскочив с места, понеслась опять в соседнюю комнату.
  – Я за записной книжкой!
  – Потакаешь, – закачала головой Татьяна.
  – Совсем чуть-чуть, – с виноватой улыбкой признался Геннадий Леонидович.
     На кухню молнией влетела Наталья, заняла своё прежнее место за столом и, раскрыв книжку на нужной странице, пристально поглядела на отца.
  – Готов?
  – Готов.
     По-другому ответить он и не мог.
  – Бери в руку оберег.
  – Взял…
  – Теперь в другую «макукину».
  – Взял…
  – Теперь опусти голову и закрой глаза.
  – Это всё обязательные части обряда? – тихим голосом поинтересовалась Татьяна.
     Наталья не ответила. Только кинула взгляд на мать и коротко кивнула. Геннадий Леонидович покорно выполнял указания дочери.
  – Чу-ки-зоко, чу-ки-зоко, чу-ки-зоко, – на одной ноте, монотонно заговорила Наталья.
     Тем временем, Татьяна хмуро сдвинула брови и прикрыла рот рукой. Она явно переживала, наблюдая за происходящим. Хотя ничего явно плохого не происходило. Пока не происходило.
     Наталья положила ладонь своей правой руки на руку отца, в которой лежал оберег. Сверяясь с записями в книжечке, произнесла:
  – Ку-тощ!
     Затем переложив ладонь на другую руку, в которой лежала «макукина»:
  – Ду-тощ!
  – Хм, – оставаясь в прежнем положении, не двигаясь, хмыкнул Геннадий Леонидович.
  – Что-то чувствуешь? – поинтересовалась Наталья.
  – Необычно очень, – ответил отец. – У меня ладошки как-то необычно чешутся. Как будто их щекочет кто-то.
  – Я то же самое чувствовала, – удовлетворённо кивнула дочка. – А теперь произнеси своё имя.
  – Я? – уточнил Геннадий Леонидович.
     Татьяна отвела пальцы ото рта и сказала:
  – Ну, конечно, ты. Кто же ещё. Тебя ведь в рыцари посвящают.
     Наталья слегка улыбнулась маминой шутке.
  – Геннадий.
  – Хорошо, – снова заговорила дочь. – И заключительный этап.
     Она так же произнесла трижды «чу-ки-зоко», перекладывая свою руку, но теперь в обратном направлении, с «макукины» на оберег.
  – Теперь всё, – облегчённо выдохнула Наталья. – Ты хозяин оберега и этой «макукины».
     Геннадий Леонидович поднял голову, открыл глаза. Вид у него был, как у заспанного человека. И он тут же поинтересовался:
  – А что это такое – «чу-ки-зоко»?
  – Имя демона, – ответила Наталья. – Переводится с индейского: «Тот, кто там».
  – Тот, кто там? – переспросила Татьяна.  – Смешно. Сразу Галчонок из «Простоквашино» вспоминается. «Кто там? Кто там?».
  – Правда, а почему такое странное имя? – улыбнулся вслед за женой Геннадий Леонидович.
     Наталья с ухмылкой пожала плечами.
  – Такое имя ему индейцы дали. Окрестили за то, что его из пещеры извлекли. Как ещё они могли его назвать? По-моему, очень подходит.
  – Тот, кто там, – повторил имя демона Геннадий Леонидович.
  – Чуки… как там дальше? – спросила Татьяна.
  – Чу-ки-зоко, – откликнулась дочь.
  – Неопределённо как-то, – стал дальше рассуждать отец. – Я бы ещё понял, «Тот, кто из пещеры» или «из темноты». «Тот, кто охраняет». А то просто «там».
  – Может, и не из пещер они их призывали? – с лёгким сарказмом предположила Татьяна.
     Наталья снова пожала плечами.
  – Мне так старик индеец рассказал, я так вам и пересказала.
     Отец с матерью переглянулись. Оба не знали, о чём ещё спросить дочь. Дело, в принципе, было сделано. Оберег и монета были переданы новому владельцу подобающим, вполне индейским способом.
     Затянувшееся молчание нарушила Наталья.
  – Это, в принципе, всё. Давайте отмечать.
  – Давай я тебя расцелую, – откладывая дары на стол, сказал Геннадий Леонидович, встал из-за стола и наклонился к лицу дочери.
  – Да что я…
     Отец поцеловал дочку поочерёдно в одну, затем в другую щёку и «на десерт», явно шутки ради, в нос.
  – А это за особые старания, – усаживаясь на своё место, объяснил Геннадий Леонидович. – Нюх у тебя с твоим носом просто фантастический.
  – Спасибо, папа.
     Наталья широко улыбалась. Искорки восхищения блестели в её слегка увлажнившихся глазах. Это гордость за саму себя и дочерняя любовь к отцу взволновали её сердце.
  – Вот все и счастливы, – подвела Татьяна логическую черту всему произошедшему и тут же предложила:
  – У нас вино красное ещё с Нового года осталось. Будете?
  – Если только за компанию, – радостно произнесла Наталья.
  – За такое приобретение – не грех! – согласился отец.
     За столом просидели почти до полуночи. Наталья всё рассказывала и рассказывала про удивительный южно-американский континент. Про его коренных жителей, про природу и удивительные легенды и поверья, собранные в ходе экспедиции.
     Оказавшись под напором восхитительных воспоминаний, неуёмной юношеской энергии, Геннадий Леонидович даже думать забыл о случившемся утром инциденте, – о пропаже личных вещей его коллеги, учительницы русского языка и литературы.

     Утром, стоя в ванной комнате перед зеркалом, соскребая со щеки остатки пены вперемешку с седеющей щетиной, Геннадий Леонидович вспомнил увиденный этой ночью сон.
     Ему приснился корабль-призрак. Он был уверен, что именно так называются подобные корабли.
     В своём сне Геннадий Леонидович был единственным человеком, способным стоять на ногах. И судя по всему, единственным живым матросом из всей команды корабля.
     Он неторопливо ступал по палубе, оглядываясь вокруг. Его ничуть не пугала и не удивляла картина всеобщего, повального, смертельного сна. Матросы были словно куклы разбросаны то тут, то там. В разных позах, с разными выражениями лиц, – страха, удивления, боли. Кто-то закрывал лицо руками, кто-то глядел на небо широко раскрытыми остекленевшими глазами. В том, что все матросы мертвы, у Геннадия сомнений не было. Он это не просто видел, а точно знал. Как будто главной причиной их смерти был лично он. И ещё одно не менее важное, что он знал в этом сне, или, точнее сказать, чувствовал в полной мере. Это то, что тот, кем он был на этой палубе, не был Геннадием. Тот, кто со злобным самодовольством степенно выхаживал по надраенным доскам палубы, был кем-то ещё. Тем, кто был внутри. Кто был причиной случившейся беды. Кто радовался тому, от чего должно замирать сердце и индеветь душа.
    Сам, настоящий Геннадий проснулся в ужасе от того, что во сне с диким гоготом кинулся через борт в морские волны, на лету перерезая себе горло зазубренной короткой саблей.
     Отлепив голову от промокшей подушки, Геннадий Леонидович сел на край кровати и еле слышно, хриплым шёпотом заговорил:
  – Чёрт, чёрт, чёрт. Редкий кошмар, экзотический. Забудется, конечно, к обеду забудется, как и большинство кошмаров.
     И он сделал пару глубоких вдохов и выдохов.
     В спальню заглянула Татьяна.
  – О, проснулся. Хорошо. Пойдём завтракать. Наталья уже собирается выходить. Ей пораньше надо.
  – Ранние пташки, – криво улыбнувшись, сказал Геннадий Леонидович, поднялся и побрёл на кухню.
     Не дошёл. Встреча состоялась в прихожей.
  – Папа, мне некогда, – быстро заговорила Наталья. – Доброе утро, приятного аппетита, но мне пора бежать.
     Она чмокнула отца в щёку, помахала матери кончиками пальцев и скрылась за входной дверью квартиры. Геннадий Леонидович пожал плечами, обернулся к жене и заметил:
  – Деловая стала.
  – Сказала, что на сегодня многое запланировано, – отозвалась Татьяна, – хочет всё успеть.
  – Стремительная, – добавил отец и скрылся в ванной комнате.
     И всё то время, пока он брился, воспоминания о ночном кошмаре не покидали его.
     Весь завтрак проговорили о Наталье. Вспоминали вчерашний вечер. Посмеялись над индейской легендой. Над нелепым обрядом передачи оберега. В памяти Геннадия Леонидовича вновь мелькнули леденящие душу картинки увиденного сна. Он открыл было рот, чтобы рассказать жене, но передумал. Настроение начинало меняться к лучшему, и Геннадия это устраивало.
     А ещё он решил своё новое приобретение взять с собой на работу. Было в этом решении что-то мальчишеское, школярское. Кому-то показать? – вряд ли. Но пусть будет рядом, во внутреннем кармане пиджака, например. И одна лишь только мысль о том, что «макукина» у него, вместе с ним, здесь, возле сердца, – это что-то! Это ощущение праздника.
     Татьяне, конечно же, о своём решении Геннадий Леонидович ничего не сказал. Она, наверняка, начала бы его отговаривать, назвала бы такой поступок детской глупостью. Может быть, даже посмеялась бы над ним. Уж лучше пусть ничего не знает. А Геннадий Леонидович сам вправе поступать с монетой и её оберегом так, как ему захочется. Ведь теперь именно он их полноправный обладатель. И даже властелин, чьё право скреплено мистическим заклинанием…
     Да, сейчас Геннадию Леонидовичу нравилось думать об этом. Чем он, в принципе, и занимался всю дорогу от дома до своей работы.

     В учительской бурно обсуждали новости, связанные со вчерашним днём, – информацию, дошедшую от секретаря о ходе расследования кражи.
     Зульнару Фахитову разыскали. Впрочем, она и не думала скрываться. После того, как до неё дозвонились на сотовый, она сама приехала в отделение полиции прямиком из техникума, не дослушав лекцию по экономике. Написала все необходимые расписки и объяснительные, а так же заявление, в котором утверждала, что к краже не имеет никакого отношения, и просит органы разобраться в сложившейся ситуации.
  – Вот ведь какая нахалка, – искренне возмущалась учитель черчения Татьяна Васильевна. – Разобраться она просит.
  – Воду мутит. Это же понятно, – поддержала коллегу учитель географии Зинаида Андреевна.
  – Сидеть никому не охота, – добавил свою порцию Бабушкин. – У них-то там законы посуровее будут. С ворами там знаете как?
  – У кого «у них»? – со смущение решила уточнить Людмила Ивановна. – Вы хотите сказать, Владимир Андреевич, что у воровства появилась национальность?
  – Да ладно вам, – махнул рукой Бабушкин. – При чём тут национальность? Вас обокрали, а вы будете уборщицу защищать?
     Геннадию Леонидовичу всё больше и больше не нравилось направление, в котором двигалось обсуждение. И он, неожиданно для себя, в каком-то простодушном порыве, обратился к Бабушкину:
  – Володя, ну правда, ты бы поаккуратнее, что ли, в своих рассуждениях. Мы же учителя всё-таки.
  – Я учитель физкультуры, мне ваша политкорректность, знаете, куда и откуда? – и Бабушкин вновь махнул рукой и добавил, уходя из учительской:
  – Пошёл я работать. Пусть полиция разбирается…
     Геннадию Леонидовичу хотелось догнать Бабушкина, встряхнуть его за плечи и сказать, что всё это полная ерунда. Конечно, полиция во всём разберётся, пусть даже не сомневается. И достать из внутреннего кармана пиджака подарок дочери. Раскрыть ладонь и показать удивительную монету с берегов далёкой Южной Америки. И сказать: «Смотри, Володя! Вот это – чудо! Это голос самой истории, её фактическое воплощение, материальная метка, вещественное доказательство, которое можно потрогать, подержать в руках, почувствовать вес. А всё остальное – ерунда! Суета сует!».
     Хотя нет. Одно дело – сиюминутное желание, порыв. А другое дело – разум. Хвастаться перед Бабушкиным «макукиной», всё равно, что показывать в зоопарке белому медведю репродукцию «Чёрного квадрата» Малевича. Ни тот, ни другой, скорее всего, не поймут ваших искренних порывов.
     А значит, Геннадию Леонидовичу просто оставалось радоваться тому, что у него есть. Тайно. Наедине с самим собой. И это его тоже устраивало.
     Он покинул учительскую, в которой продолжал гудеть «женсовет», и направился к своему кабинету биологии. Возле дверей уже толпилась стайка девятиклассников.
  – Здрасьте, Геннадий Леонидович! Доброе утро! – наперебой стало доноситься до его ушей.
     Кто-то из особо вольных разумом и неотягощённых воспитанием позволил себе своеобразное приветствие учителя: «Дарвин рулит!». Последовали жидкие, ужимистые смешки, которые биолог проигнорировал. Скорее всего, намерено.
     Геннадий Леонидович открыл своим ключом аудиторию и, никак не приглашая учеников проследовать за ним, вошёл в класс. Им особого приглашения не требовалось. За девять лет обучения в школе, повадки и инстинкты были выработаны исключительно: дверь открыта – можно заходить. Как телята в стойла, как ягнята в загон.
     Открывая следующую дверь, дверь лаборантской, учитель слышал, как за его спиной молодой людской поток хлынул в пространство класса, заполняя жизнью всего пару секунд назад царившую здесь пустоту.
     Заперев за собой дверь на шпингалет, Геннадий Леонидович подошёл к письменному столу, аккуратно достал из внутреннего кармана пиджака пакет с монетой и оберегом. Не спеша вынул оба предмета из упаковки и выложил рядышком  на высокую стопку тетрадей для лабораторных работ по биологии. Он молча, заворожённо глядел на своё достояние, неторопливо переводя взгляд с «макукины» на оберег и обратно с оберега на «макукину».
     И всё-таки эта пара несомненно дополняла друг друга. Было что-то в них неразделимое, что-то мистически спаянное. Чувствовалось какое-то скрытое родство, как у детей, двойняшек, родившихся от одной матери в один день, пусть совсем и не похожих друг на друга.
     «Теперь они мои приёмные», – подумал Геннадий Леонидович. Вряд ли смог бы объяснить как, но он чувствовал это. И это чувство бодрило, будоражило, заставляло ощущать себя кем-то необыкновенным, обладающим тайным превосходством.
     Из сладостных, необычных новых переживаний Геннадия Леонидовича выхватил раздавшийся звонок, оповещающий о начале урока. Он чуть было не забыл, что находится на работе. И ко всему прочему, придётся чему-то учить этих оболтусов, сидящих сейчас в классе.
     Нужно было идти, приступать к своим прямым обязанностям. Но как поступить с мистическими предметами? Снова положить в пакет, спрятать во внутреннем кармане пиджака, или оставить здесь, в покое и тишине лаборантской?
     Звонок прекратился. Теперь Геннадий Леонидович слышал явный галдёж за дверью. Девятиклассники начинали дурить. Несомненно, требовалось срочное присутствие преподавателя, чтобы прекратить ученическую вольницу, направив процесс в образовательное русло.
  – Ладно, – с мягкой улыбкой произнёс Геннадий Леонидович своим двум металлическим приёмышам, – побудьте здесь. Вы ведь никуда не денетесь?
     Оба предмета загадочно промолчали. Но Геннадий Леонидович словно услышал их слабые и покорные голоса.
  – Вот и хорошо. А я скоро вернусь. У меня тут, видите ли, работа. – Он развёл комично в стороны руки ладонями вверх, как баптистский проповедник в телевизионном шоу, и, поджав нижнюю губу, поглядел на потолок. – Зарплаты и деньги ещё никто не отменял.
     И опять приёмыши его как будто поняли, и тихим, еле уловимым шёпотом, сказали, чтобы хозяин не волновался, им всё понятно. Ведь они и сами о деньгах знают не понаслышке.
     Геннадий Леонидович опустил одну ладонь на грудь, склонил голову и произнёс:
  – Спасибо. Я пошёл.
     Щёлкнув шпингалетом, открыл дверь. Выходя к ученикам, он обернулся на секунду и кинул быстрый взгляд на предметы, пообещавшие дождаться его в лаборантской.
     Гомон класса Геннадий Леонидович утихомирил одной лишь фразой: «Начнём урок с банальной проверки домашнего задания». По рядам учащихся волной прокатился вздох тяжкого бремени людей, проливающих пот и отдающих лучшие годы жизни на галерах бездушных рабовладельцев. Учитель биологии злорадно ухмыльнулся своей мысли и начал урок.
     Абсолютно ничего интересного для Геннадия Леонидовича не происходило в течение пяти часов, пока один класс сменял другой, одни звонки сменяли другие. Урок за уроком, перемена за переменой. Один и тот же учебный материал по программе на период четвёртой четверти. Примерно похожие двоечники и такие же примерно похожие хорошисты. Учительская рутина.
     Если бы не те заветные десять-пятнадцать минут в течение перемен, когда можно было снова находиться рядом со своими бесценными «друзьями». Коситься на них, смотреть украдкой, наблюдать из дальнего угла лаборантской. Или глядеть в упор, находясь совсем близко, склонившись в лёгком поклоне перед стопкой тетрадей.
     Именно такую забавную для Геннадия Леонидовича игру прервал стук в дверь. Шла перемена перед шестым, последним уроком первой смены. Геннадий Леонидович недовольно сморщился, как будто стучали не в дверь, а прямо ему по темечку.
  – Ну, вот, кому надо? – неопределённо, у самого себя спросил он и, прикрыв монету и оберег листом бумаги, открыл дверь.
     На пороге лаборантской стоял знакомый ему охранник. Тот самый, который ещё вчера утром уверенно разглагольствовал о воровстве в учительской.
  – К директору вызывают? – нахмурившись, предположил Геннадий Леонидович.
  – Нет, – улыбаясь половиной рта, как-то в сторону, ответил охранник. – Вам жена на сотовый дозвониться не может. Позвонила на вахту школы, попросила вас найти и попросить срочно ей перезвонить. – Тут он пожал плечами. – По-моему, у вас там случилось что-то.
  – Случилось? – не понял Геннадий Леонидович.
  – Голос у вашей жены был очень взволнованный. Вот я и предположил.
  – Ничего не понимаю, – тоже пожал плечами Геннадий Леонидович. – Как, не может дозвониться? У меня сотовый с собой. Я его абсолютно точно взял с собой на работу.
 – Ну, это вы уж сами для себя выясняйте, – резонно заметил охранник, – я, главное, вам передал. Может, батарея села?
     Геннадий Леонидович метнулся к своему портфелю, где должен был находиться его сотовый телефон.
  – Не может быть, недавно заряжал.
  – Ладно, я пойду. Вахта сама себя сторожить не будет, – медленно, даже лениво произнёс охранник, но уходить почему-то не торопился. Возможно, хотел убедиться, что телефон на месте.
     Учитель биологии открыл портфель, извлёк из него сотовый, снял блокировку и увидел на светящемся экране информацию о девяти непринятых вызовах.
  – Ничего не понимаю. Вот же он, – показывая свой сотовый охраннику, сказал учитель.
  – Я вижу. Может, без звука?
     И только Геннадий Леонидович хотел набрать Татьяну, как дисплей озарился мигающим светом, завибрировал в руке и достаточно громко заиграл мелодию вызова. Супруга звонила сама и уже в десятый раз.
  – Ладно, спасибо вам, – торопливо поблагодарил Геннадий Леонидович охранника. – Вы идите, идите. Дальше я уж сам.
     Аккуратно отстранил его за порог лаборантской и закрыл перед самым лицом дверь. Что бы ни собиралась сообщить в данный момент Татьяна, услышать он это хотел без посторонних.
     Нажав на кнопку приёма, не успел даже сказать «Алло». В ту же секунду в трубке заговорил быстрый, сбивчивый голос его жены.
  – Гена! Ну, в чём дело? Почему ты так долго не брал сотовый? Я ведь вся на нервах уже!
  – Что произошло? Объясни, пожалуйста, – перебил жену Геннадий Леонидович.
  – Куда ты пропал?
  – Никуда я не пропадал, – тут же ответил он, хоть и не был точно уверен. – Телефон в портфеле был, а портфель в лаборантской…
     И не стал уточнять, что находился рядом с портфелем, но, тем не менее, звонка не слышал. Как не услышал девять вызовов, ему было не понятно. Батарея полная, звук в обычном режиме. Неужели так сильно увлёкся игрой со своими новыми драгоценными «друзьями», что, по сути дела, на несколько минут позабыл о происходящем вокруг? На какое-то время выпадал из реальности? Такое объяснение Геннадию Леонидовичу не очень нравилось.
     Из собственных мыслей его снова выхватил голос Татьяны:
  – Соседи сверху горят!
  – Как, соседи сверху горят? – опешил от неожиданной новости Геннадий Леонидович.
  – А вот так! – было слышно, что Татьяна психанула. – Сине-красным, разноцветным пламенем. Валентина, соседка по лестничной клетке из пятьдесят четвёртой мне позвонила. Я с работы сразу домой. И пока ехала, тебя набирала. И сейчас вот стою возле подъезда, смотрю, как балкон над нашей квартирой пылает…
  – Балкон соседей сверху?
  – Да, пока только балкон. И соседей, похоже, никого дома нет. На работе, наверное. Или ещё где. Какая разница…
  – А пожарные где? – резонно поинтересовался Геннадий Леонидович. – Времени ведь уже много прошло.
  – Так вот они, подъезжают…
     В трубке сотового телефона загудела приближающаяся сирена пожарной машины. И точно в этот момент Геннадий Леонидович вспомнил такую деталь, от которой у него похолодело под коленками.
  – А ведь рядом с балконной дверью, у нас в гостиной, книжный шкаф, где лежит вся моя коллекция монет, – с округлившимися от ужаса глазами произнёс в трубку он.
  – Я тебе про это и пыталась сказать, – напористо ответила Татьяна. – Если огонь на наш балкон перекинется, то там, сразу за дверью, книжный шкаф. Я потому и в панике. Что мне делать, Гена? Ты же её всю жизнь собирал.
     Все, абсолютно все мысли в голове Геннадия в ту же секунду превратились в узловатый спутанный комок. Он представить себе не мог, что придётся оказаться в такой ситуации. Всё что угодно, но только не гибель нумизматической коллекции. Вместе с её гибелью умрёт половина его «Я», выгорит часть его души.
  – Татьяна! – наконец, прорвало Геннадия Леонидовича, – я срочно еду домой. На месте разберёмся, что нужно делать.
     И для себя он решил, что если нужно будет идти за коллекцией прямо в пылающую гостиную, то он пойдёт. Только вслух этого не сказал. Ни к чему заранее пугать жену своей шальной решительностью.
  – Давай быстрее, Гена. Пожарные лестницу выдвигают, но огонь уже так разошёлся, что тепло с земли чувствуется. И копоть такая идёт. Наверное, у них там покрышки горят.
  – Мне всё равно, что у них там горит, – твёрдо произнёс Геннадий Леонидович и завершил разговор.
     План дальнейших действий в голове стремительно выстраивался сам собой: предупредить на вахте, что произошло ЧП, и ему нужно срочно домой; на улице поймать абсолютно любой транспорт, хоть вертолёт, и за любую сумму домчаться до места происходящего локального апокалипсиса, на помощь своей коллекции.
     Геннадий Леонидович сунул телефон в боковой карман пиджака, схватил портфель, связку ключей от лаборантской и класса, толкнул плечом дверь. За дверью, как ни странно, по-прежнему стоял охранник и с какой-то наивной улыбкой глядел на учителя биологии.
  – Вы так и не ушли на вахту? – сердито произнёс Геннадий Леонидович, запирая за собой дверь.
  – Я подумал, что, может быть, смогу чем-то помочь, – неуверенно проговорил охранник. – У вас ведь неприятности?
  – Да, неприятности, точно. Ещё какие. Соседи сверху горят.
     Охранник присвистнул. И Геннадию Леонидовичу пришла замечательная, как ему показалось, удачная мысль.
  – Раз уж вы здесь, то, может, выручите меня?
  – Конечно, какой разговор, – тут же оживился охранник.
  – Мне срочно нужно домой.
  – Понимаю.
     Геннадий Леонидович протянул охраннику связку ключей.
  – Закройте, пожалуйста, класс. Ключи занесите в учительскую и повесьте на общую доску, где все запасные висят, знаете?
  – Знаю.
  – А потом, если не трудно, зайдите к секретарю и передайте, что у меня ЧП дома, – соседи сверху горят. Нужно срочно отлучиться. А завучу, Зинаиде Андреевне, я сам позвоню предупредить, чтобы замену мне сделали.
  – Понял.
  – Ну, я тогда полетел?
  – Конечно.
  – Не подведёте меня?
  – Абсолютно. Будьте спокойны.
     Геннадий Леонидович одновременно стремился и убежать побыстрее, и убедиться в том, что охранник всё понял и сделает точно, как ему сказали. Наконец, осознав, что в данной ситуации у него нет другого выбора, отдал охраннику ключи, зачем-то пожал ему руку и быстрым шагом ринулся прочь из школы.

     Первое, что затормозило на призыв поднятой руки, была грузовая Газель. Именно на ней и домчался до дома Геннадий Леонидович. Сунув водителю пятьсот рублей одной купюрой, щедрый пассажир как ошпаренный выскочил из кабины и побежал во двор через арку. До слуха доносился гул работающих водяных помп и громкие переговоры пожарных.
     Огня уже не было. Огнеборческая дружина работала на совесть. Из-за полопавшихся стёкол балкона, сверху валил густой серо-чёрный дым. Пожарный на конце выдвижной лестницы умело орудовал брандспойтом, укрощая очаг возгорания. От чего загорелся балкон, конечно, ещё предстояло выяснить дознавателям. Но сейчас, видя, что по стёклам его балкона стекают лишь грязные потоки воды, и что окна целы, а, значит, и за содержимое комнаты переживать не стоит, у Геннадия Леонидовича, что называется, отлегло. Он присел на металлическое ограждение детской площадки и медленно выдохнул.
  – Гена! – раздалось где-то сбоку.
     Геннадий Леонидович повернул голову и увидел подходящую к нему Татьяну.
  – В подъезд пока никого не пускают, – усаживаясь рядышком, сказала она. – Кого могли, всех эвакуировали. Там и вправду пока не продохнуть. У наших соседей сверху на балконе, похоже, оказался какой-то гремучий комплект: резина, пластик, краска и ацетон.
  – Хорошо, что селитры с бертолетовой солью не оказалось. И на том спасибо.
     Оба печально улыбнулись. Молча наблюдали, как пожарные окончательно придушили дым, продули длинной матерчатой трубой подъезд.
     Наконец, откуда ни возьмись, прискакали соседи-погорельцы. По выражению лиц с выпученными глазами читался смешанный страх: за произошедшее с их балконом и за то, что могут с ними сделать жители подъезда.
     Минут через двадцать Геннадий Леонидович с женой всё-таки оказались в собственной квартире и начали визуальную ревизию причинённого ущерба. Балкон был залит грязной, вонючей водой. Пахло горелой помойкой.
  – Как же оно просочилось? – недоумевала Татьяна.
  – Вода дырочку найдёт, – печально констатировал Геннадий Леонидович.
     Решили открыть окна балкона и дать ему просохнуть. Половик, старое кресло, растение на подоконнике, естественно, придётся выбросить. Было понятно, что их век безвозвратно канул.
     С совершенно спокойным сердцем Геннадий Леонидович открыл книжный шкаф, стоящий рядом с выходом на балкон, и удостоверился, что коллекция монет в целости и сохранности.
  – На месте? Целы? – с улыбкой поинтересовалась Татьяна.
  – Да. Всё слава богу, – ответил Геннадий Леонидович.
  – Ну, пойдём тогда обедать. Я так нанервничалась. Ты, наверное, тоже проголодался после такой встряски?
  – Это точно. Я ведь и в школе ничего не перекусывал. Не до еды было…
     И тут сердце Геннадия Леонидовича замерло. Ёкнуло и защемило за грудиной. Он молча, не мигая смотрел на Татьяну.
  – Что с тобой, Гена? Ты побелел. Тебе плохо?
  – Я… – только выдавил из себя Геннадий Леонидович и присел на стул рядом со шкафом.
  – Скорую? Воды? Господи, да что же это такое! – Татьяна заметалась по комнате, не соображая, что же сделать в первую очередь.
  – Таня, – наконец, заговорил муж, – я на работе, в школе, в лаборантской, подарок Наташкин оставил. «Макукину» и оберег. Они там, на стопке тетрадей, под листочком бумаги. Как же я про них забыл-то, дубина я стоеросовая!
     Татьяна остановилась напротив супруга и смотрела на него, быстро моргая глазами.
  – Взял с собой и оставил на работе?
  – Да.
  – В лаборантской на тетрадях?
  – Да.
  – Под листочком бумаги?
  – Да.
  – А лаборантскую запер?
  – Конечно.
  – А класс?
  – Я ключи охраннику отдал. Он должен был запереть и класс.
     Татьяна подошла ближе и присела на корточки, положив обе руки на колено мужа. Спокойным, доверительным тоном она произнесла:
  – Ты так побелел, что я подумала, у тебя инфаркт случился.
  – Пока не случился, но я думаю, что что-то близко к этому.
     Геннадий Леонидович нервно поёрзал на стуле.
  – Ну-ну, – похлопала его по коленке Татьяна, – не переживай ты так из-за своих ценностей. Ничего с ними не случится, я тебя уверяю. За двумя замками, под круглосуточной, можно сказать, охраной. Ну, сам посуди, куда они денутся?
     Понемногу мысли в голове Геннадия Леонидовича начали приходить в порядок, чему явно поспособствовала его супруга.
  – Думаешь, всё будет в порядке?
  – Более чем, – акцентируя на каждом слове, произнесла Татьяна. – Пойдём стресс супом заедать. И котлетой. Хочешь котлету?
  – Давай котлету, – вяло согласился Геннадий Леонидович, и по-старчески грузно поднялся со стула.
  – Вот и здорово, – поднимаясь вместе с мужем, весело сказала Татьяна. – Тогда за мной, к залежам холодильника и газовому семейному очагу.
  – Если только приглашает сама хранительница, – наконец, улыбнулся Геннадий.
     За руку, как первоклашки, ушли обедать на кухню.

     Вечером, узнав по телефону от матери о случившемся бедствии, на чай заглянула дочь Наталья, решив успокоить родителей и лично взглянуть на последствия, причинённые соседским пожаром.
     И опять за столом зазвучали восхищённые рассказы о Южной Америке, про необычные местные племена, их легенды, поверья и обряды.
  – Я, кстати, про твой оберег тебе ещё не всё рассказала, – после очередной чашки мате, хитро улыбаясь, поведала Наталья.
     И вновь печаль из-за собственного растяпства огромным валуном накатилась на сердце Геннадия Леонидовича.
  – Он твою «макукину» с оберегом сегодня случайно в школе оставил. Переживает, – объяснила Татьяна дочери причину резкой смены настроения отца.
  – В лаборантской своего класса, – уточнил Геннадий Леонидович.
  – Папка, да ты что! – встрепенулась Наталья. – Это же оберег. Он сам себя охраняет. И «макукину» никому не отдаст.
  – Ох уж мне эти индейские мистические сказки, – с ухмылкой сказал отец.
  – Не сказки, а легенды. И индейцы в них верят, – перейдя на полуофициальный тон, сказала дочь и положила на стол свою записную книжку. – Я вам не всё рассказала. Есть ещё кое-что. Про оберег.
  – Что ещё можно рассказать интересного про оберег, который душит жертв? – усмехнулась Татьяна.
  – Потом он их сжигает, – в шутку предположил Геннадий Леонидович.
  – Может, и сжигает, – на полном серьёзе ответила Наталья, – мне этого не известно, а в записной книжке этого нет.
     Мать с отцом переглянулись. Улыбок на их лицах не было.
  – Как я вам и рассказывала, демон не сразу душит жертву, а лишь придушивает. И держит в таком придушенном состоянии, пока на место преступления не явится его хозяин. И вот тогда, чтобы освободить пойманного ворюгу от «душевных» объятий, нужно совершить несложный ритуал и произнести другое несложное заклинание, отзывающее демона.
  – Оно у тебя там, в книжке? – догадался Геннадий Леонидович.
  – Точно. И я хочу, чтобы ты на всякий случай взял бумагу, ручку и переписал это заклинание и процесс ритуала.
  – Ты серьёзно?
  – Ну, конечно, – пожала плечами Наталья. – Вдруг пригодится. Мне ведь прежний хозяина оберега, индеец, не зря это всё рассказал. «Это неотъемлемая часть самого оберега», – его слова.
  – Слушай, Наташа, – сдвинув брови, замотал головой Геннадий Леонидович, – ещё бы я верил во всё это.
  – Тебе что, трудно? – решила поддержать дочку Татьяна.
  – Мне не трудно, – ответил супруг, – я просто не вижу в этом смысла.
  – Господи… – изображая недоумение, выдохнула в сторону Татьяна.
  – Пусть у неё в книжке хранится. А когда мне понадобится, я ей тут же перезвоню.
     В следующее мгновение, словно специально отозвавшись на слова Геннадия Леонидовича, в рюкзаке дочери зазвонил сотовый. Наталья, оставив на столе раскрытую книжку, достала телефон и ответила.
  – Да. Уже семь? – она посмотрела на наручные часы. – Конечно, пойду, как договаривались. Да, у родителей. Подъехал? Всё, выхожу.
     Бросив телефон назад в рюкзак, захлопнув книжку и отправив её следом за сотовым, Наталья обвела взглядом присутствующих на кухне и, тяжело вздохнув, через извиняющуюся улыбку, произнесла:
  – Хорошие мои, мне пора. Договорились с Пашкой к Родионовым в гости заехать. Так он уже возле подъезда меня в машине ждёт.
     Татьяна по-доброму улыбнулась в ответ.
  – Паше от нас огромный привет передавай. Ничего спрашивать не буду. И так понятно, что у вас всё в порядке.
 – В полном, мамочка.
  – А я, вот, спрошу, – так же улыбаясь, но с хитринкой в глазах, добавил отец. – Когда порадуете?
     Незамысловатый вопрос был понятен всем троим. И он, естественно, не был нов ни для кого. Как «Отче наш» в добропорядочной христианской семье. Наталья не обижалась и не нервничала. Понимала родительское волнение и участие в их с Пашкой судьбе.
  – Думали с Пашей вместе вам сказать, да уж вы пытать устали. Планируем подать заявление в ЗАГС этой осенью.
     Оба родителя просияли, словно радуга, появившаяся после ненастья на голубом небе.
  – Молодцы! – довольно произнёс Геннадий Леонидович.
  – Ну, отец, дождались! – хлопнула Татьяна супруга по плечу.
  – Подробности потом, ладно? – продолжала улыбаться, жалостливо сморщив носик, Наталья.
  – Конечно, дочка, мы же понимаем, – кивнула мама.
  – Беги уже, заждался, наверное, Павел, – участливо добавил отец.
  – Я вас люблю, – сказала дочь, поцеловала по очереди обоих и выпорхнула из кухни.
     Щёлкнул замок входной двери и в квартире остались двое.
     После услышанной от дочери новости, вечер прошёл в каком-то тёплом, благостном настроении. Большую часть времени просидели в обнимку на диване перед телевизором. Смотрели какой-то фильм, какие-то новости, потом какую-то программу. Потихоньку переговаривались, обсуждая, какую хорошую дочь они воспитали, и как приятно им будет нянчиться со своими будущими внуками.

     Утром Геннадий Леонидович проснулся с впечатлениями от нового странного сна. На этот раз  он видел себя со стороны, прыгающего с перерезанной глоткой в море. С борта того самого корабля, на палубе которого было полно мертвецов. Удивительные ощущения, – во сне он был огромной рыбой – касаткой или тигровой акулой. И был готов сожрать того, кто летел ему в раскрытую пасть. Того, кем он был в прошлом сне. Была в этом какая-то тихая жуть, о которой вообще никому не хотелось рассказывать. Всё равно, что признаваться в приватной беседе, что завтра на твой день рождения Федеральная Служба Наказаний приготовила тебе в качестве подарка «исключительную меру»: «Уникальное предложение! Вы не сможете отказаться!».
  – Ты опять бледный, как вчера, – забеспокоилась Татьяна за завтраком. – Может быть, ты заболел от такой нервотрёпки?
  – Не знаю, дорогая, – через силу улыбаясь, ответил Геннадий. – Возможно.
  – Так останься дома? Не ходи в свою школу.
  – Не могу. Ты же знаешь, я оставил там «макукину» с оберегом в лаборантской. Их обязательно нужно забрать.
  – Да что им будет?..
  – Что ты понимаешь?! – неожиданно крикнул на жену Геннадий Леонидович.
     И та опешила. Она не ожидала от мужа такого. Ещё и утром за завтраком.
  – Извини, не знаю, как вырвалось, – тихо заговорил он, касаясь своей рукой до плеча Татьяны. – Я, скорее всего, заболел. Надо отдохнуть, подлечиться. Но в школу нужно сходить обязательно. Только заберу эти две металлические безделушки, и тогда можно будет отлежаться дома, поболеть вдоволь.
  – Ты меня очень напугал, – призналась Татьяна. – Ну, раз надо, значит, надо. Возьми такси. Так быстрее будет.
  – Хорошая мысль, – поднял брови Геннадий. – Начинать болеть, так на широкую ногу.
     Оба улыбнулись.
  – Давай, я тебе сама вызову.
  – Спасибо.
     Через полчаса Геннадий Леонидович уже подъезжал на такси к зданию школы. Ещё через пять минут подходил к вахте. На своём привычном месте охранника не было. Вместо него за перегородкой сидел преподаватель труда. Анатолий Петрович, если Геннадию Леонидовичу не изменяла память.
  –  Доброе утро, – поздоровался он.
  – Оно самое, – откликнулся трудовик и даже протянул руку для рукопожатия.
     Почему бы и нет. Пожали друг другу руки.
  – А охрана где?  – поинтересовался Геннадий Леонидович.
  – Ищут, – вполне серьёзно ответил трудовик. – Вот, меня пока попросили посидеть. Где-то же должен он быть.
  – Что делают? – недоумённо переспросил Геннадий Леонидович.
  – Да, вообще никто ничего понять не может, – продолжил собеседник. – Школа была закрыта изнутри, как обычно. А отпереть некому. Стучали, звонили, кричали – всё без толку. Пришлось через школьную столовую пробираться. Не дверь же ломать. А охранник будто в воздухе растворился. Вот его сейчас и ищут.
  – Обалдеть, – искренне удивился Геннадий Леонидович.
  – Конечно, обалдеть. Дети с учителями возле центрального входа стояли перед закрытыми дверьми и понять ничего не могли, – то ли охранник пьяный где-то валяется, то ли его уже в живых нету.
  – И не нашли до сих пор?
  – Я же говорю – ищут, – и трудовик пожал плечами.
  – Понятно, – сказал Геннадий Леонидович, хотя ему вообще не было что-то понятно, и зашагал в учительскую за ключами от  класса и лаборантской.
     Учительская, как и последние три дня, гудела, словно пчелиный рой. Теперь увлечённо обсуждали пропажу охранника. Того самого, при котором накануне была совершена кража сумки. Огнев Константин, – так его звали. Такую «подробную» информацию о пропавшем принёс от секретаря физрук Бабушкин.
  – Дверь школы была заперта изнутри, – распалялся он, усиленно жестикулируя перед своим раскрасневшимся лицом, – через столовую он не выходил, там сказали, что двери все были заперты и опечатаны. Может быть, через какой-нибудь запасной выход ночью смылся, а вернуться забыл?
  – Тогда ему увольнения точно не избежать, – рассуждала Татьяна Васильевна, учительница черчения.
     Зинаида Андреевна, географичка, уточнила:
  – Причём, из охранного предприятия могут без права на восстановление и реабилитации. У них там строго.
  – Секретарь сказала, – подытожил Бабушкин, – что, скорее всего, контракт будут перезаключать с другим охранным предприятием.
  – Здравствуйте, коллеги, – вклинился в обсуждение Геннадий Леонидович.
  – О! Здравствуйте, здравствуйте. Вся школа на ушах, – Бабушкин всплеснул руками, – в курсе уже?
  – Да, мне трудовик там, на вахте поведал, – кивнул Геннадий Леонидович, перебирая пальцами висящие ключи в деревянном ящике на стене. – Бардак, что ещё можно сказать!
  – Вот оно, точное слово! – указал пальцем в сторону Геннадия Леонидовича физрук. – Бардак!
     Учителя стали наперебой обсуждать общее неутешительное положение дел в сфере народного образования, но Геннадий Леонидович их почти не слушал. Его начинало беспокоить совсем другое.
     В ящике на стене, куда охранник вчера обещал повесить его ключи от класса и лаборантской, ключей не было. Он трижды перебрал пальцами все связки на больших и маленьких кольцах. Его ключей не было точно.
  – Никто ключи от кабинета биологии не брал? – громко спросил всех присутствующих учителей Геннадий Леонидович. Достаточно громко, чтобы гомон в кабинете прекратился.
  – Может быть, кто-то из ребят, – предположила Людмила Ивановна.
  – Староста, скорее всего, – кивнула Зинаида Андреевна.
  – Ну, я тогда пойду, – заторопился Геннадий Леонидович. – Дети одни в классе – это может быть чревато.
  – Идите, конечно…
     Нехорошее предчувствие, словно скользкая, холодная змея, начало извиваться в груди учителя биологии, задевая скачущее галопом сердце. Почему же охранник не повесил на место ключи?
     И Геннадий Леонидович с разрастающимся страхом в душе почти бежал к классу биологии. И он был почти уверен в том, что предстанет перед его взором. Он увидит… Нет, скорее всего, не увидит ни «макукины», ни оберега. Этот пройдоха, эта охранная сволочуга, уже спёр его драгоценные предметы и, скорее всего, пропил их этой ночью. Обменял на пару бутылок водки. Ведь этот тупица не знает истинной ценности этих вещей.
     Пальцы Геннадия Леонидович сжались в кулаки, лицо залила пунцовая краска гнева. Он широко шагал по направлению лаборантской, и ему казалось, что если кто-нибудь сейчас встанет на пути, того он запросто испепелит взглядом, разорвёт на части голыми руками, втопчет ногами в бетонный пол школы.
     Подойдя к классу, Геннадий Леонидович потянул дверь за ручку. Она поддалась. И в ту же секунду на учителя биологии хлынули звуки гомона ученических голосов, безудержный гогот, девчачий визг, звук каких-то падающих предметов и еле пробивающаяся через всё это музыка из чьего-то сотового телефона или планшетника.
  – Доброе утро, – ни на кого не обращая внимания, поздоровался учитель и подошёл к двери лаборантской.
     За его спиной раздался голос старосты, Скворцовой Лены.
  – Дверь в класс была открыта, вот мы и зашли. Мы подумали, специально для нас открытой оставили. У нас ведь сегодня контрольная. Чтобы мы подготовились…
  – Правильно сделали, – перебил её Геннадий Леонидович, не оборачиваясь. Он держался за ручку лаборантской и не решался толкнуть дверь. – В лаборантскую никто не заходил?
  – Нет, никто, – тут же ответила Лена – А нужно было?
  – Нет, нет, я просто так спросил. Иди на своё место, готовься.
  – Хорошо.
     И староста в явном замешательстве отошла от учителя.
     Наконец, решившись, Геннадий Леонидович толкнул дверь лаборантской и увидел то, к чему, в принципе, был готов. Он каким-то шестым или седьмым чувством догадывался, что охранник сейчас находится в лаборантской. Но всё равно, вид лежащего на полу с посиневшим лицом, выпученными глазами и со следами пены в уголках рта, покоробил Геннадия Леонидовича. Охранник был ему неприятен. Даже противен.
      Учитель обернулся, убедился, что по-прежнему безразличен гомонящим ученикам и, шагнув в лаборантскую, спокойно закрыл за собой дверь.
  – Что же вы, Константин, – присаживаясь на корточки рядом с охранником, с усмешкой заговорил Геннадий Леонидович, – позарились на чужое? Не хорошо! Видите, чем это может обернуться для непосвящённого профана, вроде вас. Мало приятного, я думаю, вот так валяться и медленно задыхаться на полу? А? Я вас не слышу.
     Охранник что-то прохрипел, но это были не слова, а какие-то сдавленные звуки барахтающегося в петле смертника.
  – А вы ведь спёрли мои вещи. Я не ошибаюсь?
     Геннадий Леонидович снова встал на ноги и бросил взгляд на стопку тех самых тетрадей. Листок, под которым были спрятаны «макукина» и оберег, лежал рядом на столе. Предметов не было.
  – Значит, они у вас в руке. Ну-ка, посмотрим.
     Он снова присел на корточки, приглядываясь к рукам охранника. Те действительно были плотно сжаты в кулаки. Костя явно в них что-то прятал от посторонних глаз и никак не желал с этим расставаться. Или, может быть, этому что-то или кто-то мешал?
  – Разожми кулачки. Отдай ворованное. Сразу легче станет, – каким-то поддельно-участливым тоном заговорил Геннадий Леонидович.
     Константин что-то замычал в ответ, начал ещё больше хрипеть, а лицо стало приобретать землянистый оттенок.
     Геннадий Леонидович попробовал расцепить судорожно сжатые пальцы, да уж куда там. Побелевшие костяшки пальцев Огнева Константина говорили об одном: «Всё что взял – унесу с собой в могилу!».
  – Значит, всё-таки пригодится Натальино заклинание, – произнёс Геннадий Леонидович, доставая сотовый. – Будем тебя спасать, Костя. Не помирать же тебе из-за каких-то двух кусочков металла.
     Дочь ответила не сразу. Пока шли длинные гудки, Геннадий Леонидович расположился рядом с письменным столом, достал ручку и приготовился записывать на тетрадном листке то, что не услышал от Натальи вчера за столом на кухне, – магические слова обряда.
  – Алло! Что-то опять стряслось? – раздался в трубке взволнованный голос дочери.
  – Привет, Наташа. Ну, не совсем, чтобы стряслось. Тут, понимаешь, такая история приключилась. Я нашему охраннику про «макукину» и оберег рассказал, про легенду, связанную с ними, про заклятие и обряды. Хотел ему заклинание прочитать, да вспомнил, что вчера ничего не записал. Может, продиктуешь мне его по телефону, а я тут запишу?
  – Что, прямо так срочно тебе заклинание потребовалось? – удивилась Наталья.
  – Так вот, больно увлечённый народным фольклором человек, как оказалось. Говорит, ужас, как хочется услышать это заклинание. Вот, улыбается мне, – Геннадий Леонидович наклонился и похлопал охранника по щеке. – Говорит, помрёт, если не услышит.
  – Шутит, что ли?
  – Это точно. Он у нас шутник. Ну, так что, не дадим пропасть раньше времени человеку?
  – Господи, – Наталья чем-то зашуршала, выражая явное недовольство. Видимо, отец оторвал её от работы. – Сейчас, записную книжку достану.
  – Хорошо, я подожду… Мы подождём.
     Наконец, книжка была открыта на нужной странице.
  – Слушай. Записываешь?
  – Да-да, очень внимательно.
     Наталья читала медленно. И через каждые пять-шесть слов повторяла фразу, чтобы отец не ошибся и записал точно. Всего заклинание состояло из трёх фраз.
  – Всё? – уточнил Геннадий Леонидович.
  – Да, это всё, – ответила дочка.
  – Хорошо. Спасибо, милая. Выручила. А то я вчера не стал слушать.
  – Так ведь Пашка за мной уже приехал. Всё равно бы не успели.
  – И то верно. А сейчас я всё записал. Никуда не денется.
  – А может, и пригодится, – неожиданно зловеще произнесла Наталья и тут же засмеялась. – Шучу, шучу!
  – Я понял.
  – Ладно, папа. Мне работать нужно.
  – Пока.
  – Погоди, есть ещё один вариант! – неожиданно, в последнюю секунду, когда уже хотел выключать телефон, услышал Геннадий Леонидович в трубке голос дочери.
     Он снова поднёс телефон к уху.
  – Что ещё за второй вариант? Не понял.
  – Да это так, запасной вариант. Индеец мне его тоже сказал. Подумал пару секунд и сказал. Я уже уходить собиралась, помню, а он схватил меня за руку и объяснил, как можно освободить «макукину» навсегда. Снять заклятие.
  – Ну и как?
  – В заклинании нужно добавить в конце лишь одно слово, и использовать в обряде не оберег, а другую, любую монету. Какую не жалко. На неё и перейдёт заклятие вместе с демоном. Всё последующее время он будет охранять только её.
  – Интересно. А что нужно сделать?
  – Положить её рядом с «макукиной», ну, или с тем несчастным, на которого набросился демон. Только поближе к «макукине». И в конце заклинания, что я тебе продиктовала, добавить слово… Сейчас гляну. Ага, вот. «Ступпа». Потом обдать предполагаемое место, где сидит демон, мукой или дорожной пылью, чтобы его увидеть. Смело взять за загривок и пересадить на монету, заменяющую оберег. Записал?
     Геннадий Леонидович добавил слово к записанному тексту.
  – Записал.
  – Вот, теперь точно всё. Давай, пока.
  – Пока, дочка. Спасибо тебе.
     Неожиданно Наталья спросила, будто что-то почувствовала:
  – У тебя точно всё в порядке?
  – Да, милая. Сейчас с охранником поболтаю и буду вести первый урок.
  – Ну, ладно. Удачи тебе.
  – Спасибо. И тебе.
     Геннадий Леонидович положил телефон в боковой карман пиджака и обратился к охраннику Константину.
  – Ну что, Костя. Сценарий изгнания демона немного изменился. Попробуем попрощаться с ним навсегда. Ты знаешь, наши желания по поводу избавления сошлись. Хоть в чём-то у нас с тобой желания сходятся.
     Охранник опять что-то прохрипел и начал закатывать глаза.
  – Э-э-э, подожди! Всех ведь собак потом на меня свешают. Не вздумай. Только не здесь! Сейчас всё сделаю. Чуть-чуть подожди.
     Геннадий Леонидович торопливо вытащил из портфеля портмоне, достал из него первую попавшуюся монету, которой оказался пятак. Теперь ещё нужно было где-то раздобыть муку или дорожную пыль, чтобы проявить присутствие демона. А времени, судя по конвульсиям охранника, практически не оставалось.
  – Столовая далеко, улица ещё дальше. Думаю, мел подойдёт.
     И Геннадий Леонидович взял из шкафа с лабораторными приборами кусочек запасного мела. Бросив его на пол, он с силой топнул по нему каблуком. Образовались разнокалиберные белые осколки в меловой пудре.
  – То, что надо. Не хуже муки.
     Держа в руке лист с написанным на нём заклинанием, Геннадий Леонидович встал на одно колено, расположил пятак рядом с кулаком охранника и начал читать, медленно и чётко проговаривая каждое слово.
  – Чу-ки-зоко, зо-му-тосо. Эсси-мак-ка, була-шава. Кани-дова-пузу-зоко!
     Как только прозвучали  последние слова заклинания, в лаборантской раздался сдавленный писк какого-то маленького существа. У охранника прекратились судорожные мышечные сокращения, и он с трудом, но всё же начал дышать.
     Когда нужно было обсыпать демона мукой или пылью, Геннадий Леонидович не помнил, – до финального слова или после? Да и Наталья, насколько он помнил, об этом не сказала.
     Наудачу взял пальцами с пола щепотку раздавленного мела и резко кинул её в область шеи охранника. Часть угодила на лицо несчастного, а кое-что попало на что-то, сидящее у него на груди. Тогда Геннадий Леонидович положил себе на раскрытую ладонь меловой пыли и с силой дунул на это что-то. На этот раз демона обдало мелом как следует. Его стало видно.
     Естественно, нельзя было сказать о его цвете, но угадывались размеры, строение тела и общие очертания конечностей.
     Чу-ки-зоко сидел на груди охранника, вцепившись ему в шею длинными, когтистыми пальцами. Пушистый, как у белки, хвост вилял из стороны в сторону. Шерсть на загривке стояла дыбом, острые уши торчали вверх, мордочка с чёрными впадинами глазниц была повёрнута в сторону Геннадия Леонидовича. Демон широко раскрыл пасть с острыми зубками, и лаборантская снова наполнилась уже знакомым писком.
     Чу-ки-зоко был недоволен. Злился, что ему не давали довести дело до фатального финала. Казалось, что ему очень не нравится желание хозяина прекратить экзекуцию провинившегося охранника, и демон сопротивлялся, как мог.
  – Ступпа! – уверенно произнёс Геннадий Леонидович.
     Чу-ки-зоко замер. Писк прекратился. Пальцы демона разжались на шее охранника и тот застонал. Тут же Геннадий Леонидович уверенно взял демона за загривок. Шерсть ему показалась жёсткой, как у одёжной щётки. И перенёс его на пятак, лежащий рядом с охранником. Кулак Константина раскрылся и из него на пол выпали «макукина» и оберег. Полный набор, – два в одном. Геннадий Леонидович поднял их и положил во внутренний карман пиджака.
     Когда, наконец, охранник начал ровно дышать и что-то невнятно бормотать, зашевелился и демон. Выйдя из ступора, существо цепко ухватилось за края пятака, зло и протяжно пискнуло и сжалось в комок, укрывая монету всем своим тельцем. В ту же секунду весь мел, покрывавший шерсть Чу-ки-зоко, осыпался на пятак и на пол вокруг него. Демон снова стал невидим и неосязаем. Но теперь пятак находился под его неусыпной охраной.
     Геннадий Леонидович осторожно поднял пятак, сдул с него меловую пыль, для чего-то оглядел с обеих сторон и, усмехнувшись, сунул в брючный карман. Теперь нужно было что-то делать с охранником Константином Огневым, оказавшимся пройдохой и ворюгой.
     Неудачливый похититель ценностей, тяжело дыша, приподнялся на локтях, сидя пододвинулся к шкафу и, подперев его плечом, спросил:
  – Я не понимаю, что произошло?
  – Не понимаешь? – переспросил Геннадий Леонидович.
  – Нет, вообще не понимаю…
  – Я тебе вчера ключи от лаборантской и класса отдал?
  – Отдал.
  – Попросил в учительскую отнести и на общую ключницу повесить?
  – Попросил.
  – Так какого же ты, господи меня прости, лысого припёрся снова в лаборантскую, и решил спереть чужие вещи?
      Охранник, часто моргая, смотрел на Геннадия Леонидовича снизу вверх, и молчал. Видимо, соображал, что ему можно говорить, а чего не стоит. На ходу, в уме стряпал себе алиби.
  – Чего молчишь? – зло продолжил допрос Геннадий Леонидович. – Скажи ещё, что сумку Людмилы Ивановны не ты обчистил. Теперь-то всё понятно, всё на свои места становится.
     Глаза охранника перестали бегать из стороны в сторону, и он стих.
  – Что ты голову опустил? Неужели стыдно стало?
  – Может, как-то договоримся? – пробубнил охранник. – Свидетелей ведь нет, кроме вас.
  – Ого! – поднял брови Геннадий Леонидович. – Как ты заговорил. Может, повторим всю процедуру с тобой заново?
     Охранник медленно поднял голову и с жалобной гримасой на лице почти проплакал:
  – Не надо, нет, только не это.
  – А давно ты тут на полу валялся?
     Константин поглядел в окошко и добавил:
  – С вечера.
  – С вечера, значит, промышлять отправился?
  – Да, – обречённо произнёс охранник и снова опустил голову.
  – Значит так, Огнев Константин, давай договариваться, – начал, не торопясь, чётко диктовать свои условия Геннадий Леонидович. – Из-за сегодняшнего инцидента, когда учителя и ученики не могли попасть в школу, тебя, Костя, с работы попрут однозначно. И мы с тобой больше не увидимся. Но до этого времени тебе кровь из носу нужно вернуть всё похищенное учителю русского языка и литературы Людмиле Ивановне. Справишься?
  – Да, да, конечно, всё верну. У меня в ящичке всё лежит, в раздевалке. Я ещё унести ничего не успел, – затараторил охранник, торопясь убедить Геннадий Леонидовича в своей лояльности.
  – Я в тебе не сомневаюсь. Ты ведь должен понимать, иначе неприятная экзекуция может повториться.
     Охранник не подозревал, что его просто берут на испуг. Он верил, что если не выполнить указаний, то кара может настигнуть его вновь. И поэтому усиленно тряс головой, соглашаясь на любые условия.
  – Всё сделаю, всё верну, сегодня же!
  – Хорошо.
     Геннадий Леонидович презрительным взглядом окинул Константина Огнева и, цедя слова сквозь зубы, но достаточно громко и зло, проговорил:
  – А сейчас быстро встал и ранул отсюда, ублюдок. Попадёшься мне на глаза – собственными руками придушу! Понял?
     Охранник поднялся на ноги. Его шатало. Сразу побежать он не смог бы при всём желании.
  – Да, конечно, я всё понял. Ухожу, ухожу. Я всё-всё понял.
     В полусогнутом состоянии, неуверенной ватной походкой Константин вышел из лаборантской. А затем скрылся за дверью класса. Заметили охранника дети или нет, Геннадию Леонидовичу было всё равно. Раздался звонок, и он привычно, как ни в чём не бывало начал первый утренний урок.
     Одно ученики заметили точно, – у учителя по биологии сегодня было хорошее настроение.

     В течение всего рабочего дня Геннадий Леонидович украдкой засовывал руку во внутренний карман пиджака и ощупывал «макукину» и потерявший свою силу оберег. Теперь цель была одна – сохранить эту парочку, проделавшую такой невероятный путь. Сегодня же он отнесёт её домой, поместит в специальный альбом с прозрачными пластиковыми кармашками и больше она не покинет его дома. По крайней мере, без острой необходимости.
     Иногда Геннадий Леонидович хлопал ладонью себя по ноге, проверяя, на месте ли пятак. И вроде бы, тот был на месте, в правом кармане брюк.
     С пятаком он решил поступить по-простому. Когда вернётся сегодня домой, возьмёт на антресолях старую детскую лопатку, которой в песочнице играла ещё Наталья. Где-нибудь на улице под деревом выроет ямку и закопает ненужный, использованный пятак. Если теперь его можно таковым назвать. Ну, хорошо, пусть не использованный, а «заражённый демонизмом».
     Примерно так рассуждал Геннадий Леонидович по пути домой, находясь в плотном окружении таких же, как он пассажиров в вагоне метро.
     Как ни странно, но Татьяна первое, о чём спросила мужа, когда тот в прихожей стягивал с себя туфли, было:
  – «Макукину» нашёл? Всё в порядке?
  – В порядке, – проходя на кухню и целуя жену в щёку, ответил Геннадий Леонидович. – Дождались меня в лаборантской.
  – Ну и прекрасно. Мой руки, садись ужинать. Уже всё готово.
  – Есть! – отчеканил по-солдатски муж и пошёл в ванную.
     В ванной комнате он решил достать пятак из брюк и обернуть его в туалетную бумагу. Облачить в подобие похоронного савана. Засунув руку в брюки, Геннадий Леонидович пятака не обнаружил. Не оказалось его и в другом кармане. С замиранием сердца был обследован внутренний карман пиджака, – «макукина» с оберегом были на месте. А где же пятак? Куда он мог подеваться?
     Ещё раз тщательно обследовав изнутри карман брюк, Геннадий Леонидович понял причину пропажи. На самом дне кармана была дыра. В неё, видимо, и пошёл гулять пятак по белому свету.
  – Вот же я олух, – искренне пожурил себя Геннадий Леонидович. – А если его кто найдёт и поднимет? Я даже не знаю, что может произойти.
  – Ты с кем там разговариваешь? – донёсся из кухни голос Татьяны.
  – Да представляешь, – крикнул ей Геннадий в ответ, – пятак потерял. В кармане дыра оказалась.
  – Ух ты, какая большая потеря, – засмеялась жена, – а карман я тебе сегодня вечером зашью. Напомни только.
  – Договорились.
     И открыв кран, глядя себе в глаза в зеркале, Геннадий Леонидович, подмигнув отражению, с ухмылкой произнёс:
  – Ну, и чёрт с ним. Теперь это не мой пятак.
     Вымыл руки, умыл лицо и отправился поглощать аппетитный семейный ужин.

     Так вот, о монетах, найденных на улице, увиденных у себя под ногами на мостовой или в метро.
     Не спешите поднимать то, что потеряли другие. Не известно, что может находиться на этих металлических кружочках. И речь, как вы теперь понимаете, не о вирусах и болезнетворных бактериях, а о чём-то гораздо более зловещем.
     Не торопитесь брать в руки. Особенно, если возле ваших ног пятак. Может быть, тот самый.