Слуга почтительно постучал в дверь и, прежде чем войти, помедлил несколько секунд. Несмотря на эту предосторожность, он все же услышал последние слова доктора: «Помочь может только Господь, больше никто». Лорд Винтер дал знак молчать и вопросительно глянул на слугу:
- Что случилось?
Слуга поклонился:
- Ваша милость, миледи просила напомнить Вам о сегодняшнем бале.
- Я помню. Что-то еще?
- Вам приготовлены костюмы и украшения... – слуга замялся. – Можно показать?
- Позвольте откланяться, Ваша светлость? – слова доктора прозвучали формально: судя по выражению лица лорда Винтера все, что он хотел узнать, он уже узнал и больше не имел причин задерживать эскулапа.
- Если Вам еще будут нужны мои советы… – в глазах доктора промелькнуло сомнение, и лицо Винтера, словно зеркало, отразило похожие чувства.
- Благодарю, Вы можете идти.
Доктор поклонился и бесшумно вышел. Так же бесшумно появились слуги, неслышно внесли стойки с одеждой и подушечки с украшениями. Прислуга была вышколена на славу: если бы лорд закрыл глаза, он мог бы даже не догадаться о том, что в комнате кто-то есть, пока на пороге не появилась его жена. У нее не было причин скрывать свое присутствие. Кокетливо постукивая каблучками, соблазнительно шурша шелком юбок, она с ласковым нетерпением обратилась к мужу:
- Посмотрите, что я для Вас выбрала. Надеюсь, я не помешала? С кем Вы говорили?
- Это доктор Патрик.
- Доктор? Для кого?
Лорд Винтер сделал выразительную паузу, и прислуга с поклонами удалилась.
- Ни для кого. Я хотел услышать его совет.
- Вы больны?
Винтер несколько мгновений так пристально смотрел на жену, что она почувствовала себя неуютно. Видимо поэтому в ее голосе появилась нотка раздражения:
- Если Вы дурно себя чувствуете, нам придется отказаться от бала. Хотя граф Кроуфорд очень рассчитывал на нас.
- Вы думаете, дело в бале? – лорд Винтер посмотрел в сторону разложенных драгоценностей и снова перевел на жену взгляд, выражения которого она никак не могла понять. – Быть может, Вы захотите дождаться возвращения милорда Бекингема, уж он как никто умеет устраивать ослепительные приемы и кружить головы своим богатством и блеском. Куда там лорду Кроуфорду! Тем более, что ждать осталось совсем недолго.
Лорд Винтер двумя пальцами взял лежавшее на столе письмо, и одним движением развернул его.
- Герцог Бекингем… да, Вы знаете, что он уже герцог? Его светлость прибыл в Англию. Мой брат отправился его встречать.
- Вы, должно быть, рады.
- А Вы? – Винтер поднял голову и в упор посмотрел на жену.
- Я довольна, если Вы довольны. Это Ваш друг.
- Разве Вам не нравилось его общество?
Миледи удивленно подняла брови, хотела что-то сказать, но вместо этого застыла с приоткрытым ртом, словно ее ошеломила какая-то догадка.
- Что Вы такое говорите? Вы упрекаете меня?
Лорд Винтер тяжело выдохнул:
- Я доказал Вам свое доверие, когда женился на Вас.
- А теперь? Вы готовы опуститься до ревности? Унизить меня подозрением?
Если бы она возмутилась, повысила голос, он готов был ответить, но ее лицо было лицом несчастного ребенка, бессильного перед незаслуженной обидой, и это лишило его решимости. Лорд Винтер встал, подошел к жене, стоявшей с потерянным видом, и привлек ее к себе:
- Я всегда Вам верил. Идите, одевайтесь – невежливо не явиться к графу Кроуфорду. Мы обещали, что будем.
Закрыв за женой дверь, Винтер вернулся к столу и достал из стоявшей на нем шкатулки овальную миниатюру. Траурная рамка черного дерева обрамляла портрет ребенка такого нежного возраста, что черты лица были совершенно неопределенны. Невозможно было даже сказать, мальчик это или девочка, не говоря о том, чтобы искать в его лице схожесть с родителями. Винтер некоторое время жадно вглядывался в младенческие черты, но, в конце концов, со стоном разочарования отложил портрет:
- Он был совсем мал… Бедное дитя. Какие надежды ты мне подарил, и как жестоко я был их лишен! Целый год напрасных ожиданий…
Лорд откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Эти несколько минут размышлений вернули ему покинувшую было его решимость. Он еще раз перечитал письмо брата, где тот сообщал, что через несколько дней милорд Бекингем будет в Лондоне, и тихо, но твердо сказал:
- Я должен знать.
Если бы жена лорда Винтера была внимательнее к мужу, то заметила бы следы этой решимости в выражении его лица, но… вопрос не слишком ли скромен жемчуг и не заменить ли его алмазным ожерельем занимал ее больше. Муж… что муж? Разве не она направляет все его мысли и руководит его действиями? Он всегда послушен, так стоит ли внимания поперечная складка между его бровей?
Когда супруги прибыли к графу Кроуфорду, миледи Винтер, по видимости, уже не думала ни о визите доктора, ни о проблемах, что, вероятно, заботили ее мужа, и лорд напрасно бросал на нее пытливые взгляды, ища признаков душевного волнения, какое, как он боялся, могло вызвать известие о возвращении Бекингема. Миледи была полна холодного возбуждения, – обычное ее состояние перед любым балом – что придавало ее красоте особую выразительность и раньше это совершенство черт заставляло сердце лорда замирать от восторга, красота затмевала для него все. Сегодня Винтер вдруг увидел за красотой бездонную холодность и ужаснулся.
Среди гостей Кроуфорда был мужчина, которого ни лорд Винтер, ни его жена раньше не видели. Он явно пользовался особым расположением хозяина. Мужчину можно было назвать красивым. В глазах его отражались огоньки множества свечей – это придавало глазам блеск, но мешало определить их цвет. Свои блестящие черные волосы гость носил длиннее, чем окружающие, по французской моде; превосходно сидевший костюм также был иностранного покроя. Мужчина изображал пресыщенность, словно был утомлен бесконечными удовольствиями, но из вежливости старался это скрывать, чтоб не обижать хозяина. Впрочем, внимательному глазу морщинки на лбу, бледность щек и наметившиеся круги под глазами подсказали бы, что усталость мужчины не показная, только вряд ли ее причиной было праздное времяпрепровождение – слишком умным и проницательным был взгляд.
Граф Кроуфорд, как положено радушному хозяину, встретил чету Винтер, после чего снова вернулся к своему гостю и что-то оживленно стал шептать ему на ухо. Миледи едва задержала взгляд на этой привычной картине: она была уверена, что говорят о ней и говорят лестно; первое предположение было верно, второе – ошибочно. Окруженная любовной заботой мужа, она оставалась в неведении относительно многих вещей, которые иначе лишили бы ее покоя.
- Дивно хороша, не так ли? – шептал граф Кроуфорд. – Бекингем ни за что не пропустил бы такую красотку. Он частенько наведывался к ним, и ходили слухи…
- Как же лорд Винтер решился после жениться на ней?
- Гм, гм… Полагаю, он не все знает. И потом, что бы ни было, это было до свадьбы.
- Возможно, что и не было?
Граф Кроуфорд хмыкнул, подергал себя за ухо и снова поглядел на миледи:
- Вот Вы, любезный Рошфор, удовлетворились бы взглядами и вздохами?
Рошфор лениво пожал плечами:
- Не уверен, что стал бы себя утруждать. Да, хороша, но, право слово, влюбиться? Нет. Я уже достаточно…
- Постарели? – лукаво усмехнулся Кроуфорд.
- Мне не нравится это слово, скажем – поумнел, – смеясь, сказал Рошфор. – Развлечься – пожалуй, но, как мне кажется, положение этой дамы не допускает подобного пренебрежения.
- Когда Бекингем волочился за ней, у нее не было никакого положения. Их часто видели вместе.
- Но лорд Винтер и милорд Бекингем друзья, как мне говорили?
- Безусловно.
- И Бекингем не предупредил друга?
- О таком не пишут в письмах, к тому же, лорд Винтер женился уже после отъезда Бекингема, герцог не мог этого предвидеть.
- А теперь милорд возвращается?
- Признайтесь, именно поэтому Вы здесь? Желаете получить из первых рук сведения о мадридских делах? Значит, Франция в самом деле рассчитывает на брак принцессы Генриетты?
- Я этого не говорил.
- О! Ваше присутствие здесь достаточно красноречиво.
- Ошибаетесь, я всего лишь путешествую с приятелем. Его в Англию привели семейные дела, и он любезно пригласил меня составить ему компанию. У меня есть деньги, есть время, нет, к счастью, семьи – я волен развлекаться, как вздумается.
- Но Вы интересовались милордом Бекингемом и результатом мадридской авантюры.
- А Вы нет? По чести, именно отсутствие интереса к тому, что занимает всю Европу, было бы удивительно.
Кроуфорд шутливо поднял руки и согласно кивнул головой:
- Вы правы, правы. Но ведь как соблазнительно вообразить, будто имеешь отношение к тайнам высокой политики!
- Увы, не могу доставить Вам этого удовольствия. Я, как и Вы, всего лишь частное лицо и, как таковое, вынужден сам заботиться о себе.
- Вы прощаетесь?
- Да. Я благодарен Вам за гостеприимство, но предпочитаю оставаться в Лондоне, а значит – мне пора. Хотелось бы провести ночь в постели, а не в седле.
- А Ваш приятель?
- Он решил воспользоваться Вашим любезным предложением и задержится до завтра.
- Он не пожалеет, слово Кроуфорда. А вот Вы лишаете себя немалой доли развлечений, а нас – своего очаровательного общества.
Рошфор, улыбаясь, отвесил прощальный поклон и направился к дверям. По пути он задержался на пару минут возле одного из гостей. Все так же, улыбаясь, он обменялся с ним поклонами и несколькими словами. Легкомыслию улыбки очень противоречила серьезность тона, но это осталось незамеченным, потому что сказанное услышал только тот, кому это было предназначено:
- Познакомьтесь с миледи Винтер. Изобразите влюбленность с первого взгляда, поволочитесь за ней. Добейтесь разрешения бывать у нее в доме.
Повинуясь указующему кивку Рошфора, его приятель повернул голову в сторону миледи. Сначала на его лице отразилось удовольствие – дама была красива – потом оно сменилось задумчивостью. Едва Рошфор ушел, новоявленный «влюбленный» оказался у кресла миледи.
- Сударыня, позвольте мне выразить радость от созерцания Вашей несравненной красоты. Радость вдвойне приятную оттого, что я вижу соотечественницу.
Услышав французскую речь, миледи вздрогнула от неожиданности, но ответила по-английски:
- Соотечественницу? Вы ошиблись.
- Нет-нет, я не ошибся, и лучшим доказательством служит то, что Вы меня поняли.
- Король Яков прекрасно говорит по-французски, делает ли это его Людовиком XIII? Французы так несправедливы к англичанкам, вы распространяете слухи, что Англия бедна красавицами, записывая всех мало-мальски привлекательных дам в соотечественницы.
- Да плевать мне на Вашу красоту, но я никогда не забуду имени Вашего мужа, и то оскорбление, которое мне нанес граф де Ла Фер.
Миледи вскочила и схватила своего собеседника за руку. Он осклабился:
- Я вижу, как Вас тронули терзания «влюбленного». Вы растроганы и готовы уделить мне пару минут наедине?
- Да!
Мужчина поклонился и любезно предложил даме руку:
- Улыбайтесь, сударыня. Улыбайтесь так, чтоб Вам поверили, черт побери!
И ей поверили – лорд Винтер, беседовавший поодаль с хозяином дома, проводил свою жену и неизвестного кавалера ревнивым взглядом.
- Я искал графа во Франции. Безуспешно. Теперь я понимаю почему.
Миледи огляделась, чтоб убедиться, что на балконе они одни и их никто не видит и не слышит. Мгновение страха прошло, она почти успокоилась. Это не была мысль или чувство, это был инстинкт: этот человек – враг де Ла Фера, а, значит, у нее есть шанс.
- Что он Вам сделал?
Задетое самолюбие заставило мужчину обиженно закусить губу:
- Вы меня не помните?
Миледи поняла, что сделала ложный шаг.
- Прошу прощения, я растерялась. Вы появились так внезапно.
- Не притворяйтесь, Вы не помните. Что ж… Он заплатит жизнью, Вы – деньгами.
- Тогда я имею право знать, за что буду платить! – гневно отозвалась миледи. На этого человека не действовали ее женские чары, им владела лишь жажда мести.
- Несколько лет назад на Новом мосту господин де Ла Фер столкнул меня со ступеней за то, что я сказал Вам пару любезностей и подал веер.
- И что Вы хотите от меня?
- Вы поможете мне без помех встретиться с Вашим мужем в укромном месте. Сделаете так, чтоб он обязательно пришел, и чтоб наша встреча осталась тайной для общества. Миледи Винтер? Ваш муж получил наследство в Англии?
- Нет. Вы опоздали.
- Не говорите мне, что он умер!
- Мой муж – англичанин. Лорд Кларик, граф Винтер.
- Черт! Проклятье! Вы лжете!
Миледи презрительно улыбнулась:
- Вы опоздали. А теперь – оставьте меня в покое, иначе будете иметь дело с милордом Винтером. Поверьте, это не обойдется Вам дешевле.
Она ушла, поспешив избавить себя от неприятного общества и подгоняемая желанием уговорить мужа немедленно уехать домой. Кроуфорд просил их остаться на несколько дней – погостить, и Винтеры уже дали согласие, но сейчас миледи готова была разыграть какую угодно болезнь, лишь бы оставаться подальше от дома Кроуфорда, пока француз не уберется восвояси.
Ей не пришлось просить. Холодным, и даже враждебным тоном, лорд Винтер объявил жене, что они немедленно возвращаются домой – он так решил.
Дом, казалось, целиком разделял настроение хозяина – темный, молчаливый и холодный. Слуг не было. Рассчитывая задержаться у Кроуфорда, Винтер разрешил прислуге выходной. Большинство слуг имело семьи в деревне, и с радостью воспользовалось этой возможностью. Остальных соблазнили радости окрестных кабачков. На весь дом осталось не более двух-трех человек.
Даже очутившись у себя в комнатах, миледи чувствовала эту пустоту и холодность. Ей стало тревожно. «Надо придумать что-нибудь с этим французом. Чтобы Винтер его убил. Или лучше – Кроуфорд. Это его гость, он, как хозяин, обязан был защитить меня от домогательств этого негодяя. Скажу, что не могу открыться мужу, не могу допустить дуэли с иностранцем, это серьезно скажется на положении Винтера. Кроуфорд полон всех этих рыцарских предрассудков – на этом можно сыграть. Он «спасет» мою честь, окажет услугу Винтеру, и будет всю жизнь гордиться своим молчанием об этой дуэли».
За окном раздался свист. Миледи не сразу обратила на него внимание, не допуская, что подобная вульгарность может как-то относиться к ней. Свист повторился – в его переливах слышалось раздражение и вызов. Миледи, удивленная, выглянула в окно и отшатнулась. Под самой стеной на коне гарцевал француз, вытягивая шею и пытаясь что-нибудь разглядеть в темных окнах. Миледи кинулась в комнату горничной, сейчас пустую, а оттуда выскочила на небольшую площадку наружной декоративной лесенки. Горничная иногда пользовалась ею, когда хотела тайком выскользнуть из дома. На площадке не было окон, только узкие бойницы, которые на зиму загораживали деревянными щитами. Сейчас они были открыты, миледи просунула туда руку и замахала платком. Француз коротко свистнул, давая понять, что видит ее, и подъехал ближе к лесенке.
- Здесь внизу есть вход… Я открою.
Миледи не собиралась впускать француза дальше двери, но он без труда отодвинул хрупкую женщину в сторону и прошел в дом. Для человека, первый раз оказавшегося в незнакомом месте, он неплохо сориентировался, и самостоятельно добрался до большой прихожей, куда выходили галереи и где сходились лестницы, ведущие в апартаменты.
- Туда, как я понимаю, выход во внутренний двор, а здесь – располагаются хозяева? Милорд, Ваш муж, изволит уже почивать? Там?
Француз ткнул пальцем в сторону, и миледи вздрогнула – француз угадал.
- Если Вы будете шуметь, лорд Винтер услышит. Тогда Вы уже ничего не сможете требовать.
- Я потеряю деньги, хе-хе… печально, но не смертельно. А что потеряете Вы?
Он с удовлетворением наблюдал, как миледи безуспешно пыталась сохранить равнодушный вид.
- Собственно, чем Вы мне угрожаете? Вы силой ворвались в дом… Лорд Винтер просто убьет Вас, и будет прав.
- Что ж, тогда, может, позовем его?
Француз насмешливо скалился, тянул паузу, миледи не двигалась с места – они оба понимали, что она проиграла.
- Я кое о чем расспросил милейшего Кроуфорда. О лорде Винтере. О Вас. У вас интересный брак.
Увидев, как побелела миледи, француз презрительно фыркнул:
- Я не сказал ему, что Вы уже были замужем. Не дурак. Не знаю, какого черта Вы это скрываете, но эта тайна стоит хороших денег, раз Вы за нее так держитесь. А, может, граф де Ла Фер еще жив? Приведите его ко мне, и, слово чести, я больше никогда Вас не потревожу. Удовольствие выпустить ему кишки я не променяю на все деньги мира.
- Мой муж лорд Винтер.
- Мне искренне жаль, поверьте. Тогда – десять тысяч пистолей и я буду поминать Вас в своих молитвах.
- Каковы гарантии, что Вы не явитесь снова?
Француз развел руками:
- Никаких. Можете в отместку рассказывать всем, как я летел вверх тормашками с Нового моста, как выбирал вонючий ил у себя из-за пазухи и как вылавливал дохлую рыбу из штанов. – Его лицо исказилось при этом воспоминании. – Решайтесь, черт Вас возьми, пока я не потребовал большего. И принесите выпить, Вы разозлили меня.
Миледи пришлось самой отправиться на кухню. Там было темно, мерзко, пахло мокрой шерстью и чем-то невыразимо тошнотворным, от чего на глазах выступали слезы. В углу зашуршало и испуганная миледи, вскрикнув, швырнула туда свечой. Из угла донесся ответный крик.
- Святые небеса!
- Кто здесь?
- Боже милостивый…
Свеча снова вспыхнула – кто-то зажег ее от тлеющих в печи угольев.
- Да кто это?
Перед миледи, так и не поднявшись с колен, стояла какая-то чумазая девушка.
- Я, Ваша милость, убираюсь тут. Оставили меня. Господ нет, так крыс потравить велели. Оставили тут.
- Крыс?!
Миледи, чьи нервы и так были напряжены, схватила со стола оставленную там склянку, желая запустить в служанку, но та заорала еще громче, чем раньше:
- Не трогайте! Яд! Ох ты, Господи!
Миледи инстинктивно оттолкнула склянку, едва не перевернув ее на стол.
- Крыс? Убирайся, негодяйка! Кто додумался держать здесь эту гадость? Я ни крошки больше не возьму с этой кухни. Вы задумали нас отравить?
- Помилуйте, Ваша милость, - девушка крестилась, плакала и выла одновременно. – Да ни в жисть! Потому только, что господ нет… В гостях они. Мне велели…
- Пошла вон. Если я хоть раз увижу тебя в этом доме – тебя запорют до смерти.
Девушка почти ползком добралась до двери и растворилась в темноте коридора. Миледи села за стол и оперлась подбородком на руки; пальцы у нее дрожали.
Незваный французский гость уже стал раздражаться от нетерпения, когда миледи вернулась в прихожую и принесла поднос с двумя бокалами, бутылкой вина и небольшим мешочком.
- Здесь часть денег. Небольшая, но это знак моей доброй воли. Сумма, которую Вы требуете, значительна. Я должна не только найти ее, но и как-то объяснить мужу, куда девались деньги.
- Рад за Ваше благоразумие. Кстати, я бы хотел бывать у вас в гостях. Вы не откажете мне от дома?
- Хорошо. Приезжайте послезавтра. Сошлитесь на знакомство с графом Кроуфордом.
Француз взял бутылку, налил себе до краев и немного – на донышко – плеснул в бокал миледи.
- Мне кажется, Вы не любительница.
- Вы правы.
- А я выпью.
Миледи из вежливости слегка коснулась кончиками пальцев бокала, и молча смотрела, как француз пьет. Он выпил три бокала, жалуясь на жару и, наконец, удалился, уверив, что без проблем найдет выход сам.
Она еще долго сидела, расширенными глазами глядя как огонь медленно, смакуя, «съедает» воск свечи.
- Кого Вы ждете?
Миледи не ожидала появления лорда Винтера, уверенная, что он давно и крепко спит. Лорд был в халате, наброшенном на ночную сорочку, что неоспоримо свидетельствовало, что он действительно спал. Но сон, видимо, был неспокойным. Лицо Винтера было бледным, на висках испарина, под глазами резко обозначились мешки, а рот словно запал.
Была глухая ночь, на столе стояла полупустая бутылка и два бокала, оба со следами вина и лорд Винтер ждал объяснений, а миледи замерла в оцепенении, не в силах даже повернуть голову к мужу.
- Значит, мне не послышалось, и здесь кто-то был? Я, глупец, боялся выйти, увидеть… Уж не тот ли господин, с которым Вы любезничали у Кроуфорда? Мне Вы так больше не улыбаетесь. Впрочем, Вы всегда любезны только с теми мужчинами, от которых Вам что-нибудь нужно. Мне пора это запомнить.
Тишина была тягостной, но нарушить ее было страшно. Мысли миледи метались, как в лихорадке. Повиниться? Разыграть оскорбленную невинность? Обратить все в шутку? Сделать вид, что ничего не понимает?
Молчание мужа пугало ее, и не в силах больше выносить напряжение, она обернулась. Лорд Винтер только что поднес к губам полный бокал, но движение жены остановило его. Холодно и презрительно смотрел он ей в глаза:
- Через несколько дней в Лондон прибудет герцог Бекингем. После встречи с ним я сообщу Вам свое решение.
Еще было мгновение, полмгновения, четверть… Но вот вино уже смочило губы, коснулось языка, наполнило горло – Винтер выпил все, до дна. Больше он не сказал ни слова и ушел к себе.
Спустя два часа, когда уже начинало светать, миледи все в той же прихожей нашел взволнованный камердинер Винтера. Одет он был кое-как и очень испуган – господину было плохо. Потом была пустая суета, некого было послать за доктором, непонятно, чем помочь лорду. Камердинер давал самые дикие советы, и миледи послушно им следовала – просто чтоб создать видимость заботы. К утру стали возвращаться слуги, кто-то, наконец, привез доктора, но было поздно – Винтер был мертв. Тем не менее, доктор выгнал всех из спальни и долго осматривал лорда. Потом нагородил латинской чепухи, суть которой сводилась к следующему: «Умер от некоторых внутренних несовершенств».
Для миледи визит доктора оказался полезнее, чем для лорда. Следуя указаниям эскулапа, ее отвели в покои и оставили одну. Доктор намешал ей успокоительных и сонных микстур, которые она взяла с благодарным видом и после вылила в камин. Но весь день ее никто не беспокоил, и за это миледи действительно была благодарной доктору – у нее не было сил изображать горе. Все, что она чувствовала – это раздражение и усталость, и еще крайнюю необходимость собраться с мыслями.
Она пыталась думать о будущем, но в голове крутилось: «Это не я, он сам».
Конечно, лорд Винтер был виноват сам. Если бы не его подозрения! Зачем ему понадобилось видеться с Бекингемом? Этим предателем, лгуном и изменником! С каким наслаждением она бы отомстила ему за ту нежную и гордую улыбку, с какой он читал записку жены, где она сообщала, что только что благополучно родила дочь, и за то снисхождение, с каким он обещал Шарлотте позаботиться о ней «если что».
Негодяй и подлец.
Такой же, как тот, которого она почти любила. Красивый, дерзкий, сильный, восхитительно властный… но совершенно непонятный. Из-за него ей пришлось лгать и изворачиваться, это он во всем виноват. Он и такие как он. У них есть все – титулы, имения, замки, деньги, положение, власть. Но им этого мало. Они не ценят того, что имеют, им нужно что-то еще, то, ради чего они без колебаний отдадут все остальное. Но как может человек, лучше других знающий, какие возможности дают власть и деньги, ценить что-то больше?
Их кровь, их честь…
Негодяи и подлецы. Лорд Винтер мертв? Туда ему и дорога. Его тяготили титулы и богатство? Ее не тяготят.
Миледи позвала горничную и приказала прислать дворецкого и управляющего.
- Ваша милость, Вас там спрашивал какой-то господин.
«Единственный господин, который мог бы о чем-то спрашивать, вряд ли сюда явится» – усмехнулась про себя миледи, но вопросительно глянула на девушку:
- Кто? Граф Кроуфорд?
- Нет, Ваша милость, – горничная запнулась и виновато улыбнулась. – Забыла имя. Никогда раньше не был.
- Зови.
Миледи с интересом смотрела на незнакомца:
- Как Вы сказали? Граф де Рошфор? Простите, не помню Вас.
- Жаль, что наше знакомство состоялось при столь печальных обстоятельствах.
- Вы про смерть моего мужа?
Граф де Рошфор мягко и неслышно подошел к двери, убедился, что за ней никто не подслушивает и холодно улыбнулся:
- Не только. Вчера умер один из гостей графа Кроуфорда. Мой знакомый. Его хватились только утром. Было известно, что вечером, после бала, он собирался кого-то навестить. Возможно – даму, поэтому, как Вы понимаете, ему не задавали вопросов. Но когда он не вернулся, его стали искать и нашли в деревенском кабаке, на полпути отсюда к имению Кроуфорда. По словам кабатчика, мой знакомый добрался едва жив, и вскорости испустил дух. Нет, – Рошфор снова улыбнулся миледи, – он не назвал никаких имен и не успел сделать никаких заявлений. Кабак, как я сказал, был на полпути сюда, я заехал к вам и… Тут тоже похороны.
- Вы хотите сказать… Лорд Кроуфорд? Мы тоже вчера были его гостями.
Рошфор рассмеялся:
- Восхитительно! Какое самообладание.
Он поудобнее уселся в кресле и продолжил деловым тоном:
- Миледи, мой приятель был вчера у Вас, я это знаю наверняка. Он умер примерно в одно время с лордом Винтером, у них одни и те же симптомы. Пока лишь мне пришло в голову связать эти два факта с вашим домом. Остальные грешат на повара Кроуфорда и его грибной пудинг.
- Что Вы хотите?
- Я делаю Вам честное предложение. Признаюсь, мне нет дела до того, поел ли лорд Винтер пудинга или чего-то другого. Мне есть дело до герцога Бекингема. Ваше мнение о нем?
- Негодяй, – глухо пробормотала миледи.
- Я так и думал. Так вот, некое важное лицо заинтересовано иметь при английском дворе своего человека. Вы прекрасно подходите – красивы, умны, деятельны. Имеете титул. Близко знакомы с Бекингемом. Вы можете быть очень полезны. Взамен – будут полезны Вам.
- По Вашему примеру?
- Моя верность не продается, – сухо ответил Рошфор.
- Дело чести? – насмешливо поинтересовалась миледи.
Он внимательно поглядел на нее и затем вежливо улыбнулся:
- Вам будут платить.
- Кто это важное лицо?
- Со временем узнаете.
- И Вы не опасаетесь, что я могу…
Вежливость Рошфора осталась безупречной:
- Я не ем пудингов, тем более – грибных. Что касается упомянутого важного лица, я бы не советовал Вам обманывать его. Его возможности превосходят Ваши предположения, Его проницательность – Ваши уловки, а его ум… Я не знаю человека умнее.
- И Вы ему преданы?
- Вашу преданность оплатят достойно, он щедр и ценит хорошую работу. Пока отправляйтесь куда-нибудь в имение подальше, похороните мужа, носите траур, словом, как следует играйте роль вдовы. Ведите себя умно, и Вам помогут воплотить Ваши желания и разобраться с врагами, уверяю Вас.
С каждым новым визитом Рошфора ее уверенность только росла, и когда, наконец, было названо имя Ришелье, миледи лишь мстительно улыбнулась в ответ – вероятно, ей казалось, что теперь она сможет быть на равных с кем угодно, и даже необходимость бывать во Франции не пугала ее. У нее есть деньги, положение и высокое покровительство. Разве что-то можно этому противопоставить? Да и кто на это решится, если даже сам король считается с Ришелье?
Правда, у короля есть его мушкетеры, но эти разгильдяи только и могут, что безобразить по трактирам, воображая, что кардиналу досадны их выходки.
Впрочем, если кардинал думал, что мушкетерам есть дело лишь до него, ему стоило бы поумерить гордыню. Мушкетеры были не особо притязательны в выборе объекта забав, и, за неимением других, вполне довольствовались друг другом, например, подсунув товарищу табурет со сломанной ножкой. Последствия были ожидаемы, и ожидаемы с нетерпением. Когда ничего не подозревавший мушкетер валился на пол, ругаясь, на чем свет стоит, его слушали, затаив дыхание – ведь автор самого замысловатого ругательства мог сорвать «банк», который составили участники забавы. Поднявшийся, как правило, быстро успокаивался перед такой перспективой и с удовольствием присоединял свои пару пистолей к «банку», чтоб иметь возможность полноправного участия.
Сыграть подобную шутку с Портосом никто не решился, ему просто предложили присоединиться. Нельзя сказать, что Портоса не смутила совсем уж примитивная простота забавы, но все проделывалось так весело, так задорно хохотали мушкетеры… Портос не устоял. Тем более, что Атос, сидевший поодаль в одиночестве, был настолько погружен в свои мысли, что все равно, что отсутствовал.
Сначала все шло отлично, но потом смущение Портоса возросло – в трактир вошел Арамис. Его позвали, предварительно одарив Портоса выразительными взглядами. Бедняга Портос вздыхал, пыхтел, ерзал на лавке, но ничего не помогало – Арамис неумолимо приближался и, хуже, всего, он приветливо улыбался Портосу.
- Ну-ка, что нам скажет «господин аббат»! Тише, господа! Арамис, присаживайтесь.
На длинных лавках по обе стороны стола было тесно, табурет манил удобством – выбор был очевиден. Арамис сел. Все затихли, а у Портоса лицо слегка покраснело и приобрело напряженное выражение. Арамис сидел, с растущим недоумением взирая на молчаливых товарищей, те, со рвением таращили глаза на него. Ничего не происходило. Кто-то, догадавшись, сунул голову под стол, толкнул соседа, тот следующего и скоро громовой хохот заставил очнуться даже Атоса. Арамис вскочил, еще не понимая причины, но уже побледнев при мысли, что смеются над ним.
- Браво, Портос!
- Это великолепно, господа!
- По чести, Портос выиграл «банк», эдакую штуку отколоть.
Портоса хлопали по спине и снова заглядывали под стол. Арамис чуть отступил назад, склонил голову и тоже увидел мощную ногу Портоса, поддерживавшую табурет.
- Я не хотел, чтоб Вы упали, – просто объяснил Портос и убрал ногу. Табурет свалился на сторону, потеряв сломанную ножку, и окончательно прояснив для Арамиса суть происходящего. Деньги, с общего согласия, отдали Портосу, не без оснований рассчитывая на угощение. Портос заказал выпивку для всех, на оставшиеся деньги обед для себя и друзей, и подсел к Атосу.
- Браво, Портос.
- Было бы разумнее не участвовать в подобных экзерсисах, – не скрывая раздражения, заявил Арамис.
- Это просто развлечение, – добродушно разъяснил Портос, не понявший слова «экзерсис».
- Тренировка глупости.
- Не очень умно, согласен. Но ведь смешно!
- Подобные шутки – дурной тон.
- По-моему, дурной тон – испортить друзьям развлечение.
- Я не считаю друзьями тех, кто шутит за мой счет.
- Я бы не позволил Вам свалиться.
- Я бы предпочел, чтоб Вы воздерживались от шуток, последствия которых приходится исправлять таким образом.
- Мне что же, спрашивать у Вас позволения, если захочется поразвлечься?
- В этом случае Вы бы не попадали в глупое положение.
- Я не нуждаюсь в няньках!
- Вы правы, кое-какие средства уже неуместны.
- Ваши нотации?
Арамис заметно побледнел, Портос уже был красен. Они стояли друг против друга, напрочь забыв о присутствии Атоса, и потому одинаково вздрогнули от неожиданности, когда Атос, вытянув руку вперед, резко хлопнул по столу.
- Оно того стоит?
Прерванные на полуслове, друзья не без труда обуздали свою запальчивость. Арамис сощурил глаза, Портос выглядел недовольным:
- Что?
- Удовольствие от ссоры.
Из глаз Арамиса ушло напряжение, и мелькнул насмешливый огонек. Атос привычно пожал плечами:
- Если стоит – продолжайте.
Портос не выдержал и усмехнулся:
- Ну, размяться никогда не помешает.
- Вы правы. Это было глупо. Но… – Арамису хотелось оставить за собой последнее слово.
- Продолжим?
Ссора, казалось, готова вспыхнуть вновь, но заговорил Атос:
- Никогда пустое самолюбие не заставит меня забыть, что вы – мои друзья. Обещаю, что если мне случится быть в дурном настроении, его жертвами станет кто угодно, только не вы. Если желаете, можете последовать моему примеру.
Он говорил негромко, как всегда, и нисколько не старался придать торжественности своим словам. Он говорил от себя и для себя, совершенно очевидно не стараясь никого склонить на свою сторону и убедить присоединиться к соглашению, несколько похожему на клятву. Он был готов следовать своему решению, даже если больше никто его не поддержит, и эта готовность убеждала сильнее слов.
Портос первым положил руку рядом, громко хлопнув ладонью о стол:
- Согласен. Ссориться лучше с гвардейцами.
Арамис деликатно коснулся кончиками пальцев края столешницы:
- Amen. – И, явно борясь со своим самолюбием, все же добавил, – Но это не отменяет ничьего права на собственное мнение.
Атос улыбнулся:
- Его можно высказывать не так запальчиво. Или есть что-то, что Вы цените больше? Право выбора?
Арамис задумался и покачал головой:
- Я уже сделал выбор и не изменю ему. Amen, друзья мои.
Принесенное трактирщиком вино как раз оказалось кстати и избавило от некоторой неловкости, которую испытывали трое взрослых мужчин. Они не жалели о собственной искренности, но им привычнее было выражать чувства делом, а не словом. Но и слова не были напрасны: расходясь по домам, друзья прощались с Атосом с особой теплотой, и у него было чувство, что ему благодарны. На несколько мгновений это согрело ему сердце, но почти сразу это чувство было отравлено горечью сожалений – не о друзьях, о себе.
Он смотрел на свою комнату, как отражение нынешнего своего состояния, смотрел отстраненно, и думал. Конечно, он прекрасно и до мелочей знал всю обстановку, да и подобные мысли посещали его не первый раз, но сегодня он дал им волю.
Фамильная шпага на стене – а где его семья?
Несколько книг – ничто, по сравнению с бывшей у него библиотекой, и уже не спросишь совета у Платона, просто протянув руку к полкам, заполненным лучшим, что только можно купить за деньги.
Великолепная шкатулка, драгоценные камни на эфесе – лишь осколки роскошной оболочки, когда-то обрамлявшей его жизнь.
Знатные соседи, кони, замки, земли – Гримо, полковая лошадь, съемная квартира, крысы.
Граф де Ла Фер теперь никто.
В голове крутилась какая-то неясная мысль, смутное воспоминание. «Да, не королевские палаты, – подумал Атос и тут вспомнил. – Ну конечно! Je ne suis roy, ne prince, ne comte aussy! Ne comte*… Вот уж действительно».
Атос стоял против окна, глядя на Париж, на отражение своей комнаты, на себя.
Но, что же тогда остается? Что?
То, что не пожалует ни один король, на что невозможно выдать никакой патент, что не купишь и не получишь в подарок – только он сам, такой, какой есть, такой, каким остается, несмотря ни на что.
*Je ne suis roy, ne prince, ne comte aussy. Je suis le sire de Coucy. – Я не король, не принц и не граф. Я – сир де Куси. (Девиз дома де Куси).