Дух живичный, как мирро с икон,
источают столетние стены.
Вкривь и вкось, изогнувшися в крены,
тени сбились у самых окон.
Дом мой вымыт, и выскоблен пол,
печка пахнет побелкой и хлебом.
Свет, процеженный выцветшим небом,
через ситец ложится на стол.
А на нём лиловеет букет,
в жёлтой крынке с водой из колодца.
Золотой паутинкою солнца,
в лепестках растворяется свет.
Я один, средь сплошной тишины -
между пышным убранством с портретом,
не бывает она в дому этом -
та, что смотрит в упор со стены.
Неуместными кажутся здесь
двух иконок ослепшие лики,
заменить бы пора в Пост Великий,
на цветные, а эти вот – снесть,
в богадельню, или к острогу
Но, сквозь чёрную накипь елея
проступают два лика, жалея
меня и мою недотрогу.