Сейчас только журналисты старшего поколения представляют, что же это было такое – выпуск номера газеты в сталинские времена, что, например, входило в обязанности дежурного, за что и в какой мере он отвечал. Думаю, большинству нынешних журналистов многое просто и в голову не придет.
Это было еще в "Алтайской правде", краевой газете.Завершаю дежурство. Ротационные машины уже пошли, бумажная лента превращается в аккуратные рядки сложенных газет, но я еще должен официально подписать номер: «В свет».
Просматриваю экземпляр, полученный с машины. Прежде всего – заголовки. Не просто с точки зрения возможных ошибок, хотя и это было важно (сейчас небрежность в этом смысле перешла все пределы, мне даже рассказывали, как в уважаемой газете на планерке один выступавший доказывал, что знать правила русского языка журналисту не обязательно, его дело – добывать информацию). Следили, не обнаружится ли какая-нибудь нелепица или двусмысленность.
Как анекдоты ходили по устам рассказы о случаях такого, скажем, рода. Газета приморского региона, кажется, «Тихоокеанская звезда», подготовила специальный выпуск, посвященный началу путины. Конечно, коммунистов призывали показать пример трудового героизма, поэтому поверх всей первой полосы шла «шапка»: «Всех коммунистов – в море!» Или – статья в районной газете о социалистическом соревновании на кирпичном заводе в честь предстоящей районной партийной конференции с крупным, тоже во всю полосу заголовком: «Встретим районную партийную конференцию добротным кирпичом!»
Но ведь бывают двусмысленности и тоньше. Скажем, на полосе два заголовка: «Крайком КПСС требует ускорить сев» - сообщение о заседании бюро крайкома партии, и - «Преступное деяние» - репортаж из зала суда. Заголовки рядом, как бы сливаются в одно, и получается, что решение крайкома и есть преступное деяние. Такое сейчас и в голову никому не придет, а тогда подобные совпадения не допускались даже на разных полосах разворота. Чего только не усматривали, чего не выстраивали из заголовков в крайкоме КПСС, в цензуре, в КГБ, да и мы сами в порядке перестраховки.
Перед подписанием номера смотрю еще и все фотографии «на свет»: не получается ли, что с обратной стороны полосы на лбу у передовика производства нечто просвечивает. Порой из части текста на оборотной стороне получается и неприличное слово. Ну, уж тем более ничто не должно просвечивать на портрете товарища И.В.Сталина. Кстати, только так «товарищ И.В.Сталин» можно было писать о нем, ни в коем случае не допуская при том переноса с одной строки на другую. Фамилии других членов Политбюро переносить также было запрещено, не говоря уже, конечно, о Марксе, Энгельсе, Ленине.
Сто раз останавливается глаз на фамилии вождя не только в заголовках – в тексте. В сто первый раз дежурного прошибает пот. Напечатано: «истерическая речь товарища И.В.Сталина». Ясно, что ошибка всего в одной букве: «е» вместо «о»... Не нужно было долго думать, что последует за обнаружением этой ошибочки. Для забывших все это или по молодости не знающих скажу: снятие с работы, исключение из партии и арест, как минимум, ответственного редактора газеты, скорее всего – и его замов, всех дежурных, уж точно – корректоров, линотиписта и Бог знает еще кого. Редакция будет просто разгромлена. Это же не ошибка, это чья-то враждебная вылазка и чье-то попустительство, а то и заговор. Заговоры же любили больше всего.
Что делать дежурному? Указать на ошибку и поправить? Ну, нет! Всё тут же станет известно «органам», и никто никого, даже бдительного дежурного уже не спасет. Решение есть только одно и принимается срочно. Вызван из типографии выпускающий, ему – указание без объяснений: перебрать подвальную статью заново, целиком. Для маскировки совсем в других местах сделано несколько исправлений. Отлитые стереотипы предлагается разбить, матрицы уничтожить, отпечатанную часть тиража, пока, слава Богу, небольшую – под нож.
Скандал: газета запаздывает, пойдет в рассыл не по графику, рабочие лишатся премии, ропщут, конечно. Никто толком не может понять, в чем дело, но люди привычные, делают, что велят. Ну, а дежурному приходится изображать из себя самодура. Это не очень сложно, если знаешь, что спасаешь, всего скорее, жизнь многим людям, в том числе и себе.
Не помню, что было выдумано в оправдание перед начальством, но истину не узнал никто и по сию, кажется, пору.
При Хрущеве ошибки тоже обходились не дешево, но все же не в цену жизни. Помню, пришел я в редакцию и на Доске объявлений увидел приказ примерно такого содержания: «За халатность, повлекшую за собой грубую ошибку, сотрудника сельхозотдела В.Тваринского уволить из редакции». Бегу в отдел: что случилось? Оказывается Володя Тваринский, будучи «свежей головой» (это читка номера уже с машины, полностью готового – для последней страховки), не заметил в тексте пропуск одной буквы и получилось такое: «тварищи Н.С.Хрущев, М.А.Суслов...», ну и так далее. За этих «тварищей» в сталинскую эпоху опять же скорее всего посажали бы многих, а теперь все же можно было еще и отстаивать провинившегося.
Иду к ответственному редактору Абрамову, говорю ему:
- Михаил Георгиевич, у меня к вам просьба: закройте ладонью один глаз и прочтите вот эту колоночку.
- Ты что, с ума сошел?
- Ну, прочитайте, это очень важно, я объясню потом…
Абрамов усмехнулся, зажмурил один глаз, нарочито так перекосился весь – читает. Выдержал немного и аж плюнул в корзину для бумаг:
- Ну, какого рожна?
- Как читается, Михаил Георгиевич?- говорю ехидненько, - Хорошо? Сколько так могли бы выдержать? Так вот, Тваринский, которого вы только что уволили из редакции, читал так, с одним-то глазом, целый номер!
Он был действительно практически слеп на один глаз, все это знали, но до случая о том как-то и не подумали.
- Да-а-а, - протянул Абрамов. И тут же загорелся - «заводной» был человек. - Слушай, пойди-ка ты к Чиликану (так у нас называли Чиликина, ответственного секретаря редакции), проделай с ним то же самое, он уж очень гневался и приказ сам сочинял.
Иду к Чиликину, хотя знаю, что с ним такие штучки проходят сложнее – суровый был человек, с громовым голосом, гроза редакции! Рыпался он, но я как-то уговорил его на эксперимент. Страшно ругаясь, попробовал читать и... когда я все объяснил, молча тут же взял лист бумаги и заготовил совсем другой приказ: Тваринскому ставилась «на вид» недостаточная внимательность при чтении номера и впредь он освобождался от дежурств по состоянию здоровья.
Совсем уже другое было время!