Интриги, сплетни, деньги – три страсти у Жюли.
В 1878 году она уехала в Париж, уже оправившийся после франко-прусской войны. Зачем? Ловить женихов. С предыдущим муженьком, Николя Маркиным, она развелась после того, как он был осуждён за убийство Андре Хованского. На самом деле, её свидетельство за или против супруга не сыграло бы решающей роли в вынесении приговора, так что зря она себя накручивала, думая, надо или не надо было дать другие, более благоприятные для Маркина показания.
Но не будем об этом. Жюли – в Париже! Она – свободна! При чём тут какой-то Маркин?!
В Париже Жюли появилась не одна, а с осознанием владения капиталами. Десять миллионов рублей наследства от тётушки, княгини Алтуфьевой, - это вам не фунт изюму! Поэтому она держалась независимо и даже заносчиво. Куда там французам до русской княжны Тишинской!
Подцепила эльзасского барона, Ришара Бодэ. Он влюбился, предложил сердце и руку. Жюли не была захвачена страстью. У неё вообще сердечных страстей не наблюдалось. Сказано же: три страсти.
Хорошо, с деньгами трудностей она не испытывала. В данный момент, по крайней мере. Часть капиталов она вложила в производство в центральном регионе страны. Капиталисткой сделалась.
Интриги и сплетни – вот без чего Жюли не могла жить. Выходя в свет, она сразу улавливала расстановку сил в салоне, кто с кем дружит, против кого. Ей нравилось примыкать к какой-то партии, чтобы изводить сторонниц другой партии. Так, чисто для тренировки, для того чтобы пощекотать нервы и размять мозги. Примерно то же самое, что для нынешних кумушек – смотреть сериалы.
Она и вправду будто в театре смотрела на разворачивающиеся события. При этом в роли автора и режиссёра она предпочитала выступать сама. Ну вот характер такой!
Свести с ума чьего-нибудь мужа или жену, заставить ревновать, смотреть, как они скрежещут зубами от злости на супруга или супругу и их любовников, – милое дело! И заняться есть чем, и обсудить потом по-французски с французскими кумушками.
Так, например, забавно было понаблюдать за супругами Жоли (если на русский перевести – «Милые»), Агатой и Жереми. Он был тюфяк тюфяком, а она, оправдывая свою новую фамилию, очень миленькая дамочка. Жюли было интересно, насколько они любят друг друга и доверяют друг другу.
Жюли стала подкарауливать Агату. Однажды в туалетной комнате француженка обронила браслет. Он расстегнулся, а она не заметила. Жюли подобрала вещицу из тонкого золота, со вставками из бледных поделочных камней, и спрятала в складки одежды. Потом пошла кокетничать направо и налево, надеясь подцепить какого-нибудь поклонника. То, что она замужняя дама, Жюли не волновало. Она умела кокетничать адресно, не привлекая особого внимания публики.
И вот уже молодой дурак Сибо, Анри Сибо, клюнул на её гримаски. Хорошенький, молоденький, ухоженный, сынок хороших родителей, которые приготовили ему удачную карьеру в гражданской службе.
«Бла, бла, подарите мне что-нибудь…» Ну, как всегда! Как раз и браслет пригодится! Жюли чуть-чуть высунула украшение из складок платья. Сибо потянул. Жюли не отдавала. Главное, конечно, не порвать безделушку!
– Ах, ах, какая тонкая работа!
– Это изготовлено на заказ!
– В России?
– Позвольте оставить это моей тайной!
– Но у нас я не видел ничего подобного!
«А что ты вообще видел, молокосос!»
– Ах, ах! Только для вас! Берегите мой подарок!
«Право, не ошиблась ли я в нём? Всё он сделает так, как я думаю? Или слишком безмозглый?!»
Но нет, Жюли хорошо разбиралась в людях: молодой поросёночек Анри стал хвастаться в мужской компании своим «трофеем» и рассказывать всякие романтические бредни о красавице, которая обещала ему свидание и всё прочее. Конечно, как Жюли и рассчитывала, имя красавицы не было оглашено.
А муж, Жереми Жоли (вот именно что «Ерёма»!), обратил внимание на то, что браслет был точь-в-точь как его подарок Агате.
(Нет, ну ладно – с лермонтовским «Маскарадом» они не знакомы, парижане, но «Отелло» Шекспира по крайней мере могли вспомнить?!)
Короче, ни Лермонтов, ни Шекспир не пришёл в голову одураченному мужу, и он пошёл выяснять у супруги: где её золотой браслет? Естественно, Агата не могла предъявить украшение спутнику жизни. Это посеяло раздор в семействе Жоли. А нашей Жюли того и надо!
Месье Жоли отправился в мужской клуб выяснять, кого следует вызвать на дуэль. Мужчины забурлили, и вскоре дело о браслете перекинулось и в общую гостиную. Сплетников всегда полно в обществе.
Жюли чувствовала что-то сродни той эмоции, которую описал Пушкин в «Онегине». Ей было приятно смотреть, как месье Жоли взбесился от ревности, как ему видятся в зеркале «бодливые рога», якобы наставленные жёнушкой, но не стыдится себя узнавать, а наоборот – чуть ли не рад!
Что заставило русскую интриганку вмешаться в спокойную жизнь французских супругов? Просто скука. Нет, не только. Она бессознательно ненавидела мужской род и была рада случаю отомстить хотя бы одному, нет, двум его представителям. А за что пострадала Агата? Так. Лес рубят – щепки летят.
Юный Сибо затаился, но многие видели его с браслетом, которым он хвастался, поэтому из мести или по оплошности указали на него мужу Агаты. Последовал вызов на дуэль, господа стрелялись. Жюли была счастлива узнать об этом. Агата больше не появлялась в гостиных, и её супруг тоже вскоре исчез из поля зрения мадам Жюли Бодэ. Юлия думала: «Ну и дураки!» О пострадавшей Агате она вообще не вспоминала.
Она продолжила свои увлекательные прогулки по Парижу – европейской столице мод, культуры и любви! Она облазила все модные магазины, находя радость в приобретении шуршащих новинок последнего сезона.
* * *
Париж для русской дворянки всегда был примерно тем же, что и Мекка для мусульманина! Жюли с восторгом гуляла по тем улочкам и площадям, о которых раньше только слышала от своих московских знакомых.
Набережные Сены, легендарный Нотр-Дам де Пари, самый старый в городе Новый мост! Лувр, сад Тюильри, Триумфальные арки на Пляс де Карузель и на Пляс д’Этуаль – в честь Наполеона.
Она посетила Собор Инвалидов, посмотрела на саркофаг из красного финского порфира, где покоится прах великого полководца. Жюли подумала: «Как всё на свете бренно! Так проходит мирская слава! А ведь полмира лежали у его ног! В чём же была его ошибка? Хм, никогда не надо недооценивать силу противника!» Интриганка и сплетница, которая никогда не задумывалась о проблемах совести, Жюли, как видно, всё же была патриоткой России. И в достоинствах ума ей трудно отказать!
Ей нравились Большие бульвары, устроенные по приказу мэра французской столицы, барона Османна. Они напоминали Жюли Москву, её Бульварное кольцо. Только в Париже вместо лип бульвары были обсажены каштанами. Каштаны были везде. Весной они радовали глаз своими белыми свечками, осенью на каждом углу можно было полакомиться их плодами. Мальчишки их жарили на месте и складывали в бумажные фунтики.
В то время на Монмартре, на самом возвышенном месте города, стали появляться модные мастерские художников. У кого не было мастерской, выходили на площадь, тут же рисовали, тут же продавали свои работы. Толпа гуляла по холму, пела, танцевала. Конечно, работали и карманники: грех не воспользоваться всеобщей кутерьмой. Но репутация модного места всё равно привлекала на Монмартр многих парижан и гостей столицы. Зеваки смотрели на строительство базилики Сердца Господня (Basilique du Sacr; C;ur), белоснежного собора в память франко-прусской войны. В его архитектуре причудливо сочетались элементы византийской, романской, готической и ренессансной архитектуры, что должно было символизировать взаимную терпимость и согласие. Жюли находила что-то общее в облике собора с русскими церквами.
Проголодавшиеся художники и публика заходили в кафе, чтобы подкрепиться. На Монмартре и кафе были необычными. Они сочетали в себе трактир (если выражаться по-русски) и театр. Называться это стало «кабаре» - созвучно привычному для русских слову «кабак». Но по сути это было совсем другое. В парижское кабаре Le Chat Noir («Чёрный кот») его хозяин, художник Родольф Салис, привлёк всю богему, начиная от Ги де Мопассана. Кабаре работало как варьете с музыкой и выступлениями на эстраде и как художественный салон, где выставляли свои творения и спорили об искусстве легендарные обитатели Монмартра. Знаменитую афишу с черным котом на золотистом фоне, нарисованным Теофилем-Александром Стейнленом, было видно ещё издали.
Жюли приходила туда, потому что именно в Le Chat Noir можно было встретить русских, услышать русскую речь.
Как-то постепенно обнаружилось, что Жюли скучает по России, по Москве. Это потом выяснилось название такого душевного страдания – ностальгия, тоска по Родине. А тогда Жюли считала своё плохое настроение блажью.
Но блажь блажью, а в Москву её тянуло невыносимо. И она поехала, захватив, разумеется, все последние модные новинки парижских туалетов. Муж был занят на своих промышленных предприятиях, поэтому не мог её сопровождать.
;