Сложно оценить в своей жизни те вещи и ту обстановку, которую считал когда то чем-то само собой разумеющимся. И действительно, так получается что именно в детском возрасте, мы принимаем окружающую нас действительность как часть своей жизни, которая не вызывает никаких противоречий. Конечно в мечтах, нам кажется что существуют места куда более лучшие, интересные и веселые, но при этом их иллюзорная природа не в ступает в открытое противоречие с действительностью. Будучи ребенком я никогда не думал что буду тосковать с щемящей болью в сердце по деревенскому дому своих бабушки и дедушки, у которых отдыхал на всех каникулах и праздниках. В памяти я посещаю этот дом довольно часто, и слава богу что время не смогло окончательно стереть этих воспоминаний, рисуя образы и очертания по прежнему довольно четко и ясно. Память совместно с воображением начинает цепляться за каждую деталь моего прошлого, попутно пытаясь передать ту неуловимую атмосферу ушедшей безвозвратно эпохи, которой больше никогда не будет. Я помню запах цветов, которые росли в клумбе около крыльца, яркие цвета их стебельков, пчел жужжащих над ними. Эти цветы каждый год сажал мой дед Миша испытывая величайшее удовлетворение от созерцания этой красоты, то, что я теперь переживаю уже осознанно но уже, увы только в своей памяти. Я помню старый советский сервант рыжего цвета с потрескавшимся в некоторых местах лаком, в котором лежали пыльные книги и учебники с пожелтевшими от времени страницами. Все они пахли чем-то забытым и старой бумагой. Время от времени я доставал их, и открывал в этих страницах что-то новое для себя. Обычно все новое замечалось лишь с увеличением моего возраста.
О, как бы я хотел вернутся в это время хотя бы на час с видеокамерой, снимая каждый квадратный сантиметр такой знакомой для меня территории дома и двора. У деда имелся небольшой сарай, который он построил для хранения запасов угля на зиму и своих инструментов. Рядом с сараем стоял большой верстак на котором располагались увесистые чугунные тиски. На верстаке ржавели разные железки, гвозди, шурупы и ещё куча другого разнообразного хлама. Чуть поодаль из земли словно гигантский гриб, вырастал большой деревянный брус, около 40 см в диаметре, с изрезанной всевозможными способами поверхностью и стружечной бахромой по краям. Дед использовал его для колки дров и прочих плотских нужд. Над сараем гордо возвышалась огромная крона дикой груши с маленькими и очень кислыми плодами, величиной со средний абрикос. Эти груши очень любили гуси и утки, а также осы которые постоянно садились на перезревшие плоды, валяющиеся на земле. Сарай делился на две части. Большую часть занимало хранилище под уголь, который засыпался в него через специальное окошко, так как печь тогда топили углем (газ в деревню провели только в середине 2000-х). Во второй половине сарая, огороженной от первой с помощью толстой и довольно широкой доски, располагались полки, где дед хранил свои инструменты в специальных железных раздвигающихся на несколько отделений, ящиках. Сарай был низким, и заходя в него приходилось все время нагибаться чтобы не ударить голову. С торца стены, был установлен электромотор с точильным камнем, который запускался с помощью специальной пусковой установки состоящей из двух кнопок, черного и красного цвета.
В сарая постоянно царил творческий беспорядок, а во многих ящиках вместе с многочисленными ключами, лежали разнообразные гайки, винтики и прочие запчасти непонятно от чего. Все это было покрыто смесью обычной и угольной пыли, а на стенах виднелась вечная паутина которая иногда рвалась от тяжести пылевых накоплений. И во всем этом богатстве я постоянно лазил, находя для себя все новые и новые занятия. Видимо эта любовь к собственноручному труду у меня зародилась благодаря Деду. Он часто мастерил для меня разного рода «оружие» для игр, будь то рогатки, мечи, лук со стрелами, деревянные винтовки со шпингалетом вместо затвора, автоматы и прочее. Я естественно пытался помочь ему, заодно постигая азы работы с пилой, молотком, топором и прочими плотницкими инструментами. Частенько я от нечего делать брал в руки молоток, находил подходящие доски и пытался сколотить из них что-то «полезное» для себя. Дед в свою очередь помогал мне с воплощением в жизнь разных детских затей. К примеру когда завезли песок во двор, я решил устроить на этой куче что-то вроде строительной площадки. Дед в свою очередь помог построить строительный кран. Для этого, над песком он протянул небольшой тросик. Потом достал откуда-то небольшую ось с алюминиевым шкивом и ручкой на конце, закрепленную на табуретке с помощью корпуса и шурупов. На эту ось наматывалась капроновая веревка, которая в свою очередь перебрасывалась через трос и имитировала тем самым подъемный механизм крана. С помощью специального крюка и емкости я крутил ручку этого механизма и поднимал грузы которые потом опускал на кузова машин.
В другой раз, я захотел устроить себе кабину автомобиля. Поэтому мы вместе с дедом соорудили что-то вроде приборной доски, на которую поставили множество различных датчиков и кнопок от сельхоз-техники, а также установили большой руль, который деду привезли друзья по его просьбе специально для меня. В другой раз он учил меня как выплавлять различные формочки из свинца и делать грузила для удочек и многое в том же духе.
Дед Миша был довольно необычным человеком но весьма уважаемым во всей деревне, а как вы знаете уважение простых сельских тружеников ещё нужно было заслужить. Он был тем, о которых говорят — мастер на все руки. Кроме того, он любил читать, и читал довольно много. Каждый вечер я видел его с «Литературной газетой» или «Огоньком», а также с журналами в руке типа «Новый мир», «Юность», «Дон» и прочие, не говоря уже о книгах. Естественно что запас его знаний был весьма широк и как жаль, что наши разговоры тогда проходили лишь на уровне — «деда расскажи»! Когда я был уже в более или менее сознательном возрасте, дед работал в местном колхозе кузнецом. Он ездил каждый день в кузницу на большом велосипеде «десна».
Каждое лето, в самом начале каникул, дед совершал ритуальное тех.обслуживание моего железного коня. Цепь с велосипеда снималась и проваривалась в кипящем масле на газовой плите, затем остыв, снова устанавливалась на велосипед, где смазывались все необходимые узлы. Потом подкачивались шины и я мог летать на нём куда угодно. Частенько дед брал меня с собой на работу, что доставляло мне особое удовольствие. Велосипед ставился возле стены кузницы (тогда никому не приходило в голову закатывать его внутрь так как украсть что-то в деревне у её жителей было бы личным позором), дед отпирал ворота, задумчиво курил наполняя пространство облаками сизого дыма. Потом с помощью специально запасенных для такой необходимости дров, разжигал в горниле огонь. Когда тот разгорался, он засыпал его углем и включал электро-поддув. Очень скоро уголь разгорался в полную мощь, и можно было приступать к свои делам, придавая сломанным запчастям от сельхоз-техники новую жизнь. О том что кузница заработала, можно было услышать из яркого звона большой наковальни, которая располагалась перед горном. Чем то этот звон мне напоминал звон церковных колоколов. Часам к 10, в кузницу подходили рабочие механизированной бригады. В основном это были разнообразные механики, трактористы и водители. Одни приходили с просьбой помочь, другие просто поговорить.
Когда дед начинал что-то рассказывать либо из жизни, либо из прочитанного, неторопливо пуская дым от беломора в потолок, все другие разговоры тут же затихали. Он был превосходным рассказчиком, и рассказывал со знанием дела, иногда не не отрываясь от своих основных обязанностей. Я в это время старался либо не мешать, отыскивая в мусоре неподалеку наиболее подходящие заготовки для собственной ковки, либо пользовался освободившимся горном и наковальней, чтобы придать металлу свой вид. Под мусором я имел в виду большую железную мульду, располагавшуюся рядом со стеной кузницы, наполненную почти доверху разным браком и выбывшими из строя запчастями.
Пока дед что-то рассказывал со свойственным ему юмором сопровождаемый дружными взрывами смеха слушателей, я брал кузнечные щипцы одевая на руки специальные рукавицы и с их помощью засовывал в раскаленную кучку угля, разнообразные металлические пруты. Затем, когда они раскалялись до бела, аккуратно доставал их и начинал плющить, заострять и гнуть с помощью наковальни и молотка. Сил тогда было немного, поэтому я выбирал заготовки потоньше, но и этот процесс доставлял большую радость. Создавалось очень интересное ощущение, когда работаешь с раскаленным металлом, который становится мягким и податливым как пластилин. Правда такая мягкость продолжается очень недолго, так как металл очень быстро остывает. Зато когда опускаешь его в воду, и он начинает громко шипеть испуская из себя пузыри, по кузнице раздается совершенно особый запах металла, который сложно перепутать с чем-то повседневным.
Дед очень не любил тех детей кто без спросу и разрешения лез в чужие дела. Он часто мне рассказывал историю о том, как однажды во время работы к нему в кузницу зашел приятель со своим племянником. А дед в то время занимался тем что заострял затупившиеся зубы у бороны, которые скидывал перед наковальней в уже готовом виде. Так вот этот пацан тут же не спросясь ни у кого начал лазить по всей кузнице, в поисках чего-то интересного. И увидав эти зубья, которые ещё не остыв как следует светились изнутри красноватым свечением, тут же схватился за один из них. Дед даже слова не успел сказать, как во всей кузнице раздался такой крик, что через минуту на него сбежалось чуть ли не половина механизированной бригады.
Часто мы с дедом отправлялись на такие свалки, которые располагались в нижнем яру за бригадой с целью раздобыть что-то полезное для дома. Возможно сейчас такие воспоминания выглядят фантастическими, но тогда подобная свалка состояла из практически целых корпусов всевозможных комбайнов и тракторов, которые просто так открыто ржавели на свежем воздухе. И таких машин было не менее двух десятков, хотя никому не было никакого дела до них. Я искал подшипники и возможность заполучить руль от трактора, а дед смотрел и выискивал что-то по хозяйству. К примеру из сеток воздушных фильтров, он делал ограды для кур и клумб, а из бывших уличных фонарей мастерил большие кормушки для птицы.
Большинство его приспособлений по хозяйству были созданы своими руками, так как в продаже ничего подобного не было, и даже инструменты были редким товаром. Я прекрасно помню, как прежде чем отправится на старый Ростовский автовокзал, мы с дедом приезжали на центральный рынок Ростова, в магазин 1000 мелочей и искали там нужные ему инструменты. А также разнообразные мелочи типа кремней для зажигалки, наборы для рыбной ловли, полотна для ножовки, напильники, гаечные ключи, отвертки, крючки и прочее. Потом, садились на трамвай №1 и доезжали до старого автовокзала. Покупали билеты на рейсовый автобус, покупали в киоске «союз-печати» интересующие нас журналы, пили кофе с пирожными и ждали своего рейса.
Надо отдать должное моему деду, его рукам и терпению. Однажды он собрал для меня целую карусель. По тем временам, обладание личной каруселью во дворе было неслыханной роскошью. Сама карусель состояла из большого деревянного настила, на котором была закреплена большая опора с промышленным подшипником у основания, на котором была установлена большая ось с приваренным к ней посередине железным обручем на подобии морского штурвала. К этой оси, в верхней её части были приварены два металлических профиля друг напротив друга, к которым в свою очередь крепились два деревянных сидения на цепях. Чтобы раскрутить как следует эту карусель, нужно было приложить совершенно небольшое усилие, поэтому катались по очереди. Двое кружились а третий крутил баранку карусели. В последствии дед прибавил ещё два профиля и общее количество мест было уже в два раза больше. Нужно ли говорить что почти каждый день наш двор был заполнен детворой.
В то время практически в каждом деревенском дворе был личный огород. Большую часть огорода занимали посадки картошки, за ними шли несколько подсолнухов, три-четыре полосы кукурузы для птичьего корма, кабаки, укроп, лук и чеснок. Все это разнообразие не требовало частого полива, поэтому семена сажали ежегодно. Отдельной вотчиной деда был небольшой участок земли, который был огорожен со всех сторон с помощью ручной плетенки из камыша. Рядом с деревней протекает небольшая река, по берегам которой почти со всех сторон растут обильные заросли «русского бамбука». Конечно камыш не обладает всеми достоинствами своего старшего собрата, зато из него можно плести отличные ограды в полтора метра высотой. В зиму, мы выходили с дедом на реку и шли за камышом, перевозя срубленные вязанки на больших санях. Помню мне рассказывали как во время войны, этот камыш был единственным спасением от холодов. В донских степях деревья растут очень редко, поэтому основным топливом для печей служил уголь. Естественно что во время войны с углем начались перебои, а точнее его перестали завозить совсем. Поэтому местные жители, срезали камыш, и с помощью сырой глины, делали из него компактные брикеты, которые и служили основным топливом для печей. Это только кажется что на Юге не может быть холодных зим. Благодаря открытому пространству Донских степей и постоянному ветру, мороз бывает таким жгучим что земля нередко промерзает на полметра вглубь.
В общем на этом огороженном камышом участке, дед выращивал овощи — сладкий и горький перец, капусту, огурцы и помидоры. Для того чтобы ничего не погорело и был достойный урожай, он каждое утро и вечер, отправлялся на реку набрать воды. Для этого он приспособил большой алюминиевый бидон для молока, который закрепил на колесной платформе, на подобии тачки. А ещё пару раз в неделю он пропалывал грядки и собственноручно снимал с листвы вредителей, которых в последствии вскармливал птице. Химией он не пользовался принципиально. А все дело в том, что в золотую осеннюю пору его любимым блюдом был борщ с молодого петушка, на свежих овощах с собственной грядки. А нужно признать что моя бабушка умела его готовить как никто другой. По вечерам во второй половине августа мы садились за стол в отдельно стоящей кухне и «вечерили». Дед любил заправить борщ свежей сметаной, и клал в тарелку небольшой кусочек жгучего перца, а горбушку хлеба натирал чесноком. Я конечно же повторял за ним, поэтому до сих пор люблю это блюдо.
А ещё мой дед был заядлым рыбаком. В то время телескопическая удочка была редкостью, а обычно рыбаки пользовались длинными удилищами из бамбука, метра на полтора или даже два. У деда всегда наготове было несколько удилищ, включая и мою персональную удочку. Перед рыбалкой он деловито осматривал снасти, менял крючки или поплавки по необходимости. Для этого у него имелась специальная коробка с разнообразными приспособлениями и снастью. Рыбачить он предпочитал в наиболее глубоких местах реки. Для этого, он построил собственную лодку, соорудив прочные деревянный каркас и обтянув его брезентом. К лодке с тыльной стороны он приспособил парочку легких велосипедных колес. Такое решение позволяло при необходимости перевернуть лодку вверх-дном, и везти по земле словно тачку. Кроме того, лёгкость общей конструкции увеличивало быстроту хода. С самого раннего утра, мы собирали все необходимое заваривались продуктами, капали червей, брали с собой лодку и ушли на реку. Доплыв до необходимой глубины, ставили по бокам лодки специальные острые тычки, и привязывали к ним лодку чтобы её не сносило течением. Затем дед доставал макуху для подкормки рыбы, раскидывал её по периметру предполагаемой зоны ловли, потом делал перекур и начиналась рыбалка.
Мой малый возраст и чрезмерная живость характера, не позволяла долго сидеть на месте. У меня в отличии от деда клевало с переменным успехом, и часто приходилось менять червей на крючке. Попросту я был не слишком усидчивым, поэтому деду пришлось буквально терпеть мою компанию, а ведь он мог просидеть на рыбалке почти до самого вечера. В общем всегда дело доходило до того, что у деда лопалось терпение, и он нехотя сворачивал снасти и отвозил меня на берег, а сам вновь возвращался на прежнее место. Сейчас я бы с величайшим удовольствием провел бы с ним в лодке хотя бы один час, а тогда в голове были одни игры. Каждый день был не похож на предыдущий, хотя начинался одинаково. Либо за мной заходили друзья, либо я собирал компанию и по мере роста общей группы на ходу придумывались игры. К вечеру когда бабушка уже звала меня на ужин, появлялся мой дед с приличным уловом, уставший но совершенно довольный. Видимо такой вид отдыха был для него чем-то похож на медитацию, но кто тогда об этом думал?
К просмотру советского кино меня приучил именно дед. В то время он следил за всеми новинками кинопроката, и так здорово рассказывал о сюжетах некоторых отечественных комедий, что я с нетерпением ожидал их появления в сельском клубе. Почти каждый вечер, в нём шли две картины, одна в 7 вечера, друга в 9. Иногда среди отечественных лент попадались иностранные фильмы и конечно индийские. Я ходил на все подряд со своими друзьями, и благодаря каким-то мелким накоплениям у меня всегда были деньги на билет. Правда иногда попадались такие фильмы, которые крутили по просьбе детворы несколько раз в день, что только стоил «Хонгильдон», про парня со свирелью. Каждые день на большой доске объявлений, которая располагалась перед клубом, наш киномеханик «дед Гриша», с помощью туши и специальных кисточек, писал афиши с названиями новых фильмов. Иногда я со своим другом заходил в его будку и смотрел кино из неё. Каждый вечер клуб был наполнен до отказа. В его предбаннике располагался бильярдный стол, постоянно занятый мужиками. Очень редко стол оставался без игроков, поэтому в эти минуты я не теряя времени брал кий в руки и пытался попасть хотя бы в одну из луз. Дед Миша был любителем поиграть в бильярд, поэтому азам этой игры он научил меня лично. С тех пор бильярд является одним из любимейших моих развлечений. Когда сеанс фильма заканчивался, мы выходили из клуба и каждый шел домой. Как сейчас помню эту картину. Широкая сельская дорога на центральной улице, разбавленная отдельными желтыми пятнами света от уличных фонарей, которые горели через одного. Стояла уличная августовская прохлада и первозданная тишина во всей своей красе изредка разбавленная лаем собак и стрекотом сверчков. Иногда в воздухе ощущался запах костра и свежего сена. Я шел по середине дороги и задрав голову вверх, переживая в памяти увиденный сюжет, смотрел на залитой звездами ночное небо. Это небо до сих пор снится мне по ночам когда я возвращаюсь в свое прошлое. Открывая калитку своего двора, я быстро забегал в дом по приступкам, быстро перекусывал что-то легкое и буквально выключался здоровым детским сном, засыпая на высокой железной кровати с толстой периной.
Любовью к вело путешествиям я также обязан деду. Ещё когда у меня не было велосипеда, он сажал меня в специально закрепленное детское сидение на раме, и возил по полям. Туда где в лесополосах росла дикая вишня, яблоня и тютина. Я клал руки на руль, и мне казалось что это я управляю велосипедом а не дед. Однажды я болтал ногами, а дед строго запретил мне это делать, предупреждая о том что нога может попасть в колесо. Так и получилось, и я не знаю кто больше испугался, я или мой дед. Конечно жопу он мне надрал, но я не особо сопротивлялся, во всяком случае после этого ногами я уже больше не болтал. А когда мне купили собственный велосипед «Десна», красного цвета со складывающийся рамой, мы уже катались по полям вместе, каждый на собственной машине. Дед все мечтал поехать на «Сал», чтобы попытаться поймать сазана. Но лодку до этой реки нужно был очень далеко тащить. Я помню как однажды проезжая мимо берега мы увидали как здоровенная рыбина вынырнула из воды, сделав «свечку», а потом снова нырнула обратно.
Когда началась перестройка, окружающая нас обстановка начала резко меняться. Наверно первыми резкими признаками этой обстановки служило неожиданное появление импортных шоколадных батончиков на прилавках сельского магазина, как раз тех самых которые начинали рекламировать. Нужно сказать что в этом магазине, детские сладости завозили довольно редко. В основном это было обычное печенье, сдоба, халва, конфеты, редко шоколадные. Пару раз в месяц завозили мороженное которое буквально в считанные часы раскупалось всеми и тут же съедалось. Чаще завозили лимонад. Сначала мы не умели открывать крышку от бутылки, поэтому находили в заборе торчащий гвоздь и пробивали в крышке дырку, через которую и пили. Потом уже мы научились с помощью того же забора, открывать крышку резким рывком вниз, цепляясь краями крышки за деревянные выступы.
Поэтому появление импортных батончиков, да ещё за немалые деньги было для нас чем-то вроде чуда. Нам казалось что за такую стоимость, эти батончики должны обладать неземным вкусом. Некоторые родители или бабушки с дедушками раскошеливались на шоколадку для внуков, а те в свою очередь ярко описывали вкус лакомства заботливо сохраняя упаковку в качестве доказательства. Потом появились и жвачки а с ними и вкладыши. Пару жителей деревни торговали жвачками, а их дети были обладателями внушительной коллекции вкладышей. Ну и конечно не обошлось и без всеобщего заражения местного населения различными мексиканскими сериалами. Во время начала показа очередной серии, улицы деревни словно вымирали.
Дед был заядлым курильщиком, поэтому с началом перестройки появились перебои с поставкой папирос. Сигареты он не курил, а дефицит табака нужно было чем-то восполнить. Вот тогда деду и пришла мысль выращивать свой собственный табак. Где-то он достал семена, прочел о том как его необходимо выращивать и обрабатывать и занялся делом. Очень скоро на отдельно отведенном для этого участке земли взошли первые всходы табака. Вскоре это были уже большие бархатные листья темно зеленого оттенка. Когда урожай достиг зрелости, дед срезал кусты, отделил листья от стволов и развесил их на длинных веревках сушится на солнце. Оставшиеся стволы он разрезал поперек и тоже вывесил сушится, ровно до тех пора пока они не приобрели золотисто-коричневый оттенок. Затем, с помощью специально изобретенной для этого ступы измельчителя, он отдельно размалывал листья до определенной консистенции, а отдельно перемалывал засушенные стволы. Потом образовавшуюся смесь мешал между собой в определенной пропорции и получал настоящий табак, или как говорили раньше «махорку». Для курения табака он приспособил трубку которую вырезал сам, или носил портсигар с нарезанной папиросной бумагой чтобы крутить самокрутки. Я помню как мужики время от времени заходили к деду покурить его «самосад» и постоянно нахваливали качество табака, прося отсыпать немного про запас. Дед угощал всех, и никогда не брал денег, даже когда ему настойчиво предлагали продать табачок. Естественно что на следующий год он заготовил себе табака раз в 10 больше, как говорится с запасом. Правда его приходилось постоянно поливать чтобы он не сгорел на солнце, поэтому воду он возил уже три а то четыре раза на день, но оно того видимо стоило.
Вообще дед был довольно интересным человеком. Он носил фетровую шляпу, и карманные часы «молния» на цепочке двух типов, с крышкой и без. Эти часы до сих пор хранятся у меня в знак памяти о нём, хотя механизм был уже сломан мной же в подростковом возрасте, когда с дуру залез в них с отверткой и испортил пружину. Также дед носил с собой в кармане портсигар с нарезанной бумагой и табаком, а также старую бронзовую зажигалку, которую случайно откопал в земле. Бывало что вспахивая огород он время от времени находил что-то из военных артефактов. В основном это были гильзы, а однажды он нашел штык от винтовки. Зажигалка по видимому тоже принадлежала кому-то из солдат. Он почистил её и дал ей вторую жизнь.
Надо отдать должное деду, он редко выходил из себя и практически никогда не использовал матерные выражения в речи, даже в общении с мужиками, а вместо крика в случае моей вины использовал силу убеждения подкрепляя свои слова довольно убедительными доводами. Кроме того он был превосходный историк и прекрасно разбирался во многих датах и событиях. Видя мою тягу к военной тематике, он часто ходил со мной по книжным магазинам выбирая литературу с описанием различного вида вооружений. Особой гордостью моей коллекции из военной литературы были две книги. Одна из них была посвящена истории русского военно-морского флота, где было подробное описание всех сражений и войн а также большинства кораблей, другая рассказывала о военной истории России в общем виде с подробным описанием различных видов оружия начиная от древности и заканчивая современным вооружением. Спиртного дед не пил, как я потом уже узнал, в молодости он любил это дело, пока однажды его еле откачали. Видимо с тех пор он решил окончательно завязать, а вот с табаком он расстаться не мог. Бабушка рассказывала о его попытках бросить курить, но их хватало лишь на пару дней. К сожалению именно эта привычка и стала причиной его смерти. Благодаря постоянному физическому труду, свежему воздуху и натуральной пище, дед казался мне очень здоровым и сильным человеком. И действительно, я не могу припомнить когда бы он мог заболеть. Он никогда не ездил по больницам, а его излюбленным местом для отдыха стал Северный Кавказ. Однажды в совхозе ему предложили путевку в Кисловодск. И поехав туда, он постоянно выбирал именно эти маршруты — Пятигорск, Кисловодск, Мин.Воды, Черкессия и т.д. Большинство фотографий которые остались после него, это групповые снимки на фоне скал.
В 93-м, он неожиданно заболел. Был какой-то праздник, летняя жара, и гости принесли несколько бутылок шампанского. На следующее утро ему стало плохо, а ещё через пару дней он заболел простудой. Это было странно так как он не болел даже зимой. Болезнь затянулась, и он все реже и реже стал выходить на улицу. Я приехал в деревню в 94 уже на майские каникулы, чтобы помочь бабушке, так как она в это время занималась всем хозяйством практически одна. Деда было трудно узнать, он почти не ходил, еле разговаривал и иногда никого не узнавал. Жизнь постепенно уходила из него. В начале лета он умер, под утро во сне. Бабушка было с ним до самой последней минуты. Мне было сложно поверить в то, что этот полный жизни человек угас словно свеча. Думаю что вместе со смертью деда закончилось и мое детство. А ведь только недавно мы спорили с ним о творчестве В.Цоя. Дед не понимал его музыки и слов, точнее отказывался их понимать, а я наоборот был поклонником Цоя, и крутил его каждый день на своем кассетнике «Электроника». В 86-ом, я вместе с бабушкой и дедом, в летнем ночном небе наблюдали вспышку сверх-новой звезды, которая расплывалась по небу радужными пятнами. Честно говоря я тогда по малолетству малость струхнул, и подумал что начинается конец света, поэтому наблюдая около минуты я забежал в дом, даже не понимая всей редкости и величественности данного момента.
На момент смерти, деду Мише было всего 64 года. Бабушка осталась одна. В последующие годы, я приезжал в деревню все реже и реже. Во-первых к тому времени у меня вовсю шло половое созревание, и круг моих интересов всё чаще сводился к противоположному полу, поэтому меня тянуло в город. Во-вторых мне было тяжело смотреть на то как мой двор и дом постепенно умирает без хозяйской руки. Пока был жив дед, он держал все в исправности. Я конечно пытался помочь бабушке, но в то время мои возможности были ограничены небольшим опытом в этом вопросе. Хозяйство постепенно уменьшалось, сокращалось общее поголовье кур, уток и гусей. Раньше у дедушки и бабушки были две коровы и поросята. Но по мере приближения старости, они решили ограничится птицей и огородом. Огород тоже начал приходить в запустение, и через несколько лет на общем семейном совете было принято решение продать дом, и перевезти бабушку в город. Правда в последствии она переехала в ст.Вешенскую к своим многочисленным родственникам. Недавно ей исполнилось 90 лет, и она по прежнему находится в добром здравии и рассудке, пользуясь мобильным телефонов и созваниваясь со мной время от времени.
Думаю нужно сказать несколько слови о бабушке. Родом она из Шолоховского района Ростовской области. Её родители были потомственные казаки, которых раскулачили во время революции. Войну бабушка застала закончив Педагогическое училище. Работала санитаркой в военном госпитале. После войны устроилась работать учительницей в сельской школе, там же познакомилась с моим дедом Мишей. Времена были не простые, денег не хватало, жилья своего не было, поэтому жили в съемной квартире которая располагалась с другой стороны Школы. Когда родилась моя мама, Дед предложил переехать в Шахты чтобы устроится там шахтером по добыче угля и тем самым увеличить доход в семейном бюджете. Однако местный председатель решил удержать у себя учительницу (тогда с учителями в области была напряженка), и предложил беспроцентную ссуду на строительство своего дома. Выделили землю и закипело строительство. В то время начальное образование в сельской местности было очень важным делом, поэтому в строительстве принимали участие все жители деревни. Работать было нелегко, так как утром нужно было ехать в школу которая располагалась в соседнем хуторе, а после работы нужно было заниматься домашним хозяйством, писать учебные планы, заниматься дочкой. Дважды была награждена медалью «ветеран труда», состояла в сельсовете, имела кучу почетных грамот различного уровня. В последствии, где-то в середине 2000-х, о трудовых заслугах бабушки вспомнили в городской администрации, и даже пообещали обеспечить её собственным жильем, так как она приравнивалась к участникам ВОВ, благодаря работе санитаркой в госпитале о чем указанно в начале её трудовой. Однако, огромное количество бумаг, бюрократические препоны и прочие вещи, привели бабушку к мысли не связываться с щедростью администрации и оставить это дело не продолжая. Я думаю что она поступила правильно, отказавшись от это бумажной суеты и «благ», которые судя по всему были лишь показухой и не более.
Выйдя на пенсию, она занималась уже домашними хлопотами и мной. Должен сказать что я был несколько избалован бабушкой и дедушкой в детском возрасте. Меня редко ругали за провинности, и часто покупали различные игрушки. Видимо это из-за того что уделять чрезмерное внимание моей маме они тогда не могли, и потом я ведь рос без отца, так как он был в разводе с моей мамой. Чего только мне не готовила моя бабушка, какой только выпечки я не ел и это при отсутствии аппетита и вечной худобе. Я всегда буду вспоминать с большим теплом эти времена. К счастью наш дом, который мы продали буквально преобразился на глазах, благодаря стараниям новых владельцев. Сейчас он выглядит гораздо новей, хотя и двор уже давно изменился, и нет тех тополей у забора, и вишневых деревьев которые так восхитительно цвели по весне и излучали пьянящий аромат от янтарной смолы на коре. Нет старой яблони с великолепнейшими яблоками величиной с апельсин, нет абрикос и груши с сахарной мякотью внутри. Единственное что напоминает мне о доме это отдельно стоящая кухня, она по прежнему такая как и была раньше. И закрывая глаза, я вновь прихожу в то время и место когда я был счастлив, а деревья казались большими... Спасибо вам дорогие мои!
мистер вихлюн