Она пришла рано утром, именно тогда, когда я ее ожидал. Высокая тощая старуха в черном балахоне, точно такая, как ее изображают на картинах художники. Правда, косу она с собою не принесла – или оставила в прихожей или в коридоре. Я не мог пойти посмотреть, потому, что уже лет десять, как мне не служили ноги. Часы на стене остановились в тот же момент, как она зашла в комнату. Родственников у меня не было, единственный сын уехал давним – давно в Канаду, и лишь изредка звонил, по праздникам.
- У тебя есть еще полтора часа, - пробормотала она, сверяясь с серебряными часами, которые достала из кармана.
Вообще то у меня не было куда тратить сколько времени. Больше шести лет я пролежал парализованный, пока инъекции доктора Филиппа не разрешили мне понемногу двигать верхней половиной туловища. Я привстал с кровати, и прислонившись спиной к стене, глянул в окно. Солнце еще только показалось из-за горизонта, и бросило горсть слабо греющих лучей на подоконник.
- Может меня можно забрать сейчас?, - поинтересовался я.
- Нет, конечно, - удивилась старуха, - только люди могут опаздывать или спешить, а мы всегда все делаем вовремя. И если тебе отведено точно такое время – именно его ты должен провести здесь.
- А что там, дальше? – спросил я.
- Узнаешь, когда придет время, - загадочно улыбнулась старуха.
Теперь, отсюда мне было видно, что косу она все-таки оставила в прихожей, потому что свет из окна заставлял ее лезвие сверкать и переливаться разноцветными огоньками. Странно, что в тот момент моя голова была совершенно пустой и ни один из вечно мелькающих в голове вопросов меня не интересовал. Не интересовало то, как она зашла сюда, хоть ключ от дверей был только в соседки, приходившей каждый вечер ровно в семь часов. За то интересовало, кто же будет кормить моего кота Бегемота. Старуха сидела и смотрела в окно. Затем обернулась ко мне.
- Можно, я закурю? – спросила она.
- На здоровье, - ответил я, поднимаясь на кровати еще выше.
Старуха издала хрипловатый смешок, и достав из кармана пачку «Лаки страйк», закурила. Сероватый дым затянул комнату, и она открыла окно, чтобы дым выходил на улицу. Я тоже попросил сигарету. Она с улыбкой протянула мне пачку. Я затянулся и немного закашлялся.
- Раз уже на то пошло, можно я позвоню другу и закажу себе такую плиту, какую хотел? – спросил я.
- За свои деньги – все, что хочешь, дорогой, - улыбнулась старуха и оскалила зубы.
Я набрал номер Алекса, своего знакомого с детства, что занимался оказанием ритуальных услуг. У него даже была целая фирма в Бостоне.
- Привет Ал, - начал я, - слушай, мне что-то так хреново, ты не запишешь текстовку, что я хочу видеть на своей плите.
- Алекс начал возмущаться. Я выдал все за шутку, и он, видимо решив мне подыграть, согласился.
- Браян Роберт Гафри, 25 мая 1952 года. Дату смерти сам допишешь. Напиши еще что – то, что ты в таких случаях гравируешь, может пожелание какое.
Алекс рассмеялся в трубку и пожелал мне еще долгих – долгих лет. Я завершил звонок. Старуха докурила и достала из складок одежды толстый блокнот с кучей закладок.
- Еще раз, как тебя зовут, - спросила она.
- Браян Роберт Гафри, - повторил я, погасив окурок о край хрустальной вазы.
- Черт!, - выругалась старуха и принялась собираться, - перепутала.
- Что перепутала? – не понял я, уже приготовившись умирать.
- Фамилию перепутала, осел, - раздраженно пояснила она, махая блокнотом, - в следующем доме тоже есть Браян Роберт, только Гофри! Слышишь, Гофри, а не Гафри. Это у него смерть через тридцать семь минут, а не у тебя.
Она пулей вылетела из квартиры, хлопнув дверью и тут же вернулась.
- Косу забыла, - пояснила она, - что же это за день сегодня такой?
- А я когда умру? – не выдержал я.
- Секунду, - старуха пролистала свой блокнот с бешенной скоростью, - вот нашла, - тебе еще шестнадцать лет жить.
- А как? – настаивал я.
- Нам не положено говорить, - буркнула старуха и сунула блокнот в карман, - не садись пьяным за руль, вот и все.
Она вышла, и я думал, а нет ли здесь еще одной ошибки. Как же за руль, когда я и просто сеть нормально не могу…